Читать книгу Выйти замуж – не напасть - Екатерина Риз - Страница 3

Умирать я не собиралась. По крайней мере, ближайшие лет пятьдесят. Но понимала, что запуталась. Правда, слово «запуталась» приходило мне в голову после определения «попала». И чувствовала, что чем больше времени проходит, тем сильнее я погружаюсь в жизнь запуганной затворницы. Чем дольше я живу со Славой, тем более зависимой становлюсь. Смешно, но порой ему удавалось убедить меня в том, что я, на самом деле, виновата. В чём угодно, даже в мелочах. Ведь если я не могу справиться даже с мелкими бытовыми и жизненными неурядицами, то разве я нормальная женщина и хозяйка? Если у меня ничего не получается, всё валится из рук? Если я деградирую, умственно и физически, если к тридцати годам красота моя блекнет, а жизненные навыки уходят. А, меж тем, мне созданы все условия для беспроблемной жизни. Мне даже работать не нужно, потому что у меня такой замечательный, заботливый муж. Который оберегает меня от всего, от всех напастей. А я говорю не то, веду себя неподобающим образом, выгляжу неряшливо, по крайней мере, не столь идеально, как должна, а порой даже элементарно не могу приготовить вкусный ужин. Хотя, ничего феноменального, в плане блюд, Слава не просит. Он ест одно и то же, на каждый день недели у нас определённое меню. Неужели трудно научиться готовить эти блюда вкусно?

Сказать, что мой муж был неуправляемым монстром – нельзя. В его отсутствие я иногда проглядывала истории женщин в интернете, застрявших в таком же токсичном браке, что и я. Некоторые истории были настолько ужасны, настолько безысходны, что я невольно задумывалась о том, что у меня всё не так уж и плохо. Слава не распускает бездумно руки, он, вообще, безумно боится вида крови. Не швыряет меня об стены из-за мелкой провинности, не орёт благим матом и не угрожает убийством. Нет, убить он меня не хочет. Ему, напротив, необходимо, чтобы я была жива и здорова. И присутствовала рядом с ним именно в ту минуту, в которую ему это необходимо. Или уходила, когда мешаю. Ему нужно контролировать каждый мой шаг, каждую мою мысль и стремление. Ему нужна тень, а не жена. Послушная и покорная. И этой самой покорности он добивался любой ценой. А когда я пробовала сопротивляться, постоять за себя, начинал давить меня морально. И только если понимал, что ему не удаётся добиться результата, прибегал к физическим мерам.

Этого я и боялась больше всего. Слава довольно быстро обнаружил мою слабость. Лишь единожды он в гневе схватил меня за горло и сдавил, не слишком сильно, но в моих глазах в этот момент, видимо, отразился такой ужас и такая паника, просто от того, что я почувствовала нехватку воздуха, что ничего другого для моего наказания ему придумывать не пришлось. Не знаю, что со мной творилось в эти моменты. Зная себя, я понимала, что вряд ли позволю себя избивать. Я начну сопротивляться, наверное, смогу дать сдачи. По крайней мере, прошлая я это точно бы сделала. Но когда муж хватал меня за горло большой, сильной ладонью, силы меня покидали. Я не знала, как бороться с ним в этот момент, боялась шевельнуться, боялась, что он меня задушит. Эта смерть казалась мне самой ужасной. Когда твоё горло безжалостно сжимают, будто выдавливая из тебя жизнь, тебе не хватает воздуха, в глазах предательски темнеет, а в груди начинается пожар. А над тобой в этот момент стоит человек, большой и сильный, и наблюдает за тем, как из тебя по капле уходит жизнь, последние силы покидают. У тебя от слабости подгибаются колени, ты невольно оседаешь, и от этого его хватка становится лишь сильнее, и ты превращаешься в послушную куклу в его руках. Именно этого эффекта Слава и добивался. Чтобы я стала послушной, перестала противиться, и не смела спорить. Подсознательно я понимала, что он разожмёт пальцы, и я останусь жива и почти невредима, но эти секунды, самые страшные, заставляли меня замирать от ужаса даже тогда, когда мужа не было рядом. Заставляли меня оглядываться, и бояться, что я сделаю что-то не то, он как-то узнает, и последует наказание.

Временами, если Слава сильно злился и мог не рассчитать свою силу, на моей шее оставались следы от его пальцев. В такие дни мне либо запрещалось выходить из дома, либо приходилось надевать одежду с высоким воротом. В моём гардеробе появились водолазки, которые я с детства терпеть не могла, и куча всяких шарфиков и платочков. Когда муж видел меня с шелковым шарфом на шее, неизменно говорил, что мне очень идёт. При этом в его голосе не было ни намёка на сарказм, и я его за это ненавидела. А его мама, по сути, единственный человек, с которым я общалась помимо супруга, даже если и замечала синяки и кровоподтёки на моей шее, видела следы слёз и переживаний на моём лице, делала вид, что ничего не происходит. И ещё усерднее принималась рассказывать мне о том, как мне в жизни повезло. Что Слава пошёл на то, чтобы взять в жёны такую, как я. Необразованную, малоимущую, практически невоспитанную приезжую девку. И я должна быть им обоим безмерно благодарна за ту жизнь, за те тепличные условия, которые мне создали. Когда мне ни о чём не нужно беспокоиться, лишь любить мужа, которого просто невозможно не любить. А я, во время этих проникновенных речей, смотрела на свекровь и гадала: догадывается ли она, какого монстра воспитала? И откуда, вообще, в людях берётся желание морально уничтожать другого человека?

А, самое главное, почему я позволяю так поступать с собой?

Я никогда не была жертвой. Ни в какой ситуации. Моё детство и юность можно назвать счастливыми, наполненными яркими, как мне казалось, событиями. Да, я выросла, можно сказать, что в нужде. Но почему-то никогда об этом не задумывалась. До зрелого юношеского возраста точно. Просто потому, что у меня всё всегда было в порядке. Не хватало денег, но хватало всего остального. Чувств, эмоций, любви, событий.

Родилась я в небольшом районном городке Нижегородской области. Самая настоящая провинция, со своими бытовыми устоями, размеренным образом жизни и скукой во взгляде окружающих меня людей. Скукой от того, что в их взрослой жизни практически ничего интересного не происходило. Работа, дом, дети. Люди копили на холодильники, телевизоры, особо везучие на автомобили средней ценовой категории. В городе игрались свадьбы, справлялись юбилеи. В центре нашего городка было целых три ресторана, все как один больше напоминающее кафе, а то и столовые, немного облагороженные. Но провинциальные жители, не видевшие ничего лучшего, были вполне довольны сервисом и обслуживанием. Когда-то в центре работало казино и бильярдная, и это были самые злачные и заманчивые места, но затем казино закрыли, и ночная жизнь городка заметно потухла. Но я в этом городе росла, и всё это казалось мне привычным и нормальным, достаточным для интересной жизни.

Семья у нас была совсем маленькая. Мы с мамой жили вдвоём. В маленькой двухкомнатной квартирке в спальном районе, у нас была небогатая, но вполне приятная жизнь. Когда никто никого не мучил, ни своим плохим настроением, ни слегка нетрезвым состоянием. К сожалению, жизнь в таких маленьких городках, обусловлена частой алкогольной зависимостью некоторых его жителей, особенно это относится к мужской части населения. Вокруг было множество семей с алкогольными проблемами. Мамины подруги в большей своей части приходили к нам жаловаться на супругов, а некоторые и на подросших сыновей. И завидовали тому, что мы с мамой живём спокойно, без шумящих и чего-то требующих мужчин. Хотя, если разобраться, чему завидовали? Что мой отец бросил мою маму, едва мне исполнилось два года? И с тех пор я его не видела, он даже алименты не платил. Просто забыл о нас, уехав из нашего городка в другой, похожий, но находящийся за двести километров. Единственная удача, что квартира, в которой они проживали, принадлежала маме, доставшись ей по наследству, и поэтому, особой потери от отъезда главы нашей семьи, мы не ощутили. По крайней мере, я точно. Когда достаточно подросла, я уже не помнила и не думала о том, что у меня, как у всех, должен быть папа. Кажется, даже вопросов маме по этому поводу никогда не задавала. Не было его и не было. И маму, опечаленную данным фактом, я не помню. К моменту моего взросления, она развод пережила и зажила дальше, спокойно. Правда, замуж больше не вышла, и даже поклонников, появляющихся в нашем доме хотя бы изредка, я тоже не припомню. А ведь моя мама была симпатичной, миловидной женщиной со спокойным характером. Однажды я всё же спросила её, почему она больше не захотела выйти замуж, а мама лишь пожала плечами и сказала:

– Не за кого.

Получается, что все свои лучшие годы мама посвятила мне. Работала на ткацкой фабрике, единственном масштабном предприятии в нашем городке, зарабатывала немного, приходилось экономить и выкраивать на какие-то нужные вещи или обновки для меня. И я сейчас, порой вспоминая свои детские и юношеские годы, начинаю ругать себя за то, что временами просила её купить что-то, без чего вполне могла обойтись. Но мне хотелось, очень хотелось. Новые джинсы, сумку или в кино. Мама почти никогда не отказывала, старалась, выкручивалась. Наверное, экономила на себе или занимала у знакомых небольшие суммы денег.

Я очень себя за это ругаю, но исправить уже ничего не могу.

Росла я с убеждением, что я красавица. Не знаю, кто мне эту мысль в голову вложил, но я почему-то всегда знала, что я красивая. С раннего детства любила наряжаться, крутиться перед зеркалом, разглядывая свои голубые глаза и длинные светлые волосы. Я любила улыбаться, и всегда была активной. Всегда была достаточно уверенной в себе. Наверное, с этой уверенностью наперевес я и отправилась в первый класс, где быстренько объяснила одноклассникам, как ко мне нужно относиться. Я милая, добрая, замечательная и очень красивая девочка. Именно такого отношения к себе и жду, заслуженного. Конечно, с таким настроем особо милой я точно не была, а уж нежной, доброй и всепрощающей точно. Но, как выяснилось, мальчикам любого возраста моя доброта была ни к чему. Начиная с третьего класса, меня провожали домой, носили за мной портфели и давали списывать домашку. Нет, училась я неплохо, звёзд с неба не хватала, но школьная программа не казалась мне сложной. Просто порой мне было некогда вникать в домашние задания. Я занималась, кажется, в половине доступных кружков, примыкающего к школе Дворца творчества юных. В начальных классах я рисовала и что-то там плела, а став постарше пошла в самодеятельность. Я и танцевала, и пела, и играла в каких-то постановках, участвовала во всех школьных мероприятиях. Ничего удивительного, что в школе я была звездой. К тому же, росла, на самом деле, красивой девочкой. Со мной все хотели дружить, и все хотели мне помочь. И в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет мне казалось, что вся моя жизнь пройдёт в этом водовороте признания моих заслуг. И внешних, и творческих. Я любила ходить в школу, когда я была школьницей, у меня всё получалось. Мама не могла позволить себе отправлять меня на конкурсы в Нижний Новгород, покупать мне новые и дорогостоящие наряды, но это мне совсем не мешало. Я и без финансовых вливаний в меня была самой красивой и самой талантливой девочкой в школе. Я лучезарно улыбалась, я готова была отозваться на любую просьбу педагогов, не боялась сцены и имела отличную память. С лёгкостью заучивала длинные тексты, и смело отправлялась отстаивать честь школы на любые отчётные мероприятия и конкурсы.

А потом детство неожиданно закончилось. В один день я осознала, что я учусь в одиннадцатом классе, осталось всего несколько месяцев, и школьная пора закончится. А что делать дальше – я просто не представляю. Мои одноклассники, которые не «звездили», не улыбались со сцены, не пели и не танцевали, уже некоторое время тихо зубрили, собираясь поступать кто куда. В ВУЗы, в техникумы, кто-то собирался перебраться в Нижний Новгород, а пара человек готовы были рискнуть и замахнуться на поступление и жизнь в Москве. А у меня в голове вместо дальнейшей учёбы был выпускной концерт, который мы готовили к этому дню.

А дальше что?

В то время я встречалась с мальчиком. Звали его Андрюшка, и у его папы в нашем городе было несколько продуктовых магазинчиков. Они жили в двухэтажном коттедже в черте города, его отец ездил на «Ауди» семи лет от роду, и их семья в нашем городе считалась зажиточной. Андрюшка был задорным, лёгким, улыбчивым парнем, обожающим спортивные костюмы. Мы составляли с ним довольно гармоничную пару. Я красивая, весёлая, привлекающая внимание, он большой, сильный и смелый. К тому же, ему выдавали достаточно карманных денег для того, чтобы он мог сводить меня в кино или в кафе. И с его родителями у меня были хорошие отношения, меня принимали в их доме, и я почему-то была уверена, что после того, как мы с Андреем окончим одиннадцатый класс, последует какое-то продолжение. Наверное, я думала об этом потому, что ничего другого мне в голову не приходило. Мама тоже, наблюдая наши отношения, пыталась намекнуть, точнее, узнать, не собираемся ли мы пожениться. Даже вздохнула как-то и посетовала:

– Было бы неплохо… пристроить тебя.

– Что значит, пристроить, мама? – удивилась я. И тут же встала в позу, уперев руки в бока и вздёрнув нос к верху. – Ещё неизвестно, кто к кому пристроился.

Наверное, мама всерьёз рассчитывала, что мы с Андрюшкой поженимся, и ей не нужно будет беспокоиться на мой счёт. На то, что я поступлю куда-то учиться, она не надеялась. А я теперь, спустя годы, не понимаю почему. Ведь мама ни разу даже не заговорила со мной на эту тему, притом, что у меня были весьма неплохие оценки, я вполне могла попробовать поступить на бюджет хотя бы среднестатистического педагогического вуза. Но разговоры на эту тему у нас в доме не велись. Я пела, танцевала, играла роли в школьных спектаклях, а потом это всё просто закончилось. И к своему огромному удивлению, я узнала, что мой Андрюшка, вскоре после выпускных экзаменов отправляется в Санкт-Петербург к тётке, будет поступать там, и, вероятнее всего, останется там жить, учиться и работать. Это был первый раз в моей жизни, когда я всерьёз растерялась, и мне искренне захотелось воскликнуть:

– А как же я?

Меня в его плане не было. Ни на каких ролях.

Наше столь нелепое расставание с Андреем стало для меня первым разочарованием в жизни. И дело было даже не в том, что расстаются влюблённые. Как раз слёз, истерик и заламывания рук по этому поводу у нас не было. Но Андрей уезжал в свою будущую жизнь, а я не понимала, как он может взять и бросить меня. Меня! Я ведь красавица, я ведь яркая, его солнышко, как он меня называл. И вдруг меня в один день взяли и отодвинули в сторону, за ненадобностью. Как куклу.

Это был первый звоночек. Откровенный намёк на то, чтобы я остановилась и задумалась. Но я его проигнорировала, потому что была переполнена обидой. Оказалось, что меня не любили, что я не такая замечательная, не такая неповторимая, что меня можно оставить позади, и уйти не обернувшись. Звоночек превратился в набат, бухал у меня над ухом, а я строптиво отмахивалась от этого звука.

– Что теперь будешь делать? – спросила меня мама. Она выглядела грустной и озабоченной.

Я же равнодушно пожала плечами.

– Что-нибудь интересное. Не пропаду.

Вот только оказалось, что мои детские и юношеские представления о взрослой жизни в маленьком, провинциальном городе, несколько отличались от реальности. Андрей уехал, едва отгуляли выпускной. И в те дни я ещё чувствовала себя занятой и нужной, а потом осталась совершенно не у дел. Все друзья и знакомые были заняты подготовкой к вступительным экзаменам, кто-то собирался уезжать, кто-то зубрил дома, а кто поступать не собирался, устраивались на работу. А я почувствовала настоящую растерянность. Вдруг выяснилось, что все мои таланты к танцам, вокалу и сцене никому не нужны. Я предприняла попытку поступить на хореографическое отделение педагогического ВУЗа в областном центре, но с наскока мне этого сделать не удалось. Не так велики оказались мои таланты. Очередная неудача ещё больше меня расстроила, я несколько дней невесело раздумывала о том, что же со мной не так, без конца подходила к зеркалу и смотрела на себя. Оттуда на меня смотрела тонкая, звонкая блондинка с голубыми глазами и красивой улыбкой. У которой во взрослой жизни ничего не складывалось.

– Может, мне в Москву поехать? – задала я маме вполне гипотетический вопрос. Потому что с таким настроем, как у меня, покорять столицу не отправляются. Особого желания и стремления у меня к этому не было, лишь тоска по поводу того, что у меня всё складывается не так, как у всех. Неудачно как-то.

Мама посмотрела на меня, будто примериваясь, затем обречённо махнула рукой.

– Кто тебя там ждёт, в Москве этой? – вздохнула она. – Отправляйся работать. А через год будешь поступать, готовься.

Это показалось планом. Настоящим планом на будущее. Ведь ещё не всё потеряно. Я, на самом деле, могу поступить в институт через год, отучусь, получу высшее образование, и с ним у меня всё наладится. Ведь так? К этому все стремятся. Перееду жить в большой город, буду учиться, работать, стану по-настоящему взрослой и успешной. В голове я всё себе детально обрисовала, представила и была довольна той жизнью, что меня ждёт. Той жизнью, которая ещё не началась, но, наверняка, наступит. А пока покручусь здесь, в своём городке, подкоплю денег, устроюсь на работу, отдохну от уроков и экзаменов.

Особого выбора вакансий в нашем городке не было. Либо отправляться вслед за мамой на швейную фабрику, что она мне строго запретила, вдруг заявив, что я с этой фабрики никогда не выберусь, стоит на ней только оказаться. Либо устроиться в один из магазинов продавцом. Что я и сделала. И мне даже повезло, получилось найти работу в одном из крупных магазинов косметики и бытовой химии. Меня взяли туда за внешние данные, этот факт даже не скрывался, чтобы я радовала глаз покупателей стройной фигуркой и красивой улыбкой. А я сочла это везением. Откладывала с зарплаты деньги на свою будущую жизнь в областном центре, и ждала новостей от бывшего возлюбленного. Честно, я почему-то была уверена, что пройдёт месяц-другой, Андрей по мне соскучится, и обязательно позвонит и позовёт к себе, хотя бы в гости. Но Андрюшка пропал с концами. Однажды в нашем магазине я встретилась с его мамой, но та лишь вежливо поздоровалась со мной и больше ничего не сказала. Ни о сыне, ни обо мне не спросила, будто я была чужой, малознакомой девчонкой, и она не принимала меня у себя в доме много раз на правах девушки её сына. Наша с ней встреча заставила меня в очередной раз задуматься о том, что в жизни всё совсем не так, как я думала. Что, наверное, я слишком долго позволяла себе быть беспечным ребёнком и не задумываться о важном. Слишком много пела, танцевала и порхала по жизни. Как та стрекоза из басни. Лето красное пропела, оглянуться не успела… Это про меня.

В тот первый год после школы у меня ещё были определённые планы. Я собиралась сделать то, и то, собиралась поехать туда-то и туда-то, и была уверена, что у меня непременно всё получится. А потом заболела мама. Как-то неожиданно, негаданно всё случилось. Она стала себя хуже чувствовать, жила от больничного до больничного. Но храбрилась и пыталась меня заверить в том, что это временное, что всё будет хорошо, она поправится. Я поначалу верила. Как верил бы любой, чей близкий человек начинал болеть. Ведь всегда стараешься верить в лучшее. А потом, вместо того, чтобы пойти на поправку, мама оказалась на инвалидности, ей пришлось оставить работу. Она осела дома, несчастная и бесконечно плохо себя чувствующая. Ей требовалась операция, и в нашем городе её делать отказывались. Такие проблемы с сердечно-сосудистой системой в районных клиниках не лечили. А уж тем более, не оперировали.

– Нужно везти её в Нижний Новгород, – говорили мне врачи. – А ещё лучше в Москву.

– В Москву?

Медики разводили руками.

– На операцию в Нижнем Новгороде сможете получить квоту, весной её прооперируют. А для лечения в Москве вам, конечно, нужны будут деньги. Они у вас есть?

Я лишь качала головой.

– Нет.

Мне даже сумму не озвучивали, а я не спрашивала. Знала, что таких денег нам попросту не найти.

– Тогда вставайте на очередь, – посоветовали нам. – Ждите вызова.

Как оказалось, самое страшное – это ждать. Ждать, наблюдая за тем, как близкий человек с каждым днём гаснет и слабеет. В тот год, когда мама болела, я и осознала, насколько же я беспомощна. Выяснилось, что все проблемы, с которыми я сталкивалась до своих двадцати лет, решала за меня мама. А я ничем ей не помогала.

– Ты совершенно не знаешь жизни, Маша, – сказала мне однажды тётка, мамина двоюродная сестра. А я, вместо того, чтобы возмущённо фыркнуть, как делала раньше, с ней согласилась.

О каких институтах и поступлениях я могла тогда думать? Я забыла обо всем, чувствовала себя настолько беспомощной, что хоть кричи. Но кричать было нельзя. И вместо крика и слёз, я отправилась искать ещё одну работу. Во время маминой болезни, деньги казались спасением. Думалось, что вот заработаю я достаточно, и она тут же чудесным образом выздоровеет. И весь этот кошмар закончится. Ведь кошмар состоял в том, что я осознала, что кроме мамы у меня больше никого в целом свете нет. Какие-то дальние родственники, дядьки, тётки, двоюродные и троюродные братья и сестры, с которыми я не виделась месяцами, а то и годами. И никому из них до меня нет никакого дела, как и мне до них, по сути. И если я лишусь мамы, то останусь одна на целом свете. Никому ненужная, никто обо мне не побеспокоится. Даже о том, поела ли я, спала ли достаточно, во сколько вернулась домой… В юности меня так раздражали эти вопросы, я требовала, чтобы меня перестали контролировать, а потом ужасно испугалась, что лишаюсь этого.

Я устроилась певицей в ночной ресторан в центре нашего города. Ресторан был с претензией на шик, но, по сути, являлся усовершенствованной кафешкой с грузинской кухней и живой музыкой по выходным. С певицами, как и с хорошими ресторанами, в нашем городишке было туго, поэтому, услышав через знакомых, что хозяева ищут новую певчую птичку, после того, как их прежний королёк ушёл в декрет, я поспешила туда, и достаточно легко прошла конкурсный отбор. Отбор был так себе, если честно, кроме меня ещё две девушки, которые точно не тянули по внешним данным, а во мне сошлось всё. На работу меня приняли, я должна была трудиться три вечера в неделю, с пятницы по воскресенье, с определённым репертуаром. Ресторан принадлежал грузинской семье, довольно многочисленной, и я, если честно, поначалу переживала, все знакомые меня запугивали последствиями и сексуальными преследованиями, но, как оказалось, у хозяина заведения, добротно сложенного мужчины лет сорока, была весьма требовательная и характерная жена. Она часто появлялась в заведении, и следила за всем бдительным взором. И за мной в том числе. Конечно, её пристальный, требовательный взгляд и отношение к моей персоне несколько напрягало, но зато никто из её родственников мужского пола ко мне не приближался ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Боялись её реакции. И муж, в том числе. И со временем я успокоилась, даже порадовалась её пристрастному отношению.

Конечно, особо гордиться такой работой не получалось. Тем более, живя в маленьком городе, где все друг друга через вторые-третьи руки знали. Знакомые начали посматривать на меня с намёком, родственники задавать неудобные вопросы, и каждый раз оправдываться мне вскоре надоело. Деньги, которые я зарабатывала пением в ресторане, позволяли нам с мамой жить, по крайней мере, не сводя со скрипом концы с концами. А ещё понемногу, но откладывать. К тому же, это только пристрастным наблюдателям со стороны казалось, что я там зарабатываю баснословные суммы. А откуда им было взяться? В ресторан приходили среднестатистические жители нашего города, ну, может, чуть лучше зарабатывающие, чем остальные. К тому же, я пела на сцене, а не ходила между столами и подвыпившими весёлыми людьми, чтобы они могли совать мне в карман чаевые в благодарность. Так что, в основном, я получала только то, что согласны мне были платить хозяева. За три дня в неделю – это была небольшая сумма. Но позволяющая купить продукты, оплатить маме лекарства и купить что-то из одежды.

Так прошёл год, потом второй. Жизнь текла монотонно, но как-то незаметно. Между одной работой, второй, домом и больницами. Поступать я, конечно же, не поехала. Разве я могла оставить маму? Она чувствовала себя плохо, слабой и безвольной, и практически не выходила из дома. Мы жили мыслями об операции, на которую следовало выехать в Нижний Новгород после вызова. И на это тоже требовались деньги. Чтобы в один день собраться и поехать, возможно, прибегнув в транспортировке больного к услугам специалистов. Состояние мамы меня совсем не радовало, а время шло, но ничего не происходило.

Однажды мне взгрустнулось, помимо работы и дома, в моей жизни ничего не осталось, и я по старой памяти набрала номер Андрюшки. Своего прежнего, так хорошо знакомого Андрюшки, которого за два года видела лишь раз, когда он приехал навестить родителей. Не знаю, чего я ждала от нашей с ним встречи, особых пламенных чувств, увидев друг друга, мы оба, как оказалось, не испытали, да и расставание наше прошло без особого трагизма. Мне было куда больше обидно, чем больно или печально. Но выходило так, что мои с ним отношения, были самым светлым пятном в моей жизни, о чём было приятно и интересно вспоминать. А потом я будто потонула в болоте, из которого выбраться никак не могу. И набрала номер своей первой любви. Кажется, Андрей обрадовался моему звонку, правда, после того, как удивился. Я оказалась голосом из прошлого, и это опять же показалось обидным. Мне хотелось с кем-то поговорить, услышать какие-то слова поддержки, но у Андрея было столько своих новостей, его жизнь в Петербурге била ключом, и вышло так, что я около получаса выслушивала, как у него всё замечательно складывается. Он учится, снимает квартиру напополам с приятелем, а ещё подрабатывает на фирме отца своей девушки. Андрею даже в голову не пришло, что мне может быть неприятно слушать о его новых отношениях, ведь по факту, мы с ним даже не расставались, он просто уехал от меня в другой город, не попрощавшись, как следовало бы. А теперь он описывает мне свою девушку, потомственную петербурженку, какая она красивая, стильная, воспитанная, и какой у неё папа, удачливый предприниматель. Даже отец Андрея, в нашем городе известный бизнесмен, рядом с ним лишь провинциальный торгаш. Так что, обратно в наш городок Андрей возвращаться не планирует, ведь делать здесь совершенно нечего.

С его выводами я, конечно, была согласна. Что уж тут скрывать и преуменьшать? Но выслушивать всё это было обидно и неловко. К тому же, Андрей даже не поинтересовался, для чего я ему звоню, возможно, мне что-то от него нужно. Он делился со мной своими новостями и планами на жизнь, и, в итоге, я с ним скомкано распрощалась и закончила разговор. Поклявшись себе, что больше звонить никогда не буду. Для чего? Мы с Андреем стали окончательно чужими друг другу людьми. Но в душе что-то тянуло и тянуло, не давало жить спокойно. Какой-то страх, что завтра я проснусь, и вдруг осознаю, что прошло ещё десять лет, и жизнь почти прошла, а я так и не сдвинулась с места.

– Прости меня, – сказала мне мама в Новый год. Мы сидели с ней вдвоём за накрытым столом, настроения готовить и праздновать не было, но я себя буквально заставила. Чтобы всё было не хуже, чем у других. Оливье, бутерброды с икрой, фрукты и шампанское. Мы сидели с мамой за столом, пять минут назад пробили Куранты, мы сделали по глотку шампанского, и теперь сидели, уставившись на экран телевизора. Где люди радовались, веселились, улыбались и желали друг другу всего самого лучшего в наступившем только что году. А мы с мамой молча за ними наблюдали. А потом она сказала: – Прости.

Я на неё посмотрела, удивлённо.

– За что?

– За то, что из-за меня у тебя всё пошло не так в жизни. Что ты молодая, красивая, сидишь здесь со мной вместо того, чтобы устраивать свою жизнь.

Я невольно усмехнулась. Сделала ещё глоток шампанского.

– А как её устраивать, мам? – Я вздохнула, крутила в руке бокал. В голове роились совсем невесёлые мысли. – Куда и к кому идти, что предпринять? Может, дело как раз в том, что я не представляю? И никогда не представляла, – призналась я.

– Ты могла бы поехать в Питер с Андрюшкой, а осталась со мной.

Я на неё посмотрела.

– Мама, он меня с собой не звал. Зачем я ему там? У него всё отлично. Учёба, работа, замечательная девушка. На самом деле, замечательная. А не я, школьная актриса и певица.

Мама от моих слов расстроилась.

– Зачем ты так говоришь?

– Потому что это правда. Нужно трезво оценивать свои способности. Жалко, что я раньше этого не поняла. Тогда, возможно, перестала бы порхать гораздо раньше.

– А что хорошего в том, чтобы перестать порхать? – вдруг задала мама риторический вопрос. И улыбнулась мне. – Ты росла такой жизнерадостной девочкой. Такой красивой, такой лёгкой и воздушной. Мне было так приятно за тобой наблюдать. А сейчас я переживаю. Маша, ты совсем перестала улыбаться. И в этом виновата я.

– Ни в чём ты не виновата, – бросилась я её защищать.

Мама махнула на меня рукой. Затем вытерла выступившие слёзы.

– Я так хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. – Она вдруг протянула руку и положила ладонь на моё запястье. Несильно сжала его. – Пообещай мне, что, когда я умру, ты здесь не останешься. Уедешь в большой город. Продавай квартиру и уезжай.

– Мама…

– Ты очень красивая, ты сможешь устроить свою личную жизнь. Но не здесь. За кого здесь замуж выходить?

– Мама, перестань говорить глупости. И ещё эти ужасные предостережения!..

– Никакие они не ужасные. Говорю то, что есть. Пообещай мне.

– Не буду я ничего обещать, – возмутилась я. – Сама понимаешь, что говоришь?

– Понимаю. Но я же не прошу тебя, меня завтра бросить и уехать, а потом… потом мне будет всё равно. И чего ты возмущаешься? Это всё равно когда-нибудь случится, все люди умирают.

Мама пыталась прикрыть свои мрачные прогнозы по поводу своей скорой смерти шуткой, улыбкой, равнодушным взмахом руки, а я смотрела на неё, бледную и уставшую от болезни, и у меня от острой жалости и понимания своего бессилия, сжималось сердце. Но что я могла сделать? От меня, к сожалению, ничего не зависело. Поэтому я пообещала. Дала глупое, ни к чему меня не обязывающее обещание, уехать в большой город и попытаться устроить свою жизнь там. А мама в ответ на моё обещание, довольно кивнула и, кажется, успокоилась.

Мама умерла летом. Уже после операции. Организм не справился с последствиями, как мне сказали врачи в кардиологическом центре, в котором мы оперировались, что операцию нужно было делать гораздо раньше, поэтому за результат они поручиться не могли. Никто не мог. И через три месяца после операции, я осталась одна. После похорон, на которые пришли всего десять человек, я сидела одна в опустевшей квартире, смотрела то на одну стену с фотографиями в рамках, то на другую, и совершенно не понимала, что мне делать дальше. Для кого стараться? Смысл вдруг ушёл, и я растерялась. Ушёл именно смысл, потому что послезавтра мне предстояло, как обычно, подняться в семь утра по будильнику и отправиться на работу, а вечером пятницы меня ждали в ресторане, и мне нужно было петь, веселить людей. А у меня ком в горле, по крайней мере, сейчас. Но самое страшное не в этом. Самая страшная мысль посетила меня после. Что закончив работу, отпев в ресторане, мне предстояло вернуться домой. А меня здесь никто больше не ждал, и от осознания этого хотелось плакать и кричать от бессилия. И задаваться тем самым риторическим, никчёмным вопросом: мама, почему ты меня оставила одну?!

Совсем недавно мне исполнилось двадцать три года, и вот я сижу на пуфике в прихожей, и совершенно не знаю, что делать со своей жизнью. Как незаметно пролетели последние пять лет! Они просто прошли, не успела я моргнуть и глазом. И они прошли совсем не так, как я рассчитывала. Учась в школе, мне казалось, что к двадцати трем годам я буду непременно замужем, и уж точно – буду счастлива. Ведь я всегда была счастлива, в моей жизни всегда всё складывалось удачно, и меня все вокруг любили, не уставали подбадривать и верить в мои таланты и возможности. Так где все эти люди?! Где их вера в меня?

Школьные подруги либо уехали, либо повыходили замуж и погрязли в заботах семейной жизни. Если я встречала кого-то из бывших подружек на улице, то практически каждую с коляской. Мы останавливались, улыбались друг другу, пытались о чём-то разговаривать, я косилась на бутуза, глядящего на меня круглыми, ошарашенными глазками, и тоже в ответ делилась новостями. Про жизнь, про работу, про планы на будущее. Про личную жизнь. Которая, вроде как, была, но, на самом деле, её не было. После отъезда Андрея, ни одного мало-мальски серьёзного романа не случилось. Уже не говоря о настоящих отношениях. Ухаживали за мной много, порой даже красиво, привлекательная внешность делала своё дело, внимание я к себе приковывала. Но всё это разбивалось о разные ожидания, мои и моего поклонника, да ещё и кучу моих проблем. Молодые люди хотели лёгкости, заигрывания, моего трепета по отношению к ним, а не моих финансовых проблем и больной матери, к которой я бежала по первому её звонку. Некоторые из этих индивидов всерьёз полагали, что я должна выбрать их, а не маму. Не бежать, остаться, сосредоточиться на них, таких неповторимых и замечательных. А я уходила, не задумавшись, и развитию отношений это совсем не способствовало, если честно. А, возможно, не способствовало как раз то, что мне никак не встречался человек, которого я бы захотела поставить выше других своих целей и ответственностей. Работая в ресторане, красуясь у микрофона, не привлечь к себе внимание, было достаточно трудно. А уж внимания от подвыпивших, осмелевших Казанов было с избытком. Но попадались и корректные, адекватные молодые люди, которые приглашали на свидания, дарили цветы, даже влюблялись в меня, но я жила в ощущении, что я задыхаюсь, и ни что меня не радовало. И так получилось, что в день смерти, в день похорон мамы, мне даже некому было позвонить. Ни одного близкого человека рядом со мной не оказалось. Какие-то дальние родственники, двоюродные и троюродные тетки, мамины приятельницы с фабрики. И все эти люди, выражавшие мне соболезнования, после разъехались по домам, и я осталась одна. Вот тогда-то я и вспомнила слова, что мне мама сказала в Новый год. Предложила мне уехать. Потому что знала – здесь я никому не нужна. Да, всё знакомо, всё стабильно, не страшно, но я одна. В родном городе меня ничего не держит.

Но просто взять и уехать, собравшись в один день, я не решилась. Пару месяцев я обдумывала возможности, мысленно настраивала себя, просматривала варианты работы и съема жилья в Нижнем Новгороде, и старательно давила в себе сомнения и страхи. Из-за этих самых страхов решила не продавать квартиру, оставить себе шаги к отступлению. И даже позволила маминой двоюродной сестре заселить в нашу квартиру своего сыночка с семьёй. Конечно, я понимала, что мой безалаберный троюродный братец за время проживания превратит квартиру и без того с устаревшим ремонтом, практически в сарай, но всё же это лишало меня надобности оплачивать коммунальные платежи. Оплачивать я не собиралась, а вот следить за тем, с какой регулярностью это делают родственники, всё же следовало. А сама собрала личные вещи, которые уместились в один большой чемодан, и отправилась на вокзал, от которого каждые два часа отходил автобус до Нижнего Новгорода. А, по сути, в мою новую жизнь.

Никакого волнения или предвкушения по поводу своего переезда я не чувствовала. Уезжала с тяжёлым сердцем. И, наверное, это и задало всё настроение моей предстоящей жизни в большом городе. Который и не подумал встретить меня с распростёртыми объятиями. Сколько таких, как я, провинциальных смазливых девочек, приезжает каждый день? И все с планами, мечтами, большими ожиданиями!.. Вот только на всех удачи не хватает. А некоторые и вовсе возвращаются в родные городки и посёлки ни с чем.

Я помню, как стояла на вокзале, оказавшись в Нижнем Новгороде. До того дня я была на нём не один десяток раз. В конце концов, от нашего города до областного центра всего час езды. Но в Нижний я всегда приезжала по каким-то делам или с определёнными планами. Знала, что на последнем вечернем автобусе вернусь обратно, где всё будет привычно и спокойно, без суеты и тревоги. А в тот день я приехала, якобы, навсегда. И мне было ужасно не по себе. Со дня маминой смерти меня не покидало тягостное чувство, что я в целом мире одна. И мне теперь с этим жить.

Денег у меня было немного. Последние два месяца работы я старательно откладывала, каждую копейку, а перед отъездом обнулила все счета, вытащила всё из заначки, но денег всё равно было катастрофически мало для жизни в таком большом и дорогом городе, как Нижний Новгород. Только съем квартиры обошёлся мне практически в треть всех накоплений. Хозяйка запросила оплату за два месяца проживания, и я, немного помучавшись и посомневавшись, согласилась. Найденная мной квартира и без того была достаточно бюджетным вариантом, то, что я смогла найти такой дешевый вариант, можно назвать везением, и упускать его не хотелось. Конечно, старый спальный район на окраине, типовые «хрущевки», отсутствие ремонта и половины мебели, но ни на что более комфортное и дорогостоящее я ещё не заработала. У меня даже плана конкретного не было, если честно. Поискав работу на сайте вакансий, я поняла, что меня не особо где-то ждут. Изначально у меня была мысль попробовать устроиться певицей в ресторан, ведь в Нижнем Новгороде рестораны куда более солидные и дорогостоящие, но очень быстро мне стало ясно, что и сотрудников, включая музыкальное сопровождение, в заведениях областного центра выбирают тщательно и предвзято. По крайней мере, требуют подтверждение полученного музыкального образования. А у меня оно откуда? Я всегда выступала на сцене, ориентируясь на энтузиазм и харизму, но с пристрастными и придирчивыми хозяевами это вряд ли прокатит. Поэтому выбирала из вакансий, что попроще. А что у нас попроще?

Продавцы, курьеры, официанты…

За следующие полтора года я поработала на каждой из этих должностей. И на десятке других. Включая подработки. Жизнь большого города закрутила меня, причём, скрутила, как пружину. Не знаю, возможно, кому-то удача и улыбалась, они переезжали и находили достойную работу, хорошо оплачиваемую, брали квартиру в ипотеку, и их жизнь на новом месте постепенно устаканивалась, они привыкали. Но это был явно не мой случай. Ко мне удача относилась крайней предвзято. Единственное, что радовало, так это то, что в этой круговерти мне порой некогда было остановиться и задуматься. Я всё ещё переживала из-за смерти мамы, из-за того, что в моей жизни не складывались отношения, не только с мужчинами, но и, вообще, близких друзей у меня обрести не получалось. Наверное, потому, что я кочевала с одной работы на другую, и вот как раз в тот период здорово пожалела о том, что в своё время не стала учиться. Кто бы что не говорил, а к человеку, у которого за плечами лишь диплом об окончании школы, отношение не слишком добродушное. Меня принимали в офисах и разных заведениях с улыбкой, встречали по внешности и по одежке, но затем лишь разводили руками и говорили, что им на наметившуюся должность необходим человек с опытом, по крайней мере, а лучше со знаниями. А у меня ни того, ни другого не было. Нет, появился опыт курьерской службы, который помог мне познакомиться с городом, даже с самыми отдалёнными и маленькими его улочками. Появился опыт работы официанткой в нескольких заведениях. В парочке из них было музыкальное сопровождение, и я наблюдала за работой их певицы, с непонятной тоской. А ведь в своё время не считала подработку в ресторане чем-то серьёзным, а, как выяснилось, скучала. Скорее, по вниманию, по тому, пусть лёгкому, но превосходству, с которым могла держаться на фоне другого персонала заведения. Я была творческой личностью, а они обслугой.

В Нижнем я успела поработать продавцом нижнего белья, продавцом канцелярских товаров, недолго, но посидела на кассе одного из гипермаркетов. Стоящая работа никак не находилась, а деньги были нужны, вот и попросила знакомую устроить меня на месяц-два. И вот в этом круговороте и состояла вся моя жизнь. Из маленького городка я перебралась в большой, но, по сути, никаких глобальных перемен в моей жизни не произошло. Мама хотела, чтобы я устроила свою жизнь, вышла замуж, наверное, родила детей, но я лишь бежала и бежала по кругу. И это чувство однообразия и безысходности было весьма неприятным. Временами встречаясь с людьми, с которыми меня сталкивала жизнь на протяжении последних лет, на разных работах и сферах жизни, я узнавала, что большинство из них старательно пытаются зацепиться, копят на первый взнос по ипотеке, некоторым это даже удаётся, и мы все вместе за них радуемся, за то, что впереди у них пара десятилетий рабской доли. Когда каждую копейку нужно отнести в банк, и просыпаться ночами в ужасе от того, что тебе приснилось отсутствие работы и выселение. Но все радовались за них, и я тоже радовалась, но не понимала, как им это удаётся. Как?

Я только бежала по кругу, бежала, но никаких дивидендов мои старания не приносили. Начала всерьёз задумываться о том, что я несчастливая. Неудачи меня особо не преследовали, но и хорошего ничего не случалось. Сплошное однообразие. Съемное жильё, неинтересная работа, скучные люди вокруг. Я ощущала эмоциональную неудовлетворённость куда острее, чем в родном городе. Потому что от маленького, провинциального городка многого не ждёшь. А оказавшись в большом городе, где огромное множество возможностей, осознавать, что они проходят мимо тебя, очень неприятно. И ты вроде хватаешься за них, хватаешься, а толка особого не выходит. И это обиднее всего. Чувствуешь себя неудачницей. При том, что круг время от времени замыкается, и ты возвращаешься к тому, с чего когда-то начинал и от этого, казалось бы, ушёл.

– Я же не работу официантки тебе предлагаю, – говорила мне знакомая, посматривая на меня с определённым намёком и вызовом.

– А что? – переспросила я. – То же «принеси-подай».

– Ну, знаешь ли, – возмутилась она. – На что-то другое, с нашим с тобой образованием, рассчитывать трудно.

– У меня такая движуха в жизни, – усмехнулась я, – на целых три высших образования. Чему в институтах учат? Рассуждать и философствовать. А я умею всё. По крайней мере, мне так уже кажется.

– Маш, это нормальное предложение. Уйдёшь из своего ресторана, перестанешь бегать с подносом между столами. Что плохого?

– Да ничего, – проговорила я, правда, настроение было неопределённое.

Подружка толкнула меня локтем в бок и добавила со значением и смешком:

– Станешь называться офис-менеджером.

– По сути, та же официантка и уборщица.

– А ты об этом никому не рассказывай, – усмехнулась она. – Ну что, меняешь работу?

Придя в офис на собеседование, и осмотревшись, в тот момент я решила, что мне, наконец, повезло. Хоть раз. Сомнения меня оставили, и я без всякого сожаления ушла с должности официантки, и уже через неделю начала работать в офисе крупной строительной компании. Должность у меня была, как я изначально и думала, «принеси-подай». Я сидела в холле за большим письменным столом, улыбалась выходящим из лифта людям, отвечала на неважные звонки и бегала с подносом по кабинетам руководства, когда те хотели пить, есть или звали меня для того, чтобы я вытерла пролитый кофе или забрала переполненную мусорную корзину с бумагами до прихода уборщицы. Я прекрасно понимала, что мою кандидатуру одобрили лишь благодаря моим внешним данным. Поэтому на собеседовании я старательно улыбалась и излучала позитив. А ещё поворачивалась то одним боком, то другим, чтобы меня оценили в полной мере. Повезло, что собеседование проводил мужчина. Женщина бы на мои дешёвые уловки не повелась. А молодой парень в дешёвом галстуке, румяный и лысоватый, посматривал на меня с определённым интересом. Правда, уже на второй день работы, пришлось объяснить этому субъекту, что служебные романы меня никоим образом не интересуют. Я пришла работать, и вся сосредоточена на рабочем процессе.

– Собираешься сделать карьеру? – спросил меня, как выяснилось позже, Виктор.

Какую карьеру можно построить, начав с подавальщицы кофе в офисе, я не знала, но чем чёрт не шутит, правда? Поэтому я лукаво улыбнулась новому поклоннику и сказала:

– По крайней мере, попробую.

Прекрасно знаю, что он подумал в тот момент. Что я устроилась в офис строительной компании с одним-единственным желанием – выйти поудачнее замуж. В принципе, я была не против, но не ради того, чтобы получше и поудобнее устроиться. К двадцати пяти годам я твёрдо уверилась в том, что по расчёту замуж не выйду. Замуж хотелось выйти по любви. Но в шикарном офисе, среди умных, образованных, состоявшихся людей, вечно занятых какими-то проектами и застройками, на меня мало обращали внимания. Зато я нравилась самой себе – в белоснежной блузке, черной юбке-карандаш и в туфлях на шпильке, я, наконец, перестала быть похожа на незаметную, безликую официантку. Конечно, особо гордиться мне было нечем, но после стольких лет скитаний с перебором пустых профессий, я чувствовала удовлетворение. Смогла расправить плечи и начать надеяться на лучшее будущее. Я сидела за ресепшеном в холле шикарного офиса и встречала гостей. Вот гостям нравилось и как я улыбаюсь, и как я выгляжу. И они меня замечали. А сотрудники, особенно, руководство по несколько раз в день бегали мимо меня, и хорошо, если здоровались утром. Обычно им было не до меня. Но я отсоветовала себе расстраиваться по этому поводу или переживать. Работа и зарплата меня устраивали.

В общем, произошедшие в моей жизни перемены я посчитала благими, и рискнула поверить, что удача, наконец, решила повернуться ко мне лицом, а не спиной. Я, на самом деле, в это поверила. Наверное, поэтому расслабилась, успокоилась, и посчитала знакомство со Славой очередной удачей. А чуть позже и вовсе чудом. Даже спросила себя как-то: ведь я уже заслужила чуда, правда?

А Слава, правда, казался настоящим чудом. Голубоглазым, улыбчивым принцем, настоящим героем, который однажды вышел из лифта в нашем офисе, такой красивый, такой статный, в дорогом костюме и при галстуке, мужчина, о которых я лишь фильмы смотрела. И фильмы все эти были вот о таких же провинциалках, как я, в финале превращающихся в Золушек-принцесс и устраивающих свою жизнь рядом с нашедшимся героем. И я, увидев будущего мужа в первый раз, натурально замерла, не понимая, сон это или реальность. И подумала, точно помню, что подумала: я хочу быть с этим мужчиной. Но чего совсем не ожидала, так это того, что Слава меня заметит. Что обратит на меня внимание, остановится у моего стола и поздоровается, вежливо и обстоятельно. Даже представится и улыбнётся.

– Добрый день. Меня зовут Владислав Калинин. Пётр Борисович меня ожидает.

А я вдруг начала волноваться, краснеть и заикаться, и суетливо тыкать пальцем по кнопкам селектора. Браво, но забормотала:

– Да, конечно, одну минуточку…

Он возвышался надо мной, наблюдал за моими задрожавшими пальцами, разглядывал меня с интересом, а потом спросил:

– Как вас зовут?

Я вскинула на него опешивший взгляд, моргнула.

– Маша.

– Очень приятно, – сказал он без тени улыбки, зато поедая меня пристальным взглядом. – Замечательное имя – Маша.