Читать книгу Завтра нас похоронят - Эл Ригби - Страница 4

[НАДЗОРНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. 00:00]

Вэрди Варденга проскользнула мимо так быстро, что даже рыжий ирландский сеттер Спайк не успел поднять головы. Зато как только дверь узенького длинного кабинета, где сидела обычно бо́льшая часть сотрудников Управления, резко захлопнулась, мирно дремавший пес подскочил на месте. Он зевнул, повертел головой, встряхнул длинными ушами и, убедившись, что опасности нет, улегся обратно. Потом его нос нервно задергался, и пес повернулся к двери, ведущей в кабинет главного комиссара.

Карл Ларкрайт, наблюдавший за ним из-за своего стола, поднялся и, подойдя, опустился рядом на корточки:

– Не надо, приятель. Рихард не в духе.

Опасения молодого человека тут же подтвердились: за дверью раздался выстрел, а потом что-то разбилось. В наступившей тишине пес тихо заскулил и поскреб лапой рассохшийся паркет. Карл нахмурился:

– Нельзя.

Спайк понуро улегся на пол. Карл встал и принялся прохаживаться по кабинету. Даже сквозь дверь он чувствовал нервное напряжение Ланна и от этого начал нервничать сам. Наконец воцарилась тишина: Рихард никогда не буйствовал долго. И все же в первые пятнадцать минут после того, как Вэрди Варденга или любой другой из крысят покидали Управление, в кабинет начальника лучше было не входить. Для одного из коллег Ланна это чуть не закончилось простреленной ногой, для другого все-таки закончилось – пущенной в голову тяжелой пепельницей.

Именно поэтому на должности заместителя комиссара Городского надзорного управления не задерживались надолго даже полицейские с самой устойчивой психикой и самым блестящим послужным списком. Ни один из них не выносил тяжелого, непредсказуемого характера Рихарда Ланна. Как не выносили и постоянных встреч с существами, которых по конституции когда-то нужно было защищать и оберегать. А теперь приходилось ловить, допрашивать и иногда отстреливать.

Крысятам запрещено было появляться в городе – заходить в общественный транспорт, магазины, парки – любые места, где находились взрослые. Крысята не учились в школах с новыми детьми. И, конечно, никто не пускал их в больницы и поликлиники, если они болели. Даже в ГТИ – изоляторе – для них был свой корпус, со стенами, построенными из крупного булыжника.

Работа в Управлении, конечно, не ограничивалась возней с детьми, точнее крысятами, взрослых преступников в городе оставалось немало. А работать было некому – пожалуй, в полицию граждане шли даже с меньшей охотой, чем заводили новых детей. И именно поэтому президент, мэр, а вместе с ними и чиновники всеми силами держались за старую гвардию – Рихарда Ланна и ему подобных. Временами диких и совершенно неуправляемых. Но достаточно храбрых и очень, очень выносливых.

Сам Карл приехал сюда в самый разгар «охоты на детей» – примерно семь лет назад. Ему только что исполнилось двадцать, и он вернулся из армии, чтобы поступить в медицинский институт – еще в своей, родной стране.

Потом резко начала меняться власть, и отца Карла арестовали как «врага режима». Власть тогда менялась везде, и нашлось лишь одно место, куда Ларкрайт-младший сумел сбежать еще до падения Стены. Карл верил, что все это не более чем временный кризис и вскоре он вернется домой – нужно только переждать.

Но временный кризис оказался настоящей революцией. Вскоре «излечившийся от красной заразы» мир зажил по-новому. И равнодушно выбросил со своей политической карты небольшую европейскую страну, где нарушали демократические принципы – охотились на собственных детей. А вместе с ней выбросил и Карла Ларкрайта – наравне со всеми, кто по каким-то причинам переступил ее границы.

Впрочем, у Карла всегда была замечательная способность выживать, несмотря даже на сложные обстоятельства. В полиции он был на хорошем счету. Правда, это был его второй путь.

Имя его отца, половина жизни которого была связана с борьбой за права человека, было довольно известно в определенных кругах, и, пользуясь этим, Ларкрайт когда-то многое делал, чтобы свести затянувшуюся «охоту» на нет. Самого Карла никогда не тянуло в политику – но с оппозиционными журналистами он смог легко найти общий язык.

И… в результате всех своих попыток вмешаться в то, что решали наверху, он оказался здесь. В похожем на вытянутую картонную коробку кабинете, на ночном дежурстве, наедине со злым как черт Рихардом Ланном.

Карл приблизился к окну и взглянул на темную улицу. Раньше она не выглядела такой запущенной и безлюдной. Вообще все стало иным и продолжало умирать прямо на его глазах. Умирала страна, умирал город, умирали сложившиеся за много тысяч лет представления о семье. И, кажется, умирание это могло продлиться еще не один год.

Карл прошел мимо своего пса и приблизился к двери кабинета комиссара. Взглянул на часы: пятнадцать минут прошло. К тому же из кабинета он уже слышал приглушенное бормотание радио:

«Тем временем весь свободный мир готовится к очередной олимпиаде и с нетерпением ждет зимы. К сожалению, некоторые государства по-прежнему не предприняли ничего, чтобы снять с себя действие санкций, и не допущены к участию в этом международном спортивном…»

Карл вошел как раз в тот момент, когда дряхлый приемник, живший здесь еще до его приезда, полетел в стену. Рихард сидел, тяжело дыша и низко опустив голову. Он никак не отреагировал на появление инспектора – даже когда тот подошел к столу. Карл и не спешил обращать на себя его внимание, зная, что ни к чему хорошему это не приведет. Подождав еще немного, Ларкрайт все же протянул руку и постучал пальцем по деревянной поверхности:

– Комиссар, я…

Ланн перегнувшись через стол, резким движением схватил его за запястье. Карл едва не взвыл от боли – хватка у комиссара была железная. Потом Рихард притянул его к себе и поднял ясный, холодный, не затуманенный никакими эмоциями взгляд.

– Что тебе?

Карл поморщился и попытался высвободить руку:

– Полегче. Я могу и броситься.

Кажется, эти слова развеселили комиссара: он разжал пальцы, усмехнулся и переспросил:

– Ты? Твоя собака скорее на кого-нибудь бросится, чем ты. Ларкрайт сердито нахмурился и поправил очки. Он знал, что комиссар Ланн не относится к нему серьезно. И, скорее всего, не считает взрослым.

Шесть лет назад, когда люди, занимавшие сейчас посты в правительстве, решили избавиться от сына Йозефа Ларкрайта, слишком много говорившего о правах крысят, именно Рихард спас его. Взял на эту работу. И привязанность к Ланну стала для Карла чем-то определяющим в жизни. Чем-то похожим на болезненную и не имеющую под собой почвы верность собаки хозяину.

Может быть, именно поэтому Карл раз за разом лез из кожи вон, чтобы что-то доказать, но почему-то добивался противоположного: Ланн, проходя мимо после очередного задержания, бросал что-нибудь вроде «В следующий раз тебе стоит быть быстрее». Впрочем, инспектор со временем смирился с таким положением вещей. Несмотря на непредсказуемость и резкость, к Рихарду он относился хорошо – прежде всего из-за живого аналитического ума и уверенного спокойствия. И лишь иногда это спокойствие исчезало. Когда появлялась…

– Эта девчонка… – глухо сказал Ланн. – Я убью ее, если еще раз поймаю.

Карл вздохнул: ему столь резкая неприязнь к малышке Вэрди была непонятна. Воровала она не больше, чем другие крысята, и в отличие от них по крайней мере никого никогда не убивала. Инспектору Ларкрайту девочка даже нравилась – ее находчивые ответы, красивое лицо и копна вьющихся волос – темно-каштанового с рыжиной оттенка, как у него самого. Вэрди немного напоминала Карлу мать – какой он помнил ее по детским фотографиям.

Комиссар по-прежнему пристально всматривался в лицо Карла – и тот дорого бы дал за то, чтобы понять, что именно так заинтересовало начальника. Ответ не заставил себя ждать.

– Принеси мне кофе.

Ларкрайт закатил глаза:

– Заведите себе секретаршу.

– Кто сюда пойдет? – Рихард потянулся за сигаретами. – Та к что давай, шевелись.

Карл еще некоторое время возмущался – хотя в глубине души был рад, что очередной нервный срыв Ланна окончился без кровопотерь с чьей-либо стороны. Уже выходя из кабинета, он кое о чем вспомнил и обернулся:

– Кстати… недавно звонил Чарльз Леонгард. Говорил о крысятах – что они ходят по разрушенной половине заброшенного НИИ.

Ланн, лицо которого уже скрыл густой дым, немедленно высказал все, что он думает по поводу герра Леонгарда, а также о том, куда тому следует отправиться вместе со своими жалобами. Карл пожал плечами:

– Не думаю, что он отправится туда в ближайшее время. Скорее туда отправлюсь я, если скажу это, когда он в следующий раз нам позвонит. Хотя не представляю… что они забыли на этой свалке?