Читать книгу Заговор призраков - Екатерина Коути - Страница 5

В пасторате Джеймс Линден сразу же удалился к себе в кабинет, коротать время в обществе каменных горгулий. К таким приступам угрюмости Агнесс уже притерпелась. Хотя мог бы и объяснить, на чем они будут добираться в Лондон. Очевидно, что не на поезде. Мистер Линден не жаловал любые металлические конструкции, изрыгающие пар, если они крупнее закипающего чайника.

Да и сама Агнесс ненавидела поезда. С лета их возненавидела, со Дня Иоанна Крестителя, с того самого мига, как мистер Хант обрушил на Ронана железнодорожный костыль.

…Но как же он кричал, когда на его плече сомкнулись желтые клыки. Уже и кровь пошла горлом, а он все кричал и не унимался…

Нет! Это был лишь дурной сон, бесформенный, ускользающий, зыбкий, как волны, что слизали с песка следы ног Ронана и отпечатки ластов его матери.

…и кровь его отца…

Сон, просто сон. А когда она очнулась от морока, никого уже не было рядом – ни Ронана, пусть даже его поцелуи горели на ее губах, ни Мэри, обретшей наконец свою шкуру, ни переменчивой леди Мелфорд. Никого из ее друзей, истинных и ложных. Они ушли, как уходят призраки, стоит лишь разорвать цепь, что удерживает их на земле.

«Я медиум. Такова моя награда».

Только Джеймс остался с ней. Замкнул ее в магический круг, и никто не осмелился бросить в нее камень. А если бы и посмел, камень отскочил бы от незримой стены, и комки грязи сползли бы по ней, не замарав Агнесс. Рядом с Джеймсом она почувствовала себя счастливой. Ни строгость, ни наставления не помогли бы ему совладать с ней, но милосердие покорило ее. Отдавать ему долг – по улыбке, по чашке горячего чая, по заботливому слову – стало смыслом ее жизни.

Стряхнув с себя раздумья, Агнесс поспешила на задний двор. Что за сомнения? Конечно, они поедут в карете. Не в почтовой – столько миль трястись в тесном коробе! – а в своей собственной, которую еще предстояло подготовить к долгому путешествию. В конюшне она растолкала Диггори, прикорнувшего на коробе с овсом, велела ему смазать колеса дегтем и задать лошадям вдоволь корма. Им предстоит потрудиться. Жаль, нельзя будет взять с собой Келпи, белоснежную кобылу Джеймса, но она не пристяжная. Ничего, и Келпи дождется хозяина. Планы Джеймса задержаться в Лондоне до конца декабря показались ей преувеличением. Устроит Чарльзу разнос, а потом они втроем вернутся в Линден-эбби. На всякий случай Агнесс приказала Сьюзан, старшей горничной, подготовить гостевую комнату, сама же отправилась на кухню – позаботиться о провизии.

Выслушав пожелания мисс Агнесс и узнав, что за этим стоит, миссис Крэгмор вздохнула. Заколыхались оборки ее чепца, широкие, как капустные листья.

– Это хозяин велел наготовить яств на три голодных года вперед? – уточнила старуха, полируя куском фланели серебряные ножи. – Совсем он, что ли, ополоумел?

– Нет, так решила я сама. Неужели я прошу столь уж многого?

– Холодная баранья лопатка, пирожки с фаршем, яблочный рулет, лимонные тарталетки, сухофрукты…

Перечисляя, экономка откладывала в сторону по ножу, с тем чтобы наглядно явить госпоже эпический размах ее запросов. Горка серебра все высилась.

– …и ветчина в горшочках. Ветчина-то вам на что сдалась?

– Мы сделаем из нее сэндвичи. Сами знаете, что на постоялых дворах еда омерзительная. Лучше захватить все домашнее, чем глодать крысу на вертеле.

– Так-то оно так, – миссис Крэгмор осклабилась редкими зубами. – А хотела б я посмотреть, как Джейми все это на себя навьючит. Но, может, для вас расстарается. Будет вам ветчина, мисс Агнесс, только чур разбудите меня, как соберетесь в дорожку. Хотела б я на это посмотреть!

При всем уважении к экономке, мисс Тревельян не могла не отметить, что годы помутили ее рассудок и притупили почтительность, раз уж на ум ей пришла идея столь нелепая.

– Все припасы в карету погрузит Диггори, – чуть не по слогам объяснила ей Агнесс. – Как будто джентльмен станет таскать корзины!

Но миссис Крэгмор трясло от дряблого старческого смеха.

– Разбудите, мисс Агнесс, окажите милость. Ой, умора будет, как Джейми увидит ветчину!

Опускаться до прений с прислугой было ниже ее достоинства, и Агнесс удалилась из кухни, как только экономка, кряхтя, сняла с крюка холодный окорок и стала его нарезать. Это сражение барышня выиграла!

В ночь перед отъездом она почти не спала. Волновалась из-за Чарльза, который по юношеской неопытности попал в беду, и раздумывала о том, какую кару для него измыслит дядюшка. Но разве могла ее хилая фантазия тягаться с его мрачной изобретательностью? Быть может, он заставит племянника наизусть выучить Второзаконие? Защемив ему пальцы в особые колодки, чтоб не убежал? На этом ее воображение замирало и растекалось слезами жалости, но Джеймс, конечно, додумается до чего-нибудь пострашнее.

В мыслях Агнесс уже представляла, как утешает кузена, гладит по понурой голове, объясняет, что жизнь продолжается даже после изгнания. Ведь и сама она стояла над пропастью, в которой тлели угли позора, и лишь чудом туда не упала. Чарльзу повезло меньше. Бедный мальчик! Испугавшись своего проступка, он вынужден прятаться, как беглый каторжник. Даже в лондонский дом Линденов не отважился прийти.

Агнесс давно уже интересовалась своим кузеном, которого, к слову, не видела даже на портрете. Как объяснял Джеймс, мальчик был таким непоседой, что художники не успевали сделать с него хотя бы набросок. Но кое-какое мнение Агнесс о нем составила. В кабинете Джеймса висел портрет его родителей. Уильям Линден, дородный джентльмен в охотничьем костюме, опирается на ружье и смотрит куда-то в сторону, словно ожидая, когда ему составит компанию младший брат. Подле него леди Шарлотта, похожая на сахарную голову из-за голубого платья, прихваченного поясом под самой грудью и резко расширяющегося книзу. Выражение лица у леди Шарлотты встревоженное, правая рука беспомощно сжимает левое запястье. Миссис Крэгмор обмолвилась, что после того, как братья пригласили ее на охоту, бедняжка засыпала, обложившись крестами. Раз и навсегда уверившись, что попала в дьявольский вертеп, она даже смерть встретила с изрядной долей облегчения.

Если Чарльз хоть чем-то похож на родителей, он окажется добродушным увальнем с каштановыми завитками, которые липнут к его потным, раскрасневшимся щекам, когда он играет в крикет. Служанки хором называли молодого хозяина красавчиком, но их мнению Агнесс не доверяла. Посмели бы они сказать что-то иное о будущем владельце поместья!

Она ожидала Чарльза на каникулы, но в последний момент мальчик отпросился к приятелю в девонширскую усадьбу. У школьных друзей он был нарасхват, что указывало на его общительность и добрый нрав. Оправившись после потрясения, он снова будет весел и мил, хотя и слегка застенчив в присутствии взрослой кузины.

Чарльз был младше ее на полтора года, и разница в возрасте особенно умиляла Агнесс. Ей не терпелось примерить на себя роль старшей сестры… а еще лучше тетушки.

Она не запомнила, в каком часу ее сморила дремота, но проснулась Агнесс еще затемно. В потемках надела бежевое платье с незабудками, которое намеревалась переменить после завтрака. Расчесалась, собрав волоски с гребня в расшитый бисером чехол, свисавший с края зеркала. Скоро их будет достаточно, чтобы сплести браслет. Жаль только, что волосы у нее не хороши – тускло-рыжие, как тронутые осенью листья, но листья дуба, а не пламенеющие кленовые.

Загнав в пучок волос последние шпильки, Агнесс, помедлив, открыла шкатулку красного дерева и достала ожерелье. Тяжелые и неровные жемчужины блестели ярче, чем огонек свечи. Поколебавшись, повесила ожерелье на шею, припрятав под высоким вырезом платья. Единственное ее сокровище, талисман на добрую дорогу. Погладив ожерелье через тонкую шерстяную ткань, Агнесс попросила у него иную удачу, без тех ужасов, коими изобиловал ее обратный путь из Уитби. Пусть на этот раз все обойдется.

Она прошла через притихший дом, удивляясь, что служанки еще не поднялись: им давно уже следовало начать подготовку к отъезду хозяина. Неужели придется будить ленивиц? Собираясь заглянуть в их флигелек, Агнесс вышла на крыльцо, вдохнула предрассветную свежесть… и обнаружила, что кое-кто в доме проснулся.

Джеймс Линден стоял в двух шагах от крыльца, одетый, как для путешествия в город, в плаще и с цилиндром на голове. Видимо, дожидался, когда подадут карету. Агнесс задохнулась от возмущения, а Джеймс посмотрел на нее с таким же недовольством, как при первой их встрече.

– Вы хотели уехать без меня? Как вы могли!

– Вряд ли тебе понравится это путешествие. Мы не сможем захватить багаж, а разве ты обойдешься без вороха чулок и семи пар перчаток?

– Отчего же нет? – Агнесс осторожно спустилась с каменных ступеней, не так давно орошенных дождем. – Обойдусь! Но я думала, что мы поедем в карете.

– Еще чего. Мы отправимся в Лондон по старинке.

– На телеге?

Уже не в первый раз их беседы заканчивались его протяжным вздохом, означавшим, что знамена на башнях спущены, лучники покидают посты, а ворота скрипят тяжелыми засовами, чтобы распахнуться перед победителем. Осады давались Агнесс хорошо. Упрямства ей было не занимать.

Скрипя подошвами по мокрому гравию, мистер Линден сам подошел поближе и, окинув девушку придирчивым взглядом, завязал ей шаль узлом на груди.

– Не то в дороге потеряешь, – объяснил он оторопевшей воспитаннице. – Я бы оставил тебя дома, но от тебя так просто не отделаешься. Ты подоткнешь юбку, как девицы из баллад, и пустишься за мной вдогонку. Я не ошибся?

– Не ошиблись, сэр, – подтвердила она, хотя манипуляции с шалью оставались для нее загадкой. Они поскачут в Лондон верхом? Поскачут быстро? – Никуда вы от меня не денетесь. Если понадобится, я раздобуду железные башмаки и вскарабкаюсь за вами на стеклянную гору, как в сказке про Черного быка Норроуэйского. И все равно вас отыщу.

– Тогда обними меня покрепче и закрой глаза.

– Будет так страшно?

– Не особенно. Но голова непременно закружится, и тебя, чего доброго, стошнит.

Агнесс обняла Джеймса, прижалась головой к его груди, вдохнула запах лаванды и горьких трав и почувствовала, как загораются щеки и уши, а по спине бегут мурашки от удовольствия и легкого стыда. Джеймс велел ей обнять его, и это почему-то нужно для путешествия, и в этом нет ничего зазорного. Совсем невинное объятие, особенно если вспомнить, что очень скоро он будет обнимать ее уже как супругу и, наверное, кое-что еще себе позволит… И все же, все же… Объятие показалось ей настолько приятным, что Агнесс была смущена своими собственными чувствами.

– Я готова, – пролепетала она, но, как выяснилось мгновением спустя, готовность ее была несколько преувеличена. Трудно подготовиться к такому.

Джеймс хлопнул в ладоши прямо над ее головой и громко, четко произнес:

– Лошадь и охапка!

И тут же неведомая сила вырвала почву из-под ног, и их закрутило и понесло куда-то с ошеломляющей скоростью, и когда Агнесс осмелилась приоткрыть глаза – любопытно же! – ее ослепили всполохи радуги, над ней сомкнулся какой-то темный свод, пронеслась стена из вьющихся роз с шипами размером с кинжал, и раскрывались огромные цветы, рядом с которыми Агнесс могла бы почувствовать себя мотыльком, и мелькали чьи-то туманные лица, и было что-то еще, странное и неуловимое взглядом, оставлявшее в сердце острое чувство утраты, желание задержаться, остановиться, вернуться… А потом в ноги ударила земная твердь, Агнесс едва не упала, но Джеймс ее удержал.

Поначалу ей показалось, что они рухнули в огромный колодец, но под ногами был не камень, а брусчатка мостовой, а вокруг взмывали вверх стены домов. Задрав голову, Агнесс насчитала три этажа, но было их, наверное, больше – верхние тонули в тумане.

– Где мы?

– Не знаю. Какой-то переулок.

Переулок? Да он шире Хай-стрит в Линден-эбби.

– А где он находится, этот переулок?

– В Лондоне, где же еще ему быть. Принюхайся, и сама убедишься.

Агнесс попыталась последовать его совету, но от тумана, окутавшего ее влажным одеялом, закладывало нос.

– Но как же… как вы это сделали? Ведь вот только что…

– Я провел тебя по Третьей дороге, – ответил Джеймс, поправляя цилиндр. – Но ты ступала на нее и прежде, разве не так?

– Да, ступала.

Но тогда она вообще не смотрела по сторонам и не думала ни о чем, а только чувствовала. Чувствовала Ронана, растущую в нем силу, через толстую кожу перчаток ощущала охвативший его жар. Они были такие горячие, его руки. Горячие от страсти к ней и от исступленной ярости, что выжгла в нем все человеческое. И еще от того, что кожа Ронана, вся в рубцах и струпьях, была так страшно воспалена.

Ее тело отозвалось на его жар и, согретые пламенем, в ней созревали и наливались алым такие желания…

Нет, нельзя об этом вспоминать. Не было ведь ничего. Просто сон.

– Обратно мы вернемся так же, по Третьей дороге?

– Нет. Такого рода перемещения отнимают немало сил, особенно если проделывать их вдвоем. А втроем они невозможны. Я уже пробовал… однажды. У меня не получилось.

– Но откуда вы знаете, что Чарльз квартирует именно здесь?

– Кровь.

– Где кровь? – спросила Агнесс, проводя рукой по лицу.

Вдруг те розы оцарапали ее своими страшными шипами?

– У нас с Чарльзом общая кровь, и она зовет меня, зовет всегда. Я найду его, где бы он ни был и хочет он того или нет.

С ней все иначе, поняла Агнесс. Чтобы Джеймс нашел ее, она должна воззвать к нему первой. Помянуть по имени. Ведь в имени фейри заключено волшебство, от которого веками отгораживались люди, придумывая им почтительные прозвища – «добрые соседи», «народ с холмов», «благословение своей матери». Сам же он ее не отыщет.

Порою Агнесс сожалела, что у них с Джеймсом нет ни капли общей крови, ведь покойный лорд Линден был родней ей, но не ему. Вот бы и ей частицу волшебства! Она-то хоть и медиум, но совсем простушка. Способность видеть сокрытое досталась ей по чистой случайности, потому лишь, что ее угораздило родиться в Сочельник, в то самое время, как досадовала мама, когда не найдешь ни одной трезвой повитухи. Будь она фейри или хотя бы полукровкой, все было бы иначе. Третья дорога расстилалась бы перед ней по одному лишь зову и несла, куда Агнесс вздумается. А сама она была бы прекрасной и такой могущественной, что никто не посмел бы поставить ее у позорного столба…

Мечты, пустые мечты. Нужно сосредоточиться на том, что на самом деле объединяет ее с Джеймсом, – на их общем родстве с Чарльзом Линденом. А бедный мальчик оказался в Лондоне совсем один.