Читать книгу Завтра нас похоронят - Эл Ригби - Страница 7

[ВОСТОЧНАЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ КОЛЕЯ. 10:15]

– Ал, я все же надеюсь, меня не будет рядом, когда кто-то тебя пристрелит.

Мы собирались совершить относительно рискованную вылазку в магазин за продуктами – на запретную для нас, крысят, территорию взрослых.

А для этого нужно было сделать то, что мы частенько делали в своем прошлом, настоящем детстве, – самим нарядиться взрослыми. Летом это оказывалось совсем непросто, а вот сейчас не вызывало проблем: шляпы, плащи или куртки. Я запудрила лицо, накрасилась обломком карандаша для глаз, надела туфли на устойчивых широких каблуках, чтобы казаться выше, собрала в пучок волосы и нацепила шляпку с вуалью. Ал, и без того достаточно высокий, нахлобучил на голову широкополую шляпу и переоделся в свои самые приличные штаны, на которых даже почти не было заплаток, а сверху напялил плащ. В заключение мы оба надели перчатки – главное было спрятать крысиные татуировки. Мы не выглядели на свои двадцать восемь даже теперь. Но все же.

Услышав недовольство в моем голосе, Ал фыркнул и поудобнее перехватил сумку:

– Я не буду ничего сегодня воровать, не переживай ты так. Мне ничего не надо.

Продолжая переругиваться, мы вылезли из вагона, попрощались с ребятами и пошли вдоль путей по направлению к городу. Дул сильный ветер и накрапывал дождь, настроение у меня вполне отвечало такой погоде: было отвратительным. И даже несмотря на то, что мы уже достаточно удалились от поезда, я слышала противные визгливые крики «живых овощей».

И как нас никто еще не нашел и не устроил облаву? С такой сиреной невозможно скрываться долго. А мы каким-то чудом скрывались уже несколько лет. Может, благодаря Карвен, из-за которой Восточная железнодорожная колея до сих пор слыла убежищем призраков. А может, потому, что кто-то перегородил колючей проволокой и металлоломом рельсы, на которых стояла наша развалюха, и повесил всюду таблички «Опасная зона», «Идет ремонт» и «Не пересекать»? Ведь обстановка в стране не стала спокойнее, и тревожные красно-желтые таблички действовали на людей не хуже, чем предупредительные выстрелы.

Думать обо всем этом было неприятно. Но и говорить с Алом особенно не хотелось. И я пробурчала:

– Лучше бы взяла с собой Карвен.

Алан фыркнул и так тряхнул головой, что шляпа съехала ему на глаза:

– Карвен не стала бы таскать за тебя картошку, – сказал он. Не стала бы. В этом Ал был прав, и я промолчала. Он вздохнул, поправил шляпу и предложил:

– Возвращайся, если хочешь, я все куплю сам.

– И я буду виновата, если ты попадешься? Ну уж нет. Но… Карвен действительно лучше было взять с собой.

– Ты сама не захотела будить ее.

– Потому что знала, что ты будешь ее задирать, а ей нельзя нервничать.

Он замедлил шаг и взял меня за плечо:

– Вэрди! Объясни, зачем тебе нужна эта мутная девчонка? От неожиданности я споткнулась о какую-то торчащую из земли железку, с трудом удержала равновесие и встала как вкопанная:

– Чего? Карвен – моя лучшая подруга, и она – не мутная. Она была со мной еще до тебя. Еще раз выскажешься о ней вот так – выбью зубы. Понял?

Говоря все это, я крепко держала Ала за рукав плаща и не сводила с него взгляда. Когда я закончила, он попятился, пожав плечами:

– Извини, я пошутил. Закрыли тему. В конце концов, если бы не Карвен, у нас не было бы этого поезда. И не только его.

Хотя бы это он понимал. Я спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Идти на каблуках по раскисшей земле, усыпанной довольно крупными камнями и проржавевшим металлоломом, было трудно, но я старалась не обращать на это внимания.

Мне вспомнилась случайная встреча с Карвен под одним из городских мостов – она жила там с самого Крысиного Рождества. А я в то время только покинула дом моей второй матери-судьи и рада была хоть кого-нибудь встретить. Наполовину седая, тощая девочка сразу показалась мне чокнутой. Но она была очень добрая и ухитрялась доставать еду. Эти два качества сразу примирили меня с ее странностями – побегами, долгим вечерним созерцанием неба и общением с призраками, которых я раньше никогда не видела. Карвен научила меня воровать и прятаться, и ей никогда не приходило в голову меня прогонять или чего-то требовать в благодарность. Она стала мне самым близким человеком.

Когда наступило лето, мы отправились искать себе другой дом – из-под моста нас выгнали взрослые бездомные. Я думала, мы бродим наугад, но Карвен отлично знала, куда мы идем.

Впервые увидев мрачную махину покореженного поезда, я и подумать не могла, что здесь и есть наш конечный пункт. Этот эшелон был мне знаком: он стоял тут еще со времен Большой Войны. Говорили, что, когда он перевозил беженцев, его обстреляли вражеские самолеты. А еще пустили ядовитый газ, в котором задохнулись все, кто был к тому моменту еще жив. Этих людей и закопали на маленьком старом кладбище по другую сторону дороги. А эшелон так и не убрали – сначала его решили оставить как напоминание об ужасах войны, потом о нем просто забыли. Поезда стали пускать по объездному пути, и со временем Восточная колея вообще оказалась заброшенной – даже на той стороне озера, к которой она прилегала, никто никогда не отдыхал. И за сорок лет родилось множество легенд о живших на этом месте призраках.

Место и впрямь казалось не самым уютным. Но подойдя к поезду, мы не обнаружили тут никого, кроме Маары – она жила в паровозе. Разговаривать она почти не умела, понимала только самые простые слова, и лишь с большим трудом нам удалось хоть что-то от нее узнать. Маара до Рождества жила в интернате, а потом убежала – она знала историю своего дедушки и захотела посмотреть его поезд. А потом пришла сюда жить, потому что в городе все были слишком злые. Маара слышала истории про привидений, но они никогда ее отсюда не выгоняли, поэтому она их не боялась. А еще Маара уже тогда начала подбирать на улицах выброшенных «живых овощей» – ей было их жалко, и она даже воровала для них молоко в ближайшем поселке. Удивительная доброта, полностью подавляющая инстинкт самосохранения. Видимо, поэтому она так ярко выражена у таких вот безмозглых.

Я думала, что уж теперь-то Карвен точно уйдет: не могло ей понравиться такое убогое местечко. Но она захотела остаться. И не просто остаться…

Той же ночью я впервые увидела, как освобождаются духи. Весь поезд осветился ровным голубовато-фиолетовым светом, а потом от него и от земли вокруг начали подниматься в небо светящиеся силуэты. Улетая, они превращались в маленькие звездочки, и, казалось, это никогда не кончится… Более жуткого и одновременно завораживающего зрелища я еще не видела. А прямо перед паровозом стояла, раскинув тонкие руки, моя Карвен, похожая на самую настоящую колдунью. Темную колдунью.

Эту ночь, наверно, можно было считать началом всего. Ребята приходили к нам из городов, поселков, соседних областей – и оставались. Карвен никогда не хотела быть лидером, и эту роль пришлось исполнять мне. Со временем я даже привыкла… как привыкла и к тому, что Карвен постепенно оставляли силы. Наверно, то большое освобождение призраков и подорвало ее. Но мы никогда об этом не говорили. Она вообще ни с кем не говорила о том, что касалось ее.

Ал ткнул меня локтем и указал вперед – туда, где уже высились городские постройки. Я подняла глаза и увидела большой рекламный щит, с которого грустно улыбалась Госпожа Президент. А под ее изображением была надпись: «Заводите семьи. Родина начинается с семьи». Алан скривился:

– Она так призывает, будто это так же легко, как завести щенка.

Я промолчала, потом все же вступилась:

– Заткнись. Она старается как может. Помнишь, какая она была красивая, когда еще только заняла этот пост, перед Крысиным Рождеством? А сейчас? Представляешь, четырнадцать лет рулить такой страной, как наша, потому что больше никто не хочет?

На этот раз права была я. Госпоже Президенту исполнилось только тридцать шесть лет, когда ее избрали, а выглядела она и того моложе. До этого она была сначала полицейской, затем депутатом, а потом некоторое время министром чего-то там. Я тогда еще мало что знала о политике, но Гертруду Шённ – так ее звали – считали очень умной женщиной. И несмотря на достаточно молодой в сравнении с другими кандидатами возраст, ее выбрали со значительным перевесом – наверно, это сделали в основном мужчины. И случилось это как раз перед тем, как… все произошло.

Крысиное Рождество уничтожило почти всех членов нового правительства и бо́льшую часть недавно обновившейся партийной верхушки. Госпожа Президент, у которой семьи не было, осталась почти одна, пытаясь выжить. За четырнадцать лет она изменилась – сильно похудела, стала походить на скелет и почти разучилась улыбаться. Но была все так же безукоризненно элегантна, ухожена и классно притворялась, что еще во что-то верит. Что и говорить… Госпожу Президента я уважала больше, чем любую другую женщину. И даже хотела бы, чтобы она была моей мамой, наверно…

Мы прошли под щитом и вошли в город. И здесь сразу привычно сосредоточились, готовясь в случае чего бежать и спрятаться. Но на полупустых улицах мало кто мог обратить на нас внимание.

Миновав несколько полузаброшенных районов, отличающихся лишь надписями на заколоченных дверях, мы наконец дошли до большого магазина, в котором обычно закупались. Уже глядя сквозь стекло витрины, я поняла: с продуктами не особенно хорошо. Впрочем, чего удивляться – даже в столице у нас почти не достанешь ничего.

Внутри оказалось не много людей. Скучали две кассирши, из дальних отделов доносились глухие голоса. Мы с Алом пошли вдоль полупустых полок. Глядя на них, я даже радовалась тому, что мы не приучены к хорошей еде и нам не нужно ничего, кроме картошки, хлеба и, может быть, какой-нибудь дешевой колбасы. И что Маара сама обеспечивает молоком наших «живых овощей» – я бы этим заниматься просто не стала.

Мы быстро прошли через магазин и взяли все нужное. У кассы я не удержалась и прихватила пару шоколадок – для Карвен, я знала, что это почти единственное, что она любит. Ал, заметив это, что-то осуждающе буркнул, но я тут же наступила ему на ногу. Кассирша, подняв взгляд, приветливо улыбнулась: она меня знала, я уже несколько раз приходила в этот магазин.

Взрослые улыбались мне очень редко, и я изо всех сил постаралась, чтобы ответная улыбка вышла теплой. Кассирша начала пробивать продукты, я стала складывать их в сумки и совершенно забыла про…

– Ал! – боковым зрением я увидела, как он незаметно схватил что-то с полки и сунул в карман.

От злости и страха у меня даже потемнело в глазах: чтобы еще и здесь нас считали ворами…

– Положи на место немедленно! – зашипела я, пользуясь тем, что женщина считала деньги, которые я ей только что отдала.

Он пожал плечами, показывая, что не понимает, о чем это я. Продолжая кипеть, я схватила его за руку и разжала пальцы, в которых, разумеется, ничего уже не было.

– Возьмите сда…

Не слушая кассиршу, я попыталась вывернуть Алу запястье, и перчатка тут же сползла, обнажив руку. Но в себя я пришла, лишь услышав истошный, полный отвращения крик какой-то стоявшей за нашими спинами женщины:

– А-А-А! КРЫСЫ!

Прежде чем я успела как-то отреагировать, Ал схватил одной рукой пакеты, другой меня и ломанулся к выходу. Я даже не сопротивлялась, потому что услышала тяжелый топот за нашими спинами. Обернувшись, я увидела двух охранников и какого-то высокого мужчину с замотанным шарфом горлом. Судя по злобному блеску его глаз, это был кто-то из горожан, считающих, что всех нас нужно не только изолировать, но и перестрелять.

Один из пакетов, которые волок Ал, порвался, и он бросил его.

– Придурок! – на бегу рявкнула я, подхватывая этот пакет под мышку. Мои ноги, закованные в туфли, и так заплетались, а с несколькими килограммами картошки меня начало заносить в сторону. – Что ты спер?

– Батарейки, мне надо…

– Тебе некуда их вставить, идиот!

– Очки… – он тоже уже запыхался и явно не считал нужным ничего больше объяснять.

Наши преследователи не отставали. Наверно, теперь их подгонял животный азарт к охоте. Не думаю, что охрана погналась бы за Алом из-за двух батареек. И мне совершенно не хотелось попасться как вчера.

Алан вдруг замедлил бег и крикнул:

– Давай к центру. Я их отвлеку, встретимся в логове.

Резко развернувшись, он бросился навстречу преследователям, а потом скользнул в какой-то переулок. Я решила не ждать, кого из нас они выберут своей жертвой, и рванула вперед, крепче зажимая пакет с картошкой и хлебом под мышкой. Нога у меня подвернулась, и, шипя от боли, я прямо на бегу сбросила туфли. Думать о возможности наступить на стекло или обломок асфальта было некогда. Главное – я могла бежать быстрее. И больше я не оборачивалась, радуясь тому, что Госпожа Президент запретила выдавать магазинной охране оружие, снабдив их лишь электрошокерами.

Я выскочила на одну из центральных улиц – ее можно было назвать почти оживленной. Машин здесь было больше, чем на всех остальных городских дорогах вместе взятых.

Нога у меня уже начала сильно болеть, и я остановилась, молясь о том, чтобы за мной больше никто не гнался. Кажется, было тихо, но…

Проверить это я не успела: проезжавший мимо белоснежный лимузин вдруг замедлил движение. Задняя дверца распахнулась, чья-то рука схватила меня за запястье и втянула в салон. Автомобиль тут же сорвался с места, и я совершенно без сил откинулась на спинку, ощущая запах дорогой кожи. Запах этот был мне знаком – точно так же, как и голос поприветствовавшей меня девочки:

– Вэрди, ты что, опять украла что-то?

Я открыла глаза. Первое, что я увидела, было отражение водителя в небольшом зеркальце. На водителе был боевой противогаз, и это окончательно подтвердило мою догадку:

– Сильва…

Моя бывшая лучшая подруга с соседней улицы, дочка знаменитого доктора Леонгарда, сидела, скрестив ноги, и с любопытством рассматривала меня. Безукоризненно чистые светлые волосы вились колечками, уголки аккуратно накрашенных губ поднялись в улыбке, а тонкие руки по-прежнему сжимали мое запястье. Я вздохнула:

– Как ты…

– Случайно, – не дав закончить вопрос, ответила она и начала оглядывать рассыпавшуюся по салону картошку. – Маф, давай покатаемся немного! Домой не надо! Не ожидала тебя увидеть, Вэрди. Я просто ехала с танцев, а тут ты…

Я невольно рассмеялась и почувствовала уже привычный легкий укол зависти. Сильва Леонгард была моей ровесницей, но не была изгоем. Из-за того, что ее отец не умер во время Крысиного Рождества, Сильве не пришлось испытать на себе даже малой части наших проблем. Она жила в просторном уютном доме, и отец давал ей абсолютно все. Правда, соседи и прислуга все равно считали ее опасной и обходили стороной. Даже Мафусаил, личный водитель Леонгардов, если ему приходилось отвозить куда-то Сильву, всегда одевался так, словно собирался на войну, и никогда не забывал об этом нелепом противогазе.

Но едва ли Сильву это волновало. За пределами района, где жили Леонгарды, ее истории никто не знал. Правда, она тоже не росла – но и в этом не видела проблемы. В отличие от меня Сильва любила и умела маскироваться под взрослую – носить каблуки, краситься и одеваться так, что ей завидовали многие женщины. Когда она в своей шубке и сапожках шла по улице, определить, сколько ей лет, было просто невозможно. Но больше двадцати уж точно.

Вместе с тем Сильва могла позволить себе побыть и папиной маленькой принцессой – избалованной и счастливой. Бо́льшую часть свободного времени она проводила, занимаясь всем, чем когда-то мы мечтали заниматься вместе, – училась рисовать, шить, плавать. Все это она теперь уже умела, и ей пришло в голову еще и научиться танцевать.

– Рассказывай, что случилось, – потребовала Сильва, открыв маленький автономный холодильник и вынув из него тарелку с треугольными сэндвичами. – И давай поедим, я устала.

И это она говорила мне! Пробежавшей, наверно, километров пять с этим двухкилограммовым пакетом. Впрочем… она меня спасла, и причин злиться не было. Кроме одной… я была крысенком, а она нет.

Сильва наливала сок в два стакана, а я молча смотрела в окно. Мне было плохо. Как и всегда, когда я встречала маленькую фройляйн Леонгард. Ведь она очень любила меня – без страха приходила к поезду, часто приносила нам еду и лекарства. А еще никогда не забывала про мой день рождения. Я любила ее. Но у меня с ней было связано слишком много воспоминаний.

– Этот идиот тебя опять подвел? – она протянула мне сэндвич с говядиной.

Я молча кивнула и мысленно выкинула все из головы: лучше заняться едой, чем раз за разом скакать по знакомому кругу неприятных мыслей. Сильва вздохнула:

– Он попался?

– Не знаю, – с набитым ртом отозвалась я. – Он сказал встретиться с ним в логове.

– Значит, туда и поедем, – Сильва ободряюще улыбнулась, отдала мне тарелку и, опустившись на колени, стала собирать с пола картофелины и запихивать их в пакет. – Судя по количеству продуктов, вы еще и лишились некоторой части провианта?

Я промолчала, потому что знала, что она предложит. И она предложила:

– Сначала заедем в магазин поближе к центру, и я все докуплю. И добуду тебе кроссовки. Потом отвезу тебя до заграждения. Дальше я боюсь… – она покосилась на водителя. – Сама знаешь чего.

– Спасибо, – глухо ответила я. – Наверно, это будет самое бесполезное времяпрепровождение в твоей жизни.