Читать книгу Игра мудрецов - Екатерина Соболь - Страница 4

Какой-то парнишка бежал, спотыкаясь, через рыночную площадь к открытым воротам дворца, и скоро до Генри донеслись его сбивчивые крики и ворчание стражников. Голос у парня был плачущий, детский, и от него у Генри напряглись все мышцы, как от предчувствия беды. Несколько минут он прислушивался к разговору, потом обреченно спустился в сад и зашагал к воротам.

При виде Генри и стражники, и парень замолчали.

– В твоей деревне произошло что-то плохое, ты хочешь рассказать об этом королю, но тебя не пропускают, так? – уточнил Генри, и парень затравленно кивнул. – Идем, отведу тебя.

Стражники открыли было рты, чтобы возразить, но тут же закрыли их и посторонились. Кажется, за спасение дворца они готовы были простить ему что угодно, – и Генри на секунду стало приятно, что они его не боятся.

– Спасибо, господин, – пробормотал парень, когда они вошли в сад.

Что в подобных случаях говорить, Генри не знал, так что по дворцовой лестнице они поднялись молча. Стража у дверей пропустила их без вопросов, и восхищение на лице парня засияло с удвоенной силой.

У дворца была особенность, которая сейчас очень пригодилась: достаточно подумать, куда или к кому хочешь попасть, и перепутанные коридоры сами выводят тебя в нужное место. К королю, например. Смутное ощущение верной дороги, которое охватывало Генри при выборе каждого поворота, довело его до незнакомой двери, из-за которой раздавались приглушенные голоса. Перед дверью стояла очередная пара стражников в золотых куртках. При виде Генри они расплылись в улыбках, и он вспомнил, что вчера они с ним даже знакомились и жали ему руку. Впрочем, в ворохе имен, которые ему называли за последние дни, эти два потерялись напрочь.

– Э… привет, – бодро сказал Генри, надеясь, что у людей не принято проверять, насколько хорошо ты запомнил, как их зовут. – Мы к королю.

При виде парнишки дружелюбие стражников сразу растаяло.

– Это кто? – строго спросил один из них, оглядывая драную, задубевшую от пота и грязи одежду гостя, на которую Генри и внимания не обратил, – с парнем что-то случилось, он долго бежал, как еще он должен выглядеть?

– Я Петер, – тихо сказал тот, держась у Генри за спиной.

– А тут заседание королевского совета, – важно сказал второй стражник.

Но отступать Генри никогда не умел.

– Мы быстро, – бросил он и потащил Петера вперед.

Стражники тут же сомкнулись плечами, и Генри вздохнул. Он знал, что злиться нельзя, – но кто сказал, что нельзя притвориться? Отец ему говорил: «Покажи зверю, что не боишься, и он не тронет». Правда, отец оказался главным злодеем королевства, но его советы не стали от этого бесполезными. Генри изобразил угрожающую мину, и стражники тут же попятились. Видимо, вспомнили, какой у Генри дар.

Ему вдруг стало противно, что он снова решает проблемы силой, – но тут Генри почувствовал, как дрожит Петер, и его сразу отпустило. Парню нужна помощь, и он ее получит. Генри слишком хорошо знал, каково это, когда ты устал, напуган и совсем один.

Он толкнул двери – и остановился. Королевский совет он представлял себе как сонную компанию из пары-тройки старичков, которые дают королю какие-то советы. Но в зале, куда он попал, собралось человек тридцать: придворные (почему-то одни мужчины, а также Эмма, пышная и злобная мать Агаты), посланники (человек десять, считая Олдуса, который черкал что-то на листе бумаги), Уилфред (в наряде таких цветов, что радужный дрозд-разбудильник позавидовал бы) и, ясное дело, сам король. За спиной у Генри Петер издал какой-то потрясенный звук – видимо, от обилия пышно одетых людей он растерял остатки решимости. Дней десять назад Генри чувствовал себя точно так же, но после всех приключений обитатели дворца уже не казалось ему особенно впечатляющими.

– Доброе утро, – начал Генри, гордясь тем, что наконец запомнил, с чего положено начинать разговор. – Вот у этого парня большая проблема. Он вам сейчас все расскажет.

Генри нашел взглядом два свободных места, рухнул на одно и усадил Петера на второе. Тот окончательно побледнел, и Генри подумал: он же, скорее всего, давным-давно не ел. Напротив короля стояла полная миска орехов, а он, наверное, был не голоден, раз еда осталась нетронутой. Генри подошел, взял миску и протянул Петеру, который уставился на нее с таким ужасом, что Генри забрал ее себе и, не удержавшись, бросил горсть орехов в рот.

Король вдруг засмеялся, – смех был мягкий, необидный, и Генри вопросительно поднял брови.

– Друг мой, – с чувством сказал король, – я уже рассказал придворным, что вы останетесь с нами сколько захотите, и, поверьте, все очень рады, но над манерами вам придется немного поработать.

Генри перестал жевать. Кажется, он опять что-то не так сделал, но разбираться с этим было некогда. Он с усилием проглотил орехи и толкнул Петера в бок.

– Что ты там говорил охране про кур?

Петер бессмысленно смотрел на него, люди за столом нетерпеливо переглядывались, и Генри, жалея, что не умеет уговаривать, тихо сказал:

– Рассказывай, или они тебя выгонят.

Подействовало. Петер встал и, глядя себе под ноги, еле слышно заговорил:

– В нашей деревне кто-то за одну ночь всех кур задрал. От них только кости да перья остались, а звериные следы вели в Злобные скалы. Мы все взяли оружие и по следу пошли, думали, волк. И тут голос с нами заговорил. Сказал, чтобы мы привели белого рыцаря, как в старые времена, и обещание дал, что перебьет весь скот в окрестностях, если рыцарь не явится. А вот если рыцарь придет и одолеет его в честном споре, зверь отдаст храбрецу свое единственное сокровище. Оно ему досталось еще до того, как Сердце потеряли.

Генри огляделся. Вся эта история казалась ему какой-то глупой шуткой, но никто не смеялся – все слушали развесив уши.

– Сокровище он цветком памяти назвал, мы так и не поняли, что это. А еще объяснил, как до королевского дворца добраться. Сказал, что в наших Злобных скалах находится одно из пяти мест в королевстве, откуда можно выйти куда угодно. Сказал, это называется…

– Кротовый ход, – пробормотал король, и Петер удивленно поднял на него глаза.

– Да, а вы откуда знаете?

– Читал, – нетерпеливо ответил король. – Вот теперь я понял, где ваша деревня. На картах, правда, эти скалы называются Разноцветными, а не Злобными, но кротовый ход там действительно есть. Продолжайте, молодой человек.

Я вызвался весть донести, и зверь рассказал мне, как найти кротовый ход. Это просто разлом в скале – нужно зайти в него и идти вперед, назвав место, куда хочешь попасть. Да только я со страху сказал не «дворец», а «столица», и вышел на какой-то поляне, вокруг деревья, а впереди дома виднеются. Уже вечерело, и никто мне двери не открыл, не подсказал, куда я попал. Я от усталости на чьем-то пороге заснул, а на рассвете хозяева вышли и прогнали. Пока я дворец нашел, солнце уже вовсю светило.

– А как выглядел этот говорящий зверь? – с любопытством спросил король.

Петер, тяжело дыша, затряс головой.

– Мы не видели. Он прятался.

– Как-то это подозрительно, – не выдержал Генри. – Какая-то тварь послала тебя сюда, чтобы ты привел того, кто сможет ее победить.

Все глянули на него так, будто не понимали, в чем тут неувязка, и Генри объяснил:

– Если бы я хотел убивать кур, я бы просто их убивал и не стал бы звать того, кто убьет меня. Это глупо.

– Он что, совсем дикарь? Сказок не читал? – громким шепотом спросил один старый придворный у другого, и тот в ответ важно кивнул.

– До потери Сердца не все волшебство было добрым, Генри, – укоризненно глядя на них, пояснил король. – Иногда наша земля порождала существ или силы, которые уничтожали посевы, до полусмерти пугали тех, кто забредал в лес, играли над людьми всякие злые шутки и так далее. Но даже самое глупое из подобных существ знало правило: если придет белый рыцарь и бросит ему вызов, оно обязано его принять. Некоторые существа даже сами вызывали рыцарей на бой, спор, игру в загадки или что-то подобное. А дальше все просто: рыцарь побеждает – существо слабеет, проигрывает – становится сильнее.

Простите, что перебью, ваше величество, – сказал Уилфред, – но, как я понял из рассказов господина Прайда, Генри уже слышал про игру в шахматы – ее еще называли «игрой мудрецов». Предки выдумали ее, основываясь на законах волшебных приключений. Король в этой игре слаб, сам почти ничего не может, – еще раз простите, ваше величество, – и с врагами за него сражаются другие фигуры.

– Ферзь, – тоном знатока изрек Генри.

Наличие ферзя, который бывает черным или белым, было единственным, что он знал об этой игре, но Уилфред улыбнулся так гордо, будто Генри на его глазах с сотни шагов застрелил медведя.

– Именно. Ферзь – самая сильная фигура, его работа – защищать короля. Самая слабая – пешка, их много, и они олицетворяют собой простых мастеров. А следующий по силе от пешки – рыцарь, защитник людей. Его изображают в виде человека на коне.

Генри глубокомысленно кивнул, делая вид, что теперь-то ему все ясно. Петер, усевшийся обратно на стул, кажется, не слушал, – просто жался к Генри, едва не спихивая его с места.

– Иногда молодые люди, мечтавшие о приключениях, становились бродячими всадниками, так называемыми белыми рыцарями, – продолжал Уилфред.

– В основном это были бездельники, которые не хотели развивать свой дар, а предпочитали мотаться по королевству на коне, побеждая то ожившие арбузы, кусавшие за пятки всех, кто приходил снимать урожай, то гигантских жаб, которые своими песнями не давали спать целым деревням, – подхватил Олдус Прайд. – Подвиги такого рыцаря продолжались до тех пор, пока родители не догоняли его и не давали, извините за грубое слово, пинка.

– За что? – не понял Генри.

– За то, что без спросу увел из дома коня, – веско ответил Олдус. – Впрочем, многие и сами возвращались недели через две, когда надоедало спать под открытым небом и жить впроголодь.

– Но некоторые стали героями, и о них сложили легенды, – добавил король. – Их все знали и везде ждали, потому что они никогда не нарушали первое правило кодекса рыцарей: помогать всем, кому нужна помощь.

– И второе правило: с уважением относиться к каждому, кого встретишь, будь то человек или существо, – вставил Уилфред.

– И третье правило: решать проблемы силой, только если не получилось решить их добром, – прошамкал какой-то старый придворный.

– Когда белый рыцарь входил в деревню, его просили рассудить давние споры и помочь с разными делами, ведь кто много путешествует, обретает мудрость, – быстро сказал Уилфред, опасаясь, что его опять перебьют. – А уж если где-то объявлялось злое волшебство, по окрестным деревням бросали клич, узнавали, где хоть одного из рыцарей видели в последний раз, и обращались к нему за помощью. Рыцарь приезжал, бросал существу вызов и…

– Убивал его? – спросил Генри.

– Только в крайнем случае. Обычно договаривался, пользуясь смекалкой, знаниями и хитростью.

– А еще хорошими манерами и умением вести беседу, – прибавил Олдус.

– Но это, конечно, не касается тех случаев, когда речь шла о лютых тварях.

Петер рядом с Генри вздрогнул так, что зубы клацнули.

– Раз в пару сотен лет рождались твари, которые хотели одного: убивать, – пояснил Олдус. – С ними нельзя вести беседы, нельзя слушать их ложь, они хотят только крови. Каждый раз твари были разные: ящер, алый волк, злобный паураг и прочие. И несладко приходилось белому рыцарю, который оказывался поблизости. Часто лютая тварь убивала его в битве – а как вы помните, Генри, от этого она становилась куда сильнее. Иногда тварь успевала уничтожить половину рыцарей королевства и кучу мирных жителей, прежде чем невероятными усилиями и с огромными потерями удавалось ее остановить. В более поздние века рыцарь, услышав о такой твари, собирал других рыцарей по всему королевству, и вызов они бросали все вместе – так было больше шансов выжить.

– Хорошо, что это пробудившееся существо вроде довольно безобидное, – бодро сказал король. – Никто ведь не погиб, кроме кур, верно?

Петер лихорадочно закивал. У Генри появилось ощущение, что все, кроме бедняги Петера, скорее воодушевлены, чем опечалены. Король, кажется, тоже это понял, и прибавил:

– Не подумайте, что мы не сочувствуем напасти, постигшей деревню молодого человека. Но ведь триста лет все волшебное, что есть в королевстве, было погружено в сон, а теперь проснулось. И если проснулись злые силы, значит, проснулись и добрые, понимаете? И теперь…

– А можно ближе к делу? – перебил Генри. – Где искать этого белого рыцаря?

Все посмотрели на Генри как на болвана.

– Но у нас их пока нет, – развел руками король. – Новый мир еще совсем юн: Сердце вернули меньше двух недель назад, и двух дней не прошло с тех пор, как вы нашли корону. Прямо перед вашим приходом мы обсуждали, как оповестить все королевство о том, что дары вернулись. Белые рыцари – герои сказок. Последние триста лет никто не жалует путешествия. Все, кроме посланников, сидят по домам. А бросить вызов злому поедателю кур сможет только человек, уже опытный в подвигах.

До Генри медленно начало доходить, к чему они клонят.

– Я никуда не поеду! – выпалил он.

– Вы наследник Сиварда, – мягко сказал король, будто даже не видел, о чем тут спорить. – Вы трижды сделали невозможное: нашли Сердце и корону, спасли дворец от духов вражды. Думаю, вам получаса хватит на то, чтобы одолеть зверя, напугавшего всю деревню, и…

– А посланники на что? – опять перебил Генри. – Они ездят повсюду, так почему их не отправить?

Все десять посланников в зеленых мундирах начали сползать по стульям вниз, будто всерьез надеялись, что их не заметят. Головы их разом повернулись в сторону Олдуса, который, пусть и пренебрегал своими обязанностями с тех пор, как обрел дар сочинительства, все еще оставался их капитаном.

– Ваше величество, нас учат находить ценности, а не побеждать волшебных существ, – смиренно проговорил Олдус. – И я вынужден признать: от всего нашего отряда в истории с Сердцем было больше шума, чем толка. К тому же я еще не закончил свое «Сочинение о поисках короны по рассказам очевидцев». Поезжайте, Генри. Когда вернетесь и расскажете о своих приключениях, у моего труда появится третья часть. – Он ласково похлопал по стопке бумаги, лежавшей перед ним. – Кстати, многие существа в сказках носились с каким-нибудь волшебным предметом как с писаной торбой и называли его своим сокровищем. Нам повезло: цветок памяти – это ценнейшая, легендарная вещь, хотя не думаю, что он пригодится такому юному созданию, как вы.

– И зачем он нужен? – пробормотал Генри.

– Он помогает вспомнить забытое. Его использовали для лечения людей, у которых ослабла память.

Генри замер. Он снова вспомнил свой сон про руки, покрытые землей. Что, если это было на самом деле, просто он все забыл? Он помнил себя уже смышленым, умеющим бегать и говорить, – но, насмотревшись в последние недели на человеческих детей, он вдруг понял, что они не всегда такие. Они бывают маленькими и смешными, часто плачут и не стоят на ногах, матери носят их, прижимая к себе, и каждую секунду за ними присматривают. Он порылся в памяти, но ничего похожего не нашел. Только отец, лес и охота.

А что, если с помощью цветка он сможет вспомнить свою мать? Генри сжал кулаки так, что сквозь перчатки почувствовал, как ногти впились в ладони. Никакие воспоминания не стоят такого риска. Король ведь не знает, насколько был прав, когда думал, что Генри опасен: зло внутри него снова проснулось, а дар огня – это не просто необходимость носить перчатки, это гораздо, гораздо хуже. Вот что надо им сказать: «Я не могу идти неизвестно куда и драться неизвестно с кем, потому что, если я разозлюсь или что-то меня напугает, я опомниться не успею, как эта дрянь в моей голове заставит меня сделать что-нибудь ужасное». И даже не сказав вслух ни слова, Генри понял, что увидит на лицах всех в зале. Страх. Отвращение. Все, что он видел сотни раз.

Король внезапно поднялся со своего места, подошел к нему и взял за плечи.

– Простите, что не дали вам отдохнуть, – тихо сказал он, и Генри почувствовал странное желание привалиться головой к его груди, чтобы король обнял его, как люди обнимают детей. – Но вы пока наш единственный защитник. Я уверен, что поездка будет несложной.

Он улыбнулся, и от этой извиняющейся, доброй улыбки у Генри заныло что-то внутри. Король поймет, если во всем признаться, и не заставит его ехать. Генри уже открыл рот, чтобы рассказать про дар, про голос, про весь этот кромешный ужас, – но вдруг услышал тихий, резкий вздох. И раздался он совсем не за столом.

Генри бесшумно выпрямился и отодвинул короля в сторону. Что, если Освальд и Джоанна не смирились с поражением? Что, если явились сами или прислали кого-то подслушивать? Генри глубоко задышал, успокаиваясь, не позволяя ярости захватить его.

– Дикарь – он дикарь и есть, – громко прошептал все тот же старый придворный на ухо своему глуховатом у соседу.

Дальше Генри слушать не стал – он скользнул к окну, вслепую ударил кулаком в штору и дернул на себя того, кто скрывался за ней. Вместе со шторой.

Над куском ткани, рухнувшим на пол, взлетело такое облако пыли, что Генри чихнул. Он всем весом прижимал к полу врага, но тот притих, будто и не собирался вылезать, и Генри сам стащил с него ткань.

Эдвард сипло вдохнул и закашлялся, глядя на Генри так, словно не мог решить, отпрянуть от страха или дать ему кулаком в лицо. Больше всего Генри поразило то, что Эдвард до этого сидел настолько тихо, что даже он со своим слухом охотника не заметил его присутствия.

Король, казалось, ничуть не удивился и только покачал головой. Эдвард, не глядя на него, поднялся и пригладил волосы, будто что-то еще могло спасти его прическу.

– Прошу прощения, – церемонно сказал он и направился к двери, но на полпути развернулся и пошел обратно.

– Даже не думай, – уронил король, но Эдвард уже дошел до него и брякнулся на одно колено, как делал каждый раз, когда хотел заговорить с отцом, хотя зачем – Генри до сих пор не мог понять.

– Отец, прошу, разреши мне исполнить это поручение! Я знаю кодекс белых рыцарей наизусть и подхожу по всем пунктам, в отличие от… от нашего гостя. Я принесу тебе голову чудовища, и ты увидишь…

– Голову-то зачем? Ее же тащить тяжело, и по дороге испортится, – вставил Генри, и Эдвард подавился воздухом – или, возможно, пылью, которая еще не осела и по-прежнему сияла в лучах света.

– Иди в свою комнату, – сказал король, и Генри дорого бы дал за то, чтобы этот приказ относился к нему.

Эдвард, впрочем, своего счастья не оценил: он обиженно поклонился и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Взгляды, которыми проводили его все, кроме короля, ясно говорили о том, что большой любовью у придворных принц не пользуется.

– Я не могу его отправить, – проговорил король, глядя на закрывшуюся дверь. – Он наследник трона и единственное, что осталось от моей семьи. Прошу вас, Генри, отправляйтесь в путь, и тогда он хотя бы выбросит эту идею из головы.

Сейчас король выглядел старше, более усталым и строгим, и Генри с каким-то странным, тянущим чувством понял: видимо, люди, в отличие от зверей, любят своих детей, даже когда те уже выросли. А король тем временем вернулся на свое место, и момент, чтобы рассказать про дар, был упущен. Генри бессмысленно замер у окна, рядом с грудой пыльной ткани, и тут раздался голос Эммы:

– Ваше величество, я ведь теперь глава придворных. Разрешите мне кое-что сказать нашему герою. Уверена, я смогу уговорить его исполнить свой долг.

Она встала и направилась к Генри, шурша складками платья, на которое ткани, кажется, пошло не меньше, чем на штору. Остановившись рядом с Генри, она еле слышно, с улыбкой заговорила:

– Думаешь, ты кому-то здесь нравишься? Ты нужен, только пока делаешь то, чего ждут от наследника Сиварда. Без этого ты просто невоспитанный грязный простолюдин с мерзким даром, от которого нормальным людям надо держаться подальше. Никто про это не забыл, и король тем более. Я знала его еще до болезни, а ты нет. Поверь, он прекрасно умеет добиваться своего красивыми словами. Он разрешил тебе остаться, потому что ты полезен. Но если перестанешь делать то, что велят, тебя вышвырнут. Ты ведь не хочешь всех разочаровать?

Она шептала ему на ухо, стоя так близко, что Генри чувствовал сладкий цветочный запах ее одежды, ее дыхание на своей щеке, но не сдвинулся с места. Отец ведь говорил ему, что люди те еще лицемеры. Эмма права, а он, как идиот, поверил, будто ему разрешат остаться здесь навсегда просто за старые заслуги. На секунду Генри мучительно захотелось сбежать отсюда как можно дальше и не возвращаться – а потом он вспомнил, что идти ему некуда, и будто со стороны услышал свой голос:

– Я все сделаю. Но цветок памяти заберу себе.

По залу прокатился вздох облегчения.

– Генри, я знал, что вы не подведете! Эмма, вы мастер убеждения! – воскликнул король.

– Благодарю, ваше величество, – церемонно поклонилась она и села на свое место.

Следующую четверть часа Генри запомнил плохо: ему показывали на карте, висящей на стене, куда надо ехать, наперебой давали какие-то наставления. Он кивал, делая вид, что слушает, пока в голову ему не пришла мысль, от которой стало немного лучше: хорошо, что есть те, на кого он всегда может положиться.

– Я могу взять с собой помощников? – спросил Генри.

– Конечно! Выбирайте, кого хотите, – разрешил король, и Генри повернулся к Олдусу Прайду.

– Вы храбрый. И из лука стрелять умеете, – сказал он, но Олдус виновато развел руками:

– Жена меня убьет, если я скажу, что опять уезжаю. Вы простите меня, я от всей души желаю вам удачи, но поехать не могу.

Генри кивнул и вышел из зала. Ничего, он и без Олдуса соберет отличную команду.

Агату он нашел в столовой – она чинила очередные светильники.

– Я еду в поход, хочешь со мной? – спросил он, решив не растягивать разговор вежливой бессмыслицей.

Она торопливо вытащила из сумки, лежавшей на полу, уголь и лист бумаги и нацарапала: «Генри, прости, хочу починить все светильники во дворце, не могу отвлекаться. Отец бы мной гордился».

Последнее слово она вывела такими огромными буквами, что оно заняло весь остаток листа.

– Ладно, тогда увидимся позже, – кивнул Генри, изо всех сил делая вид, что ему все равно.

Но Агата уже не слушала: кажется, мастера вместе с даром обретали способность немедленно забывать обо всем, что не относится к их делу.

Сван налетел на Генри сам: он мчался ему навстречу, вцепившись обеими руками в лямки заплечного мешка.

– Генри, ты тут! У меня отличная идея! – завопил он так, словно Генри был за три комнаты от него. – Я решил вернуться домой, поехали вместе? Будем на попутных телегах добираться! Тут, конечно, богато, но дома-то всегда лучше. Я вот что подумал: Хью наверняка и без нашей помощи от Освальда сбежал, он ведь умный! Думаю, он уже домой пошел, а значит, и нам туда. Заберем моего папашу с постоялого двора, где он отсиживается, и твоего папашу тоже найдем, он же где-то там остался, верно? Ну да, нас всех из Хейверхилла выгнали, а теперь обратно примут, когда мы расскажем, какой ты знаменитый стал и как я тебе помог Сердце вернуть. Никто больше не будет на тебя охотиться, вы с отцом и в деревню можете переселиться! А Хью сам вернется, я точно знаю. Он же мой брат, а братья всегда возвращаются, даже если потерялись.

Генри покачал головой. Ему так захотелось в свою хижину в горах, что дыхание перехватило, – но он знал, что это место перестало быть его домом, когда он узнал настоящее имя своего отца.

– Слушай, мне сейчас нужно в поход. Поедешь со мной? Будет весело, – соврал Генри.

– Я тут понял, что приключения – это не мое, – важно сказал Сван, глядя на него своими темными, как у оленя, глазами. – Но ты и без меня как-нибудь справишься, да? Ты же герой! А как закончишь – приезжай к нам, я буду ждать. Пока, Генри. – Сван обнял его так, что кости захрустели, и помчался назад.

Генри долго стоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам, а потом отправился на кухню. Он знал: тот, кто его не подведет, наверняка отыщется именно там.

Джетт, который за один день успел подружиться со всеми слугами во дворце, увязывал провизию в здоровенный мешок, одновременно смеясь до упаду над чьей-то шуткой. Вокруг было шумно, люди с посудой, тряпками и дровами сновали туда-сюда, и Генри остановился в дверях, чтобы не сбить никого с ног.

– А все-таки неплохо, что ты нашел Сердце! Люди как-то сразу подобрели, – сказал Джетт, кое-как впихнув в переполненный мешок еще несколько яблок, и с улыбкой развернулся к Генри: – Вот, уже собрался. Я на празднике встретил парня, который сегодня едет в сторону моей деревни. Он согласился меня подбросить. А ты чего такой мрачный? Ну, то есть, я хотел сказать: еще более мрачный, чем обычно.

– Ты ведь много путешествовал по королевству, так? – начал Генри.

– Все обычно называли это «бродяжничал», но спасибо на добром слове.

– Я должен кое-куда поехать. И мне пригодится помощь.

Искреннее сожаление, которое вспыхнуло на лице Джетта, сказало Генри все до того, как тот успел открыть рот.

– Ты извини, брат, но вот тут – мое сокровище, и я должен наконец-то его довезти. – Он хлопнул себя по тяжело звякнувшему карману, и Генри вспомнил: ну конечно, те самые деньги, за которые Джетт продал его Освальду. – Мне нужно домой. Прости меня, ладно? Я ведь не слепой, вижу, что тебе правда нужна помощь. Но семья есть семья, понимаешь?

– Ага. Ладно, ты… Ну, в общем, собирайся.

И Генри выскользнул из кухни, пока Джетт не успел ничего сказать. Он ненавидел прощания.

Олдус предложил Генри зайти за вещами, но тот только рукой махнул. Единственным его имуществом была книга сказок Тиса, а ее брать с собой было уж точно незачем.

– Хорошо, что мы в королевском дворце, где ни в чем нет недостатка, – сказал Олдус, хлопнув Генри по плечу. – Уилфред уже собрал для вас сумки и велел навьючить их на коня.

– На коня? – переспросил Генри.

Почему-то он думал, что ему дадут большую удобную телегу, вроде тех, какие он видел у людей.

– Конечно! Вы что, все прослушали? Это довольно далеко, а зверь сказал, что рыцарь должен явиться не позже, чем на закате третьего дня, иначе он начнет убивать скот. Кротовые ходы в сказках действуют только в одну сторону, и вряд ли они стали работать иначе. Вы же умеете ездить верхом? – спохватился Олдус, и по его голосу Генри сразу понял: героям положено уметь.

– Вроде да, – уклончиво ответил Генри, решив не уточнять, что делал это один раз.

– Отлично! Уилфред сказал, в королевской конюшне есть очень быстрый конь, которого никто из придворных никогда не берет для тренировок, он совершенно свободен.

Потом Генри думал, что эти слова должны были его насторожить, но в тот момент он был слишком занят грустными мыслями о том, что друзья с ним не поедут, и просто кивнул.

– Зовут Снежок, – жизнерадостно прибавил Олдус. – Из-за цвета. Будете как истинный белый рыцарь на белом коне! Ну, пойдемте, все уже собрались на церемонию торжественного прощания.

Прозвучало это как-то зловеще, но Генри без возражений поплелся за Олдусом через сад.

Конюшня оказалась длинным, потемневшим от времени сараем в глубине королевского сада. «Что ж я творю», – безнадежно думал Генри, стараясь идти как можно медленнее. Если при любой угрозе он начнет на кого-нибудь бросаться… Оставалось только надеяться, что поход будет совсем не опасным, зверь – не страшным, а одолеть его получится, не потеряв спокойствия и невозмутимости. Если нет – дела будут очень, очень плохи.

Генри оглядел всех, кто выстроился перед конюшней: те же десять мужчин-придворных, Эмма, Уилфред и король. Настроение у них явно улучшилось: то ли они были рады, что Генри наконец уедет, то ли наслаждались возможностью поучаствовать хоть в какой-нибудь церемонии. Правда, торжественность момента несколько портило бешеное конское ржание, раздававшееся из конюшни. Генри нахмурился. Такие звуки способно издавать только животное, готовое затоптать любого, кто подойдет близко.

– А вот и наш герой, – сказал король так громко, будто надеялся заглушить коня. – Никакой особой церемонии посвящения в белые рыцари, к сожалению, нет – рыцарем мог стать любой, кто хотел, – но мне пришла в голову неплохая мысль. Когда-то в любой семье меч дарили мальчику на совершеннолетие. А я решил, что для вашего похода сам подарю вам меч из дворцовых запасов!

Из-за его спины вышел дворцовый стражник, неся на вытянутых руках меч в ножнах, прилаженных к кожаному поясу. Он передал его королю, а король все так же бережно протянул меч Генри.

Тот замешкался. Таскать за собой такое неудобное оружие, пожалуй, еще хуже, чем ехать верхом.

– А можно мне лучше нож, лук и колчан стрел? – спросил он.

Придворные подавились воздухом, Уилфред прижал ладонь к лицу, а Олдус пихнул Генри локтем в бок.

– Это огромная честь, – прошептал он. – Встаньте на одно колено, возьмите меч, коснитесь губами ножен, а потом руки короля.

– Не буду, – упрямо выдохнул Генри.

Он и так согласился ехать, не будет он таскать за собой огромный кусок железа, да еще ради этого унижаться. Генри уже готов был сказать это вслух, но тут Олдус просто поклонился королю, взял пояс с мечом и надел его на Генри. Тот от тяжести едва не сел, но не успел даже возразить – Олдус хлопнул его по плечу и с широкой улыбкой сказал:

– Ваш конь уже оседлан и навьючен. Глядите, какой красавец!

Двое слуг в темной одежде вывели из конюшни здоровенного брыкающегося коня. Они держали его за поводья, но он так мотал головой, что едва не отрывал бедолаг от земли. Конь был совершенно белый, и его темные, дикие, налитые кровью глаза смотрелись особенно впечатляюще. Единственный конь, на котором Генри довелось ездить, был смирной крестьянской лошадкой, которая дала сесть на себя верхом без малейших возражений, но этот…

– Зато мы выделили вам самое удобное седло, – успокаивающе сказал Уилфред, держась от коня как можно дальше. – Характер у Снежка непростой, но какая скорость! На другом коне вы за три дня не доберетесь.

– А ты на чем поедешь? – спросил Генри у Петера, чтобы оттянуть момент знакомства со Снежком.

– Я не поеду, господин, – еле слышно сказал тот. – Вам придется скакать день и ночь, чтобы успеть: дороги вокруг нашей деревни совсем плохие, да и в других местах наверняка тоже. Я своим ходом буду добираться.

Он трясся, как от лихорадки, и Генри покачал головой.

– Не надо тебе никуда ехать. Останешься здесь, пока я не вернусь и не скажу, что все в порядке. О тебе позаботятся и хорошо накормят.

На лице Эммы тут же отразилось все, что она думает о еще одном грязном простолюдине, который будет мозолить ей глаза, и Генри мрачно улыбнулся, когда король сказал:

– Ни о чем не волнуйтесь, Генри. Мы примем юношу как гостя.

Петер вдруг заплакал, тихо и безнадежно, – а потом резко перестал, вытер глаза и, глядя на Генри, сдавленно спросил:

– Господин, вы не знаете, что такое «скрипач»? Это как «предатель»?

Все недоуменно переглянулись – кажется, такого слова никто не знал, – а Генри вдруг кое-что вспомнил.

– В Башне мастеров я видел на каком-то предмете слово «скрипка». Когда Петер отдохнет, отведите его туда, пусть глянет – вдруг поймет, как с ней управляться?

Тут у Генри над ухом раздалось такое дикое ржание, что он чуть не втянул голову в плечи. Снежок, выпучив свои безумные глаза, смотрел на него сверху вниз, по-прежнему пытаясь вырваться из рук своих поводырей.

– А у вас есть какая-нибудь лестница? – пробормотал Генри, отступая назад.

– Лестница? – растерялся Уилфред.

– Ну да. Когда я в прошлый раз садился на такого зверя, я забрался на большой валун и оттуда влез ему на спину, но по лестнице, наверное, еще удобнее.

Все переглянулись.

– Надо просто вставить ногу в стремя, ухватиться за седло, подтянуться и перекинуть вторую ногу, – сказал Олдус; кажется, он понял, что всадник из Генри так себе.

– Может, покажете? – спросил Генри, но Олдус, покосившись на Снежка, покачал головой.

Генри вздохнул. Отец часто ему говорил: если надо сделать что-то неприятное, просто делай и не думай. Он постарался не смотреть на дергающуюся из стороны в сторону морду с оскаленными зубами, ухватился за седло и попытался взобраться, но ручка меча неудобно вдавилась в живот, зверь всем телом рванулся влево, и Генри, потеряв равновесие, упал назад. Вторая попытка закончилась тем, что Генри повис на седле, как мешок, недоумевая, зачем люди добровольно подвергают себя таким мучениям. С третьей попытки он кое-как сел на коня и вдел ноги в стремена, но тут слуги посчитали, что дело сделано, и выпустили поводья. Снежок встал на дыбы, меч потянул Генри набок, он потерял равновесие и скатился на землю, больно ударившись о ножны. Старые придворные попытались замаскировать смех под приступ кашля.

– Может, мне себя веревкой к нему привязать? – спросил Генри, но все, видимо, решили, что он шутит, и веревку не принесли.

– Ничего, вы быстро научитесь, – уверенно сказал король. – Все герои ездили на конях. Давайте попробуем еще раз. Олдус, подсадите его.

К тому времени как Генри наконец взгромоздили в седло, устал, кажется, даже конь.

– Что надо сделать, чтобы он поехал прямо и не брыкался? – спросил Генри, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Ткните его пятками в бока и держитесь, – посоветовал король. – Но только…

К сожалению, Генри сначала последовал совету, а потом уже дослушал.

– …не слишком сильно, – закончил король, но было поздно.

В удар пятками Генри вложил всю силу, какая у него еще осталась после попыток залезть на коня. Он думал, что этим покажет злобному Снежку, кто здесь главный, и тот присмиреет, но куда там – конь сначала встал на дыбы, потом выгнул шею, норовя укусить седока, и наконец рванул вперед с такой скоростью, что Генри захлебнулся воздухом.

Кто-то крикнул ему вслед «Удачи!», но кто, Генри разобрать не смог. В этот момент он по достоинству оценил поводья: хоть было за что держаться, когда Снежок вылетел на песчаную дорожку среди деревьев, пронесся через круглую площадку, утоптанную десятками других копыт, и полетел вдоль крепостной стены к незнакомым Генри воротам.

Стражники, дежурившие внутри хода сквозь стену, выглянули в сад, чтобы посмотреть, кто приближается, – и Генри с ужасом понял две вещи. Первое: он не успел спросить, как остановить животное. Второе: прямо впереди – закрытые деревянные ворота, и они неумолимо приближаются.

– Открывайте! – рявкнул Генри.

Получилось не очень-то громко: встречный поток воздуха забивал ему глотку так, что он едва мог открыть рот. К счастью, вид Снежка, готового снести все на своем пути, впечатлял настолько, что охранники тут же потянули тяжелые деревянные створки на себя, одновременно стараясь закрыться ими от коня. Снежок при виде свободного пути всхрапнул и удвоил скорость.

«Мне конец», – успел подумать Генри – и вдруг произошло нечто прекрасное.

Кажется, правило «не выходить за крепостную стену», которым триста лет пользовались все жители дворца, касалось и коней. Снежок вылетел на старинную, мощенную булыжником дорогу и остановился как вкопанный. Видимо, его напугал громкий звенящий стук, который издала под его копытами мостовая: в дворцовом саду повсюду была мягкая земля. Генри перевел дух и с трудом поборол желание слезть с коня.

Он кое-как вспомнил, что ехать ему велели на восток. Ну, а дальше разберется: Петер сказал, его деревня называется Подгорье, а рядом с ней – Разноцветные скалы, которые все местные называют Злобными. Наверняка все в королевстве знают, где это, и покажут ему дорогу. А пока – на восток. Генри осторожно тронул пяткой бок Снежка, и тот с неохотой пошел вперед.