Читать книгу Двери в темное прошлое - Екатерина Островская - Страница 4
Часть первая
Глава 2
ОглавлениеПрипарковаться было негде. Въезд на площадь был закрыт, а парковка возле рынка была забита так, что водителям, оставившим здесь свои автомобили, надо было собираться, чтобы выяснить, в каком порядке отсюда можно выбраться. Вдоль всей трассы машины стояли плотно друг за другом с обеих сторон дороги.
Карсавин приметил одно местечко, но, когда попытался поставить туда свой автомобиль, его обогнал и вклинился на свободное местечко банкир Панютин, который весь путь от поселка следовал за ними. Теперь он занял присмотренное писателем место и, совершая этот захват, помахал Карсавину, Марине и Максиму рукой, улыбаясь во весь рот.
Карсавин не обиделся, он даже в ответ махнул рукой, а потом сказал, ни к кому не обращаясь:
– Теперь понятно, почему на финансовом рынке такой, извините за грубое слово, бардак: никакого уважения к честным налогоплательщикам.
Место они нашли метров за сто, почти в самом конце вереницы машин. Вышли и направились к площади. Банкир их поджидал, рядом с ним стояли жены его заместителей: Люба и Виолетта.
А с площади неслась громкая музыка, и пронзительные женские голоса орали:
…А у нас так не делают,
Да окна бить не бегают.
Ай, потихоньку, ромалэ, подойдут,
Да рамы выставят – и с окнами пойдут.
Ай, мэ мато, мато, мато ли мэ.
Ай, мэ мато, мато, мато ли мэ…
– Что такое, – удивился компьютерный гений, – цыгане приехали?
– Они живут здесь, – отозвался писатель. – Рядом есть целый цыганский поселок. Очень вежливые и приличные люди. Я как-то в очереди стоял за овощами. И вдруг чихнул. Сразу с двух сторон мне: «Будьте здоровы!» Посмотрел, а это цыгане мне здоровья желают, а вся очередь из русских промолчала. Вот такие они… Цыганки здесь не пристают с гаданиями, пьяных цыган не заметно. Только в овощных магазинах очереди от них большие образуются, потому что каждый из них берет два яблока, две груши, два апельсина… Или по три… В зависимости, у кого какая семья.
Они подошли к банкирской компании, поздоровались. Обе женщины, приехавшие в машине Панютина, поцеловали Марину, как старые подруги.
На площади перед местным Домом культуры стояли шатры: в некоторых что-то продавали, в других были устроены аттракционы – стрельба из пневматических винтовок или бросание ватных мячиков в пустые пивные банки, а в одном стояли детские пластмассовые лошадки, которые покачивались. На одной из лошадок, прижавшись щекой к пластмассовой гриве, спал ребенок лет трех с соской во рту.
За прилавком скучала женщина, продающая билеты на это представление.
– Не желаете ли в скачках поучаствовать? – обратилась она к Марине.
– Меня укачивает, – ответила Лужина и показала на ребенка: – А кто его бросил тут?
– Никто его не бросил, – обиделась женщина-билетер, – это мой жокей. Не дома же его одного оставлять. Он, может, целый год о таком счастье мечтал.
– … Ты услышь меня, – кричал с открытой эстрады Дома культуры цыган, – под окном стою я с гита-ра-а-ара-а-ю-ю!
Спутники исчезли в толпе, и Марина бросилась их искать. Подруг банкира Любу и Виолетту обнаружила быстро в ближайшей пивной палатке. Обе сидели и с умным видом смаковали мутное пиво.
Над стойкой возвышался пожилой мужчина и наполнял очередную кружку – только непонятно для кого.
– Попробуй, – предложила Виолетта, – это местное: называется «Кирьясальское».
– Деревни такой, Кирьясала, давно уже нет, – произнес продавец пива, – даже фундаменты не сохранились, а пиво там будто бы до сих пор варят.
– И кто же такой ушлый? – поинтересовалась Люба.
– Да я, – признался мужчина, – таких специалистов, как я, здесь нет.
– Вас случайно не Васей зовут? – спросила Марина. – Вы из Куйвози?
– Вообще-то я – Петя. А Вася – это мой брат-ренегад, который забросил семейную традицию и варит… даже стыдно сказать, какое пойло.
– Такое плохое у него пиво? – удивилась Люба.
– Вася варит виски, – объяснила Марина, – народ хвалит.
– Какой народ? – возмутился продавец. – Алкаши одни.
– Писатели даже хвалят, – продолжала издеваться Марина.
– Да алкаши они, ваши писатели. Что Хемингуэй, что Ремарк. Вот поэты – совсем другое дело. У нас тут один – у него столько книжек написано! Так даже мой продукт в стихах отметил.
Не пейте, товарищи, водку,
Она вам испортит походку.
Попробуйте пиво от Пети –
Нет лучше напитка на свете.
– Какой у нас поэтический край! – восхитилась Виолетта.
– А то! – кивнул пивовар.
Он наконец закончил наполнять кружку и протянул ее Марине.
– Денег не надо. Это мой вам презент. У красивой женщины все должно быть самое лучшее.
Пришлось из вежливости сделать небольшой глоток, а потом идти дальше с бокалом пива в руке.
Вокруг веселились люди, несмотря на то что цыганский ансамбль сделал небольшой перерыв. Соседей-мужчин видно не было.
Марина рассматривала выставленные на ярмарке товары, приценилась к фермерскому меду, решив перед отъездом купить пару баночек. Потом поинтересовалась, где находится боулинг, и ей показали, но посоветовали туда не ходить, так как сейчас там очень тесно, потому что уже начались соревнования среди любителей сбивать кегли.
Неожиданно она увидела Вадима Каткова. Даже удивилась, потому что только подумала о нем, вспомнив, что популярный рэпер собирался на праздник города, но почему-то не поехал с ними.
А теперь он сам подскочил с гитарой. Сообщил, что хочет принять участие в конкурсе самодеятельности. Признавшись в этом желании, почему-то смутился. Потом увидел бокал с пивом.
– Местное?
Марина протянула ему пиво.
– Возьмите, я все равно его не пью.
Вадим взял бокал, сделал глоток.
– Петя варил! – почему-то сразу догадался он. – Вкусная вещь!
И побежал, держа в одной руке футляр с гитарой, а в другой – бокал с пивом.
Марина проходила вдоль торговых рядов, рассматривая варежки, носки, свитера домашней вязки, китайские спортивные костюмы, валенки и кроссовки «Пума», банки с вареньями и соленьями.
В одной из палаток разливали по емкостям французские духи.
От всего этого становилось легко на душе и весело. А вокруг радовались и смеялись люди.
Вскоре начался смотр местной самодеятельности.
Но сначала на сцене появился глава городской администрации, который начал рассказывать об успехах муниципального образования. Микрофон разносил его голос по площади.
Но Марина не слушала. Она увлеченно стреляла по мишеням в тире и даже попадала иногда.
Потом со сцены к народу обратилась какая-то дама, представившая детскую театральную студию, подготовившую музыкально-поэтическую композицию по стихам местного поэта.
– …Это не только талантливейший поэт нашего времени, – проникновенно произнесла дама, но он еще и большой патриот. Он начал работу над книгой об истории родного края, которую назвал историей Северной Ингрии.
Шум в толпе смолк: очевидно, собравшиеся поняли, о ком идет речь.
– …У этого исследования были и противники, – летел над притихшей толпой голос дамы. – К сожалению, Анатолий Вильямович не закончил свой труд. Он трагически погиб при невыясненных обстоятельствах.
Марина перестала целиться и прислушалась.
Но дама закончила свое выступление. Зазвучал баян, и прозвенел голос ребенка, читающего стихи:
Протока обмелела, но мальки –
Инстинкт жесток, или судьба жестока:
Бросаются на влажные пески,
Им невдомек, что высохла протока.
Так память предков – пусть на волоске,
Влечет туда, где быть должна бы роща.
А там болото, и куда как проще
Вот так же биться рыбой на песке…[1]
Дети продолжали читать стихи.
Марина, замерев с винтовкой в руке, слушала.
Какой-то щелчок вывел ее из оцепенения. Она даже подумала, что это выстрелила ее винтовка. Но оказалось, что подошли Карсавин с Максимом, и компьютерный гений запечатлел ее, романтически внимающую стихам, на свой телефон.
– Простите, что оставил вас одну, – произнес писатель, – решил поучаствовать в состязании по сбиванию кеглей. Боулинг – моя страсть.
– Как результат?
– А-а! – махнул рукой писатель. – Хуже, чем в прошлом году. Даже в призеры не попал. Старею.
А со сцены прилетел голос девочки:
…Куст ивы, наклонившейся к воде.
Крик иволги несется над водою –
Так тонок, что хочется продеть
В ушко иглы и словно нить удвоить…[2]
– Вы знакомы были с местным поэтом? – спросила Марина писателя.
– С Толей? Знаком разве что. Но он ведь погиб при странных обстоятельствах. Темное дело. Поехал в Царское Село, и там на вокзале к нему подошли какие-то люди в камуфляжной форме. Вроде из частной охраны. Завели за привокзальное кафе и забили до смерти.
– Ужас какой! – поразилась Марина.
– Действительно ужас. Он безобидный был человек. Светлый человек, можно сказать. Да и в возрасте уже солидном. Такой улыбчивый старичок с седенькой бородкой.
– Он тоже исследовал историю Северной Ингрии, – вспомнила Лужина.
– Исследовал, и что?
– За это ведь не убивают, – высказал свое мнение Максим.
Марина положила ружье на стойку.
А человек, который заряжал винтовку, подавал ей патроны и на которого она вовсе не обращала внимания, вдруг дал о себе знать:
– Юноша, сейчас и не за такое могут убить…
Но произнес он это не для компьютерного гения, а глядя почему-то на писателя. И только после этого обернулся к Лужиной.
– Убить могут за любую мелочь. Тем более поэта. Много ли вы знаете поэтов, которые умерли своей смертью. Они при жизни-то с богом разговаривают. Иначе стихи не получаются. А так только, ерунда рифмованная…
– Ваша правда, – согласился Карсавин, – удивительно даже, как в таком городке люди разбираются в литературе!
– В нашем городке, господин Карсавин, – серьезно ответил владелец тира, – люди разбираются в людях.
Писатель молча взял с прилавка винтовку, согнул ее пополам, зарядил и, почти не целясь, выстрелил. Сразу же замигала лампочками, загудела и закрутила пластмассовыми крыльями игрушечная мельница. Потом он сбил еще одну мишень, еще и еще.
– Лихо вы! – удивилась Марина.
– Только чтобы произвести на вас впечатление, – ответил Карсавин и положил винтовку.
Потом он заплатил за свои выстрелы и за те, что сделала Лужина, взял ее под руку и сказал:
– Тут неподалеку есть кафе, где подают блюда местной кухни. Не скажу, что я большой поклонник, но пельмени с рыбой попробовать стоит.
Окна в кафе были открыты, и сюда отчетливо доносилось все, что происходило на сцене возле Дома культуры.
– Как в вип-ложе сидим, – сравнил Максим, опустившись за столик, – хотя и не видно ничего, но это необязательно.
Подошла молоденькая официантка в переднике, расшитом красными нитками: птицы и деревья.
Перед тем как сделать заказ, Карсавин позвонил банкиру, и тот сказал, что тоже подойдет вместе со своими спутницами.
Так что вскоре собрались всей компанией, не считая, конечно, Вадима Каткова, который собирался участвовать в конкурсе.
Время шло, на сцене сменялись выступающие. Наконец, раздались аплодисменты и свист.
– А вот и наша звезда появилась, – догадался Карсавин, – давайте сожмем кулаки за него, чтобы не опозорился.
Было слышно, как Вадим покашлял в микрофон, а потом объявил, что он исполнит романс, который написал накануне, и сегодня это первое представление песни.
Зазвучала гитара, и Окатыш почти зашептал в микрофон:
Ласточка, ласточка, ласточка,
Мир распахни голубой,
В памяти как фотокарточка
Миг, осененный тобой.
Что-то ушедшее, вечное,
То, что так ныло в груди.
Ласточка, птичка беспечная,
Не улетай, погоди…[3]
Площадь притихла, молчали и все посетители кафе, даже молоденькая официантка подошла к открытому окну, чтобы лучше слышать.
И Вадим запел громче, словно специально для нее.
Молчала площадь, и весь городок молчал.
Пусть все надежды растаяли.
Только слежу, не дыша,
Как над небесными далями
Мается чья-то душа.
Вадим закончил выступление, и сразу на площади раздались аплодисменты и свист.
– Мне очень понравилось, – сказала Лужина, – надеюсь, его оценят по достоинству.
– Что же он так на эстраде не выступает? – вдруг произнесла официантка. – А то поет всякую лабуду, если, конечно, это можно назвать песнями.
– У нас вкус формируют не зрители, а те, кто заказывает музыку, – ответил ей писатель. – Еще совсем недавно из каждого утюга летел «Владимирский централ», а теперь вот рэп. Конечно, Вадик не победит – не та аудитория. Сейчас выйдет прошлогодняя победительница с не умирающим уже полвека шлягером и задорненько его исполнит. Каждый год она исполняет только финскую полечку.
– Это, кстати, моя мама, – на всякий случай предупредила официантка.
– Да я против нее ничего не имею. Голос у нее замечательный. И рыбу она продает очень хорошую. Папа, небось, ловит?
– Ну да, – кивнула девушка.
Концерт после этого долго не продлился.
Выступил молодой цыган, а потом раздались бурные приветственные аплодисменты.
Молоденькая официантка напряглась и прислушалась.
Зазвучала веселая музыка, и аудитория взревела от восторга.
И потом аплодисменты еще долго не смолкали. Популярную у местных жителей исполнительницу не хотели отпускать со сцены.
Итоги были подведены быстро.
Катков, как и год назад, занял второе место.
– Надо Вадику позвонить и поздравить, – сказал Карсавин.
Он взял телефон и удивился.
– Однако времени уже сколько! Скоро уже и салют начнется. Надо поспешить, а то ярмарка вот-вот закроется.
Марина вспомнила, что хотела купить мед, и побежала на площадь.
Максим поспешил следом за ней.
Палатка с медом сворачивалась. Банки с медом взвешивать не стали. Продавщица сказала, что и так знает, что и сколько весит.
Народ не расходился, казалось, что людей стало еще больше, – все ждали начала салюта.
Марина продиралась сквозь радостную толпу, а когда оказалась на свободном месте, увидела поджидающих ее соседей.
– На салют останемся? – спросила она.
– Надо ехать, – сказал банкир, – а то потом трудно выбраться будет – все машинами забито. Вернемся и посидим у меня.
Они поспешили к припаркованным вдоль трассы автомобилям, и вдруг Карсавин вспомнил:
– Я же хотел в Куйвози заехать к Васе. Взять у него виски.
– Поздно уже, – покачал головой Панютин, – потом тебе надо девушку домой доставить в целостности и сохранности.
– Так я за десять минут обернусь, – пообещал Карсавин, – тут всего-то четыре километра в одну сторону. Вы даже до своей машины дойти не успеете.
И он поспешил. Сначала быстрым шагом, а потом почти бегом.
Марина несла пакет с большими банками меда. Банкир, заметив, что ей тяжело, взял пакет из ее руки. Рядом шел Максим, который почему-то не сделал этого раньше.
А следом за ними, взявшись за руки, еле плелись две подружки – жены менеджеров банка «Ингрия». Панютин посмотрел на них, приостановился, а потом, поняв, что стоять и ожидать, когда жены его друзей подойдут ближе, бесполезно, снова ускорил шаг.
– Пока поставим ваш мед в мою машину, а то когда еще Ваня вернется, – сказал он Марине.
Втроем подошли к трассе, вдоль которой тянулась цепочка припаркованных автомобилей. Количество машин если и уменьшилось, то не намного.
Дорогу сразу перейти не удалось. Пришлось пропускать спешащие куда-то машины. Банкиру, судя по всему, ждать надоело, и он перескочил дорогу едва ли не перед самым капотом черного внедорожника. Марина с Максимом, дождавшись, когда поток спадет, перешли тоже. Теперь они направлялись к машине Панютина, видели его широкую спину, видели, как тот открыл заднюю дверь и поставил пакет на сиденье. А потом он наклонился внутрь салона и начал оседать, как будто пытался найти что-то на резиновом коврике.
– Что такое? – не понял компьютерный гений и ускорил шаг.
Лужина поспешила за ним.
Банкир стоял на коленях перед своим автомобилем, а туловище его и голова находились внутри салона перед сиденьями заднего ряда.
Но Марина успела заметить только, что на его спине расползается темное пятно крови. Она отскочила в сторону, хотела закричать от ужаса, а получился какой-то сдавленный стон.
И тут же небо с оглушительным грохотом раскололось и осветило все вокруг разноцветным сиянием. Начался салют.
1
Анатолий Иванен.
2
Анатолий Иванен.
3
Стихи автора.