Читать книгу Карабах – горы зовут нас - Эльбрус Иззят оглы Оруджев - Страница 7

Судить легче,

чем самому делать

или воевать.

(генерал Омар Бредли, США)

Утренний солнечный зайчик, ворвавшись в реанимационную палату, запрыгал по стенке, потом прошелся по потолку и стал скакать по подушкам больничных коек. Иногда он останавливался и внимательно всматривался в лица раненых бойцов. Тихонько опускался на постели, маленькими шашками подходил к ним и аккуратно поглаживал бледные лица лежащих в реанимации солдат, как бы успокаивая их и желая скорейшего выздоровления. Вот он остановился над раненом, с обвязанной головой, у которого подергивалась левая щека. Тот был бледнее всех тех, кто лежал с ним в одной палате. На его впалых щеках, через густую щетину просматривалась кожа с нездоровой желтизной.

Зайчик подскочил к нему и нежно прикоснулся к впалым щекам, стараясь не нарушить покой раненого. Неосторожно скользнул и попал на глаза бойца. Человек дернул головой и проснулся. Полковник, улыбнулся. Появление в реанимационном отделении утреннего зайчика, впервые за последние дни, внесло некоторую радость в его жизнь.

– Ну что, брат соскучился тут один, да? Бегаешь, шалишь и мешаешь бойцам спать и набираться сил.

Зайчик на мгновение остановился, прислушиваясь к словам полковника, а потом отскочил куда-то в сторону и скрылся.

Голова после операции побаливала, но боль была терпима. Плечо левой руки стянутое тугой повязкой, зудело.

Очень хотелось пить, но рядом никого не было, а звать кого-то ему не хотелось. Полковник стал изучать провода, отходящие от его тела к каким-то приборам, в которых он ничего не смыслил. Увидел большую банку с прозрачной трубкой, отпускающую по каплям живительный эликсир. Это, наверно, глюкоза, подумал он и только тут вспомнил, как давно не ел настоящего хлеба. Чувство голода проснулось в нем. Рот наполнился слюной. Домашний горячий лаваш с бараньим сыром и сладкий чай, вот и все, что ему сейчас хотелось.

Вспомнился дом, дети, жена.

– Ну что ж, все подвластно времени и везение не может быть бесконечным, как не может быть жизнь бесконечной в этом мире, – вспомнив, где и что с ним произошло, полковник закрыл глаза и попытался успокоиться.

В последнее время эта фраза, очень часто приходила ему в голову.

Он каждый день видел во сне своих, далеких друзей, с которыми прошел первые годы ада Карабаха. При встречах, старался не спрашивать про других, смущенно похлопывая друг друга по плечу.

А мысли – ну как ты выжил, кого ты видел, где остальные, – как настырные шмели в жаркую летнюю погоду, так и лезли, жужжали в голове.

Смех, радость от встречи и жуткая мучительная боль, пронзающая до костей, опутывающая крепкой паутиной всю душу, страх, как бы не спросить о других, чтобы в ответ не услышать, что их уже нет с нами.

– Ну, как ты, «старина», поживаешь?

– Как дома? Дети еще не забыли, как зовут их отца?

Снова расставания, и одно пожелание, как тогда в горящей крепости Шуши, перед последним броском: « Мужики, постарайтесь выжить – прошу вас, мужики, я всех вас хочу видеть живыми». Но, не ко всем судьба была благосклонна.

Как иногда хочется заглянуть к Нему, ВСЕВЫШНЕМУ, кто предсказал всем «Судьбу», кто «Послание» послал мусульманам, где указал, что «только в раю каждый найдет успокоение». Да спросить бы ВСЕВЫШНЕГО АЛЛАХА, когда нам выйдет срок, и много ли нам осталось, чтобы успеть довести задуманное до конца.

Может быть, Володя Высоцкий знал, когда хрипел свою песню: – «Только к богу в рай, не бывает опоздания».

– Живой пока, – подумал полковник, – значит не время нам еще туда, на покой, рано нам, остались еще наши дела на этой грешной земле. Сквозь дремоту ему послышался голос преподавателя тактики полковника Ляхова, из академии Бронетанковых Войск, где он учился в Москве:

– «В любой обстановке способный командир должен проявить себя настолько, чтоб заслужить всеобщее уважение, а для этого, надо только всегда оставаться самим собой и верить. Верить в свою судьбу, в стойкость и мужество своих солдат».

«Настолько» – интересно сказано, а как узнать, где конец, и где начало границы. Судьбе было угодно дать преодолеть все трудности боев, ухабы и шероховатости поднять на высоту власти и бросить в глубокое ущелье человеческой ненависти. Жизнь многому научила его.

Со временем он стал прекрасно понимать, что только его разум – настоящее его оружие, которое не дает сломаться. Еще он понял, что оно становится только тогда оружием, когда познаешь своего врага, которого должен одолеть.

Ведь и жизнь, собственно, не что иное, как умение распознать врага и победить его, уничтожить и восторжествовать над ним.

Однако люди гибнут чаще всего не от слабости, не от недостатка сил, а из-за чрезмерной доверчивости.

Вот и он всегда верил людям, так же искренне, как и относился к ним, но сейчас, когда он лежал на больничной кровати, у него было много времени, чтобы еще раз все вспомнить, что с ним произошло за последние два года войны. Его израненная душа не могла успокоиться, набраться сил, а память, как самый безжалостный фильтр, словно рентгеном стала просвечивать забытые страницы пережитого прошлого.

Безжалостно наружу стали выступать факты, о которых предпочитают умалчивать члены правительства, которых раньше называли «Слугами народа». Со временем, конечно, история всех этих, так называемых «слуг народа» расставит на свои места, и воздаст им по «заслугам».

Одних она будет беречь в народной памяти, других оставит догнивать в «отходах прошлого», о которых нежелательно вспоминать.

Но вся беда в том, что часто – даже очень часто – судьбы многих тысяч людей зависят от неугодных персон, облаченных, доверием партии и правительства.

Персоны сначала были все коммунистами и служили одной партии и одному правительству. Потом наступили смутные времена, и каждый решил создать свою партию, и служить только ее идеям, одного они только не поняли, сколько же тогда должно быть правительств? Начали решать и постановили – « у каждой партии – должно быть свое правительство» и никто не вспомнил про простых людей. Считая людей просто черной массой – что подадут то и примут. Они решили – они сделали.

Пришла идея – «Народный фронт» с лозунгами «За свободу и независимость», «За демократию». Все казалось просто и понятно. Однако в жизни не все так как хотелось бы. Вокруг каждой идеи – будь она плохой или хорошей всегда крутится толпа бездельников. Потом к этой хорошей идее примазываются всякие жулики и политические аферисты, заинтересованные уже не в идеях партии, а лишь в том, чтобы нахапать, как можно больше при жизни и еще оставить детям своим кое-что. Проходимцы, воры и жулики, тунеядцы, наркоманы, бездельники и спекулянты, бездарные преподаватели, тупые политики как шакалы, почуявшие «лакомый кусок», вдруг стали проводниками идей Народного фронта. Всем им захотелось сразу свободы и независимости. Процесс как говорится – пошел.

– Крикуны – стали главами исполнительной власти в районах.

– Наркоманы – директорами хлопковых заводов.

– Воры и грабители – директорами банков.

– Учитель математики – Министром обороны страны. При этих «дельцах», – слесари стали командовать боевыми бригадами.

– Директор шерстяной фабрики – боевым корпусом.

– Контрабандисты встали у руля таможенных комитетов.

Все дружно стали «править» страной, смоля папиросами, отпуская бороду и разъезжая по Баку на дорогих иномарках.

Страна покатилась в пропасть. Карабах запылал огнем. Простой народ на собственной земле превращался в изгоев, и не было тех, кто бы мог и хотел бы их защитить от врага.

Естественно, что история зарождения армии будет писаться после войны и только со дня наших побед. Однако это будет предательством по отношению к тем, кто сложил головы, но не бросил оружие под Малыбяйли, и Дашалты, в Ходжалах. К тем, кто погибли в Шуше и Лачине, Кубатлах и Агдаме, под Садараком и Физули, под Тет-Тером, в Кельбаджаре и Геранбое, в Тоузе и Гедабеке, кто замерзал в горах Мурова, кто отступал с последним патроном в магазине автомата, и берег этот патрон для себя.

Легче всего вырвать мрачные страницы из летописи поражений. Но мы, очевидцы тех событий не имеем морального права, скрывать ошибки, сваливая вину, на отдельных лиц.

Честь и слава всем, кто тогда, отступал с надеждой, что все временно и придет тот час, когда они снова вернуться в свои покинутые родные края.

Все люди живут тем, что ждут какие-то перемен, перелома в жизни, чудо. И ради этого могут вытерпеть все: голод и бедность, холод, унижение, несправедливость, но только не позор

Перед глазами полковника закрутилась картина ада, отступления из Шуши: – многокилометровые колонны вооруженных людей. Машины, нагруженные имуществом, нажитыми годами, вперемешку со скотиной. В санитарных машинах, на телегах и на тракторных прицепах стонут раненые. Маленькие ослики тянут огромные повозки с домашним скарбом. Тонконогие Карабахские скакуны, когда-то принесшие славу Азербайджану на мировых скачках, еле плетутся, навьюченные, чем попало.

Беженцы на плечах тащат узлы, на спинах у женщин привязаны малолетние дети.

Гусеничные тягачи тянут разбитые пушки, ревут танки. Вдоль единственной дороги ведущей из Шуши в Лачин, десятки перевернутых прицепов, с разбросанными домашними вещами, вздутые тела скотины, рой зеленых мух над ними.

Крики женщин, зовущих своих детей, рев обессиленных животных, стоны раненых, просящих глоток воды, сливаются в сплошной гул.

Кругом только слезы. Слезы на глазах у детей, стариков, женщин.

К бредущему потоку из Шуши по пути присоединяются жители с горных сел. Количество униженных и оскорбленных по мере продвижения растет, глаза людей горят ненавистью.

Обессиленные женщины несут своих малышей, помогают передвигаться престарелым родителям. Не смолкают стоны мужиков, не находящих ответ на вопросы: – Почему так случилось. Почему горит земля, рыдают горы Карабаха. Не находя ответа они только крепче прижимают к себе хрупкие тела ребятишек. По лесам и виноградникам, по горам и бездорожью идут беженцы, солдаты, народ, охваченный страхом и ненавистью. Стонет земля, омытая кровью их предков: Панах-хана, Ибрагим–хан. Плачут тысячелетние горы, воспетые красоты Карабаха в стихах Натаван, Вагифа, в песнях Бюльбюля и в музыке Узеири Гаджибековым.

Горы плачут и просят защитить эти святые места, но нет, ни сил, ни желания, у тех, кто спасается бегством.

Оставшиеся смельчаки, голодные и раздетые выполняют свой долг, дерутся и погибают. Кромешный ад.

С военными картами в то время было плохо, не то, что там плохо, их не было вообще, не было радиостанций. Порой никто не мог определить, где находится. Часто получалось так, что отступающие войска, оказываясь в тылу своих же войск, не знали об этом, продолжая углубляться все дальше и дальше.

Не хватало боеприпасов, горючего, хотя на складах было всего в избытке. Их просто не подвозили войскам.

Связь с Баку и районами работала отвратительно. Рации отсутствовали и иногда обороняющие селения добровольцы открывали огонь по своим же отступающим людям и оставленным населенным пунктам, думая, что они заняты противником. В этой неопределенности, часто возникала паника, и бойцы бросали оружие и технику, бежали с поля боя.

Из Баку на передовую отправляли новые и новые батальоны, сформированные прямо в военкоматах и на полигонах. Они прибывали на позиции без оружия, порой в гражданской одежде, а тем, кому было выдано оружие, не имели боеприпасы к нему.

Не все офицеры, призванные из запаса, умели обращаться с боевыми гранатами. Об этом становилось известно потом, уже на фронте, когда после первого боя, в Косаларах, поле было усеяно неразорвавшимися гранатами. Солдаты не знали, что перед броском надо просто вырывать чеку у гранаты.

Кто был виноват в этом? Офицеры – запасники?

Конечно же, нет. Что они могли сказать в свое оправдание. Они в один голос твердили, что на сборах их никто не учил бросать гранаты. На полигонах, ради экономии, бросали деревянные или что придется, а боевые гранаты многие не видели даже в глаза.

Такое пополнение из запаса, или как они сами себя называли « добровольцы», без всякого представления о войне, при первом же удобном случаи бросали оружие и разбегались. Конечно, можно было сетовать на то, что 90% призывников в армии СССР из Азербайджана служили в вспомогательных войсках, где солдаты строили дома, полигоны, заготавливали на зиму овощи, убирали урожаи. Но ведь и родители сами, всеми правдами и неправдами, старались пристроить своих сыновей в «теплые» местечки.

Теперь перед угрозой врага народ Азербайджана пожинал плоды тех беспечных времен.

Рядовые солдаты на фронте не знали, кому подчиняться. В штабах батальонов районной самообороны царила неразбериха – люди с недоверием относились друг к другу. В каждом новом человеке искали «армянского лазутчика».

Дезертиры и трусы называли себя окруженцами – чтобы уйти от ответственности. Негодяи и подлецы были особенно опасными, когда, спасая свою жизнь, распространяли слухи,

сплетни, сеяли панику – были просто сволочами и приспособленцами.

После трагических событий в Дашалты и страшной резни мирных жителей Ходжалы в 1992 года, когда погибли многие отважные сыны Азербайджана, «демократы» – отправили в отставку президента Муталибова, обвинив его во всех грехах. Наступил кризис во власти, в правительстве страны.

В Министерстве обороны царила удушливая атмосфера, при которой клевета, дискредитация, нашептывание, подслушивание и доносы стали средством устранения честных людей, которых объявляли «врагами народа».

В воинских частях шныряли алчные своры следователей, особистов, прокуроров выискивающих очередные жертвы из числа кадровых офицеров, кто не хотел, да и не умел льстить, врать, кто честно отстаивал свои взгляды, кто не стеснялся говорить правду о положении дел на фронте, и в формируемых новых частях.

Неудачи в войне неизбежны, но их нельзя оправдать, если они возникают по вине бездарных людей, которым доверена судьба страны, народа.

Преступно писать и говорить только об успехах, скрывая жесточайшую правду начального периода войны. Люди должны знать о трагических просчетах политиков и генералов.

Шел 1992 год.

Брошенные на произвол судьбы, разрозненные отряды дрались в окружении, погибали, но верили, что не зря. Израсходовав последнюю гранату, последний патрон автомата, пробивались к своим, в надежде вернуться обратно.

Плакали горы, стонала земля предков – войска на фронте отступали.

Сейчас можно задать только один вопрос, почему так случилось? Почему?

Вырвавшись из окружения, «добровольцы» тут же попадали в руки особистам, которых интересовал только один вопрос:

– Почему ты выжил, как ты вырвался из «котла»? Может, тебя армяне сами выпустили из плена, но уже с заданием? Будешь отвечать по всей строгости закона военного времени, – орали полоумные следователи и прокуроры.

Методы Сталинских НКВД – шников оставались неизменными.

– Если ты остался живой – значит ты предатель, – твердили судьи, вынося приговоры и отправляя героев в лагеря и тюрьмы.

Где справедливость? Хотелось плюнуть им в лицо и закричать: – Мало вам, что армяне столько народу перебили, так теперь вы тех, кто недобит, под свой трибунал подводите?

Время было: сегодня жив, а завтра тебя уже нет.

Командиры воюющих бригад и батальонов, при встречах задавали друг другу один и тот же вопрос:

– Что эта за война такая, если человек воюет за Родину и остается живой, чтобы сражаться дальше, то его свои же норовят прикончить или засадить за решетку, как врага народа, лет на пятнадцать?

Ну, как тут воевать, если в душе покоя нет? Если все время оглядываешься назад и боишься, чтоб тебя не обвинили в предательстве или не повесили на тебя ярлык «враг народа»?

Сидящим в Баку прокурорам не было интересно, были ли на фронте хорошо обученные войска, укомплектованные, было ли у них оружие лучше, чем у противника – нет, это их не интересовало. Им было все равно, лишь бы был объект – а виновным они его сделают, чтобы показать власти, как они преданы системе.

Полковнику, после бесчисленных допросов и унижений в следственных отделах прокуратуры, при встречах с командирами воюющих частей, хотелось сказать, «что война это не только бои и сражения, но и умение ее выиграть, и если ты проиграл, даже если твоей вины абсолютно нет, ты все равно виновен. Те, кто наделен властью, может обвинить тебя в чем угодно, ибо ты побежденный, а к побежденным все относятся с презрением. Так что остается только одно – погибнуть за Родину, за землю и народ, но только с оружием в руках, а иначе и после смерти могут обвинить в предательстве».

В 1992 году для патриотов это был самый простой выход из создавшейся в то время атмосферы в Министерстве обороны и в стране в целом.

Офицеры понимали это, и при встрече они посмеивались и подшучивали друг над другом:

– Брат ты еще живой и на свободе, ну тебе тогда повезло, брат.

После боев, созванивались, искали подходящие слова одобрения и поддержки. Понимая простую истину, что самая прочная и тесная дружба – эта дружба основанная на общих интересах, общих желаниях и верности. – воевать ради собственного будущего, тесно связанного с будущим твоего друга. Еще они понимали – что верность, не испытанная при неудачах – еще не есть верность.

Война продолжалась, стонала земля, горели города и села, народ на своей земле становился беженцем, а Баку жил своей обычной жизнью. В городе рестораны работали без выходных, игрались свадьбы. Власть делили между собой самозванцы, которым не было дела до горя простого народа. Все вертелось, крутилось, а новые «царьки» заполняли тюрьмы своими вчерашними дружками. Первым делом, придя к власти, «царьки» набирали себе «слуг» из тех, кто ранее служил другому «господину» до них, ибо самым послушным «слугой» становятся самый преданный слуга его предшественника. Не минула эта участь и Народный фронт, вознесший на олимп своего президента Эльчибея. А рядом первыми оказались те, кто восхвалял хвалу Муталибову, сброшенному этими же «холуями» с престола.

Президент Эльчибей, понимал, что эти «слуги» легче предают своих бывших хозяев, которые щедрее других одаривали их милостями, почестями, материальными благами. Эти люди привыкли к подаяниям, и рады получать их от любого. Так в Министерстве Обороны появились лжецы, хапуги, бездари и ворюги, готовые на все лишь бы быть ближе «царьку» .

Начальником управления кадров МО был назначен старший лейтенант полиции, или просто «гаишник», Министром обороны стал подполковник Таир Алиев, начальник районной полиции. Заместителем МО по вооружению назначили Баба Назарли – директора трамвайного парка. Замом по боевой подготовке МО – стал заведующий автомобильным гаражом в Лянькаране Алиакрам Гумбатов, командиром воюющего второго армейского корпуса – выдвинули директора шерстяной фабрики. При этих «вояках» нетрудно представить себе тех, кто командовал добровольческими отрядами в Карабахе.

Разносчик чая в чайхане – командовал батальоном, камнетес на кладбище – полком, а продавец запасных частей для автомобилей, именовал себя генералом и командовал, несколькими отрядами.

Армянские вандалы уже сожгли дотла Ходжалы, Малыбейли, Кушчулар. В Нагорном Карабахе не осталось ни одной деревни, где проживали бы азербайджанцы.

Села Агдамского, Джабраильского и Физулинских районов разрушались артиллерийскими снарядами, авиационными ударами, грабились армянскими варварами. Пожары в деревнях не угасали ни днем, ни ночью.

Баку жил своей «мирной» жизнью.

Строились дома торжеств, супермаркеты, открывались дискотеки и ночные бары, рестораны для любителей «острых» ощущений.

Каждый раз после оккупации очередного района, вокруг Карабаха, «царьки» занимались выискиванием предателей, чтобы всю ответственность свалить на них. Тюрьмы были переполнены солдатами и теми, кто не погиб, а выжил.

В этот период полковник ощущал себя виновным в том, что случилось со страной. С каждым днем ему становилось все труднее смотреть в глаза своим близким, не находя ответа на их немые вопросы:

– Почему, мы отступаем?

Горьким истинам нельзя научиться у других, каждый человек их открывает для себя самостоятельно. Вот и полковник, на своем горьком опыте, открыл себе простую истину: азербайджанский народ слишком доверчивый и беспечный. Всегда верит соседу и готов для него снять с себя последнюю рубашку, лишь бы тот остался доволен, а что будет с ним, про это он задумывается потом, когда беда приходит в его дом.

Старики говорят: «Пришла беда – открывай ворота».

К началу 1992 года, после трагических событий постигшие селения Дашалты, Малыбейли, Кяркиджахан и города Ходжалы, единственным форпостом в Нагорном Карабахе оставался город Шуша, отрезанный от всего внешнего мира, окруженный дашнакскими бандитам. Обстановка там была критической.

С наступлением весны, многие жители города Шуша и прилегающих деревень, кто имел возможность, давно выехали из района и жили в Баку, в Сумгаите, а также в других городах Азербайджана, оставив могилы своих предков армянским вандалам на разграбление.

Связь с городом осуществлялась вертолетом через хребет Муров-дага, или по дороге Лачин-Шуша с риском для жизни.

Вооруженные отряды армян, с позиций в селении Дашалты, Набиляр и с окрестных гор постоянно простреливали эту дорогу, уничтожая всех, кто пытался въехать или выехать из города.

В феврале месяце прошла очередная смена в военном ведомстве и Министром обороны, был назначен Рагим Газиев – по профессии математик, преподаватель какого-то института, ярый активист Народного фронта. Свою политическую карьеру он начал на площади Азадлыг, но безуспешно, и тогда поехал в Шушу, где, играя на патриотических чувствах карабахцев, пытался завоевать их доверие и голоса на выборах в Баку.

Назначив себя комендантом города, он попытался объединить имеющиеся там вооруженные отряды, но своими истерическими и маразматическими идеями, лозунгами, довел до такого состояния людей, что кто-то не выдержал и, однажды ворвавшись в здание, где жил Газиев, расстрелял его охрану, а самого «фронтовика» ранил. Создав себе, имидж патриота, он не упустил своего шанса, и после отстранения Таира Алиева, стал Министром обороны.

Первым делом, он решил направить в прифронтовые районы и в сам Карабах по одному представителю из Министерства Обороны, для объединения разрозненных добровольческих отрядов, действующих на территории и на их базе сформировать бригады подчиненные Генеральному штабу.

Идея эта была хорошей, но Газиев на своем опыте знал, что исполнить такую задачу практически было невозможно. Для этого был необходим соответствующий указ Президента страны – Верховного Главнокомандующего, а его в стране в то время не было. На месте Президента был просто исполняющий его обязанности человек, который был временным, а значит не отвечающим ни за что. Хаос во власти привел к тому, что Министры обороны в стране менялись как перчатки. С октября 1991, по февраль 1992 года за короткий период Министром обороны назначались генерал-лейтенант Валех Баршатлы. Через два месяца его сменил Таджаддин Мехтиев, продержавшись в МО только месяц.

Затем МО возглавил подполковник полиции Таир Алиев, его сменил генерал Шахин Мусаев, который не смог найти общего языка с командующим добровольческой армией генералом Дадашем Рзаевым и его отправили в отставку. Теперь за «штурвал» руководства войсками взялся математик. Он решил в короткие сроки сформировать несколько бригад из числа запасников, подготовить их и вывести на линию соприкосновения войск, т.е. в Карабах.

Были сформированы и развернуты штабы 701, 702, 703 мотострелковых бригад, сформировано несколько рот и взводов. Параллельно шло формирование 708 танковой бригады. Трудностей в это время хватало, но офицеры были полны решимости защищать целостность страны от внешних и внутренних врагов и их прихлебателей в самом Карабахе.

Не хватало оружия, не было ни техники, ни обмундирования, но люди верили, что дело, которому они служат, святое дело и все трудности им по плечу.

Самой большой трудностью была нехватка офицерских кадров. А те немногие офицеры, которые приезжали из России и других республик бывшего Союза, встретившись с равнодушием и коррупцией в управлении кадров МО, возвращались назад.

16 апреля на совещании у Начальника Генерального штаба собрался командный состав офицеров МО и ГШ.

Среди присутствующих был и молодой полковник, который после возвращения на Родину с Украины, занимал должность заместителя командира формирующейся 708 танковой бригады.

Начальник ГШ зачитал приказ о решении министра сформировать 704 МСБр из добровольческих батальонов, обороняющих город Шуша, включив в его состав Лачинский полк, под командованием Арифа Пашаева, батальоны, находящиеся в Кубатлах и Зангелане. Командиром бригады, как было указано в приказе, назначался заместитель комбрига 708 части.

Услышав фамилию нового командира бригады, присутствующие офицеры стали шумно его поздравлять, желая успехов, предлагая помощь.

НГШ приказал полковнику после совещания остаться и уточнить планы по выезду на новое место службы.

Первый вопрос, который интересовал полковника, где, вообще находится этот город и как туда доехать. Он много слышал про столицу Карабаха город Шуша, но не имел, абсолютно никакого понятия, в какой он стороне находится, и кто там проживает. Все его познания ограничивались сведениями из учебников истории и еще тем, как восхищались Карабахом в своих песнях и стихах поэты Азербайджана.

В городе Белгород-Днестровский, где он служил в Шабском танковом полку, как-то в новостях увидел по телевизору, а потом прочитал в газетах о вооруженных нападениях и обстрелах городов и сел на территории Карабаха. Сначала даже не понял, что все это происходит на его родине. До этого вообще не знал, о существовании, каких-то армян на его родной земле, которые наберутся наглости требовать выхода из состава Азербайджана и отделения Карабаха, да еще могут развязать войну. Партия дашнаков, провозгласившая своим лозунгом создание «Великой Армении от моря до моря», за счет захвата чужих территорий соседних государств, приступила к массовому истреблению мирных жителей в Карабахе. Сотни деревень и городов на территории бывшей автономии, были сожжены и превращены в руины.

Тревожные новости из родного Азербайджана, так возмутили полковника, что, посоветовавшись с супругой, он решил немедленно получить перевод и вступить в Вооруженные силы Азербайджана. Однако обстановка в Приднестровье тоже была неспокойной и накалялась с каждым днем.

Шабский танковый полк, входящий в состав Тираспольской 14-й Армии получил приказ приступить к развертыванию по штату военного времени.

Война с Молдавией стояла на пороге.

Придя вечером домой, полковник застал свою супругу у телевизора, где диктор зачитывал последние новости из Азербайджана. На экране показывали разрушенные дома в Шуше. Потоки беженцев из горных селений Карабаха покидали насиженные места, спасались бегством от жестокости бессердечных армянских наемников.

Увидев супруга, жена в сердцах сказала, – Смотри что делается, эти армяне вообще ополоумели что ли, мирных людей подвергают обстрелу ракетами, да еще только ночью, когда люди спят?

Пока тебя не было, мы Марией Марковной обсуждали, почему так произошло, что люди, вчерашние соседи, сегодня берутся за оружие и убивают друг друга. Знаешь, что она мне сказала? – перейдя на шепот, спросила жена:

– Скоро начнут всех молдаван выгонять из Приднестровья и если они добровольно не уйдут, то начнется война с Молдавией. Это так, да? – она вопросительно посмотрела мужу в глаза.

Он ничего тогда ей не ответил, просто скинув армейский китель, полез в погреб, где хранилось домашнее вино, бережно приготовленное молдаванкой Марией Марковной, прислугой в доме. Принес красного вина, налил полный стакан и выпил. Второй стакан выпил на половину и только потом, закурив сигарету, сказал;

– Знаешь, а ведь она права, мы получили приказ готовиться к выдвижению в Тирасполь. Меня вызывал комдив и приказал готовить полк, он первым пойдет – сделав глубокую затяжку сигареты, выпустил дым колечком и потянулся за стаканом.

– Права Марковна, будет и здесь война, как в Карабахе. Он выпил, поставил стакан и позвал жену.

– Садись рядом, нам надо с тобой поговорить. Услышав рассуждения мужа, она покрылось испариной,

– Да не уж-то война будет? Что же нам делать? – она засуетилась.

– Надо решать нам, как быть. Здесь есть у нас дом, на берегу Илличевского лимана и хорошая должность, уважение среди командного состава армии. В Баку нас не ждут и вряд ли примут с распростертыми объятиями, но пойми меня, я не настаиваю, ты мой единственный друг с кем я могу посоветоваться. Здесь мы чужие и для украинцев и для молдаван, а тем более для тираспольцев.

– Что ты посоветуешь? Не торопись, у нас двое маленьких детей, да и родственников здесь нет ни у тебя, ни у меня. Решай, как ты скажешь, я так и поступлю?

Он взял графин с вином и наполнил два стакана, для себя и супруги.

В комнате наступила тишина, только было слышно «шипение» работающего телевизора, звук которого он приглушил. Взяв стакан, он залпом опрокинул душистый напиток, потянулся опять за сигаретой. По щекам супруги ручьем побежали слезы.

– Ну вот, началось, бабье нытье, – он резко встал, стул опрокинулся.

– Говорю тебе, как ты скажешь, чего еще? Взял наполовину выпитый графин и пошел на кухню, где располагалась Мария Марковна – прислуга семьи.

Войдя в комнату, он увидел, что за ее столом сидят соседи по дому, Павел Матвеевич и его жена. Старики о чем-то шептались. При виде его замолчали. Перед ними стояли стаканы для вина и початая двухлитровая бутыль, на половину выпитая.

– А я вот со своей, к вам заглянул Марковна, – как можно весело сказал полковник и показал на графин.

Думаю, пойду-ка к нашей хозяйке, да отведаю ее вкуснейших плачинд. А тут, я гляжу, у вас гости. Тем лучше, веселей будет, – он, улыбаясь, подошел к столу.

Марковна проворно встала, и принесла еще один стул.

– Проходите, милости просим, – украино-молдавским акцентом пропела Марковна. А мы тут вечереть собрались, так что и плачинды есть, – она засуетилась, доставая тарелку и приборы. Поздоровавшись за руку с соседом, полковник стал разливать вину по стаканам. Поставив на стол приборы, присела и Марковна.

– Ну что же, предлагаю за добрых наших соседей, – сказал он тост и отпил большой глоток со своего стакана. Взяв лепешку с начинкой из зелени, которую Марковна называла плачиндой, он стал закусывать. Откусив кусок сочного пирога, с удовольствием жевал и незаметно, наблюдал за собравшимися гостями у стола. Он видел, как при его появлении, старики стушевались, явно говорили о чем-то тайном и теперь не знали, как выкрутиться из создавшейся обстановки.

– Я пришел сказать вам уважаемая Мария Марковна, что мы решили вернуться на родину в Азербайджан, так сказать погуляли и хватит, – полковник стал разливать вино по стаканам. Если бы на улице взорвалась бы атомная бомба, наверно, такого эффекта она не произвела бы на присутствующих, как сказанное полковником. Марковна вскочила со стула, потом снова присела:

– Значит, вы меня оставляете, да? А как же мои деточки, – она намекала на ее привязанность к детям полковника,

– Я же не смогу без них прожить – слезы ручьем потекли по ее щекам. Она взяла краешком передника стала вытирать им слезы, при этом шумно сморкаться. Матвеевич взял стакан и залпом выпил, и снова стал наполнять его. В комнату вошла жена полковника, все повернулись к ней.

– Родненькая, на кого же вы нас оставляете, – вся в слезах причитала Мария Марковна, – обращаясь к супруге полковника. Та подошла, обняла плачущую старушку,

– Вы поймите и нас, – поняв, о чем идет речь, стала говорить она хозяйке дома, – Времена изменились, милая Марковна. Развалилась страна под названием Советский Союз, в армии которой мы служили и защищали ее интересы почти 20 лет. Ничего это нет, – так что вы поймите и нас.

Вот начнется здесь заварушка, так моего первого пошлют туда, а если убьют его, что мне прикажите делать с двумя детьми на чужбине, а так хоть за родину будем воевать, – она помолчала, видно было, что она все уже обдумала и приняла решение, то которое муж от нее ждал. Полковник еще раз убедился, как предана ему его боевая подруга, которая сделала правильный вывод. И теперь ее слова «воевать будем за Родину» были как бальзам на душу. Он взял бокал и выпил до дна.

Сборы были недолгими, и уже через неделю, семья полковника уехала в Баку, не представляя, какие их там ожидают превратности судьбы.

К этому времени, война уже перешла в беспощадную для обеих сторон стадию. Решался вопрос – кто кого оставит жить на земле под названием Карабах, что создал ВСЕВЫШНИЙ во благо людей. К весне 1992 года во всем Карабахе оставался только один город Шуша, с азербайджанским населением, окруженный со всех сторон врагами, остальные селения были разрушены и сожжены вчерашними соседями, подстрекаемые, из Еревана.

Главный вопрос, который был на устах всего азербайджанского народа и руководства Министерства обороны, «как защитить мирных жителей города Шуша – колыбель азербайджанской культуры».

Крепость – Шуша была воротами в Азербайджан, и враг стучался в них своими коваными сапогами, пытаясь открыть их. В старину говорили – кто владеет крепостью, то властвует в Карабахе.

Сам город был основан в 1751 году Панах-Али-ханом как крепость для защиты Карабахского ханства. Вначале Шуша назывался Панахабад в честь своего основателя, а в дальнейшем стал называться Шуша, по имени близлежащего селения Шушикенд.

Панах-бек, сын Ибрахим-Халила Джеваншира, служащий при Надир-шахе и скрывавшийся в последствии в Шеки и Ширване, провозгласил себя ханом Карабахским, где правил в 1748-1759 гг.

Историческая судьба города, находящегося в сердце Карабахского ханства, на выгодном географическом положении, складывалась очень сложно и драматически. На протяжении многих лет, начиная с 1751 по 1797 годы – город подвергался разрушительным нападкам персидских завоевателей Магомеда Гасана хана Каджара, Фатали хана Афшара и Ага Магомед шаха Каджара, но не сдавался.

Для защиты ханства Панах-Али хан сначала построил крепость в местечке Баят, затем у источника Шах-булагы. В свое время историк Мирза-Адигезаль показал хану на то место, где ныне расположен Шуша, и хан построил город и избрал его местом своего постоянного пребывания.

Он переселил сюда жителей Шах-булага и нескольких деревень, а затем поручил искусным зодчим строительство крепостных стен и башен, а также дворцов для своей семьи.

Панах-Али хан подчинил своей власти карабахских меликов и распространил свою власть на значительные территории, периодически включавшие Гянджинское, Эриванское, Нахичеванское и Ардебильское ханства.

Город прославился героической обороной при нашествии иранской армии (Ага Мухаммад-хана) в 1795 году.

До 1823г. Шуша оставалась столицей Карабахского ханства.

Карабахское ханство по инициативе Ибрагима Халил хана Шушинского в 1805 году вступило под покровительство Российской империи в надежде обрести покой и благоденствие.

Во время русско-иранской войны 1826-28 года, малочисленный гарнизон Шуши под начальством полковника Реута около 40 дней героически сопротивлялся иранской армии Аббаса– Мирзы.

С 1840 года Шуша стал уездным городом, а в 1868г. вошел в состав Елизаветпольской губернии;