Читать книгу Никому-никому - Екатерина Рупасова - Страница 4

Я снова здесь, и я пишу,

Пусть и отравлена молвою.

Стихами только дорожу.

От них я ничего не скрою.

В них радость, и печаль, и муки.

В них слабый пульс моей судьбы,

И неизбежный час разлуки,

И звуки жалобной мольбы.

Читай и знай, как жить не надо,

Чтобы не сгнить в тоске ночей,

Чтобы единственной отрадой

Не стала вязь своих речей.

Время, память – всего лишь труха.

Осыпается в бездну былое.

Тишина или нечто иное

Оттолкнулось от снежного мха

И, пронзив облаков вороха,

Покидает навеки земное.

Луи, зачем тебе двухмерный горизонт

И старый порт, пропахший тухлой рыбой?

С его тягучей бирюзовою водой.

Сидеть у берега с поникшей головой,

Рисуя романтичного пошиба

Сюжеты в подсознании своём – не тот

Бермудно-пагубный удел, которому

Ты призван потакать до самой смерти.

В пример не ставлю обезумевших людей,

Что тратят годы на свершение затей,

Недостижимых, как стремленье тверди

Земной лишиться под ногами, сторону

Небесной темноты и тучных светлячков

Затронуть дабы. Они не сознают,

Что за пределами протянутой руки

Всё иллюзорно до каркаса. Но тоски

Прибоев местных не исчерпать. Дольют

С лихвой. Плыви на свет далёких городов.

Израненное носят на руках

С особенной заботой, осторожно

И, затаив дыхание тревожно,

Ещё не верят, что взметнётся прах

Из тех же рук и, как бы ни летел,

Осядет всё же под ноги прохожим,

Теряя целостность и сущность, впрочем,

Нет естества, что ждёт иной удел.

Возможно, тот, кто в памяти хранил

Ушедшее однажды дорогое,

Найдёт обитель вечного покоя,

Смешав свой прах с тем прахом, что любим.

Сны зимнего солнцестоянья:

Травы высокой параллели,

Дожди, наивное желанье

Вернуть былое. Надоели

Мечты и псевдоперспективы.

Лжецов заманчивые трели

Прелестны и почти правдивы

В беспечности своей. Нет силы

Отреставрировать мотивы

Любимых песен. Дней могилы

С небытием ровняет время.

В реальности, плодящей спилы,

Взойдет ли будущего семя?

Мы крошимся, за что ни тронь,

Как в прожитом, так и в сокрытом.

Следы вдоль дороги искрятся

Осколками битого льда.

Покуда не стёрли года,

Скажи, куда можно податься?

Цыганка с растерянным видом

Отринет пустую ладонь.

И не упомнить всех надежд,

Что в детстве голову кружили.

Мы твёрдо верили и жили

В наивном чаянье невежд.

Нас окружали чудеса,

Но мы тогда не понимали,

Что взрослые безбожно лгали,

Игриво глядя нам в глаза.

С тех пор прошло немало лет,

Немало разочарований,

Немало тщетных ожиданий

В душе оставили свой след.

Но детские мечты всегда

С теплом в улыбке вспоминаем…

И мы своих детей обманем,

Даря им светлые года.

Считать до одного не так уж сложно

В массиве из нулей и единиц.

Здесь каждый первый загибает пальцы,

Склонившись над шуршанием страниц,

И чувствует уверенность подкожно

В причастности к ватаге первых лиц.

Гордыней ослеплённые страдальцы

Не верят Богу, низвергаясь ниц,

Но бьются насмерть о свою ничтожность,

И после даже не собрать крупиц,

И после ничего о них не вспомнить.

Одни нули в глазницах диких птиц

Мерцают верой, оттого, возможно,

Для крыльев нет препятствий и границ.

Стремящемуся смыслом быт наполнить

Без помощи Творца не обойтись.

Снег на ресницах.

Смотришь, как тонет в огнях

Город вечерний.

В парке гуляя,

Вспомнишь ли ты обо мне,

Дружбу поправшей?

Время не лекарь – палач:

Поздно мириться.

Тщетно твой символ ищу —

Бабочек снежных.

На самом деле не бывает перемен.

Константы, сущность не меняя вместе с формой,

Всё те же роли в мириадах старых сцен

Играют плоско и фальшиво, а взамен

Имеют вечность, тем довольствуясь, бесспорно.

В прямом эфире перекрёстки и года…

Смотреть не надо. Если правил нет – нет жизни,

Но ценный опыт будет ценным лишь тогда,

Когда он стоил непомерного труда.

И всё же толк и наставления излишни,

Поскольку каждый хочет быть себе творцом

И, эту жажду получив внутриутробно,

Покорно движим ею в жизни и притом

Считает выбор свой законом и венцом

Людской морали. Это факт, как ни прискорбно.

Ты можешь считать меня падшей:

В зрачках антрацитовых бездна

Промыта насквозь пустотой.

Мы стали несносней и старше.

Усопшим никак не воскреснуть,

Живые и так – сухостой.

С людьми не сумев найти лада,

Не сделать счастливей и краше

Свой быт ненавистно-смешной

Сынам поколения Садо.

Ты можешь считать меня падшей,

Но знай: ты такой же пустой.

Смешно и как-то неуместно

Судить о выборе пути

В конце тоннеля. Как известно,

Здесь принято молчать. Гляди:

На складках шёлковых ребрится

Холодный свет. Забудь, прости.

Настало время возродиться.

Шафрановые всполохи заката

На тронутых истомою часах.

Из памяти исторгнутый когда-то

Тот вечер всё же грезится во снах.

Тот вечер, полный шорохов и звуков,

Низвергнувших размеренный устой.

Безлюдный дом – пристанище злых духов,

Не просто оставаться в нём собой.

Безлюдный дом… тусклее свет сквозь шторы,

Фарфоровой миледи хитрый взгляд

Безумнее… и мнятся разговоры,

И явно о недобром говорят.

Враждебное с размытыми чертами

Сквозь стены проступает и пьянит.

Обнять кота с глазами шинигами,

Прислушаться, как пульс в висках стучит.

Неизъяснимо, чем рассудок движим,

Но всё сложнее не сойти с ума…

А время шло, и ночь была всё ближе —

Бездонная и алчущая тьма.

Закрыть глаза и, созерцая личный мир,

На чёрном фоне в серых пятнах и полосках

Искать знамения, подсказки, отголоски,

Черты грядущего в сумятице чернил.

Размытых образов струящуюся вязь

Истолковав согласно выгодной идее,

От предвкушения едва держаться в теле,

Своей наивности слепой притом дивясь.

Плоды трудов… какая благодать!

Теперь и умереть не страшно,

Но непрестанно кто-то важный

Твердит: «Пора лекарства принимать!»

И я теряюсь в ощущениях опять

И в мыслях о ничтожном и прекрасном,

Не ведая, как может быть опасным,

Вращенье жерновов воспоминаний вспять.

Но этот важный любит наблюдать

Явления такого рода.

Его смешит моя природа

И дерзость нежелания признать

Беспомощность в стремленье обладать

Судьбою, не доставшейся по праву.

В который раз принёс свою отраву

И требует безропотно глотать.

Сданы билеты…

Жить стало интересней:

Улыбки, слёзы.

Мелькают лица.

В толпе врагов не видно.

Друзей – подавно.

Мечты теперь подобны

Колечкам дыма.

Незыблемы лишь цели —

Оков прообраз.

Умеренная плата – немота

За проклятую горечь шоколада.

Когда светило мнимое – луна

Разинет нёбо тёмное в алмазах,

Со шпилей отправляясь в никуда,

Просить пощады должно уходящим,

Ведь там, где образуется вода,

Не хватит кислорода мирно спящим

Ни в нашем скорбном мире, ни в чужом,