Читать книгу Насилие. Социально-правовые этюды - Екатерина Самойлова - Страница 4

Насилие относится к категориям a priоri. Это – самодостаточные категории, которые в контексте предполагаемого анализа не нуждаются в определении. К таким же категориям в контексте нашей работы относятся, например, совесть, закон, право, долг, истина, правда, ложь, обман, мошенничество, рождение, возраст, жизнь, страдание, боль, наслаждение, смерть, мужчина, женщина, здоровье, болезнь, красота, уродство, вырождение, вера, надежда, любовь и «мать их Софья» и др. Спиноза утверждал, что всякое определение данных (a priori) категорий есть их уничтожение. (См. Этика с точки зрения геометрии – Oeuvres, t. 3, p. 11. Paris. 1965).Подчеркиваем, что названные категории являются таковыми, естественно, лишь в контексте нашего социально-юридического анализа.

Если с категориями a priori «находятся рядом» категории, которые в их контексте приобретают также качество самодостаточности, то это сопряженность. Это качество категорий, как мы покажем ниже, явление временное, ибо связано с контекстом. Так, категория семья сопряжена с категорией насилие. В контексте категории насилия находятся такие категории, как свобода, воля, произвол, социальное и сексуальное рабство, и др. Они объединяются в одну структуру с категорией семья через категорию инцест. Вне контекста категории насилия семья является также категорией a priori. Мы, следовательно, будем рассматривать категорию «семья» в двух контекстах: как сопряженную и – a priori. Поэтому, мы сразу сталкиваемся с первым парадоксом нашего исследования: рассматривая любые определения семьи, мы так или иначе предполагаем насилие.

Но этот парадокс, опять же вещь феноменальная. Два гения, совсем друг на друга не похожие, прямо или косвенно считали семью социальным институтом насилия. Это – лорд Байрон и Антон Павлович Чехов.

Байрон доходил до припадков ярости, обвиняя свою мать (которую тем не менее любил), в вине перед ним за то, что она не спросила его, хочет ли он быть рожденным? Протестуя против насильственной (не по его воле) смерти, Байрон воспел эвтаназию.

Чехов, устами доктора Андрея Ефимовича Рагина («Палата №6»), говорит следующие горькие слова: «Жизнь есть досадная ловушка. Когда мыслящий человек достигает возмужалости и приходит в зрелое сознание, то он невольно чувствует себя как бы в ловушке, из которой нет выхода. В самом деле, против его воли вызван он какими-то случайностями из небытия к жизни… Зачем? Хочет он узнать смысл и цель своего существования, ему не говорят или говорят нелепости; он стучится – ему не отворяют; к нему приходит смерть – тоже против его воли». Семья как категория a priori, внутренне структурирована. Структура ее суть иерархия социальных функций. В семье, как ячейке (монаде, по Лейбницу) общества, базируются такие социально-культурные механизмы, как фетиш, кумир, тотем, табу («Так Храм оставленный, все ж Храм, кумир низверженный – все ж Бог!» – В.П.Аничков).

Семью олицетворяет мать – мадонна. У славян даже мудрость есть мать-Софья (заметим, что софистика не от Софьи). Семья – порождение и рудимент матриархата. Выдающийся энтомолог ХХ-го века Лев Владимирович Черносвитов, считал, что семья, как явление культурного сообщества людей, имеет прототип в колонии (семье) пчелы медоносной. Вокруг плодной пчелы-матки собираются рабочие пчелы (до 99%) и трутни. Без пчелы-матки, то есть, вне семьи пчелы жить не могут. Если пчела убивает пчелу, то это непременно юная плодная пчела. Получается, что Природа не очень изобретательна: скорее копирует, чем создает нечто новое. Так, человеческая семья скопирована у пчел. (См. «Избранные философские труды». Прага. Страница 321.)

Энгельс («Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана») привязал моногамную семью, которая в полном смысле является ячейкой общества, к частной собственности и началу капитализма. Возможно потому, что сам он не читал книги Моргана «Древнее общество» (1877 г.), а пользовался конспектами Маркса, то пришел к слишком упрощенной схеме. Так, например, осталось загадкой, почему групповая семья при матриархате наложила табу на половые связи не только между родителями, но и между братьями и сестрами. А в наше время, если принимать нечто за категории a priori, то возникает второй парадокс моногамной семьи (ячейки нашего общества): постсоветское сообщество вернулось к частной собственности, а семья фактически исчезает, растворяясь в насилии. Возможно здесь что-то не так (кстати, на этот счет мы нашли некоторые, весьма серьезные подтверждения нашей догадке – см. ниже). По стране прошли волны приватизации. Но, если во время Энгельса частная собственность была категорией a priori, то в наше время, феномен «частной собственности» всего, лишь явление подчиненной категории. Например, соподчиненной насилию, имплицитно относящемуся к категории вертикаль власти. Или, еще проще – категории банда законников (определение во второй главе). Также возможно, что наша «частная собственность» в ряде случаев, существенных для общественного сознания, всего лишь фикция (читай «Казусы»).

Нам представляется, что патриархат, при котором возникла моногамная семья со всеми своими атрибутами, есть явление не социально-экономическое, а биолого-антропологическое. Все становится на свое место, если принять во внимание, что женщина имеет одну (как исключение – две, три и более) яйцеклетку раз в месяц. А мужчина в одном эякуляте – миллион сперматозоидов. Женщина полмесяца стерильна. Здоровый мужчина – никогда. Женщина может, к примеру, не предохраняясь в течение короткого времени (за несколько часов) иметь половую связь с десятью мужчинами. Если и забеременеет, то только от одного мужчины. Мы беседовали с сорокалетним мужчиной (белорусом), от которого в одну ночь забеременели 14 молодых женщин! Его история проста и банальна. Очарованный красотой и молодостью женщин (к тому же девственниц), он был в состоянии, близком к экстатическому. Женщины враз влюбились в него, и решили, что борьбы между ними за мужчину не будет (студентки приехали на практику в провинциальную больницу, где мужчина был главным врачом; он устроил им ночлег в просторном рентгеновском кабинете на матах; там же они отпраздновали знакомство, а потом, по очереди, to make love со своим гуру). Вот и объяснение патриархата без всякой частной собственности и разделении труда.

Если в рассуждении о патриархате наши взгляды верны, то наше представление о патриархате есть подчиненная (субъективным взглядам) категория. Сама по себе данная категория суть категория a priori.

Имплицитность (от латинского implico – внутренне связано). Можно обозначить, как логический оборот: если…. то. Категория, которая находится после «если» суть a priori. В логике антецедент. Категория, которая находится после «то» – консеквент. Для нас сопряженная категория. Имплицитность будем обозначать принятым в логике символом. При этом, суждение: А имплицитно Б мы понимаем так. Если категория А истинная, то Б также истинна. Если при этом Б не ложна изначально. Например, если мы говорим о насилии в нашем обществе, то, прежде всего, имеем в виду его ячейку – семью. Это верно, если категория семьи не ложна сама по себе и фактически не сопряжена с насилием (как покажем во второй главе, где «семья» есть категория а priori, насилия – категория, сопряженная категории семьи). Следовательно, связка категорий через имплицитность показывает и некую условность категорий. При том, что суждение, если… то навязывает достоверность взаимосвязи категорий в имплицитности. Получается в последнем случае нечто, подобное: из ложного высказывания (категории) следует любое высказывание. Истинное высказывание следует из любого высказывания. Знание этих логико-математических правил помогало нам в экспертных оценках (см. § Казусы).

Эксплицитность (от латинского explico – вне связи) категорий указывает на то, что кажущиеся между ними связи и отношения не существуют на самом деле. Например, в суждении: если дети смогут подавать в суд на родителей, то прекратится насилие в семье. В ней будет царить дух любви и заботы между членами семьи. (В последнее время в России всё чаще стали возникать разговоры о том, нужна ли нам ювенальная юстиция. Для справки, ювенальная юстиция – система правосудия в отношении несовершеннолетних, призванная обеспечивать защиту прав, свобод и интересов ребёнка. При этом «детские дела» рассматриваются особыми ювенальными судами. А сами дети могут выступать в суде истцами, ответчиками и третьими лицами.

ЮЮ провозглашает принцип приоритетности прав ребенка. То есть, права детей ставятся над правами взрослых. На практике это означает, что дети имеют право подавать на родителей и вообще на взрослых в суд. А суд, руководствуясь принципом приоритетности прав ребенка, становится на его защиту, разбирая конфликтные ситуации, верит прежде всего ребенку и пытается его всячески оградить от родителей-«правонарушителей».

Такая практика существует уже во многих странах, и везде, где это есть, немало свидетельств того, что дети весьма расширительно толкуют свои права, в чем им с охотой помогают специальные органы – ювенальные суды, ювенальные социальные службы и так далее.

Увы. В США ребёнок может подать в суд на родителей за нарушение его свобод. Были случаи. Так актриса Джульет Льюис, кажется в 16 лет, подала в суд на родителей не дававших ей пользоваться гонорарами за фильмы. И выиграла. Это только самый известный случай.

Слышали про то, как в США дети на родителей в суд подают? Теперь и у нас началось.

Папа заплатил 7-летней дочке компенсацию

В республике Карелия создан прецедент: отец 7-летней девочки выплатил ей после порки ремнем 2000 рублей за моральный вред.

Как сообщила корреспонденту Metro Елена Волкова, помощник прокурора Питкярантского района, в ходе расследования обстоятельств дела выяснилось, что поводом для наказания послужило долгое отсутствие девочки:

– Она ушла гулять, было вечернее время. Родители забеспокоились и начали самостоятельные поиски. Они очень переживали, и когда дочь нашлась, нервы папы не выдержали, и он решил наказать ее.

В районной прокуратуре отмечают, что семья девочки благополучная, оба родителя работают, не пьют, находятся в хороших отношениях. И раньше не прибегали к физическим методам наказания. «Это был единичный случай», – заявляют в прокуратуре.

Заявление поступило от бабушки девочки по отцовской линии. Она не была свидетелем семейных разборок, внучка сама рассказала о том, что отец отходил ее ремнем. Было возбуждено уголовное дело по факту побоев.

– Экспертизой выявлены небольшие кровоподтеки, которые остались от ремня в области ягодиц, они не были квалифицированы даже как причинение легкого вреда здоровью, – сообщила Елена Волкова.

Дело было прекращено по примирению сторон. Интересы несовершеннолетнего ребенка в суде представляла мама девочки. Подсудимый раскаялся. В прокуратуре говорят, что отец извинился перед ребенком и, чтобы загладить вину, накупил ей подарков. Кроме этого, он открыл на имя девочки счет в банке, куда по решению суда перечислил сумму в 2000 рублей – это компенсация морального вреда за нравственные и физические страдания.

– Суд не разобщил этих людей, – уверена Елена Волкова. – Конечно, в каждой семье между родственниками могут быть сложные отношения, но мы видели, как девочка приходила на суд с мамой и папой… Можно сказать, их семья стала еще крепче.

В самой Питкяранте подробности о фигурантах этого дела не известны. В районной прокуратуре считают, что защитили интересы ребенка, но делать этот случай достоянием общественности не собираются).

Имплицитность и эксплицитность категории предполагает логику (формальную, диалектическую, математическую и т.д.). Но есть состояния мышления (особенно творческого, «креативного» – от латинского creatio – сотворение), когда категории «цепляются» друг за друга, по словам классика немецкой психиатрии и психологии Евгения Блейера – «как мухи в паутине». Тогда речь идет об ассоциативных связях. Категорию «ассоциация» ввел в обиход Джон Локк в 1698. Но он мог сказать об ассоциациях лишь то, что они бывают смежными в пространстве или времени, или связаны друг с другом сходством или контрастом. Евгений Блейер столкнулся с необходимостью познания ассоциативных механизмов при попытке объяснения психопатологических феноменов (шизофрении) психологией. Эта попытка не увенчалась успехом. Но выдающийся немецкий психиатр открыл психотерапевтический метод свободных ассоциаций. Фрейд (и его последователи, прежде всего Юнг и Адлер), стали широко применять этот метод для лечения невротических расстройств, назвав его, как известно, психоанализом. Советский психиатр, профессор Евгений Васильевич Черносвитов продолжил изучение ассоциаций. Имея за плечами богатую психотерапевтическую практику, он выделил в ассоциативном процессе главное – этот процесс всегда начинается в просоночном состоянии. Сновидения полностью подчинены «ассоциативной логике» (см. Е. В. Черносвитов. «Torrent сна». Проза.ру. 2012 г.). Психоаналитики, интерпретируя переживания пациента, лежащего на кушетке в состоянии расслабления, произвольно или не произвольно вводят его в просоночное, то есть, гипнотическое состояние. Не зря Фрейд учился у Шарко и Бернгейма. Медитация, молитва, заклинание – способствуют возникновению ассоциативного процесса. Также и галлюциногены. Используя любой, из выше названных методов нашего анализа, мы всегда давали себе отчет, не находятся ли категории, которыми мы оперируем, в ассоциативной связи? Ибо, по словам известного русского психиатра Николая Николаевича Баженова полностью солидарного с французским социологом, психологом и криминологом Габриелем Тардом,

«состояние социальное аналогично состоянию гипнотическому. Иметь только внушенные извне мысли и эмоции и думать, что они спонтанны, – вот иллюзия, общая для человека в сомнамбулизме и для человека в обществе»

(Г. Тард. Вопросы философии и психологии.1905. Т. 78. Стр. 233).

Мы допускаем, что так называемая обыденная логика, здравый смысл (как и «обыденное сознание» Фрейда) – суть явления ассоциативного процесса.

Из «Torrent сна» Е. В. Черносвитова:

«Перед тем, как серьезно заболеть, мне приснился сон, который я не мог связать ни с чем. Мне приснилось, что я вдруг оказываюсь в полном подчинении от бывшей любовницы, которую я беспардонно бросил. Сон был яркий, как явь. Я видел молодую женщину, которая кого-то мне напоминала, но точно не из моих бывших возлюбленных. Я с ней разговаривал. Меня поражали ее прекрасные глаза, почти синие! Она меня простила!.. Только чудом поправившись от болезни, я вдруг осознал, что эта моя брошенная возлюбленная из сна – медицина! Я, ведь, действительно грубо оставил практику врача (тридцатипятилетнюю! Столько же лет было моей красавице во сне!), перейдя на педагогическую и научную работу в МГСУ. И я подумал: а в реальной жизни, так сказать в состоянии обыденного сознания, не имеют ли место подобные метаморфозы восприятия и переживаний? А, ведь, если верить Тарду…»