Читать книгу Если ребенку трудно в школе - Екатерина Заостровцева - Страница 3

Так сложилось, что нашего старшего сына Федю многократно «выгоняли» из детских клубов, с кружков и секций. Сейчас я об этом пишу легко, но несколько лет назад я испытывала целую гамму чувств по этому поводу.

Бессилие – что бы я ни предпринимала в отношении Фединой учебы, это не помогало.

Отчаяние – я никогда не найду ему подходящую школу или секцию.

Тревогу – ведь он еще не дорос до первого класса, а что же будет потом!?

Вину – ведь это все я виновата, я «плохая мать».

А еще злость – по отношению к педагогам, которые не хотели даже пытаться понять моего ребенка.

И, что уж скрывать, зависть – по отношению к семьям, в которых дети беспроблемно ходили в детский сад и школу, а в свободное от уроков время посещали миллион кружков.

Ах да, кажется, еще глубокую внутреннюю обиду – потому что, по сути, наших проблем никто не признавал, никто не говорил, что моя внутренняя боль реальна. «Вы просто перфекционисты, ищете идеальную школу, а идеальных школ не бывает». «Будь строже!», «Будь мягче!», «Терпи – и все пройдет». А еще мое любимое: «Ты наговариваешь на своего ребенка, посмотри, какой он хороший».

Кто бы спорил, ребенок и впрямь прекрасный – умный, добрый, чуткий к чужим проблемам, творческий. Я могла бы написать отдельную главу о его достоинствах. Но все это меркло на фоне характеристик, которые давали ему педагоги – необучаемый, медленно соображающий, невоспитанный, гиперактивный, неуравновешенный, одним словом, – хулиган.

Ребенок был настолько «несистемным» и «неформатным», что учителям было проще от него потихоньку избавиться, чем пытаться подобрать к нему ключик.

Однажды мы решили отправить Федю на подготовку к школе. Ему было около шести лет. На самом деле, конечно, «подготовка к школе» – это одно название: дети на этих занятиях не сидят за партами. В расписании – сплошь «игровые» предметы: творчество, математика, буквы в игровой форме, музыка и ритмика.

На всякий случай я сразу предупредила, что наш ребенок в новой обстановке может проявлять чрезмерную активность, но это уйдет, когда он привыкнет. Клуб был новый, каждый пришедший клиент ценился на вес золота, поэтому меня клятвенно убедили, что проблем с гиперактивностью не будет. Потому что педагоги-то опытные, готовы к такому повороту. Да и вообще, мол, гиперактивность нынче у каждого второго ребенка. Это практически норма и обыденность.

На самом первом занятии Федя конфликтовал с другим Федей.

Когда я спросила, что произошло на подготовке к школе, Федя объяснил: ему захотелось треснуть другого Федю, и он решил, что сейчас самое время «разделить апельсин».

Когда Федя злился в 5—6 лет, он иногда за неимением аргументов мог треснуть собеседника. Так часто бывает у маленьких мальчиков. Мы однажды договорились: драться нельзя. Надо решать конфликты словесно. Но Федя честно признался, что так не получится, ведь, когда эмоции зашкаливают, нужно что-то с ними делать. Например, сжать кулак и треснуть того, кто неправ. Поэтому на занятиях с нейропсихологом мы придумали игру: Федя сжимает кулак, трясет им яростно в воздухе и кричит считалочку: «Мы делили апельсин, много нас, а он один». Выигрывают обе стороны: оппонента не стукнули, а Федя выплеснул свои эмоции и не был стукнут в ответ.

Но второй Федя, ходивший на подготовку в школе, про апельсин ничего не знал и, конечно, нажаловался учителям.

Все нормально, успокоили меня учителя. Это ведь мальчики, они еще и не такое могут.

Но еле заметная нотка напряжения после разговора осталась.

Второй раз конфликт разгорелся посреди занятия: мне позвонили и сказали срочно забрать ребенка пораньше, потому что он «целенаправленно избил всех девочек в группе – одна уже безутешно рыдает, другие на подходе».

Версия директора клуба была особенно драматичной. Федя бил всех девочек по очереди. Девочек было человек пять. Всего в группе восемь человек, включая Федю. То есть он «избил» практически всю группу.

Версия воспитательницы была немного другой. Девочка из Фединой группы собирала в корзинку игрушки. Подбежал Федя, корзинку у нее из рук выхватил, все рассыпалось. Федя побежал дальше. А девочка разрыдалась. Ее успокаивали, Федю стыдили. Он извинился, но, по версии воспитательницы, затаил обиду и потом, пока никто не видел, якобы ткнул девочку пальцем в глаз. В итоге Федю застыдили совсем, увели из класса, оставили одного в комнате, чтобы подумал над своим поведением. В конце концов он пришел и извинился перед девочкой, они помирились, и в конце занятия она даже «сделала за него домашку»: нарисовала Бабу-ягу сперва себе, потом Феде.

Я точно знала: Федя не может начать бить кого-то без повода, это не про него. Тем более он не может затаить обиду, выждать и навредить человеку. Он импульсивен, но, если не отомстил сразу, об обиде забудет.

Как все было на самом деле: девочка собирала корзину с игрушками «не по правилам», и Феде нужно было это исправить (он не смог объяснить словами, неуклюже выхватил корзинку из рук девочки, и все рассыпалось). Ткнул пальцем в глаз эту же девочку он абсолютно случайно, просто они сидели слишком близко друг к другу.

Но ярлыки навешаны. Федя – драчун и хулиган, дерется, намеренно избивает детей, выбирая девочек.

На следующем (третьем) занятии директор попросила меня зайти к ней в кабинет и в нарочито вежливых выражениях сказала, что Феде пока что рано готовиться к школе, на текущем этапе его нужно учить общаться и «хорошо» себя вести, а в этом клубе у педагогов, видите ли, совсем другие задачи. Что в переводе, конечно же, означало: мы не рады видеть вас, освободите помещение.

Тогда я впервые столкнулась с вещью, которая меня повергла в отчаяние. И это было отношение педагогов – людей, от которых полностью зависели дети.

Никто не готов был встать на место ребенка, искать причины его поведения. Там, где я четко видела, почему он поступил так, а не иначе, – мне рассказывали, что он «плохо воспитан и опасен для окружающих».

Полное отрицание своей ответственности. Когда Федя ткнул девочку пальцем в глаз, никого из педагогов рядом не было, хотя на группу из восьми детей было трое учителей и они должны были смотреть за детьми в этот момент.

Перекладывание ответственности на родителя. А еще мне мягко намекнули, что Федя, наверное, растет в неблагополучной семье, а я не очень хорошая мать, и советовали разные книги по воспитанию детей.

Со спортивными секциями нам тоже, надо сказать, не везло.

Например, в один прекрасный момент тренер по плаванию заявил, что Федя абсолютно «необучаем» и не понимает, чего от него хотят взрослые. И ребенка надо перевести в группу младше, к детям возрастной категории от 3 до 5 лет. Феде было тогда почти 7. Он несколько дней плакал от унижения, что его отправили к малышам. Он говорил: «Мама, мне так стыдно, я неудачник!»

До этого мне казалось, что педагоги должны замечать прогресс не только, когда он линейный. За те два месяца, что Федя ходил в группу по плаванию, он научился плавать – и это был невероятный прогресс для человека, который пришел в группу абсолютно «нулевым». Сравнение с другими ребятами было явно не в пользу Феди. Но если бы мы сравнивали его с самим собой – он проделал колоссальную работу и превзошел мои самые нескромные ожидания. Неужели тренер, педагог с многолетним стажем, этого не видел?

А еще для меня это было историей о том, что мотивация у детей дошкольного и младшего школьного возраста очень страдает, если их достоинство унижают учителя – люди, от которых, казалось бы, зависит их успех. Это очень хорошо понимают на Западе, где принято среди каракулей ребенка находить наименее уродливо написанную букву и хвалить то, как старался ребенок, пока ее писал. В России же считается, что так характер не закалить – большинство учителей и тренеров хотят видеть детей управляемыми и предсказуемыми. Если дети что-то делают по-своему, на них начинают давить, подчеркивать их несовершенства, угрожать страшными последствиями («будешь работать дворником» или «просидишь всю жизнь на скамейке запасных»). Есть дети, которые способны разозлиться («я могу больше!») и пойти на поводу у манипулятивного учителя, показав, на что они действительно способны. Но есть дети, которые от таких «угроз» вянут, как цветы на морозе.

Была одна секция, откуда Федю не могли «попросить» – она была государственная. Но и там ему доставалось – тренер попросту выгонял с занятия.

Предшествовали этому какие-то глупые и незначительные истории. Например, однажды на занятие после затяжной болезни пришел друг Феди – Арсений. Мальчики обрадовались друг другу и вели себя шумно. А репутация у Феди к тому моменту уже была такова, что в любой ситуации, даже если болтали двое, – наказывали Федю. Так было и в этот раз: тренер поставил его в угол и велел 30 раз приседать. Что сделал Федя: он начал «паясничать». Садился до упора, кренился вбок и делал кувырок. И все это с таким удивленным лицом, как будто у него это выходит не нарочно: ой, еще раз кувыркнулся, ой-ей. Тренер предсказуемо рассвирепел и заставил его отжиматься на кулаках. Но и там Федя выдал какой-то фарс, после чего его выгнали с занятия.

Так, конечно, было не на каждом занятии, но повторялось регулярно.

С одной стороны, я сочувствовала тренеру: в нашем перенаселенном районе на окраине Москвы в группе по айкидо занимается 30 оболтусов. Попробуй уследи за всеми. С другой стороны – ну как можно выгнать с занятия шестилетку? В тот день Федя просыпался ночью и рыдал, то есть для него вся эта ситуация на айкидо была колоссальным стрессом.

Из истории с айкидо я поняла, что даже очень хороший преподаватель не имеет возможности разбираться в разных ситуациях, когда детей очень много. И ребенок «неформатный», который своим поведением выбивается из общей массы, рискует быть постоянным источником раздражения для педагога.

В тот год Федю надо было записывать в 1 класс, и мы этого не сделали. Думаю, именно эти три истории заставили нас с мужем понять, что хоумскулинг пока что единственный наш вариант чему-то научиться. Но об этом я расскажу немного позже. Пока давайте поговорим о феномене неформатных детей и о том, как к таким детям относится школа.