Читать книгу Непонятная война - Екатерина Суворова - Страница 4

Штаб капитана Остапенко находился вдали от казарм. Остапенко предпочитал шумному и пьющему солдату, общество тихой и почти мирной жизни в стенах комнатушки бывшего общежития для литейщиков. Полуразбомбленное здание во всю было заселено молодыми барышнями, солдатскими женами, и старыми кряхтящими бабами с детьми. Здесь всегда пахло жареным салом, а по ночам, раздавались понятные крики любимец солдат. Остапенко это не смущало. Он жил уединенно, и, практически никогда не обращал внимания на местный контингент. Его направили сюда больше двух месяцев назад, перебросив от ненавистного Харькова, к более радушному и безбурному Чернигову. Сперва, он поселился в отдельной комнатушке общаги, а, позже, перекинул сюда и всю штабную бумажную составляющую. Он бытовал среди отчетов, карт наступления и отступления, раций и графиков мойки полов. Остапенко был по-своему счастлив. Еще в 2017 он успел выслать сына с бывшей женой к своей однокласснице в Вильнюс. Одноклассница его ненавидела, а жена так и не смогла простить пьяные побоища еще некогда статного лейтенанта Остапенко. Но выбора не было. Лучше злобные письма и матерные разговоры по телефону, чем полученные похоронки с его исторической родины. Он был почти счастлив, угрюмо, стабильно и безмятежно проживая службу вблизи бывшей белорусской границы.

Солдаты Остапенко практически не участвовали в войне. Лишь изредка, как, например прошлым вечером, они выезжали в старый город, чтобы отлавливать беглецов, которые постоянно появлялись после очередного взрыва или бомбежки. Когда-то любимый Чернигов, напоминал сегодня разрушенный варварами Колизей. Разница была лишь в том, что римское сооружение вошло в книги истории, как пример человеческого гения, а Чернигову, максимум приходиться рассчитывать на роль артефакта людского идиотизма. Остапенко это понимал, понимали это и его солдаты. Не понимали лишь сильные мира сего.

Подтанцовывая собственному свисту, он развешивал носки по комнате, когда к нему постучался Захараенко. На пороге, капитан увидел двух своих солдат и маленькую фигурку женщины.

– Вызывали, Петр Михалыч? – переваливаясь с ноги на ногу, произнес Захаренко

– Тебя – да, а бабу с тобой – нет. Кто это? Зачем ты мне всякую шваль беглую тянешь? – злобно спросил Остапенко, кинув носки в ржавую эмалевую посудину.

– Она говорит, шо ничего не помнит, – глядя в сторону, сказал Захаренко.

Та самая она, тем временем, пыталась осмотреться вокруг себя. Комната была доверху уставлена непонятными ящиками, один из которых, по видимому, приходился ее хозяину письменным столом. Все было в лучших традициях мужского быта: дырявые носки, не по военному разложенные вещи на стуле, форма на лежаке и календарь на прошлый год с полуголой девицей. Взгляд ее остановился на маленьком зеркале, висящем над серым умывальником. В нем она увидела свое отражение. На нее смотрела пара испуганных голубых глаз, обрамленными разводами от туши и грязи. Под носом располагался буроватый запекшийся сгусток крови, немного не доходящий до верхней губы. Растрепанная коса, светло-русого цвета, была перепачкана сажей и побелкой. На пыльно-зеленой мастерке было два очага красноватого потока: один у предплечья, а второй – ближе к левой груди. Джинсы отличались от всей внешней картинки относительной чистотой. Лишь дорожный песок коричневым налетом покрывал их. Та, что стояла в узкой рамке зеркала, была страшна. Страшна своей беспомощностью.

– От бабы! Подбитая, а все равно в зеркало пялится! – усмехнулся Остапенко. – Ты кто такая, спрашивают у тебя!

– Я не знаю – увернув взгляд от зеркала, постыдно прохрипела она.

– Вот те на! Еще одна. Захаренко! Где ты таких находишь? У меня вон вся общага баб, спасу от них нет. Так ты еще одну притянул! Да и ладно бы, нормальную притянул, а это кто? Ни кожи, ни рожи, ни паспорта, ни имени говорить не хочет!!!

– Так, а шо мне надо было делать? – опрокинувшись на стену, спросил Захаренко. – Она толдычет, что помнить ничего не помнит

– Я действительно ничего не помню, и не знаю кто я, – раздался ее смелый хрип.– Я не знаю как я сюда попала и не знаю кто вы…

– Так. Ясно. Веди ее к нашим моторщикам, пусть там решают, что с ней делать, – махнув рукой, растерянно и гневно приказал Остапенко. – А потом ко мне. Тебе с Донецка опять почта пришла.

– Слушаюсь – радостно, и уже в пол разворота к двери, прогремел Захаренко. – Пошли, дочка, поведу к своим.