Читать книгу С.О.Н. - Екатерина Перонн - Страница 5
4
ОглавлениеЯ не хочу ни о чем думать.
Выбросить из головы весь вечер, словно это был еще один кошмарный сон.
Возможно, я проснусь завтра в своей кровати с высокой фиолетовой спинкой, на которой наклеен смеющийся смайл. Мне будет снова тринадцать, на завтрак мама испечет блинчики, а после обеда мы поедем с ней в магазин за сладостями.
Не думать. Ни о Поле. Ни о Марго. Ни о свадьбе. Ни о чем.
Возле дверей моей комнаты Наташа останавливается.
– Ты иди, дорогой, – со сладкой улыбкой говорит он папе. – Нам с Алисой нужно немножко посекретничать. Между девочками.
Главное вслух не застонать от неизбежности.
– Хорошо, любимая. Жду тебя. Спокойной ночи, солнышко, – привычно прячет отец глаза, когда обращается ко мне.
Как бы мне ни было это неприятно, Наташа стала ему прекрасной супругой. Она никогда не жаловалась, активно пользовалась его деньгами, искренне радовалась дорогим подаркам и поддерживала в доме уют, который так требовался отцу после утомительного рабочего дня. Полная мамина противоположность. Конечно, вместо Наташи убиралась у нас молодая узбечка Теша, а готовила Светлана Николаевна. Но папе не было дела до приходящей прислуги. Главное, что дом забыл об истериках, пьянках и недовольстве, царивших в последний год жизни мамы. И это отца устраивало. Как и то, что Наташа взяла на себя бразды моего воспитания.
– Ты не устала, Алиса? Уделишь мне пять минут? – с фальшивой заботой в голосе произносит мачеха.
Папа еще топчется в коридоре. При нем она всегда такая ласковая. Особенно, если злится.
Вместо ответа открываю дверь в свой номер и делаю приглашающий жест рукой.
Сегодня я потеряла туфельки под столом, меня ждет тирада разгневанной мачехи, и на горизонте появился прекрасный принц. Чем не Золушка?
«Только вот у принца уже есть принцесса», – грустно напоминает подсознание. Это несправедливо. Нечестно. Неправильно.
Наташа задумчиво присаживается на кровать. Она разрывается между идеей устроить взбучку и идеей простить и плюнуть на это дело. Ей не хочется начинать отпуск со скандала. И я ее понимаю.
Плюхаюсь на пуфик возле внушительного дубового стола.
Покорно жду.
– Девочка моя, тебе не показалось слегка странным твое поведение этим вечером? – начинает мачеха издалека.
«А как бы ты себя повела, если бы увидела, что главный персонаж твоих ночных кошмаров вдруг появился наяву, да еще и под руку с Марго?» – бесится внутренний голос.
– Ты про обморок? Голова закружилась, я сама не поняла, что происходит…
Играть дурочку, смачно хлопающую ресницами, я научилась у нее. Наташа слегка краснеет.
– Нет, не только про обморок.
Поль со своим чарующим взглядом стоит перед глазами. Как можно выключить мозг, не прибегая к суициду? Надо будет у Интернета спросить.
– Алиса, ты дерзила Нине, спорила со мной, игнорировала большую половину того, что тебе говорил Слава. Ну, и плюс обморок, естественно. Что это? Запоздалый подростковый приступ? Гормоны вдруг созрели и побежали в мозг?
Ну, у нее хотя бы нет претензии к тому, как я вела себя с Полем. И с Марго. Это не может не радовать.
– На людях ты всегда меня слушалась, – продолжает Наташа, бросая укоризненный взгляд на мой открытый чемодан, валяющийся посреди комнаты. – Наши с тобой конфликты мы решаем между нами. Без посторонних. Зачем была нужна эта пламенная речь о том, что ты хочешь малевать картинки вместо нормальной работы? Зачем сегодня вечером, когда мы были в обществе?
Когда-нибудь поток ее гнева закончится и она замолчит. Нужно просто подождать. Дышать ровно. Принять виноватый вид. И, самое главное, не думать о Поле. Каждую микросекунду контролировать свои беспорядочные мысли.
– Я стараюсь для тебя, глупое дитя. Я так хочу, чтобы у твоего отца был повод тобой гордиться. А ты? Ну, что молчишь? Я хочу объяснений!
Хочет она. А я хочу прямо сейчас выскочить на улицу, поймать первое попавшееся такси, поехать к Полю домой и утонуть в его объятиях.
Даже наличие Марго меня бы не остановило. Жаль только, что я не знаю адрес.
– Прости меня, пожалуйста, – решаю я оформить несуществующее раскаяние (ссориться себе дороже, это я уяснила уже давно). – Мне кажется, что я просто очень устала: день был безумно длинным. Не знаю, что на меня нашло.
Наташа нервно жует губы. Ей хочется еще извинений. Но мои силы на исходе, Поль постоянно заглядывает в мысли, голова раскалывается, и вдохновленная речь о проступках нерадивой падчерицы длинней не получается.
– Мне было очень стыдно, Алиса, – Наташа артистично смахивает с ресниц несуществующую слезинку. – Я прошу тебя, чтобы больше такого не повторялось! Свои претензии высказывай, будь добра, лично. Один на один. Как взрослая, а не как пятилетний ребенок, всюду сующий свое «я». Мне и так сложно с тобой: ты упрямая, как осел, и несговорчивая, как валенок. Но я же не рассказываю об этом друзьям и не устраиваю тебе сцен в присутствии третьих лиц!
Я упрямая, потому что ты меня такой делаешь. Почему нельзя смириться с тем, что мои мечты и желания не соответствуют твоим планам? Возможно, когда-нибудь я наберусь смелости и скажу ей вслух эту фразу целиком. А сейчас я рассматриваю свои голые коленки и всем своим видом выражаю покорность и печаль.
Молчание затягивается. Поль и его волшебные кудряшки маячат перед невидящим взором.
– Больше чтобы такого не повторялось. Договорились?
Наташа встает с кровати, медленно идет к дверям. Я киваю, распущенные волосы пляшут на щеках.
Не думать. Ни о чем.
– Хорошо. Спокойной ночи. Я очень рада, что вы со Славой завтра идете гулять вдвоем.
Слава. Кто такой?
Ах, да. Еще и это.
Когда Наташа, хлопнув дверью чуть громче, чем требуют приличия фешенебельного отеля, наконец, уходит, долгожданное одиночество не приносит мира в растерзанную душу.
Скидываю с ног неудобные туфли, озабоченно потираю ноги. Сколько же мозолей! На мизинцах, на больших пальцах, на пятках. И это я еще мало ходила. Для кого эту обувь делают? Кукол Барби? С их неестественно вытянутым носком им было бы, наверное, удобно.
Пуфик, на котором я сижу, скорее дизайнерский, чем удобный. Встаю, пожалев свою пятую точку, утопающую в мягких складках искусственной кожи.
Поль. Не могу не думать о нем. Это выше моих сил.
Мне нужно чем-то занять свои глаза с ушами и руки с ногами. Не помешало бы и промыть нос, так как он все еще помнит запах лимона, кедра и амбры. ЕГО запах.
Пробегаю глазами по комнате. Широкая кровать, напротив – большой плоский телевизор. Тумбочки из красного дерева, светильники в форме бутонов колокольчиков, раскрывших лепестки в ответ на ранний солнечный луч. Тяжелая дверь в ванную комнату, длинный современный шкаф с зеркальными панелями, высокое окно со старомодными французскими ставнями. В углу – вычурный стол на резных ножках, на который я в спешке побросала рюкзак, журналы из самолета и свою миниатюрную черную косметичку. На втором пуфике валяются джинсы и футболка. Посреди комнаты, открытый, словно пасть крокодила, в которую сейчас полезет дрессировщик, лежит зеленый чемодан, блестящий кучей стикеров на своих вальяжных боках.
Кидаюсь к нему. Выискиваю в одном из боковых кармашков свой любимый парфюм и распшикиваю по номеру. Прочь запахи кедра и цитрусовых. Прочь воспоминания из моей головы.
Цветочный аромат духов вдруг кажется мне тошнотворно сладким. Кашляю, роняю флакон на серый ковролин и распахиваю окно.
Я сумасшедшая. Мне это показалось. Поль не Ангел из сна. Просто похож.
«Да, да. А еще ты не Алиса Светикова, а Елизавета Вторая, у тебя прекрасный муж, четверо детей и сумка Launer», – издевается внутренний голос.
Надеваю наушники, дабы не разбудить мирно спящих гостей приличного отеля и врубаю музыку на телефоне. Старый, добрый рок, что может быть лучше, а главное громче?
«Here I am
Rock you like a hurricane».
(«Вот он я, встряхну вас, как ураган», слова из песни группы Scorpions.)
Уши слегка закладывает от максимального звука. Ну и пусть. Пусть даже барабанные перепонки лопнут. Если это поможет не думать о сегодняшнем вечере, то я готова к таким жертвам.
Раздвигаю панели в шкафу. Множество полок, ящиков и штук десять вешалок. Стаскиваю с себя пиджак, тут же пристраиваю его на широких деревянных плечиках. Наташа бы мной гордилась.
Снова кидаюсь к чемодану, решив разобрать ворох одежды, старательно упакованный моей мачехой. Еще один пиджак, джинсовая куртка, мастерка (жаль, что короткая, прикрывает лишь половину тела), платья, юбки, топы, блузки, шорты. Десяти вешалок не хватит. Почему так много? Мы разве не на неделю сюда приехали? Или Наташа планировала, что я буду три раза в день переодеваться?
Непривычное, слишком открытое и прозрачное тряпье меня раздражает. Не разобрав и половины, я безнадежно кидаю вещи назад в пасть зеленого крокодила. К черту.
Он существует. Ангел из сна. Это не просто картинка, которая раздражающе мельтешит перед глазами, а ты пытаешься вспомнить, где ее видела раньше. Он реален.
Подсознательный голос не заглушают даже гитарные арии, занимающие все пространство ушей.
Нет, я преувеличиваю, это был не он. Просто похож.
С силой скидываю со стола весь хлам прямо на жесткий и холодный ковролин. Достаю из рюкзака свой альбом.
Там, на последних страницах, тех самых, что я никому и никогда не показываю, есть ответ. Доказательство целостности моего, возможно, недалекого, но здравого ума. Рьяно листаю к концу, неуклюже мну бумагу дрожащими пальцами и, наконец отыскав портрет, замираю. Миллион карандашных штрихов, детальная прорисовка всех морщинок, каждого блика и широкой улыбки. С исчерканной моими стараниями страницы на меня смотрит Поль. Мой Поль.
Вскакиваю с мягкого пуфа, долбанувшись как следует коленкой об угол стола. Кружусь по комнате, словно коршун, выискивающий жертву. Кровать, тумбочка, дверь, шкаф, окно, бюро, пуфы, телевизор, еще одна дверь, снова кровать…
Он существует, я его видела сегодня в ресторане. В реальном мире. Тот, которого я любила всю жизнь, оказался не плодом воображения и не забытым воспоминанием. Его зовут Поль, ему тридцать лет, и он живет в Париже.
Нарезав кругов двадцать, плюхаюсь на пол, рядом с безликим чемоданом. Отбрасываю наушники, из-за внутренних терзаний я совершенно не слышу музыки, поэтому нет смысла царапать барабанные перепонки. Обнимаю голову руками, закусываю нижнюю губу.
А еще Поль женится. На Маргарите. В субботу.
– О-о-ох, это невыносимо! – кричу я своему отражению в зеркальной панели шкафа.
Вскочив на ноги с таким пылом, что низ спины протестующе взрывается от незапланированной физкультуры, бегу в ванную и изо всех сил хлопаю дверью. Лучше смыть зарождающуюся истерику теплой водой, чем рыдать, уткнувшись носом в пахнущий чужими ногами и жизнями серый ковролин.
Долго стою под душем, отдаваясь во власть горячих струек воды. Смываю тушь прямо мылом (Наташа бы выцарапала мне глаза, если бы узнала). Жаль, что смыть то, что я сегодня увидела, мылом не получится. Даже серная кислота не поможет.
Чищу зубы, затем отыскиваю в рюкзаке маленькие желтые таблетки валерианы и закидываю в рот штук пять. Это чтобы перестать бесноваться и кружить по маленькой комнате, как по футбольному стадиону. Долго и тщательно сушу и расчесываю свои потемневшие от влаги русые волосы. Дабы не корить себя за пренебрежение к моему новому гардеробу, со щелчком закрываю чемодан с помятыми одеждами.
С глаз долой – из сердца вон. Жаль, что к Полю с Марго это неприменимо.
Моя удобная хлопковая пижама осталась в далекой Сибири, поэтому приходится пялить на себя скользящий шелковый комплект. Наташа продумала каждую деталь моего нового, французского стиля. Но скажите мне, пожалуйста, кто будет смотреть, в чем я сплю по ночам? Или она рассчитывала, что кто-то все же будет? «Славе, наверное, понравилось бы, – нервно подтверждает мои сомнения внутренний голос. – Она, возможно, для него и выбирала».
Я даже возмущаться не могу: валерьянка-таки подействовала и унесла сильные эмоции в небытие. Если Таша действительно думает, что я покажусь Славе в черной шелковой пижаме с красными ажурными цветами, то она заблуждается сильнее, чем Козьма Индикоплов. А тот, как известно, писал в своей топографии, что Земля плоская.
Читая первый попавшийся французский журнал, я из последних сил борюсь со сном. Тем не менее, на статье о том, что нельзя делать во время первого свидания, мои глаза предательски закрываются, и голова постыдно падает на подушку.
Снова вижу Его. Кошмар, преследующий меня последние пять лет, кажется до боли реальным. Но в этот раз я заставляю себя по-настоящему бороться. Если не остановиться и побежать дальше, то и Поль (как странно, у Ангела теперь есть имя) проскочит этот коварный перекресток. Не в воспоминании, конечно, но хотя бы во сне.
Ноги, однако, привычно врастают в асфальт: тело парализует, и я вижу, как мужчина моей, возможно, прошлой жизни выбегает из-за угла.
НЕТ! ТАМ МАШИНА! ОНА ТЕБЯ УБЬЕТ!
Я как будто и кричу, но Ангел не слышит моих воплей. Я пытаюсь замахать руками, заплакать, сделать хоть что-то. Хотя бы проснуться.
В какой-то момент, упав с кровати и запутавшись в улетевшем со мной одеяле, я почти вырываюсь в реальность. Но солнечный свет вдруг освещает подушку, которую я почему-то прижимаю к груди, и я понимаю, что все еще стою на зловещем перекрестке. Безразличный к моим манипуляциям, Ангел делает шаг, и в который раз мои уши закладывает от визга тормозов.
НЕ-Е-Е-ЕТ!
Прихожу в себя медленно, толчками, осознавая, что все еще держу в руках ненужную подушку. Комната кажется совершенно незнакомой, я испуганно отбрасываю свою ношу к поверженному одеялу, скомканному на полу.
Затем мозг решает все же вспомнить о месте моего нахождения: осоловело осматриваю прикроватную тумбочку.
Мобильный с готовностью показывает время. 4.29. Вдруг отдаю себе отчет, что в комнате уже минут пять как визгливо тренькает гостиничный телефон. Удивленная и растерянная, снимаю тяжелую трубку.
– Мадемуазель Светикова?
– Да, – я удивляюсь хриплости моего голоса.
– Ваши соседи слышали крики. У Вас все нормально?
Соседи? Родители?
Не тупи, Алиса, если бы твой вой услышал папа, то он бы давно уже выломал к чертовой бабушке дверь.
– Да, я… мне приснился кошмарный сон.
Французское произношение кажется мне в этот момент особенно безобразным.
– Постарайтесь больше не шуметь, – с укором произносит трубка.
Ну, знаете ли! Как будто это от меня зависит. Я пинаю босой ногой подвернувшуюся тумбочку и тут же закусываю ладошку, пытаясь не закричать от боли.
Тумбочки не подушки, они умеют давать сдачи.
– Простите, пожалуйста, – выдавливаю я из себя недовольному собеседнику и тихонько кладу трубку на рычаг.
Автоматически навожу порядок в слегка разгромленном моими стараниями номере. Застилаю постель, убираю журнал, упавший с кровати вместе с одеялом. Затем, осознав, что все мое тело промокло от пота, вновь отправляюсь в душ. Выползая из ванной комнаты, я вдруг понимаю, что все еще плачу. И озноб не прошел.
Обессиленная, сажусь на жесткий пол спиной к кровати, подгибаю под себя ноги и замираю в неудобной позе, чтобы ни в коем случае снова не уснуть. Кто он? Почему я уверена, что знала его задолго до пресловутых снов? Почему так его люблю? Где, когда и при каких обстоятельствах я могла увидеть то, что вспомнила в момент своей клинической смерти? Миллионы вопросов. Найду ли я ответ хотя бы на один из них?
«Нет», – уверенно отвечает подсознание. Киваю, словно соглашаюсь со своим внутренним голосом. Видела бы меня сейчас Наташа – и последующие двадцать лет я бы провела в психиатрической больнице на постоянной основе. Я и сама понимаю, что медленно, но верно отправляюсь в точку невозврата (когда крыша съедет окончательно и уже навсегда).
Ладно. Можно спросить что-нибудь попроще.
Рассказать ли ему о моем сне?
Нет, конечно. Он примет меня за сумасшедшую.
Проснись, Алиса, он, наверное, уже понял, что у тебя не все дома: упала в обморок от его прикосновения, краснела от самых простых вопросов, пялилась на него весь вечер, в общем, вела себя вполне неадекватно.
Но сон? Это же настоящее живое доказательство того, что я с приветом.
В неудобной позе ноги затекают исключительно быстро: я подскакиваю и начинаю мерить свою комнату метровыми шагами. Я, наверное, уже пару километров прошла за эту ночь в рамках гостиничного номера.
Сказать?
Не сказать?
Сомнения разрывают реальность на миллион вариативных возможностей.
Он может ответить: «Я тоже видел этот сон». Или: «Я тебе верю». Или вообще: «Я тебя люблю и любил всю жизнь. Пойду скажу Марго, что свадьба отменяется».
Но вдруг он ничего подобного не испытывает? Тогда я покажусь Полю, самому дорогому в мире человеку, идиоткой, пытающейся его заинтриговать. Еще хуже, если он решит, что я сбрендила. Тогда он произнесет что-то вроде: «Марго, Наташа, бегите все сюда. Нам нужна срочная психиатрическая помощь для Алисы».
Навряд ли он так сделает. Может, все же признаться? Нет, это безумие.
Была бы у меня ромашка. Гораздо проще было бы поручить это решение неодушевленному цветку.
От безысходности хватаю телефон и подключаюсь к гостиничному WI-FI, чтобы отыскать в дебрях Интернета какое-нибудь подходящее к роли гадалки приложение. Вайбер горит новым сообщением – Лена тоже не спит:
«Как дела у моей удачливой подруженьки?»
Удачливой. Скажешь тоже.
Плюхаюсь на неудобный пуфик, за две секунды печатаю ответ. «Плохо.»
Другими словами ситуация даже и не обрисовывается.
«Ну вот… И почему?» – удивляется бездушная трубка.
Мне вдруг истерически хочется засмеяться. С чего бы начать? Решаю оставить главную проблему (по имени Поль) на незабываемый десерт.
«Слава со мной все же флиртует…»
«Ой-ой-ой, надеюсь ты пригласишь меня на свадьбу»
Тоже мне подруга. Хотя, когда месяц назад я показала ей фото Славы в одной из социальных сетей, Лена безапелляционно заявила, что он очень даже ничего. И я до сих пор не знаю, подкалывала она меня тогда или говорила на полном серьезе.
«Наташа заставляет носить ОЧЕНЬ высокие каблуки…» – потираю я ступню, которая все еще отдается болью.
«Ах, какая ты несчастная…» – продолжает глумиться Ленка.
Ладно, это были еще цветочки.
«Сон все еще снится…»
Я никогда не скрывала от лучшей подруги своего сумасшествия. Она, в отличие от взрослых, не тащила меня после каждого кошмара к криво улыбающимся психологам.
«Это плохо… » – поддерживает она меня и сейчас.
«И…»
Если бы мы разговаривали вживую, я бы обязательно сделала драматическую паузу.
«Поль…»
Подругу я, конечно же, сбила с толку.
«Какой Поль?»
«Маргаритин жених…»
Лена продолжает пребывать в решительном недоумении. Я ее понимаю, я в нем тоже пребываю последние восемь часов.
«А он-то что натворил?» – успевает вставить подруга, пока я печатаю подробное описание проблемы.
«В общем, это он. ОН приходил ко мне во сне после аварии.»
Устало вздыхаю. Подруга молчит минуты две. Она, наверное, решила, что я неизлечима и опасна для окружающих.
«Ты серьезно?» – наконец спрашивает она. Я даже представляю, как замирают ее пальцы над тактильным экраном телефона.
«К сожалению, да!» – подтверждаю я свое окончательное падение в бездну. И как моя относительно размеренная жизнь могла так быстро пойти в тартарары?
«Красивый?»
Ну, что у меня за подружка? Я рассказываю ей о своем помешательстве, а она интересуется такими избитыми деталями. Я невольно улыбаюсь.
«Как и во сне…»
А самое главное, что Он существует!
То ли действие валерьяны закончилось, то ли истерику я двумя душами не смыла, но Ее Величество Паника радостно принимает меня в свои горячие объятия. Жуткие кошмары в итоге хотели показать конкретного, невыдуманного человека. Зачем?
Телефон несмело вибрирует в руке.
– Лена?
– Алиса!
Я так рада слышать ее голос, что подпрыгиваю от внезапной легкости. Естественно, при этом умудряюсь зацепиться лодыжкой за основание пуфика и падаю вместе с мебелью, уронив на пол мобильный.
К-К-Комбо.
Сейчас наверняка зазвонит стационарный телефон, и работник отеля потребует освободить комнату.
– Алис, ты тут? – разговаривает трубка. Я протягиваю руку и ловлю разгоряченный пластик.
– Упала, – грустно констатирую я факт своей неуклюжести.
Ленка смеется. Она очень мягкий, веселый и открытый человек. От ее заразительной радости мне становится чуточку легче.
– Ну и как ты умудрилась так вляпаться?
Прикусываю губу.
– Лучше расскажи что-нибудь про себя? Как там Сева поживает?
Я действительно не хочу разговаривать об этом. Поль. Мой кошмарный сон из бездны забытых воспоминаний, внезапно ставший явью.
– Сева лучше всех. Вчера притащил мне в общежитие мандарины. Пришлось притворяться больной. Пары-то я прогуляла.
Моя подруга уже на первом курсе университета. Она, в отличие от меня, не пропускала школьный год.
Ленка говорит быстро. Да, новостей много, но ей так хочется обсудить мою ситуацию, что она пытается покончить с ними как можно скорей.
Беру со стола свой альбом. Зачем-то открываю незаконченный самолетный набросок. (Затем, наверное, чтобы больше не смотреть в глаза нарисованного излишне детально Поля). Морда дракона чем-то напоминает пухлого купидона: ту самую статую из сна. Вздрагиваю и перелистываю страницу.
– А потом мама звонила и сказала, чтобы я приехала на выходные. И Севу тоже пригласила. Ты же помнишь мою тетю Аню? У нее день рождения. Придется туда пилить два часа на автобусе.
Если бы Лена была писательницей, то она, несомненно, издавала бы запутанные семейные романы. С ней и ее родственниками всегда что-то происходит, даже ей самой трудно уследить за этим, куда уж ее друзьям. Я решительно не помню никакой тети Ани.
Все еще листаю свой альбом. Страницы, исчерканные карандашами, приоткрывают завесу над темным миром моей души. Девушка с красными розами вместо глаз. Подводная река с разбитой шлюпкой на одном из берегов. Ангел и демон, спорящие над головой молодой женщины в длинном платье. Детские фантазии, подкрепленные желанием изобразить что-то еще, кроме Ангела с золотыми глазами, естественно.
– И еще у меня есть хорошая новость, – продолжает Ленка. – Если ты в итоге уедешь в Париж учиться, то у меня есть возможность тоже перевестись туда! Мне сегодня дядя Егор (помнишь, который с козлиной бородкой?) рассказал, как подать документы. Только нужно будет экзамен на французский язык сдавать, так что придется тебе меня подтянуть.
Дядю Егора я тоже не помню.
– Эм-м-м? Как?
В моем голосе столько сожаления, что Лена замолкает.
– Я не буду здесь учиться, – упавшим голосом нарушаю я тишину.
– Может, все-таки расскажешь, что случилось? – Ленка беспокоится, и мне становится стыдно. За себя. За свои сны. За всю свою никчемную жизнь.
– Когда Марго представила нам Поля, то я его сразу же узнала, – тихо шепчу я трубке. – Грохнулась в обморок прямо в ресторане.
– О нет! – моя подруга, видимо, не знает – плакать ей или смеяться. Мне не хочется утрировать. И жаловаться тоже не хочется.
– Да, да! Прямо в этом шикарном ресторане с толпой официантов! Как они еще полицию не вызвали за нарушение порядка?
Ленка смеется. Я тоже. Истерически, конечно, и это взрывает легкие. Но как же хорошо иногда дать волю своему сумасшествию. Хотя бы на несколько секунд.
– В общем, он существует. В реальной жизни, не только в моих кошмарах. Думаешь, у меня крыша совсем улетела?
Пальцы автоматически замирают, когда, листая страницы, натыкаются на еще один портрет Поля. Я ведь и рисовать стала только ради того, чтобы перенести его лицо из кошмарного сна на бумагу. Чтобы рассматривать его днем, а не только в сумеречных видениях ночи. Чтобы зацепиться за каждую деталь его внешности и ни в коем случае не забыть его лица, если когда-нибудь он перестанет мне сниться.
– Скажи мне честно, ты уверена, что это он? – медленно вопрошает моя подруга.
Паника сжимает сердце своими огненными когтями. А вдруг и правда не он? Вдруг, уставшая от каждодневных воспоминаний о несуществующем человеке, я просто выдумала схожесть?
Смотрю в нарисованные глаза любимого. Вздыхаю.
– Это он. Или я сошла с ума.
– Ну, значит, это подтверждает нашу теорию, – говорит Ленка, и я знаю, что в этот момент она слегка передергивает плечами.
Она обожает эту фразу: «Что и требовалось доказать». Наверное, поэтому у нее по геометрии всегда была пятерка.
– Какую из?
Мы столько раз пытались разгадать, почему я вспомнила то, что со мной никогда не происходило, что теорий накопилось больше сотни.
– Про реинкарнацию, – с излишней серьезностью отвечает подруга. – Про то, что в твоей памяти всплыл кусочек из прошлой жизни.
Это звучит по-настоящему дико, но в то же время имеет под собой зыбкую основу.
– Ты сама мне говорила, – профессорским голосом продолжает Ленка, – что сон – это не сон вовсе, а воспоминание.
– Да, – киваю я в пустоту.
– А Поль ведь тебя старше? – Ленка сейчас захлебнется слюной экстаза. – Сколько ему лет?
– Тридцать. А это-то тут при чем?
Я могу поклясться, что подруга взяла в руки карандаш и начала выводить на первой попавшейся поверхности доказательства своего умозаключения. Я искренне надеюсь, что этой поверхностью не оказалась стена ее общежития.
– Смотри, во-первых, ты знаешь, что событие уже произошло и ты на нем когда-то присутствовала.
– Это как вспомнить сцену из книги, – хрипло продолжаю я ее мысль, – которую читала лет десять назад, и еще засомневаться: книга это была или все же фильм.
– Именно. Но само событие отложилось в мозгу, и сомнений в том, что ты это уже видела, у тебя нет. Есть сомнения в источнике, откуда получена информация? Правильно?
Ленка говорит слишком быстро. Я не успеваю за ее светлой мыслью.
– Наверное, – усиленно киваю, будто подруга может меня видеть.
– Во-вторых, все происходит в старом, несовременном, выцветшем городе с дорогой, выложенной камнями, а не асфальтом. Автомобили тоже винтажные. Даже в магазинах продается какое-то старье.
Щеки рдеют от стыда. Я так часто пересказывала Лене свое видение, что она запомнила каждую деталь. Наверное, я невыносимая подруга.
– А если твой сон на самом деле произошел в прошлой жизни, то все, что старье, – это и не старье вовсе, а соответствующее тому времени.
У меня мурашки бегут по спине. Логика подруги вдруг кажется совершенной. Хоть сейчас публикуй пособие «Реинкарнация: исследования, факты, доказательства».
– А в-третьих, – торжествующе продолжает Ленка, пока я глажу рукой портрет Поля, – если в прошлой жизни он погиб у тебя на руках, а ты осталась жива, то это объясняет вашу разницу в возрасте.
– Чего? – мой голос протестующе срывается на крик.
– Ну, сама подумай, – тут же терпеливо объясняет заумная подруга. – Он раньше тебя умер в прошлой жизни. Раньше тебя родился и в этой.
– Если, конечно, это так работает, – чуть поколебавшись, добавляет она.
Не в силах усидеть на удручающе мягком пуфе, я подскакиваю на ноги. Меня всю трясет, даже кончики волос заходятся в мелкой дрожи, напоминающей ритуальный танец. Я не зря считала Поля столь родным и близким. Разве это не доказывает нашу связь на уровне большем, чем научное понимание биологического бытия?
А если в прошлой жизни мы любили друг друга? А если он умер у меня на руках? А если воспоминание действительно оттуда?
Тогда я не сумасшедшая!
И… я… до сих пор его люблю.
До полной потери пульса.
А Поль?
Вопрос застает меня врасплох. Видел ли он похожие сны? Помнит ли меня? Ведь между нами прошла эта электрическая волна, когда мы смотрели друг на друга в ресторане… Не то, что волна. Мощный взрыв, равный миллиону ядерных бомб, сброшенных на мою не защищенную хотя бы какой-нибудь шляпкой макушку.
– Ладно, что-то я увлеклась, – весело щебечет Ленка в трубку. – Может быть и другое объяснение того, что ты его помнишь.
– Да? И какое же? – собственный голос кажется чужим и мерзким.
Смотрю в окно, где зарождающийся рассвет несмело раскрашивает пухлые облака и шпиль Эйфелевой башни в золотисто-розовый цвет.
– Ну, например, это произошло в одной из параллельных реальностей, – Ленка говорит с энтузиазмом школьницы, которую позвал на первое свидание самый красивый мальчик из класса. – Или, скажем, весь наш мир – это компьютерная игра, а пользователю не понравилось, что Поль умер, и он не стал сохраняться и переиграл партию.
Вздыхаю. Вот теперь она уж точно увлеклась.
– Или я сошла с ума, – уверенно чеканю я светлеющим облакам и аккуратным крышам. – Тоже, конечно, теоретически.
– Теоретически мы все погружены в виртуальную реальность, а машины качают из наших тел энергию. Твой сон – это просто системная ошибка, – весело отвечает подруга.
Я тоже люблю «Матрицу», но это уже перебор.
– Слышала бы моя бабушка, о чем мы разговариваем. Клянусь тебе, она пришла бы сейчас со свечой и святой водой, чтобы изгонять дьявола, – Ленка нервно хихикает.
Я тоже хихикаю. Во всяком случае, пытаюсь. Однако сразу же захожусь в кашле и, смущенная, смолкаю.
Подхожу к столу, с силой переворачиваю страницу блокнота и смотрю на очередной рисунок. Тот самый перекресток. Поль кажется размытым силуэтом: я так и не осмелилась во всех подробностях изобразить на бумаге свой многолетний кошмар.
– В общем, расслабься, – оптимистично подводит итог нашей беседы моя бывшая одноклассница. – Хуже ведь не будет уже? Познакомься с ним поближе! Может быть, ему тоже снятся сны?
– И как я об этом спрошу? «Извините, многоуважаемый, а я вам не напоминаю один из ваших ночных кошмаров?» – язвительно пожимаю я плечами. – И как с ним ближе знакомиться, если вокруг постоянно крутится его уже почти жена плюс Наташа, папа, Слава и Нинель?
Лена вздыхает.
Воздух, ставший каким-то липким и тяжелым, с неохотой просачивается в горящие легкие.
– Ты его любила всю жизнь. Я бы на твоем месте попыталась хоть что-то сделать, – грустно отвечает моя подруга.
Сухо закрываю альбом, убираю его в рюкзак. Хватит с меня рисунков, тяжко и без этого.
– Черт, мне пора на пару бежать, – вдруг вспоминает моя подруга о том, что она прилежная студентка. – Там семинар у Пираньи Васильевны, пропускать нельзя ни в коем случае.
Я с опозданием вспоминаю, что из-за разницы во времени у Ленки уже давным-давно наступил учебный день.
– Беги быстрей! – кричу я трубке. – И… спасибо…
Отключившись, швыряю мобильником в мягкий пуф. Волны безнадежности окутывают все еще дрожащее тело.
Поговорить с Ангелом о своих снах? Признаться ему в любви? Искать встречи по любому поводу?
Нет. Нет. Нет.
Возможно, в прошлой жизни, параллельном мире или в моем воображении Поль и любил меня. Во всяком случае, я помню, что любила его всегда, задолго до своего рождения. Но жестокая реальность не оставляет права выбора.
Маргарита и Поль встретились в самолете, летевшем из Варадеро. Они уже давно вместе, а сейчас решили пожениться. Я же уеду в Россию сразу после их свадьбы и всю жизнь буду любоваться Полем в своих кошмарных снах.
Я не имею права мешать счастью других. Никакого, черт его побери, права.
Стискиваю зубы, расчесываю перепутанные лохмы и грустно отправляюсь в путешествие по новому дню.
