Читать книгу Это я тебя убила - Екатерина Звонцова - Страница 15

– Эй, гаситель!

Со дня, как они появились рядом, я ни разу не слышал от них своего имени, да и не хотел. Единственное, чего я хотел, – быть подальше. Не помнить об их существовании. Не думать ни об одной из трех причин, по которым они так меня ненавидят.

Я опускаю голову и продолжаю идти, делая вид, что не услышал оклика. Мне некогда разговаривать, моя одинокая прогулка вдоль берега и так затянулась. Орфо скоро заволнуется. Мы договорились вместе учить игаптский или играть до самого ужина. К тому же этот ливень становится просто невыносимым.

– Эй, гаситель! – Другой голос, с другой стороны. Я глубоко вдыхаю через нос и прибавляю шагу, поднимаю глаза – до замка, нахохлившегося среди скал, не так далеко. Тепло горят желтые огоньки. Если я напрягу зрение, различу даже свет в комнатах Орфо.

– Почему не отвечаешь? – Теперь голос женский, звонкий, капризный. Кирия, вроде бы ее зовут так. Девушка, которая нравится Лину.

Хорошо бы самого его не было поблизости. Я просто не выдержу, если он уже позволяет им так обращаться ко мне в своем присутствии. Как я устал от его попыток угодить всем, как устал от того, что он не знает, чего хочет, как устал от правды: мы хотим разного.

Кто-то бежит на меня сзади, я скорее чувствую, чем слышу: дрожь по всей спине. Одного движения хватает, чтобы сдернуть с пояса и нацепить перчатку, одного – чтобы выпустить когти, одного – чтобы вытянуть руку перед самым лицом неосторожного человека, на уровне круглых, как у теленка, карих глаз. Предупреждая. Не атакуя. Святое железо блестит холодной серостью и совсем слегка бликует красным. Оно лишено разума, в отличие от меча Орфо, но тоже способно на многое.

– Да-да? – тихо спрашиваю, рассматривая приятное квадратное, покрытое легкими темными веснушками лицо громилы Аколлуса. Пока он, подальше отстраняясь от когтей, взрывает носками обуви песок, я оглядываю и остальных. Смуглая, почти как игаптяне, Кирия с двумя тугими темными косами. Одинаково угловатые Гефу и Гофу – блондины, как и я, явно не без примеси физальской крови. – Чем я могу помочь вам… дети?

Это лишнее, знаю: Аколлус младше меня всего на год, Гефу и Гофу – на три года. Это несерьезно, я не обращаюсь подобным образом даже к Лину, с которым нас разделяет около четырех лет. И предсказуемо, они злятся. Подступают немного ближе все, кроме Аколлуса, который и так чересчур близко. Подступают с трех сторон. Я считаю до пяти. Выдыхаю.

– Куда идешь? – спрашивает Кирия, накручивая косу на палец. Она сочетает кокетство и брезгливость таким странным образом, что именно от нее хочется отойти подальше.

– Не к Лину, надеюсь, – бросает Гефу.

– К нему идем мы, – дополняет Гофу.

– Хорошо. – Я примирительно повожу плечами. – У меня другие дела.

Опускаю руку и продолжаю идти. Увы, они идут со мной, с четырех сторон: Кирия теперь скользит гибким призраком впереди, Гефу и Гофу вышагивают справа и слева, а Аколлус топает за спиной – последнее мне особенно не нравится. Они все молчат. Я не понимаю, чего от них ждать, и ждать ли. От нервов ладонь за перчаткой горит, но снимать ее – пока себе дороже. Жаль, нет кнута; в случае чего будет сложно. Я даже не втягиваю когтей.

– Эй, гаситель, – окликают меня снова. Гефу. Я отличаю его по родинке на правой щеке.

Не реагирую. Если они не привыкнут звать меня по имени сейчас, боюсь, этого не произойдет никогда. А впереди у нас, похоже, очень долгий путь вместе, куда длиннее дороги к замку. Дождь усиливается, капли бегут по лицу. Я бездумно слизываю их с губ.

Я гаситель, которого закон поставил ниже прочих демосов. Я физалец, чьи соотечественники оставили этих ребят сиротами. И я друг их короля, совершенно не нужный им друг. Более того, моя дружба – дружба врага – «детей героев» глубоко оскорбляет. В чем-то я даже мог бы им посочувствовать. Если бы Гирия не была виновата в своих бедах сама.

Мы никогда не дрались, даже не ссорились – просто по возможности избегали друг друга. Я видел, каким цельным и взрослым чувствует себя Лин в этой компании, видел, как исчезают его давняя замкнутость и скорбь. Лин больше не думает о матери так часто и болезненно. Лин уже точно не начнет принимать какую-нибудь дрянь. Лин становится сильнее, таким и должен быть король. Поэтому я не отказывался заплатить эту цену – остаться для него в прошлом. Он уже не тот потерянный мальчишка, который так же сильно, как Орфо, нуждается в помощи. У него всегда был иной путь, и на самом деле я это чувствовал. Таково правило: путь короля отличен от пути других смертных. И чем раньше любящие короля признают это, тем будет лучше всем.

Но эти ребята хотят идти с королем всюду. И оттеснить даже тех, кто готов оставаться далеко за спиной.

– Лин тут кое-что нам рассказал о тебе, – тихо говорит Кирия. Она обернулась через плечо, ее ослепительная улыбка блестит в карминовой оправе тонких губ. Влажная коса темнеет на полуголой спине. – Стало интересно, правда это или нет. Можно спросить?

Я молчу. Ее тон мирный и даже приветливый, никто из этих четверых не смеется, я не замечаю переглядок. Нет, они все просто шагают по песку, держась на каком-никаком расстоянии. Я смаргиваю дождь с ресниц. Подумав, все-таки киваю: может, это жест мира? Может, это маленький дипломатический ход, связанный с тем, что они поняли: от Лина и Орфо я никуда не денусь и меня придется терпеть как равного? Я на многое закрою глаза, если это так. Мне важно, чтобы в замке не было грызни, тем более я не желаю быть ее причиной. Я гаситель. И довольно давно понял: это… призвание, видимо, касается не только волшебства. Боги ничего об этом не говорили. Но некоторые правила приходится домысливать самостоятельно.

– Спрашивайте, – произношу я вслух. – Постараюсь ответить.

Гефу издает странный звук, будто фыркает. Я понимаю, что это с трудом сдерживаемый смех, только когда слышу все тот же медовый, приветливый голос Кирии:

– Это правда, что твой бывший хозяин тебя трахал?

Близнецы хохочут уже хором. Я медленно останавливаюсь. Все они – тоже.

– Повтори, – прошу очень тихо, не сводя с Кирии глаз. Я ничего не чувствую, кроме легкой тошноты и холодка по спине. И это меня пугает. Будто что-то во мне слишком давно мертво.

– Тра-хал, – повторяет она по слогам только последнее слово. И тоже заливается хохотом.

Я ничего не чувствую. Все еще ничего. Медленно поднимаю свободную руку и все же провожу по своей шее, там, где уже не осталось никаких следов.

Хозяин. Все эти годы мне жилось так хорошо здесь, что я даже почти забыл второй смысл слова. Хозяином был для меня король Плиниус III, из-за него шесть омерзительных букв превратились во вполне нейтральное обозначение демоса. Демоса, отмеченного домиком на огромном смуглом запястье. Демоса, неотрывного от рокочущего голоса, темных вислых усов и… деликатности, которая удивительным образом сочеталась с этим огромным телом и этой огромной властью.

«Знаешь, что я думаю, Эвер? Нет худа без добра».

«Эвер, мне стыдно за тот выбор, который сделала моя жена, но я не мог ей помешать, ты сам знаешь, как все устроено».

«И все-таки, Эвер, родина твоя новая тоже ничего, правда? Я же вижу, тебе тут нравится».

«Я вот чего предрекаю, Эвер: когда заживет твоя шея, заживет и твоя душа. Ты забудешь того мерзавца как кошмарный сон. Но попади он ко мне в плен, я бы с ним расправился».

На губах соленый привкус: видимо, я их прикусил. Да будет так, хозяина у меня больше нет, а шея зажила. Они – эти четверо – меня не выведут. Они очень плохо представляют, о чем вообще говорят. Решив не продолжать эту издевательскую беседу, я снова трогаюсь с места, прибавляю шагу, но первое же препятствие – Кирия – заступает мне путь. Я обещал ей ответ. Она это помнит.

– Признайся, может, Лин тоже хочет? – Ее глаза зло сверкают. Там яркая весенняя зелень. От удивления я замираю, резко вскидываюсь. Да что за…

– Он такой… все-таки странный, – говорит то ли Гефу, то ли Гофу.

Скулы сводит, но не от возмущения. Это другое чувство. Оно приходит, когда посторонний человек озвучивает твои собственные подозрения, которых ты стыдишься. У Лина случаются странные порывы: попытаться взять меня за руку, утащить на одинокую прогулку, начать что-то быстро и пылко рассказывать о своем страхе будущего – хотя такое мы договаривались обсуждать только с Орфо. Раньше подобных вещей было больше, с появлением Братства они частично сошли на нет, но не исчезли. Лин разве что улучал меньше минут, но меня очень тревожил его неотрывный горящий взгляд. Лин ничего не говорил; я понимал, что о таком не спрашивают, и в том числе поэтому радовался каждый раз, когда пьяная Кирия залезала ему на колени, а он ее не отталкивал. И смотрел такими же горящими глазами, как на меня.

– Все время таращится на тебя. – Кто-то из близнецов словно читает мою мысль.

– Эти его вечные «так говорит Эвер», «это я узнал от Эвера». – Кирия кривится.

– Не разрешает нам тебя трогать, – встревает наконец и Аколлус, он, кажется, близко. – Но он не узнает. Да?..

Его тяжелая горячая ладонь ложится мне на плечо слишком неожиданно, чтобы, резко развернувшись, я не ударил по ней. Пока – невооруженной рукой.

– Меня нельзя трогать никому! И ему в том числе. – Я рявкаю, не говорю. Плохо.

Аколлус, заметив что-то в моих глазах, пятится, спотыкается и падает на задницу. Я делаю еще шаг вперед, но Кирия от меня не отстает. Мы почти одного роста. Ее пышная высокая грудь упирается в мою, когда она задирает подбородок и выдыхает мне в губы:

– Ты бесишь этим всем. – Но отстраняться она и не думает. – Мне все время кажется, что ты забыл, где твое место… – Она досадливо кривится. – Ты даже не зовешь принца и принцессу уважительно, ты не зовешь так самого короля! У нас тут так не принято.

Уважительно. То есть «кир Лин», «кир Плиниус», «кира Орфо». Обращения, которые в ходу и у патрициев, и у прислуги, но мне сразу, очень настоятельно разрешили их опускать. «Ты не слуга моей дочери, а ее спасение», – так говорил Плиниус. «Ты не слуга, а друг», – так говорили и Орфо, и даже Лин. Лин… интересно, как скоро он потребует от меня звать его «кир»?

Вздохнув, я отступаю чуть вбок, чтобы не слишком приближаться к сопящему Аколлусу. Гофу кажется мне безопаснее: по крайней мере, он не делает резких движений, просто небрежно держит руки в карманах.

– Я живу тут достаточно долго. – Вроде удается собраться. – Я примерно представляю, что у вас принято, а вопрос обращений мы решили задолго до того, как появились вы. Успокойся, ничего из того, что интересует вас, не интересует меня.

– Ну да, ну да, – откликается она. Я просто не могу понять, откуда столько злобы на ее лице. А может, и могу. – Тебя не интересует, сумасшедшую маленькую ведьму не интересует, вы невинные пушистые зайки…

Мне не нравится, что она упомянула Орфо. Не нравится слово «ведьма», в Гирии, как и почти во всем мире, это ругательство. Но я спокойно принимал штормовые перемены в Лине, месяцами. Я уже точно не сорвусь из-за таких глупых детских попыток меня разозлить.

– Давайте напрямую. – Я прокашливаюсь. Хочется держать их в поле зрения, но это невозможно; они специально встали так, чтобы заставить меня вертеться словно собаку, ловящую хвост. Этого делать я не стану. – Просто объясните, какие у вас со мной проблемы? Серьезно, мне нет особого дела до того, сколько времени Лин проводит с вами.

– Ему до тебя явно есть, – снова начинает свое Кирия и кривится. – И до малявки…

Еще одно омерзительное слово в адрес Орфо. Я не пускаю его в свой разум точно так же, как не пускаю, вот уже несколько минут, простое осознание: Лин в этой компании не следит за языком. Он рассказал что-то про… ошейник. Что-то про то, от чего я до сих пор просыпаюсь по ночам. Что-то, что я ему даже не доверил лично, хотя он допытывался, – нет, это он, скорее всего, узнал от отца, которому мне пришлось признаться, еще когда мы познакомились. Впрочем, нет, это я обсужу с ним потом. Когда…

– Мне кажется, – Кирия снова подходит ко мне, – Лину нужно Братство. Славные воины, а не рабы-физальцы. И не маленькие дурочки, которые еще и могут его убить.

Эти слова нравятся мне еще меньше, чем предыдущие. Я подбираюсь, чувствую, как учащается пульс. В висках стучит. Мир вокруг на пугающую секунду окрашивается багровым оттенком, будто мои глаза застит пелена. Холодок по спине – нервный озноб – все настойчивее, словно по хребту кто-то водит пальцами, готовясь его выдрать. А руку жжет: пробуждается перчатка. Железо. Та его суть, которая и отличает металл Святой Горы. Боги не коснулись его и не вдохнули жизнь, люди забрали сами, без разрешения, откупившись парой жертвенных ланей, и поэтому…

– Ему решать, нет? – уточняю как можно ровнее, но голос предательски охрип. Они без оружия, напоминаю я себе. Без оружия, а значит…

В голову что-то врезается, виски гудят. Камень. Падает у ног, на нем красное пятно. Это Гофу. Который, как и Гефу, держал руки в карманах и молчал. Теперь он пялится в упор.

– Откуда мы знаем, – вкрадчиво спрашивает Аколлус. Его голос, кажется, все ближе, а судя по тихому скрежету, меч за спиной все же есть, – что вы еще не околдовали его? Не околдовали так, как Иникихара околдовала…

– Почему еще он за вас держится? – Оборвав его, Кирия тоже идет ко мне. А у близнецов есть еще камни в карманах. – Почему, ты, грязный физальский…

Мир опять пропадает в красной пелене, полной звонкого смеха и шелеста волн. Я знаю, что не должен этого делать; я почти уверен, что все их предыдущие слова – не угрозы, а издевки. Я до последней секунды твержу себе, что справлюсь, точно справлюсь, как справлялся всегда. Справлялся, когда меня опаивали. Когда пережимали локтем шею, вдавливали в продушенные насквозь подушки, прогибали в спине. Когда терзали горячей болью, от которой я захлебывался в хриплом крике. Когда мне хотелось крови, но у меня не было даже слез – так я был опустошен.

Я верю, что лишь немного припугну их, показав наконец границы, которые нельзя нарушать. Здесь, среди этих серых, спокойных, укромных скал, вдали от взглядов Орфо, Лина и Плиниуса, я чувствую себя вправе – и в силах – это сделать. Ничего плохого. Нет. Просто поговорить на том языке, который эти люди понимают. Силой Святого железа, которую всегда контролировал не хуже своего наставника и прочих знакомых солдат.

«Да. Именно так, давай», – шепчет что-то внутри, и озноб наконец уходит. Наоборот, все тело горит, точно в нем закипела кровь.

Когда Аколлус бросается на меня, я замахиваюсь когтями и бью.