Читать книгу Мик. Путь воина - Екатерина Сереброва - Страница 2
Часть 1
Оглавление2023 г.
В кафе пахло свежей выпечкой, что и завлекало сюда случайных прохожих, пресыщенных изысканной кухней с низкой калорийностью. С фасада оно ничем не отличалось от десятков подобных заведений, настроенных друг на друге, как ингредиенты в слоённом салате. Поэтому, помимо сладкого запаха, кафе имело свою специфику в интерьере. Стены украшали чёрно-белые снимки, выполненные, однако, на современный лад. Звёзды музыки и кино прошлых лет, лица простых людей – галерея из представленных человеческих эмоций в разных ситуациях, традиционные снимки и необычные. Счастливая невеста; темнокожий парень, танцующий с закрытыми глазами; опечаленный старик на скамье у пруда; актёр, трепетно сжимающий награду. И внезапно: грустный азиат посреди бразильского карнавала; поражённый рокер перед картиной с изображением одинокой хижины и речушкой; толстый мужчина с радостной улыбкой на пробежке в зале; и другое. Каждая из картинок заслуживала отдельного внимания.
Зал кафе был поделён на открытую и уединённую зоны. Вдобавок ко всему, словно выступая в качестве десерта к основному меню, играла приятная фоновая музыка с живыми инструментами, что не менее важно в современном электронном мире.
Две подруги скучали за столиком этого заведения однажды зимним выходным утром. Они случайно забрели сюда после пятничного загула в клубе. Обе чувствовали себя неважно и молчали. Детали обстановки их, понятное дело, не волновали. Девушки были безразличны ко всему, пока одна не заприметила знакомое мужское лицо.
– Ой, смотри, там этот, как же его… актёр, – смешалась блондинка.
– Какой? – с любопытством обернулась на него брюнетка, её подруга. – Ах этот, – энтузиазм девушки угас. – Снимался на рубеже девяностых, кажется?
– И в начале двухтысячных, – интенсивно кивала блондинка, – он играл в «Одиноких сердцах». Боже, как мне полюбился этот фильм, а моя мама вообще с ума сходила. Чувственный, о настоящей любви и в то же время его герой страстный, жёсткий, брутальный. Таинственная улыбка, сексуальный взгляд, а тембр голоса! Обволакивающий, с лёгкой хрипотцой. Соблазнитель-искуситель, – она облизнула губу. Актёр заметил её и лукаво подмигнул. Блондинка расплылась в улыбке. – Ах, до чего горячий мужчина. Не помню имени…
– Какая сейчас разница? Фильму лет двадцать. Актёр твой совсем старик.
– Кумиры не стареют, – томно протянула блондинка, пялясь на мужчину в пальто. – Хотя он, конечно, в морщинах, с седыми волосами, потрёпанный. Но, кто знает, может, полон энергии, и тело функционирует, как надо, – пустилась в фантазии она. – Вот бы взять автограф или сфоткаться, – девушка почти потянулась за сумочкой, но задумалась: – А что он делает в нашем городе?
– Вроде родом отсюда, – равнодушно произнесла брюнетка.
– Во дела. А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила блондинка.
– По ящику недавно передача про него шла, как про нашего земляка. Говорили, что спился, а был блестящим актёром, кажется, ещё и спортсменом каким-то успешным. Сама подумай, что за плачевное у него состояние, раз он в нашей дыре шастает.
– И то правда… – подружка по-новому посмотрела на пожилого мужчину. – Он совсем не похож на своего героя из «Одиноких сердец».
Михаил – актёр за сорок – слушал двух молодых девиц вполуха, но постепенно втянулся в их разговор. И испытал массу противоречивых чувств и эмоций: негодование и обиду, что не помнят его имени, затем умиление и желание познакомиться с блондинкой, а под конец разочарование и утрату всякого интереса. Уж лучше игнорирование или пренебрежение, как у брюнетки, так как оно искреннее, нежели притворное обожание и самовнушение, вызванное одной легкомысленной ролью, что якобы он, Михаил, мечта той блондинки. Он ненавидел романтические ленты, но больше всего не понимал таких девиц, которые не различали реальность и кино, судили о человеке по его актёрской роли, да ещё и не самой лучшей.
Михаил пронзил блондинку недовольным взглядом, и та опешила, опустив глаза. Игра окончена. Начинается жизнь.
Подружки—несостоявшиеся фанатки ретировались. Михаил сидел, подперев рукой щёку, бесцельно ковыряясь в тарелке, и выглянул в окно. У кафе припарковался красный мотоцикл «Jawa», и он невольно улыбнулся, встрепенувшись: практически такой же Миша впервые купил себе и использовал его на съёмках «Одиноких сердец» в далёком девяносто девятом году. Довольно скоро он нашёл ему замену японкой марки «Yamaha», но советская «Ява» тогда особенно грела душу.
В юности Миша делил для себя людей на типы в зависимости от предпочитаемого ими вида транспорта.
Большую группу составляли те, кто передвигался на городском: студенты, пенсионеры, женщины, случайно затесавшиеся мужчины – «заблудшие души» или откровенные неудачники, «маменькины сыночки». Он считал куда лучше было быть пешеходом, не использовать автобусы из принципа.
Культуристы, спортсмены, по классификации и наблюдениям Миши, выбирали пешую прогулку или велосипеды. У него у самого долгое время был велосипед, когда он был ребёнком. Потому и впоследствии взрослые владельцы велосипедов расценивались им по достоинству, но без лишнего пиетета.
Было что-то романтичное и в то же время рыцарское в верховой езде. Но Мишка склонялся к тому, что из лошадей в современном мире сделали не благородных скакунов-спутников ковбоев, а пафосных, податливых животных для наездников на скачках или домашних любимцев богатеньких детишек. И потому лошадьми очарован не был, хотя редкие дикие кони на деревенских просторах его завораживали.
Любители автомобилей и мотоциклов стояли для Миши классом выше, как представительные, способные заработать себе на жизнь, ценители комфорта и личного пространства. Размеры транспортных средств данной категории и марки, дороговизна абсолютно не имели для него значения. Он уважал владельцев, но и их не ставил себе в пример.
Гоночные автомобили в этом смысле означали куда более свободолюбивых, рискованных людей, что уже вызывало у Миши любопытство. Однако была особая группа, которая затмевала собой всё. Байкеры. Байкеры в его понимании представляли собой настоящих мужиков. Они колесили по стране, слушали крутую музыку, одевались, как хотели и были свободны, как ветер. В той среде юный Мишка и вращался некоторое время.
Однако свой байк он приобрёл намного позднее, к концу второго десятка. Но свой первый «мини-байк» Миша купил куда раньше.
***
В ту осеннюю пору второго курса театрального училища, когда ему было девятнадцать, и он был преисполнен мечтой стать актёром высшего класса. В старших классах школы одна девчонка заманила его на школьную театральную постановку, где сама играла. Тамошний режиссёр сразу отметил Мишкину внешность, подходящую для кино, предложил попробовать себя на сцене. Миша посмеялся, так как он предпочитал проводить досуг на боксёрском ринге. Но затем пришёл за той девушкой на репетицию снова, после недолгих уговоров подменил собой заболевшего исполнителя главной роли, да так погрузился, что влюбился в актёрство.
Совсем не меньше Мишка грезил о «железном коне». Ради этих двух целей он положил на кон всё: голодал, жил у друзей или в дешёвых ночлежках, участвовал в подпольных боях, где оставлял своё здоровье. Своего Миша добился: и учёба шла, и блестящая «Jawa 360» возносила его над дорогой, благодаря чему он смело мог называть себя мотоциклистом. Ещё не байкер, чтобы бравировать, но и не жалкий велосипедист, каковым являлся до училища.
Осенью девяносто седьмого Мише казалось, что самой сложной задачей будет накопить на мотоцикл. Ничего труднее и важнее ему не представлялось, несмотря на то, что жил актёр-студент впроголодь, кочуя с места на место. Учёба не давалась легко, и приходилось умасливать умных сокурсниц, что, к счастью, удавалось, чтобы те выполняли за него теоретические задания. В практике же Мишка числился одним из лучших, что позволяло ему судить о правильности выбора будущей профессии, а учителям-наставникам закрывать глаза на строптивый нрав и пропуски студента. У него были друзья-единомышленники: старые из весьма сомнительных кругов, и новые – театралы, чудаки, интеллигенты.
С появлением мотоцикла «Явы» жизнь вроде бы улучшилась. С заработков (не самых легальных) оставалось больше денег на жильё и еду, группа байкеров, наконец, неофициально, но приняла его за своего, позволив держаться рядом и изредка участвовать в их мероприятиях. Девчонки охотнее шли на свидания с Мишкой, как с мотоциклистом, нежели нищим студентом, и новый статус не уставал его радовать.
***
1998 г.
Зимой девяносто седьмого, накануне девяносто восьмого, он собирался на каникулы приехать в родной городок к друзьям, как и делал летом, а до этого прошлой зимой на первом курсе. Мишка скучал по товарищам из детства, не терпелось похвастаться и покупкой. Однако возвращение принесло ему проблем и разочарования… А пока это был очередной визит, на который он не ставил особых целей. Запрыгнув на мотоцикл, Миша отправился в небольшое путешествие.
Из Большого Мира до провинции детства было не столь далеко – Мише понадобилось пять часов. Ветер поддувал в спину, и он наслаждался каждой минутой поездки. Лесные массивы, степи, просёлочные дороги – чем дальше от центра, тем ближе к пейзажам, хорошо ему знакомым. Тем не менее, верхом на «железном коне», он открывал их для себя заново. Бесконечные просторы вкупе с благодатной тишиной полей внушали любителю скоростей удивительную гармонию с собой и природой.
Мишкин родной город ничем не отличался от десятков других таких же районных центров, чьё население едва достигало ста тысяч. Сталинки, хрущёвки, уличные рынки – у города не было своего стиля ни в чём. Имелась промышленная зона, и потому воздух заметно отличался. В остальном он был самым типичным, не имеющим своего обозначения на карте, но всё равно выделяющимся для Мишки. Начало и середина девяностых встряхнули его городок, как и всю страну, а теперь плавно, но верно он затихал. Пережив «бандитский», кризисный период с минимальными потерями, город вернулся в пятидесятые и не думал развиваться, преображаться.
Однако Миша не мог сказать, что приехал домой. У него не было дома. Мать умерла в раннем детстве, о судьбе отца Миша не имел понятия. Он рассорился с деспотичным, упёртым папашей в пятнадцать лет и покинул отчий дом навсегда. В прошлые свои приезды Мишка останавливался у друга Юрки, которому нынче шёл уже двадцать третий год. К нему планировал попасть и сейчас. В детстве Юра жил по соседству с семьёй Миши, вскоре переехал в новостройку, но с Мишкой продолжал видеться.
Юрка… Не первый, но ставший близким друг.
В тринадцать лет именно Юра однажды заметил, что с такой агрессией, как у Михи, ему самое место на ринге. Мишка редко нападал первым, но если уж его задевали, то дрался он неистово, ненавидел проигрывать. Он посмеялся в ответ на предложение друга, не желая ходить куда-то по графику и тратить время на усиленные занятия спортом. Тогда тот показал Мише мощный удар – до этого между ними не случались разборки. Побоявшись прослыть слабаком, Миха записался в секцию вслед за другом. Всего за полгода он обогнал его по результатам. Тренер нещадно гонял Мишку, изматывал физически, но ему нравилось. Он не признавал авторитетов, подчинения кому-то, не умел плодотворно трудиться, но вкус побед на ринге помог ему себя преодолеть. Бокс выбил из Мишки всю дурь. Он доверился тренеру, а тот убедил Мишу верить в себя. Тренировочный зал стал ему домом. Не вторым, а единственным, где Михаилу хотелось бывать.
Сейчас Миша проезжал мимо полуразбитого здания, где проводил больше всего времени в городе. Год назад секция, увы, закрылась, и он с немалым сожалением потерял контакт с тренером.
Чувство братства и запоздалое чувство семьи он приобрёл, таким образом, в секции бокса. Дисциплину, ответственность за свои поступки, силу духа – без сомнений, тоже, но понимание и знание, что в тебя верят, были важнее. И никакой боли. Только приятная усталость.
Если бы не театр и актёрство, путь Миши был бы однозначно связан с боксом. Что, однако, он и без того пытался замещать подпольными боями.
Мотоцикл Михи гнал вперёд, по знакомым районам, через мост, под которым неслась без устали холодная река. Мимо двухэтажек, сгоревших домов, которых никто не думал сносить, расписанных на все лады стен, где и он оставлял свои «автографы». Улицы этого провинциального городка воспитали и закалили Мишу.
И первые уроки, счастливые и неудачные моменты он получил здесь. Первая любовь с одноклассницей – единственный раз, когда Миха выбирал сверстницу. Точнее, она сама предпочла Мишку, он был довольно зажатым с девочками, но смазливым и тем ещё заводилой. Частым участником школьных разборок, кажущихся серьёзным испытанием мужества, закалки. А на деле – детская возня на школьном дворе, где из повреждений максимум можно было получить синяк под глазом. Синяки были в почёте среди пацанов. Сломанные рёбра, трижды вправленный нос, не раз выбитая челюсть, стёртые в кровь кулаки – всё это было с ним гораздо позднее, в Большом мире.
Поэтому Мишке нравилось приезжать сюда, несмотря на тяжкие мысли о родителях, которых у него не было, всё же оставались друзья. Юрка. Целая россыпь воспоминаний. Невозможно было просто уехать, поступить в театралку, обзавестись приятелями и вычеркнуть детство. Нет, Миша ценил то, что приобрёл в своём захудалом городке.
Юрка жил почти у самого выезда из города, его дом стал первой остановкой Миши. Он припарковался у подъезда единственной в городе девятиэтажки, заглушил мотор, привлёкший внимание соседей, выглянувших с балконов, и с радостным предчувствием от встречи направился к другу.
Доехав на лифте до пятого этажа, Мишка позвонил в нужную дверь. Ему почти сразу открыли, и Юрка был заключён в объятия прежде, чем что-либо сказал.
– Здоров, дружище! – прокричал ему в ухо Миша.
Все детали квартиры ещё с прихожей говорили об идеальном порядке как в жилище, так и в головах хозяев. Аккуратно прибитые полочки с крючками под одежду, столь же педантично развешанную, цветок в большом горшке на полу – у каждой вещи было своё место. Что совершенно противоположно Мишке, нарушающему любой установленный порядок.
– Привет, Мишаня.
Юра был старше, но уступал в росте и в комплекции. И, в отличие от Миши, которого в бокс и привёл, сам забросил спорт ещё до поступления в вуз. Теперь Юрка имел худощавое телосложение, отрастил усы и бородку, носил джинсы и рубашку, как столичный интеллигент, тогда как Мишка, только что прибывший оттуда, смотрелся на его фоне практически бомжом. В рваных штанах, потрёпанной утеплённой кожаной куртке, тяжёлых армейских ботинках.
– Ну ты и вырядился, – присвистнул Миша. – У вас юбилей бабушки или тип того? – посмеялся он.
Юра улыбался скромно. Совсем иначе, нежели раньше. И не торопился пускать друга дальше порога. Хотя Мишка и сам уже почти обошёл его, закидывая сумку с вещами поближе к первой двери, ведущей в гостиную.
– Нет, я теперь всегда так выгляжу. Четвёртый курс экономического, как-никак, – он прилагал усилия, чтобы поддерживать оживлённый тон, тогда как сам был недалёк от чего-то пафосного.
– Точно, – опечаленно кивнул Миша. Юра гордился выбранным путём, и это неприятно удивляло. – Ты так и не передумал? Летом говорил, что хочешь попробовать в художку. Я помню, ты отличные картинки малевал, когда не спарринговался со мной, – он по-дружески ударил Юрку в плечо, тот натужно улыбнулся.
– Ага. Ерунда это всё, решил серьёзным делом заняться.
– Больше всего на свете я опасаюсь серьёзных людей, – отшутился Мишка, но его друг и не улыбнулся, что совсем насторожило Мишу. – На тебя предки давят? – сочувственно уточнил он.
– Я сам решил, – настаивал Юра, хмурясь. Мишка уже заглядывал в ближайшую комнату и практически прошёл туда, не разуваясь. – Послушай, ты неожиданно приехал, я не могу оставить тебя у себя.
– Мои каникулы начались через день после твоих, – хмыкнул Миша, – как и в прошлом году. Разве нет?
– Так. Но я не думал, что ты приедешь.
Юркин тон нравился Мише всё меньше.
– А, ну да, я добрался быстрее. Купил себе «Яву», представляешь!
– На какие средства?
– На собственные, – даже оскорбился вопросом Миха. – Не на краденные же. Юра, так я не понял, почему нельзя у тебя пожить? Всего две недели.
– Мои родители против. После того летнего месяца, – уклончиво ответил друг, мягко возвращая Мишу назад к двери и подавая ему сумку. Мишка обалдел от столь резкой перемены.
– Ну, подумаешь, веселились мы с пацанами, может, чуток перегнули, – припоминал он, что было не так и просто. Лето почти стёрлось из памяти, заслонённое другими событиями.
– Разворотили всю квартиру, – «любезно» подсказал Юра. – Не единожды. Нескончаемый мусор, твои пьяные выходки, мат из твоих уст в адрес моих родителей, драка, распутные девушки.
– Хм. Да, пожалуй, твоих предков обижать не стоило. Извини! – в миг раскаялся Миша. – Сейчас-то зима, и я обещаю, ничего такого не будет. Я немного перебесился, честно, – он почти не лукавил.
Юра не спешил впускать его, почёсывая шею.
– Давай, говори, как есть, – предупредительным тоном сказал Миша, начиная терять терпение. С Юркой у них никогда не было проблем, Мишка и не представлял, что они возникнут, едва он зайдёт повидаться. Потому тем более не собирался оставлять какие-то нерешённые вопросы или обиды.
– Если начистоту, – размеренным тоном объяснял Юра, – то я полагал, что училище усмирит тебя, сделает лучше. Твоя энергия будет уходить в актёрскую игру, ты встретишь новых друзей. Но по каким-то неведомым мне причинам ты лишь развратился.
– Что-то ты не жаловался на меня летом, Юра, а неплохо так проводил время. Твои предки – да, ругались, и было за что, но ты упрашивал их меня оставить.
– Я радовался за тебя. Ты исполнял свою актёрскую мечту, пылал здоровьем и оптимизмом. Ты самостоятельно поступил в довольно престижное заведение, я тобой гордился! Первые каникулы, потом вторые… Родители устали терпеть и открыли мне глаза, когда ты летом уезжал.
Миша выронил сумку с тяжёлым стуком.
– И что они тебе сказали, Юр? – Мишку колотило от пробирающих гнева и обиды. – Чего ты такого не знал? Как просил раздобыть для тебя «косячок»? Или как катался со мной и моими знакомыми байкерами по ночному городу? А про девочку, якобы распутную, которая тебе понравилась, напомнить? Я вас свёл.
– Не надо мне напоминать, – глухо проговорил Юра. – За свои действия я ответил. Мне жаль, Миша, но ты сам вынудил меня говорить всё это. Ты не взрослеешь и не живёшь. Ты горишь.
– Наслаждаться и брать всё самое лучшее – это и есть жизнь, – Миша злился, но уже от бессилия. Юра «вырос», и с этим ничего нельзя было поделать. – Молодость. А ты будто постарел лет на тридцать разом, – он помолчал, наблюдая за непрошибаемым Юркой. – Я ведь тебя за брата считал.
– И я, – тут же отозвался тот.
– Тебе просто жаль меня, – помотал головой Миша, беря свою сумку. – Как сиротку, – ему больно было употреблять это определение к самому себе, но сейчас оно было кстати. Жёстко, правдиво. Отрезвляюще.
– Нет. Просто нельзя наслаждаться жизнью тогда, когда это мешает личным интересам другого.
– Оставь свои псевдопрофессорские фразочки кому-нибудь ещё, – раздражённо бросил Миша. – Мне пора.
– Заехал бы к отцу, он совсем плох. На днях видел, вроде бы не пьёт, но болеет, – толика сочувствия промелькнула в его тоне.
– Плевал я на него, – зло кинул Миша. – Обойдётся.
– Мишаня, я наговорил кучу всего, но мы же не станем совсем расходиться? – с надеждой вдруг обратился Юра.
Мишка смотрел на него с отвращением. Неужели они когда-то дружили, были словно братья? Юрка и раньше читал книжки, не славился дурными поступками, но и не поучал Мишаню, не наводил на него тоску! В зале они боксировали, на улице гуляли, спорили о чём-нибудь по-дружески. Конечно, для хулиганских выходок у Михи была своя компания, но Юра никогда не находился для него на вторых ролях! Никто из них не ставил себя выше другого. Мишка давал ему покровительство в непростом для гуляний районе, Юрка делился знаниями – они дополняли друг дружку, держались вместе, делились мечтами, самым сокровенным…
Колеблющийся, мямлящий Юра – незнакомый Мише человек.
– Я не хочу думать об этом, – тише произнёс он, медленно разворачиваясь к двери. – Но…
– Пересечёмся позднее? – вставил внезапно Юра.
– Не зови меня Мишаней, – только и добавил Миха, игнорируя последнюю реплику бывшего приятеля.
Он не оглянулся, закрыв за собой дверь.
На душе было гадко и противно. Мишка уселся на свой мотоцикл, водрузил шлем и не удержался, поднял голову наверх – туда, где жил Юра. Комок застыл в горле, понимая, что не хочет больше видеть близкого друга. Что он утратил его навсегда. Даже если они и продолжат общение, что Миша себе никак не представлял, Юрка не станет прежним.
Он резко отвернулся и рванул на мотоцикле прочь, пугая местных старушек и восхищая ребятню.
Миша улетел на самую окраину, запоздало опомнившись. Между тем, ему следовало подумать о том, где расположиться. Да и стоит ли вообще оставаться в городе. Впрочем, друзья у него были, а в этом районе жила и подруга. Натка.
С Настой они были знакомы лет с десяти, а может, раньше. Но не так, чтобы общались часто. Жили по соседству, ходили в одну школу. Он порой сбегал от пьющего отца к её семье, где Мишку всегда радушно принимали. Такой палочкой-выручалочкой Ната стала для него в училище. С переездом ему не хватало денег, а она тоже только что поступила, в юридический вуз, но Миша обратился, и Натка не отказала в финансах. Иногда он и в гости к ней заходил (она снимала квартиру с подругой), покушать брал, ночевать оставаться. Однако не рассматривал её как свою девушку, не делал намёков. И хорошо, иначе разбил бы Нате сердце, как утверждали все его бывшие. Хотя Миша честно старался расходиться мирно, девчонки почему-то каждый раз плакали, а он и не подозревал, будучи с ними в отношениях, что столько значит для них. К счастью, Натка не была в его вкусе, и он априори не мог её обидеть.
В городке детства Ната останавливалась у родителей, которые нынче сменили разваливающуюся квартиру на не менее старый, но более надёжный дом с огородом. Миша боялся ошибиться адресом и всё же заехал в открытые ворота, так и приглашающие в гости. На крыльце он сразу заметил маму Наты и сдержанно ей помахал, не зная реакции женщины. Сегодня Мишка уже обжёгся в чересчур тёплых объятиях.
– Миша! – радостно отозвалась та. – Ты к Наташке?
– К ней, тёть Оль. Если вы не против.
– Ой, да мне-то чего быть против? – рассмеялась женщина. – Я её позову.
Тётя Оля ушла, а вскоре появилась Ната.
В дублёнке и пуховом платке на голове Натка смотрелась очень забавно. Он не навещал её с весны, не виделся и летом, что заставило немного смутиться, но не раскаяться.
– Нат, привет. Я тут мимо ехал, решил заскочить…
– Привет, Миша. Рада тебя видеть.
– Мне неудобно просить… – он и вправду замялся, опустив глаза. – Но, может, у вас найдётся угол для меня? На сегодня хотя бы.
– Миш…
Её успокаивающий тон рассердил Миху, чувство ненужности душило его.
– Всё ясно, – буркнул он, отходя к мотоциклу.
– Нет, подожди! – она поймала его за рукав. – Ты знаешь, и я, и мои родители тебе всегда поможем. У нас гости прибудут с минуты на минуту, некуда всех разместить. Послезавтра они уедут, и ты сможешь прийти.
Он вздохнул, убирая её руку.
– Спасибо, я сам как-нибудь.
Он сел на мотоцикл, на сей раз не надевая шлем.
– Тебе дать денег на гостиницу? – спросила Ната вдогонку.
Миша ничего не ответил, рванув с места. Он чуть не разнёс им ворота, но ему было безразлично.
Его не раз оскорбляли незнакомые или из числа приятелей люди – «благодаря» отцу, он стойко сносил удары и быстро привык не реагировать на подобные вещи. Но с отказами близких, дорогих ему друзей Миша не сталкивался. Он ещё не отошёл от поведения Юры, как получил новый отворот-поворот. Было горько и тошно от мысли, что придётся вернуться в большой город, где у него «друзей» куда меньше. Но он всем растрезвонил, что на каникулах будет дома, и не возвращаться же проигравшим.
Сгоряча Миша чуть не свернул на свою улицу и не отправился к отцу. Зато умудрился-таки наехать на парнишку. Тот упал, и Мишка не на шутку перепугался, сворачивая на тротуар и спрыгивая с мотоцикла.
– Прости, брат, задумался! – пролепетал он, винясь, пока не узнал лицо скрючившегося на земле. – Оу, Люк, ты ли это?
Судьба сжалилась над Мишей и отправила ему друга, которого он не ожидал увидеть.
– Твою мать, Мик, походу я. Твой конь бодается, – отозвался Люк, подымаясь и потирая мягкое место.
– Чёрт, ты сильно ушибся?
– Да нет. Всего-то ползадницы оттяпал, – ответил Люк и рассмеялся. – Переживу, забей.
Парни обменялись крепкими рукопожатиями.
Люк был из прошлой уличной компании Мишки, и они не то, чтобы дружили, скорее у них просто было, что вспомнить. Он знал о нём немного: парня воспитала бабушка, так как родители пьянствовали и потом вовсе пропали. Несмотря на это, Люк имел добрый нрав, со всеми легко сходился, в любой компании мог запросто стать своим, не прилагая усилий. Он из тех, кому отдашь последний кусок хлеба, получишь в ответ тёплую улыбку и искреннее «спасибо» – и останешься доволен правильностью своего поступка. Люк не умел сердиться, обижаться и суетиться. Но порой общался и доверял не тем людям, позволял им носить свои вещи, забирать из дома предметы… Бабуля по этой причине выселила нерадивого внука, не желая и знать.
Парень носил имя Вася, а «Люком» его прозвали в честь героя «Звёздных войн», по которым он просто с ума сходил. До той чудной поры кличка у него была «тощий». Сейчас Люк значительно поправился и перерос первое прозвище. Васька был патлатым, с синяком под глазом, страшной рожей, в грязной одежде, больше похожей на ночное бельё, а никак не на зимние вещи. Но он улыбался, как ни в чём не бывало, старый-добрый Люк.
– Ты писал, что с двоюродным братом уезжаешь в Нижний, – сказал Миша, подымая свой мотоцикл.
– Он уехал, а у меня не сложилось, – без сожалений махнул рукой Люк. – Видел наших?
– Нет, я первый день в городе.
– А и нету никого. Слон у мамки в деревне застрял, Серёга в армии.
– Да ты чё? Мы же все пыжились, как откосить! – хохотнул Миша, поражённый.
– Раскрыли справку его липовую и послали, – хмыкнул Люк. – Ты-то как сам? Когда главные роли, Оскары?
– Оскары, ага, – рассмеялся Мишка. – В театре при училище немножко играю, а до кино куда там, рано ещё, да и не снимают же нифига.
– Во-во, – покивал Люк. – У наших или фантазии нет, или ума, чтобы денег под фильм собрать.
– Хо-хо логика у тебя, – он запрыгнул на свой мотоцикл.
– Бли-ин, зачётная у тебя штука.
– А то. Могу прокатить.
– Не сейчас, братан, – с улыбкой покивал Люк на свой зад. – Ты куда-то собрался?
– Да вот не знаю, где зависнуть, поищу что-нибудь, потом и встретимся.
– Мик, обижаешь, у меня можно зависнуть!
Мишка просиял: он того и ждал.
– Котяра, – фыркнул Люк, реагируя на улыбку Миши. – Я живу с пацанами, вместе снимаем квартиру. У них свой автосервис. Рядом тут.
– М-м, неплохо. Кто такие?
– Косматый и Сиплый.
Миша поморщился, пытаясь вспомнить.
– Они шпаной были, ты не знаешь. Сойдё-ётесь, нормально.
Мишка усмехнулся, фыркнув. Вариантов у него всё равно не было, и он согласился.
– Залезай, довезу.
Люк наотрез отказывался садиться, и пришлось Мише медленно ехать за ним прямо по тротуару, вызывая протесты прохожих. Миха слал всем «огромный привет», широко ухмыляясь и подмигивая фарами. К счастью, им понадобилось всего пять минут, чтобы добраться, и никаких происшествий не случилось.
Квартира Люка напоминала птичье гнездо в прямом смысле. Три комнаты, гостиная с кухней и всё почему-то в перьях, обрывках газет, окурках. Воняло там жутко, в ванную вообще лучше было не соваться. Тем не менее, Мишке случалось ночевать в местах и похуже, и он спокойно перешагнул через мусор, не рискнув, правда, снимать обувь.
– Я уступлю тебе свою комнату, а сам перекантуюсь в гостевой, – пояснил Люк.
– Тебе необязательно отдавать мне своё, – со смешком заметил Миша.
– Да мне в кайф поделиться с другом! Тем более ты гость, почти заграничный.
– Ну это ты загнул, я живу от вас в пяти часах на колёсах.
– Во-о, – выдохнул Люк, будто бы всё объясняя.
Мишка аккуратно пристроил свою сумку в его комнате, где к мусору добавились разные сувениры по «Звёздным войнам». Люк сгрёб в охапку из шкафа немного одежды, остальное свалил в углу, освобождая Мише место. Мишка был тронут до глубины души такой щедростью.
Затем они присоединились к тем самым Сиплому и Косматому, которые расположились в гостиной за приставкой у телевизора. Оба выглядели на пятнадцать, прыщавые и болезненно худые, с одинаковыми причёсками, в чёрных футболках, определить, кто из них кто, было невозможно.
– Сиплый, – коротко представил Люка парнишку справа. – А второй – Косматый.
Миша для себя различил их как «Сиплый» со светлыми волосами, «Косматый» – с тёмными.
Он устроился у Люка, поел, передохнул, обмолвился с парнишками парой слов, пока они оторвались от игры. Им было по семнадцать, у Сиплого отец владел автозаправкой, он и помог открыть автосервис, записав его на себя и взяв основные управленческие задачи. Обслуживание машин полностью было на ребятах, которые работали ещё с двумя мастерами поопытнее, чья сегодня смена и была. В общем, Миша уловил, что Сиплый и Косматый деловые, неплохие парни из нормальных семей, хотя и стремились выглядеть и жить хуже, чем есть.
Мику прежде попадались такие ребятки, которым хотелось пробиться в компанию себе не по статусу, придумывая про себя разные страшные истории, лишь бы приняли. Мальчикам из благополучных семей нужна была защита, и Мишка понимал их. Ложь во спасение порой допустима. В начале девяностых сплочение действительно многое давало. Но сейчас улицы были тихими, из других городов или окрестных сёл не приезжали пацаны «на стрелку», и он не видел необходимости притворяться кем-то. Ради чего, крутизны?
– Мик, не против вечером в бар сходить? – бодро предложил Люк. – Отметим твой приезд.
– Когда я был против? – встрепенулся Миша.
Сказано – сделано. Как стемнело, парни наметились на бар. Перед отправкой традиционно накатили по пиву заранее.
Некоторое время пай-мальчики Сиплый и Косматый проспорили, кому ехать вместе с Миком. Сыграли в «камень-ножницы», и выпало тёмненькому. Мишке было всё равно, он с хохотом следил за развязкой, когда блондин едва не подрался с другом. Люк разнял «детишек», и они с Сиплым отправились пешком.
Ветер развивал Мишины волосы, которые он специально для этого отрастил до плеч, шлем остался дома. Уши уже саднило от морозца, но Мик и не думал о шапке. Сзади натужно дышал Косматый в тонкой для зимы куртёнке, вцепившийся в его утеплённую кожанку ногтями не хуже девчонки.
– Тебя как реально зовут? – громко спросил через плечо Миша.
– Петька! – тут и Косматый осип.
– А зачем клички дурацкие придумали?
– Для имиджу.
– Вы не похожи на уличных пацанов!
– Ты нас плохо знаешь.
Миша тогда не знал, что Петя-Косматый вовсе не преувеличивает.
У бара он бросил мотоцикл, впервые озаботившись, а не украдут ли. В большом городе было попроще, а тут вполне могли. Но Косматый заверил, что ничего не произойдёт. А Мик подумал, что, будь он сейчас на его месте, то непременно рискнул бы. В семнадцать и спросу меньше, нежели со студента, которому вот-вот двадцать, и есть, что терять.
Они с Петей вошли в бар, в котором Миша бывал раньше. Блатная музычка, внезапно прерывающаяся хитами вроде «Ветер с моря дул», певцом Киркоровым, а то доходило и до зарубежной поп-звезды Бритни Спирс. Весёлые клиенты, не самые вежливые официанты – ничего нового. Бильярдного стола тут было не дождаться, но Миша и не особенно любил гонять по столу шарики. Там требовалась концентрация для удара кием, а он не мог долго сосредотачивать на мелком объекте взгляд, да и держать в руке «палку» для шара считал странным.
Едва Миша приметил столик, как на Петьку налетела девчонка. Поцеловала взасос, не стесняясь, и Мик оценил Косматого по-другому. Рыжая была в коротком топике и джинсовой юбке, на пупке красовался пирсинг.
– Это чего? – уставился туда же Петя.
– Колечко модное, – фыркнула девица, засовывая в рот жвачку и интенсивно жуя, лукаво поглядывая на Мишу. – А это кто?
– Мик, – представился Миша, галантно целуя даме руку. Трюк срабатывал на раз.
– Карина, – прощебетала она.
Косматый не был в восторге от их флирта и по-хозяйски обнял девицу за талию.
– Моя.
– Да ясно, – поднял руки в сдающемся жесте Миша, втихаря подмигивая Карине. Та кокетливо улыбнулась.
Они проследовали за столик с диванчиками, где парни скинули, наконец, жаркие одежды. Миша сделал заказ с учётом Люка и Сиплого. Когда еду принесли, явились и «пешеходы».
К тому моменту между Мишкой и Кариной установился дружеский флирт, который бесил Косматого, но тот не рисковал возразить. Девушка живо интересовалась мотоциклом, Миша делал вид, что ему любопытны её размышления о политике, которые она сочетала со школьными сплетнями и скорым выпускным, потом снова переключалась на социальные темы, будто хоть что-то понимала в них. Если б не подоспевшие Люк с Сиплым, Мишка уволок бы даму сердца Пети в укромное местечко, только бы она замолчала.
– О, да ты отлично влился, – заметил Люк, тыкая Мика в бок.
– Ха-ха, ещё немного, и я нарвался бы на драку, если ваш малыш не из трусов, – негромко пояснил Миша, забавляясь.
– Приударил за его подружкой? – удивился Люк. – Мик, это мелко.
– Расслабься, я не всерьёз. Школьницы меня не привлекают.
Люк облегчённо выдохнул, а Миша мысленно закатил глаза: до чего же Васька был доверчив.
Они кушали, выпивали, болтали о всякой ерунде, смеялись. Людей было много, кого-то Миша узнавал, но из давешних приятелей действительно никого не наблюдал, как Люк и говорил. Удивительно, как за полгода всё переменилось в их компании. Было десять и больше, а теперь Люк с непонятными малолетками, да Миша, который не имел уже своих «банд», не стращал откровенных придурков, зарекающихся на него и обижающих слабых, чего он не позволял; не донимал учителей в школе, не заставлял соседей сходить с ума от их с отцом ора. Такие как Каринка достают нынче своими глупостями. А местная слава Мика сошла на нет.
Он замечтался и не заметил, как переменилось лицо Люка. Его безобидный приятель боялся. Миша посмотрел в ту же сторону и обратил внимание, как один крепкий мужчина таращится на него, Люка.
– Что за хмырь?
– Да так, крутой один типа.
Мишка ощутил прилив адреналина.
– А чё глаза на тебя пялит?
– Не знаю. Выбрось из головы, Мик.
Миша с ухмылкой прервал зрительный контакт со здоровяком. Он бы и выбросил, да была не судьба.
Некоторое время Мишка общался с ребятами, продолжал делать намёки Карине, распаляясь от алкоголя. Косматый пыхтел и буравил его взглядом, Сиплый хихикал. Люк сглаживал углы, позволяя компании мирно держаться вместе, несмотря на Мишины выкрутасы. Мик собирался потанцевать с Каринкой, выжидал подходящей мелодии. Вечер шёл своим чередом, пока Люк не направился в туалет.
Здоровяк подловил его и загородил дорогу. Миша чётко рассмотрел настрой мужика и уловил сигнал СОС от приятеля: Люк не умел за себя постоять должным образом. Глотнув пива из кружки Сиплого и пропустив мимо ушей его возмущение, Мик поднялся и уверенно проследовал к Люку на выручку.
– Проблемы? – с вызовом спросил Миша у здорового мужика. К тому тут же присоединились ещё двое в спортивных костюмах. Мик усмехнулся.
– У твоего дружка – да, – ответил здоровяк, почёсывая кулак огромным перстнем. Мишка слишком хорошо раньше знал любителей таких атрибутов.
– Оставь его. Поговоришь со мной? – Миша окончательно загородил Люка, и тот нервно попятился за его спину.
– Это не твои дела, красавчик. Не суйся, и тебе же лучше. Отойди, – бандит грубо отодвинул Мика, схватившись за его предплечье. Ударяя кулак о кулак, он ясно показывал Люку, что намерен сделать. Миша встал перед приятелем, вернув себе место посередине.
– Меня зовут Мик. И я отделаю тебя, кого бы ты из себя тут ни строил, – дерзко тыкнул он здоровяка прямо в грудь.
– А это интересно. И честно, – ухмыльнулся мужик в ответ.
Люк шептал Мише «стоп», «хватит», «побежали», но его ничто не брало. Душа требовала драки.
Он встал в боксёрскую стойку, выставив вперёд кулаки. Обычно это действовало на соперника должным образом, заставляя если не бояться, то уважать его. Обученный боец – нечастое явление. Но мужик рассмеялся. Извалял в грязи все ценности Мика, связанные с боксом, годы труда и тренировок, чувства самоуважения, что давали ему победы.
Миша рассердился взаправду и заехал со всей силы наглому бандиту по скуле. Оппонент был удивлён, однако не испуган. Продолжил вызывающе улыбаться, проверяя, на что способен Мик. Боксёр и боец до мозга костей Миша отвесил следующий удар по уху, что нередко приводило к нокауту. Да не на сей раз. Далее паузы он делать не стал, задвинул по печени и животу. И мужик очнулся. Пробовал защититься и атаковать, Мик виртуозно уворачивался, нанося новые удары. Тогда со спины ему вдруг заломили руки. Миша отбивался ногами, однако провокатор, пользуясь его замешательством, последовательно совершил два запрещённых приёма: сперва ударил кулаком под дых, а потом ногой в колено. Мишка ощутил острую боль и рухнул ничком, скрючившись.
Ребята и посетители бара встряли с криками, поэтому троица бугаев удалилась. К Мише подбежал бармен и тоже выставил вон. Любезностью и сочувствием и не пахло. Согнувшись в три погибели, он выполз на свежий воздух. Оглушённый подлостью мерзавцев, Миша не слышал, что говорили ему друзья. Кто-то накинул на него куртку. Колено пульсировало и не давало идти, спину разогнуть удалось. Мельком глянул и отыскал глазами «Яву»: цела, родимая.
– Посадите меня на мотоцикл, – простонал Миша, падая в неглубокий снег и попутно разбивая губу. Кое-как его поставили на ноги. Правая нога подгибалась.
– Миша, тебе в больницу… – роптал девичий голос.
– Т-с-с, – пьяно прошептал он, намереваясь легонько щёлкнуть Каринку по носу и промахнувшись, судя по вскрику. Изображение окончательно поплыло.
Следующее, что Миша осознавал – кто-то делает ему ужасно холодную повязку на колено.
– Что со мной? – едва разлепив губы, пролепетал Миша. Глаза тоже отказывались подчиняться, с трудом различая контуры человека перед собой.
– Нужна операция, – сухо сообщил женский голос. Образ прояснялся, и Михаил различил в ней медработника в белом халате. – Вы повредили мениск. Я зафиксировала колено и вколола обезболивающее, однако это ненадолго.
– Док, я где?
– Я медсестра. И вы у себя дома, – она встала. – Поскорее отправляйтесь на лечение. Всего доброго, – и исчезла в дверях, как видение.
– Дамочка, эй! Медсестра! – завопил он отчаянно, не узнавая стен. Обои с аляповатыми жёлтыми цветками, от которых рябило в глазах. А от тесноты пространства и духоты Мишку мутило. Вроде бы не палата, но что?
В комнату заглянул Люк, и Миша угомонился.
– О, брат, ты жив.
– От травмы колена не умирают. Я не в больнице?
– Ты так орал, что не хочешь в «белые стены – последнее пристанище романтиков», что мы не рискнули. Уехали на попутке и вызвали врачей на дом.
Миша отметил, что уже рассвело.
– Я думал, сразу вырубился, – замешкавшись, проговорил он.
– О нет, ты мужественно сражался. С тенью, – хохотнул Люк. – Попинал Косматого, мою руку сжал до синяка, – показа он наглядно, Миша поморщился. – Карина сбежала в ужасе.
Миша не слышал обвинений, хотя тут они напрашивались.
– В слезах? – вздохнул Мик.
– Ты помнишь?
– Нет, я догадываюсь. Сиплый-то цел?
– Он везунчик.
– Ясно, – Мише было неловко от своих действий, но он не знал, какой реакции от него ждал Люк. – Что за уроды это были? – решил выяснить он главное.
– Ты не должен был получать от них, наша вина, – а этого Миша не ожидал.
Он медленно сел. Нога не гнулась, скованная повязкой, но хотя бы не ныла.
– Как его звать?
– Они не пристанут к тебе, не волнуйся. Наши дела.
Чем сильнее Люк отмахивался, тем острее Миша чувствовал, что приятель не договаривает и скрывает проблемы похуже.
– И всё-таки?
Люк мог сбежать, не ответив, но он знал, что день-другой, и Миша повторит вопрос, добьётся ответа.
– Перемычкин, – сдался Люк. – Малиновый пиджак решил сменить на деловой, понимаешь?
– Очень даже, – мотнул головой Миша. – И что ему надо от тебя?
– Косматый брал у него в долг. А потом деньги оказались у меня. По глупости я их утратил.
– И сильно прессуют? – напирал Миха.
– Да ничего, справимся. Ты лечись, Миша, это главное.
Люк со своими недомолвками оказался упрямее, и Мишка отступил. Ему и вправду сейчас было не до чужих разборок.
– Ага, – угрюмо кивнул он. Денег на лечение у него не было. – Лёд у тебя есть?
– Чего-чего, а льда навалом, – расплылся в улыбке Люк. – Я суп сварил, будешь?
Миша раскис от такой заботы и оставил все заботы на потом.
***
Следующие три дня Мик провалялся дома. Колено то болело, то нет. Но если начинало ныть, то на всю катушку. Предусмотреть приступ было невозможно, потому старался поменьше двигаться, понимая, что просто не мог себе позволить свалиться где-нибудь у людей на глазах. Да и ползать по квартире ему не улыбалось. Пацанов Миша не беспокоил. Они пропадали в автосервисе, Люк тоже там подрабатывал кем-то вроде консультанта (работать руками он совершенно не умел), и Мику удавалось скрывать свою болячку. Но едва ли они не замечали, что он не в порядке.
Вечерами ребята играли в карты, иногда пили, но в меру. Общались, смотрели кино, во время просмотра которого кто-нибудь непременно вворачивал шутку про Мишку и Оскар. В общем, Мик привык к Косматому и Сиплому, всё поражался нескончаемой щедрости Люка и его кулинарным навыкам. Он почти забыл о происшествии в баре. Пока однажды утром, когда у ребят выдался выходной, а Мик в кровати только открыл глаза, не услышал их разговор о себе.
– Пусть он поможет нам, – говорил Косматый.
– Чем поможет, он хромает! – Люк возмущался.
– А значит, и у него есть стимул подзаработать на операцию и лекарства, – зацепился Косматый.
– Может и так, – тише продолжил Люк, – не в сделке дело, а в том, что это опасно. Жестоко подвергать его риску снова.
Миша напрягал слух, но улавливал не очень хорошо и решился подобраться к двери поближе. Всё-таки речь шла о нём.
– Ему это ничего не стоит, – уверенно вещал Косматый. – Удары крепкие у него, справится, если придётся.
– Ты издеваешься. Или просто мстишь за Карину, хотя он не виноват.
– Не виноват, что клеил её? Да я не из-за неё, – успел и завестись, и остыть Косматый. – Его лицо не засвечено, и он сумеет сыграть роль. Он убедителен. Так что почему нет? Ничего опасного там нет. Или ты боишься признаться, каков ты на самом деле?
– Человек болеет.
– Просто скажи ему правду. Как есть. Он был вашим лидером, не давал в обиду и всё такое. Не бросит же он тебя теперь.
– Мы были детьми. Разборки были детскими.
Миша устал слушать о себе в третьем лице. Накинув одежду, он вышел к ним в гостиную. Косматый и Сиплый недоумённо оглянулись, будто увидели призрака. Люк всполошился, на его лице застыла тревога. То ли за себя, то ли за Мишу. Парни не сидели на полу у приставки, как обычно: Косматый стоял у окна и выглядел серьёзно настроенным, Сиплый же занимал кресло и казался отстранённым. Люк, неловко сжимающий свой халат, держался возле Пети «Косматого», словно боялся выпустить его из виду. Обстановка была нервная, мягко говоря.
– Что вы тут обсуждаете? – строго спросил Мик, давая понять, что слышал их беседу.
– Миша, ты отдыхай. – Люк выражал заботу, но звучало это как желание того, чтобы Мишка ушёл.
– Тебе нужны деньги? Выручи нас и получишь немного, – деловито сказал Косматый. Миша прежде не видел его настолько серьёзным, и ему это не нравилось.
– Косматый, не впутывай Мишу, – почти умолял Люк.
– Я сам решу, Люк, не суетись.
Люк театрально всплеснул руками и плюхнулся на диван, как бы снимая с себя всякую ответственность. Мик вспомнил, почему они с ним не особенно дружили: Вася был чересчур осторожен и нервозен. Трусоват, одним словом.
– Что у вас? – присел на диван и Миша, мысленно всё же поддерживая Люка, но глядя теперь исключительно на Косматого.
– Мы брали в долг у Перемычкина. Немного на автосервис, а остальное взял Люк. Он должен был купить для себя и для других шмали. Но дилер-наркоман провёл его и отобрал бабло.
Миша посмотрел на Люка обманчиво расслабленно:
– И давно ты, Люк, опять подсел?
– Не надо, Миша, я знаю твоё отношение, – качнул ногой Люк, пряча глаза.
– Конечно, знаешь, чёрт побери, – прошипел Миша, сокрушённо качая головой. – Мы употребляли с ним и остальными пацанами, – громче объяснил он Сиплому и Косматому, – и не знали, чем всё грозит. Побаловались типа и ладно. Пока один из наших не скончался у меня на руках, – жёстким тоном завершил историю Мик. – И ты, звездочёт хренов, снова взялся за старое?
– Ну прости, – пролепетал Люк. – Мне несладко живётся! – жалобно воскликнул он, но это не возымело эффекта, – я соблюдал осторожность при дозировке, – заметил в оправдание. – Хотел подзаработать как курьер, но первая же сделка провалилась.
– Он обещал нам вернуть денег больше, чем мы дали, – встрял Петя с укором.
– А ты помолчи, – резко осадил его Миша. – Влипли вы втроём, а крайний почему-то Люк.
– Он накосячил, а нам отвечать, – пробубнил Косматый. И тут же испугался, заметив, с каким вниманием посмотрел на него Миша. Но затем сделал гордое, независимое лицо.
– Неважно, кто виноват, если вы одна команда, – рассудил Мик, не став раздувать скандал и переходить на крик. – Что, если я переговорю с вашим Перемычкиным и натравлю его на вас с Сиплым, а?
Сиплый съежился в кресле, а Косматый подобрался.
– Ты не сумеешь, – сквозь зубы выдавил он.
– Рискнём? – Мик взялся пальцами за край дивана, наклонившись вперёд. Он провоцировал, но не думал пока идти на открытый конфликт с Косматым. Внезапная сила и уверенность, которые Петя демонстрировал, были ненатуральными, показательными, его побуждал так действовать и говорить с наглостью исключительно страх. Мишка знал это по себе – таким он был раньше. Между тем, нынешний Мик в самом деле был способен договориться о чём-то подобном, пусть даже с Перемычкиным, в отличие от Косматого, чьё поведение ничего под собой не имело. И Косматый это тоже знал.
– Миша, – вступился Люк, останавливая его, – это же я профукал деньги…
– Люк, приятель, они выставляют тебя бакланом, – доверительно проговорил Миша, на сей раз глядя только на него. – Заодно и меня. Эти мальчики не безгрешны, – он нарочито игнорировал их присутствие, – и я в курсе, что они тоже употребляют. Не раз чуял запах, особенно от тебя, Сиплый, – Мик резко посмотрел на него. – Так что не надо бла-бла, – теперь укор в адрес Косматого. – Вы в одной лодке. Если двое сидят и раскачивают, а то и топят судёнышко, а один вынужден грести – вы никуда не уплывёте, мужики. Бред собачий про то, что если один набедокурил, то остальным побоку. Вам всем достанется.
Косматый смиренно опустил голову, проникаясь. Сиплый перестал трястись и тоже озадачился, явно прочувствовав ситуацию с другой стороны.
– Так ты поможешь? – в глазах Люка появилась надежда.
– Ради тебя – да.
– Мне бы отсрочку, я отработаю и отдам.
– Вы будете действовать вместе, никакого «я», – предупредительно поводил пальцем по воздуху Миша, указывая на парней. – Я встречусь с Перемычкиным. Если он туп и мелочен, а бить исподтишка у него за правило, то никакого договора не выйдет. И тогда придётся вам отрывать задницы и всем вместе, – он подчеркнул для Пети, – найти наркош-воров. Ты же видел их? – Люку.
– Да… – побледнел тот.
Повисла пауза, все притихли.
– Ну у вас и лица, траурные… – заметил Мик и расхохотался, вызывая невольные улыбки у остальных. – Я прикрою вас, чё вы трясётесь. Но в первый и последний раз. Вы правы, я как бы со стороны, может, и смогу вести переговоры, однако на мою форму рассчитывать не приходиться, – показал он на колено. – Баблишко мне не помешает. Где найти Перемычкина?
– Днём в ресторане на Третьей улице.
– Кто бы сомневался. Ещё вопрос: кто-нибудь из вас, механиков-недоучек, сумеет довезти меня на «Яве»?
Косматый дёрнул плечом и подбородком.
– Я умею, – промямлил Сиплый. Уж теперь Мик их легко различал.
– Ты поведёшь, но перед рестораном поменяемся.
Сиплый смиренно согласился. Миша ушёл одеваться.
Само собой, ему было страшно встречаться с бандитом-бизнесменом. И не от возможного повторного избиения (физические увечья Мика не трогали), а от вполне конкретной угрозы расстаться с жизнью или получить моральную травму. Унижать и зверски убивать такие «властители» умели и любили. Мише нравился киношный образ гангстера – бескомпромиссного, берущего своё, но в реальности он сознавал, что в подобной жизни нет и не может быть ничего прекрасного. Сам Мик в детстве был сорванцом, повесой, мелким хулиганом – кем угодно, но не бандитом. Мог украсть еды, сорваться и устроить драку, но он никогда не обижал слабых. И точно не стремился в преступную среду, хотя временами это звучало заманчиво и легкодоступно.
Те времена он пережил, и вдруг сейчас очаровываться быстрыми деньгами, показушной роскошью и мнимой властью тех, кто называл себя «новыми русскими» Миша не собирался. Ему было важно отплатить Люку за доброту, выручить по возможности и избавиться от этой темы напрочь. Брать чужие долги он тоже определенно не планировал. Тем не менее, явиться к Перемычкину было высоким риском, но таков был Мик: или всё, или ничего.
Успев соскучиться по «Яве» и оказавшись верхом на ней, Миша испытал прилив сил и энергии. Зарядившись адреналином, он и настроил себя на положительный диалог. Да, придётся уступать и корчить из себя идиота, но играть Мик умел. А лишняя актёрская практика не помешает. Наглотавшись таблеток, Миша обеспечил себе относительно долгий период безболезненных ощущений в колене, но вести мотоцикл всё равно предстояло Сиплому. Не стоило переоценивать себя, чтобы потом облажаться и выдать свою травму тому, кто её, собственно, и нанёс.
Ресторан был пафосным, не похожим на другие заведения города. Ярким пятном среди серых стройных рядов типовых пятиэтажек. Перед тем, как оказаться в зоне видимости, Сиплый и Мик поменялись местами, и подрулил ко входу уже сам Миша. Он передал шлем и ключи Сиплому со словами:
– Ты аккуратно водишь, молодец. Теперь стереги Яву, как собственную сестру.
– Не подведу тебя.
– Надеюсь.
Миша на самом деле не особенно надеялся на Сиплого, но вдруг и у него есть скрытые силы, таланты, какие обнаружились сегодня у Косматого? Он готов был дать парнишке шанс. Да и вполне могло статься, что Мишке живым из ресторана не выйти. Сиплый сошёл бы за неплохого владельца его «Явы». Всегда начистит, накормит… Что-то Мика понесло не в ту сторону, и он поспешил приблизиться к охране, что стояла у входа снаружи.
– До открытия два часа, – с каменным выражением лица пробубнил охранник в спортивном костюме. «Два часа» он и вовсе почти проглотил.
– Мне нужно поговорить с Перемычкиным.
Никакой реакции и даже узнавания.
– Ну, вашим боссом.
Снова молчание.
– Мне сказали, он тут обитает. Мы с ним недавно хорошо посидели в баре «Три дороги». Потом, правда, повздорили, но это мелочи. Я по делу. Вы меня слышите? – Миша чуть наклонился, вглядываясь в пустые глаза мужика.
– Ты кто такой?
– Меня зовут Мик.
Второй охранник лениво развернулся, одарив Мишу холодным взглядом, и скрылся внутри. Первый уставился строго перед собой.
– Какой-то Мик домогается… – послышалось изнутри. – Молодой, ага.
Ему ответили, и второй охранник вернулся. Он кивнул, пропустив Мишу.
Мик зашёл в полумрак. И, пока глаза привыкали к смене контраста, к его голове приставили дуло пистолета. Он понял это по характерному щелчку – снятию с предохранителя.
– Ну, мальчик, ты всем уже надоел, – послышался и голос.
Из тёмного зала вышел Перемычкин. В костюме и алой рубашке, напичканный цепями и кольцами, он скорее забавлял, чем производил впечатление серьёзного человека-бизнесмена. И тем более не страшил, несмотря на взведённый курок от одного из его людей.
– Я пришёл поговорить. Не драться, – разъяснил Миша.
– Ещё бы ты, юнец, за реваншем пришёл, – отозвался тот. Его парни загоготали. – Говори, тебе минута. Много дел, знаешь ли.
– Люк и его партнёры просят отсрочки с долгом. Я готов поручиться, что они работают и вскоре закроют ваши кредиты.
– «Люк и партнёры» звучит как фирма, а? – снова хохотнул Перемычкин, поддерживаемый хором его шестёрок. Он махнул рукой, и пистолет от головы Мика, наконец, убрали. Миша выдохнул, осознав, насколько же это напрягало. – Все сроки давно вышли. Можешь передать им, что я ждать не намерен. Уйди вечером погулять, если не хочешь быть четвёртым «партнёром». К тебе у меня претензий нет.
– Убив их, вы не получите денег, – попытался вразумить его Миша, поражаясь своему хладнокровию в ответ на шокирующее откровение Перемычкина.
– Я их и так не получу, мальчик. Жаль, но тебе придётся подыскать новых друзей.
– Но…
– Олежик, выведи его, – распорядился он.
Мишку взяли под локоть, однако в этот момент из глубины зала послышалось: «О, неужели там мой малыш?».
Мику дали развернуться и посмотреть. Необъятных размеров мужчина в кожаном одеянии и шлеме с черепом надвигался на него. Миша просиял.
– Толстый, – узнал он. Прозвище было непритязательным, но точным.
– Малыш, – радостно протянул тот, но не кинулся обниматься, как явно того хотел. Выдержал паузу, оглянувшись на босса. – Виктор Борисыч, это Мик, я катал его пацаном на байке. Во такой малый!
Миша не мог сдержать улыбку и сам с восхищением вспоминая Толстяка, его байк, свои посиделки в кругу других байкеров у костра, в палатках, а потом и стихийные фестивали с ревущими гитарами. О-о, это были потрясающие вылазки, на которые Мишка каждый раз напрашивался не без удовольствия, наплевав на школьные походы, проходящие в то же время.
– Ты меня удивил, – бросил Перемычкин Мише, впрочем, без особых эмоций. – Оставь его Олежик, пусть пообщаются.
Олежик не без огорчения отошёл от Мика.
– Толстяк, посидите недолго, но ты мне нужен, не забывай, – бросил Перемычкин и со свитой удалился.
– Как ты вырос, – ностальгически протянул Толстяк, обнимая Мика.
– И ты.
– Да, не похудел, – усмехнулся тот.
Они устроились за столиком. Никого из работников ещё не было, покушать им не предлагали, но зато и не мешали разговору. Толстяк лишь с виду производил грозное впечатление, но для Мика он всегда был добряком. Прежде у него не получалось завести семью, и он возился с Мишей, как с родным. В то время Мишка едва ли понимал это. А сейчас был счастлив, что встретил Толстяка, да в такой злачной компании, что совсем необычно, но будоражило.
– У тебя проблемы, парень? – сходу спросил он.
– У моего друга. Он взял денег взаймы, собираясь вложить в дело, а у него их украли, – приукрасил историю Миша.
– О-о, это несправедливо, – покивал Толстяк. Подумав, добавил: – Поговорю с Виктором ради тебя.
– Ты на него работаешь?
– Да. Долги с других вышибаю, – усмехнулся Толстяк. – Но не с молодых глупцов. Вы ж дети совсем, как умудрились подставиться?
– Не знаю, – пожал плечами Миша, он тоже хотел бы знать ответ. Но что с Люка взять? Он и вправду был несчастен, о чём Мик даже не думал раньше. – Как у тебя дела?
– Живём помаленьку. Я слышал, ты на актёра пошёл?
– Поступил, угу. Второй курс. Справляюсь вроде.
– Но ты же боксом занимался, не жалко бросать?
– Я и не бросал, – хитро улыбнулся Миша. – Совмещаю, так сказать.
– Ой, сынок, это два разных дела, требующих полной отдачи. Не загоняй себя, определись с выбором.
– Толстяк, всё путём будет, – он удивился совету и заметил, что седина проглядывает из-под шлема. Миша не задавался вопросом о возрасте байкера, они для него не старели, но теперь отчётливо веяло приближением к смерти. Это грустно было осознавать.
– Ты крепкий, необычайно сильный духом юноша. Недаром в боксе тебя прозвали «Бойким», – продолжил Толстяк. – Но даже самые сильные мира сего имеют свои пределы. А молодость пролетает так быстро, что успеваешь только оглянуться напоследок, кряхтя и жалуясь на боли в спине.
– Ты к чему?
– Не ввязывайся в сомнительные дела. Поживи ещё, – вздохнул Толстяк и переключился: – Ну, поделишься со старым маразматиком историями из студенчества? Ты первый знакомый, кто учится в вузе.
– В училище, – машинально поправил Миша, и они рассмеялись.
Он с удовольствием поделился с Толстяком недавними приключениями, но всю беседу его не покидало чувство, что не только молодость, а вся жизнь байкера уходила в забытье. Мишу не смущали морщины и обрюзгшее тело, на котором прежняя одежда вот-вот пойдёт по швам. И вроде бы Толстяк оставался собой: улыбался, как раньше, шутил, но в каждом взгляде, жесте, иногда и в речи проскальзывали минорные ноты. Может, болезнь, или просто усталость, а то и всё разом так влияли на байкера, но он угасал.
Чувство опустошённости не покидало Мика, когда он выходил из ресторана. И вместе с Сиплым возвращался в квартиру.
Незаметно подкралась новогодняя пора чудес и подарков. То ли в честь праздников, то ли благодаря стараниям Толстяка, но люди Перемычкина не донимали их. Миша взял с Косматого, Сиплого и Люка обещание, что они всё же вернут долг. Общими усилиями. Да парни и дружнее между собой стали после этих событий, что Мишку радовало.
Сам он ближе к Новому году сильнее хандрил и оттого пил. Во-первых, и колено давало о себе знать жуткими болями по ночам; во-вторых, Миша праздновал праздник чудес у Юры последние три года, когда и его родители были благосклонны, и честь посидеть за семейным столом выветривала из Мика всякие дурные мысли. Мысли о собственных родителях, например. Примиряющий, сплачивающий дух Нового года, Деда Мороза, слезливые песенки о добре, нарядные улицы, бесконечные ёлки, как никогда заставляли думать о хорошем, светлом, вечном. Перед взором же Миши вставал образ пьющего отца, ненавидящего всех и вся, и хотелось удавиться.
Сам Новый Год он встретил в баре среди незнакомцев и не помнил, что вытворял там. Если и вовсе не просидел тихоней, лакая водку из горла и превращаясь в жалкое подобие своего отца. Во всяком случае первое января Миша пробыл дома, с ребятами, и предстал примерно в этом же образе.
– Ты сказал, что наркота убивает, – упрекнул его Сиплый. – А сам…
– Наркота – зло-о, – убеждённо сказал он тягучим тоном. – Выпивка убивает, но делает это долго. А я тот ещё садист.
Мишка смеялся, как сатанист после обряда на кладбище. Парни в ужасе таращились на него.
Второго числа он чуть отошёл от неуёмного потребления, выворачивающего его организм наизнанку, и отправился в парк. Со своим единственным верным другом – железным конём.
Там его и нашла Натка. Лежащим на скамейке, держащимся рукой за драгоценный мотоцикл.
Мик пробудился от чьего-то лёгкого поглаживания по своим волосам. Он проглотил свой первый порыв хорошенько послать человека, прервавшего его сон.
– Ната, – прошептал он. – Приятно, что мне снишься именно ты.
– Я перед тобой наяву, дурёха, – улыбнулась девушка.
Миша сел, скривившись от накатившей головной боли. И резкого холода, проникшего под одежду разом ко всем частям его тела. Аж зубы заскрежетали. Ната была образцово одета во всё зимнее, включая шапку, варежки и шарф. Последний она сняла и повязала Мише на шею. Он их никогда не носил, но был приятно удивлён, что шерсть так греет. Ноги неконтролируемо тряслись, а ладони Мик прятал подмышками. Он чувствовал, что и нос себе отморозил.
– Ты весь дрожишь, – промолвила Ната, продолжая странно рассматривать его. – И выглядишь неважно.
– Поделом мне.
– Не надо так о себе, – помотала она головой.
– Ната, я в таком побывал дер… – он осёкся, увидев, как расширились её глаза. – Нажирался, в общем. Я что-то срываюсь на тебя постоянно, извини.
– Ничего. Я понимаю, тебе грустно в эти праздники, – проговорила Ната.
Миша услышал в её словах жалость и снова чуть не заорал.
– Тебе меня не понять, – он остервенело сорвал шарф и вернул ей.
– Да.
Миша устал от её согласия со всем, что он говорит, и захотел уйти. Поднялся, приготовился закинуть ногу на мотоцикл, как колено предательски треснуло. Он вскрикнул и потерял равновесие. Ната подхватила его под руку и помогла присесть на скамью.
– Сейчас пройдёт, – он интенсивно дышал и крепко держался за колено, чтобы прогнать боль.
– У тебя что-то серьёзное, Миша. Нужна помощь.
– Бесплатно мне её никто не окажет, – выплюнул Миша, всё силясь подняться. Ситуация выбивала его из колеи: и стыдно перед Натой, и гневно на чёртову ногу, и холодно, голодно – россыпь мешающих сосредоточиться на чём-то одном эмоций.
– Я могу одолжить денег.
– Ты?.. – он занимал у Наты, но то были мелкие суммы.
– У меня есть. Правда, Миш, здоровье не шутки, я помогу.
– Ната, мне и отдавать нечем.
– Не беда, если так.
Он совсем растерялся. А Ната снова надела на него шарф. Тёмно-зелёный в полосочку…
***
Вскоре операция прошла, но долечиваться Миша поехал уже в Большой город, так как каникулы подходили к концу. Учёбу ему разрешили начать на две недели позже, как раз тогда, когда он снимет шину. Мишка распрощался с ребятами, где-то в душе предчувствуя, что Люку дальше станет только хуже, но не переставая надеяться. Вряд ли весёлая жизнь ждала и Косматого. Сиплого Мик так и не раскусил. Ната уехала раньше него, и Миша не успел её поблагодарить.
Увиделся с ней он уже в квартире Наты.
Вообще, Миша не сразу озаботился мыслью пойти с любезным визитом к ней. Но однокурсники, как сговорились, не спешили навещать больного товарища, ссылаясь на самые разные причины. А Мик уже снимал комнатку, не кочуя по знакомым и не ютясь в общежитии, которое он невзлюбил с первого взгляда, как и тамошние коменданты, навек запомнившие балагура. Его комната в двушке запиралась на ключ, тогда как вторая комната обычно пустовала, и целая квартира была в итоге в распоряжении Миши. Сейчас от этого толку было мало. От одиночества он на стенку лез. И от нечего делать придумал заглянуть к Нате.
Она снимала жильё у бабушки, и квартира была в том же духе. С ковром на стене, иконами на полках, стойким запахом старины, не выветривающимся даже с учётом двух живущих тут девушек. Подруга Натки, по её словам, была общительна и мила, умела гадать на чаинках и кофейной гуще, но для Миши она была мифом. Стоило ему прийти, подружку как ветром сдувало. Так и сейчас, в дневное время, выбрав момент абсолютно наугад (экспромтом, как говорили в театре), он снова её не застал.
Ната, очевидно, только что вернулась с учёбы. Едва скинув верхнюю одежду, она уже открывала дверь Мишке. Без предисловий она пропустила его и напоила чаем. Миша отметил, какая Натка сегодня нарядная.
– А-а, платье заграничное девчонки принесли, не смогла удержаться и купила.
Миша ничего не понимал в платьях, но это невероятно шло Нате и её тонкой фигурке. Оно было цветным, а главное, чуть ниже колена, а не в пол, в каких Натку можно было увидеть ранее. Оно выдерживало строгий стиль, но позволяло увидеть больше, чем прежде, и Мишку это странным образом взволновало. Он и не подозревал, какие у неё красивые ножки.
– Молодец, что взяла. Тебе идёт, – не поскупился и сказал он.
– Ох, – засмущалась Ната, принявшись суетиться по кухне и предлагая, чем бы перекусить.
– Да я не голоден, – скромно заметил Миша, слегка привирая. Доходы его значительно упали, и он не кушал со вчерашнего обеда.
Натка щедро налила ему суп и подала котлет. Она знала, что он любит больше него самого. Уплетая домашнюю пищу, Мик словно бы смотрел на Нату новыми глазами. Не как на «жилетку», «своего человека», а как мужчина на женщину. Она стояла перед ним, сложив руки на груди, опёршись о выключенную плиту. Между ними не случалось задушевных разговоров, но Ната всегда находила слова, если видела, что он в них нуждается. Мик рассказывал ей что-то из злободневного, как случайному попутчику в поезде, не заботясь о целостности картины, не подбирая слова, не боясь, что история перейдёт к кому-то ещё. Ната вселяла надёжность. При этом и неприступность. Или нет? Или он выдумал, что она холодна, отвергнет его, лишь бы не думать об этом вовсе. Девчонок-то Мишке всегда хватало. А оказалось, что в платье и Натка могла быть женственной и симпатичной. Чувственной? Наверное.
Она была близкой и закрытой одновременно. Столько лет терпела Мишу, заботилась и ни разу не сказала ничего против. Вообще ничего не сказала о своём к нему отношении. Но ведь он не заставлял Нату помогать и не наглел рядом с ней. Мик перед Наткой порой робел, иногда не понимал, чаще просто принимал, как есть. Сейчас в нём проснулся интерес. Неосознанный, инстинктивный.
Ната поставила ноги крест-накрест, нервно затеребила волосы, стянутые в тугой пучок сзади.
– У тебя есть парень? – доев, он откинулся на спинку стула в небрежной позе.
– Парень? – она даже опешила.
– Ну жених, приятель.
– Есть, – и покраснела.
Это позабавило Мишу. Он подумал, скажи она «нет», то отстал бы. А теперь задумался, как пахнут волосы Наты. Ему не доводилось видеть её с распущенными локонами, он не знал их длину.
– И кто он, расскажи, – попросил Миша, склонив голову набок. Подначивая её и собственное любопытство.
– Зачем тебе? – она сдвинула брови к переносице.
– Ну, я бы на его месте запретил таким обормотам, как я, и дышать рядом с тобой, – он намеренно растягивал фразу, медленно поднимаясь и направляясь к ней, – а не то, чтобы заваливаться в гости.
– Мы с тобой друзья, – Ната почуяла угрозу, начала отодвигаться ближе к окну. Пространство кухни не позволяло ей уйти, не задев Мишу.
– Твой парень бесчувственный чурбан или… – он сделал паузу, вконец приблизившись к ней, вызывая панику в её глазах. – Или его не существует, – выдохнул Миша.
– Зачем ты это делаешь?.. – прошептала Ната, глаза её потускнели.
– Что делаю? – а Мик, напротив, завёлся. Девицы, что хотели его, но не могли сразу добиться, обычно использовали метод «у меня успешный парень, но не любит меня/надоел», и Миша пробуждался чисто из ревностного инстинкта. Здесь он поневоле поддался собственному воображению, но, кроме Натки, Мик не виделся ни с какими другими девушками с полмесяца, не считая подружки Косматого. И тут Ната. Похорошевшая, посвежевшая, трогательная.
Он не удержался и поцеловал её. Она не противилась, хотя и не отвечала. Миша добрался до волос Наты, и они оказались той длины, что он предпочитал в женщинах. И пахли хорошо. Подходяще. Мик не сдавался, надеясь пробудить её, и ему удалось. До спальни терпеть он не стал…
Миша наспех помогал Нате нацепить обратно платье, хотя и сам стоял в одних трусах. Они едва закончили, когда в прихожей щёлкнул замок. Он натянул джинсы, а рубаху застёгивал на ходу. Так они познакомились с соседкой Наты.
– О, – только и вымолвила она, прехорошенькая блондинка с пакетами в руках.
– Привет, – подмигнул ей Миша. – Помочь? – кивнул он на сумки.
– Справлюсь, – хмыкнула блондинка, снимая сапоги и проходя на кухню. Натка выбежала оттуда вся красная.
– Захлопни дверь, пожалуйста! – крикнула она Мишке, закрываясь в ванной.
– Ты Игорь, её парень? – осведомилась подруга, потрясённо выглядывая из кухни. Чёрт, а парень и правда есть.
– Друг детства, – не стал привирать Мик, – ну…
Он обрубил фразу, не зная, как попрощаться с незнакомкой, и просто ускользнул в подъезд. Буквально с ботинками и курткой в руках. Уже одевшись, Миша вышел на улицу. Его подмывало броситься в снег, но шина на ноге не позволяла сходить с ума по желанию.
Он думал о Нате впоследствии, но не так часто и усиленно, чтобы позвонить или навестить. Ната тоже не давала о себе знать первые дни, а, когда начала названивать к нему на квартиру, то натыкалась на тишину. Была у Миши крамольная мысль, что поступил с ней жестоко, вовсе не возблагодарил, а обрёк на страдания. Однако он быстро договорился с совестью и оставил Нату позади, как пройденный этап.
Миша раньше срока вернулся к учёбе и успел устроить потасовку в театре (несмотря на негнущееся колено), за что был изгнан оттуда и едва не потерял своё место в училище. Но, благодаря тому, что случай получил огласку, один продюсер услышал о нём, и Миша получил место дублёра в эпизодах с драками в настоящем кино. До съёмок было время на залечивание травмы, и Мик ответственно подошёл к задаче, не позволяя себе распуститься и потратить шанс впустую. Работа дублёра удалась. Он получил зарплату и делал, наконец, то, что умел больше всего – это было началом пути к мечте. Мик побывал на площадке рядом с большими актёрами, которые могли бы быть кумирами Мишки, будь у него таковые. Словом, актёрская его жизнь закрутилась, и он не заметил, что потерял Нату безвозвратно.
А потом тот же продюсер, удовлетворённый результатом, на радостях от успешно снятой картины, устроил Мише пробы на эпизодические роли. Мик засветился в фильме «в роли» трупа, в новеньком сериале про ментов – рядового бандита. Там познакомился с девушкой, которая в итоге уговорила режиссёра взять Мишку в тот же сериал, но на роль второго плана, а не в рядах массовки.
Катушка завертелась, Миша вошёл в кураж, успешно пробуя себя в сериалах.
К четвёртому и последнему курсу училища у него была заметная роль, по которой кастинг-директора ориентировались и охотнее брали Мика в свои картины. Наконец, молодой режиссёр рискнул и принял его на роль главного антигероя, который ради справедливости и поиска правды был вынужден прибегать к насилию, сохраняя при этом хладнокровие и стремление защищать невинных, слабых. Миша получил хвалебные отзывы, и карьера его пошла вверх. Казалось, впереди яркие и разноплановые роли, не только номинации и награды, поклонники, но и интересные знакомства, истории, а также покупки, путешествия, девочки. И никаких проблем, нищеты и крупных провалов.
У судьбы на Мишу были иные планы.