Читать книгу Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова - Страница 4

Утром, когда ее разбудили яркие лучи солнца и вчерашнее музыкальное треньканье в коридоре, Эльза сразу вспомнила о защелке, о том, что так и не дождалась Ольгу, и о назначенном на сегодня свидании. И тут же вскочила на кровати, оглядываясь. В комнате никого не было. Ее платье, небрежно брошенное накануне на стул, висело на плечиках на створке шкафа, рядом красовалось еще одно, зеленого цвета, которое она вчера точно не вытаскивала из чемодана. На столе в старой прозрачной стеклянной вазе стояла ветка акации, под ней лежала записка: «Доброе утро». Аромат кофе, проникавший из коридора, смешивался с острым запахом какой-то приправы. Эльза встала, завернулась в полотенце, и, захватив сумку, пошла в ванную. Спала она всегда раздетой. Да уж, ну и история: неизвестно где проснулась, неизвестно кто ходил у нее по комнате, неизвестно что принесет сегодняшний день.

По дороге она никого не встретила, а когда вернулась, спокойно надела зеленое платье, расчесалась, и, посмотрев в зеркало, решила не краситься. Пусть глаза чуть отдохнут от косметики. Все говорят, что театральный грим очень портит кожу. К тому же, может, она пойдет сегодня на море, искупается и немножко загорит. Было бы хорошо.

Эльза взяла сумку, положила туда купальник, посмотрела, на месте ли деньги и украшения. Все было на месте. И тут ее взгляд упал на прикроватную тумбочку, где стояла акация. Спросонья она не заметила, что на ветку было надето кольцо. Надо же, это ее вчерашний камень! Оправа гладкая, из белого металла. Сняв украшение с ветки, Эльза примерила его на левую руку. Кольцо оказалось безразмерным, и она без труда сдвинула два тоненьких ободка так, что украшение плотно село на палец. Похоже, даже серебро. Кто же его сделал? Это уже всерьез смахивает на колдовство.

– Я подумала, что раз камень тебе понравился, его надо вправить в кольцо. Тем более что у нас тут в соседней комнате уже месяц живет ювелир-самоучка. Надо же ему как-то расплачиваться за жилье.

В дверях улыбалась Наташа.

– Здравствуйте. Красиво получилось. Но как его так быстро сделали? Или я проспала пару дней?

– Не пару дней, но довольно долго, и спала, замечу, как убитая. Кстати, камень очень подходит к платью.

Эльза подумала, что платье из сумки вынула, наверное, тоже Наташа. Необычное отношение к гостям, ничего не скажешь.

– Кстати говоря, здесь таких камней нет, их находят лишь на побережье в небольшом городке, километрах в тридцати отсюда. Где ты его взяла?

– Купила вчера.

– На нашей вечеринке?

– Нет, когда гуляла после.

Наташа улыбнулась.

– Чудеса! Расскажешь, если захочешь. Но сначала – завтрак.

Пока они шли по коридору, Эльза решилась на вопрос.

– Наташа, а кто такая Французская проститутка?

Наташа тонко улыбнулась.

– Ее называют сумасшедшей, но я так не считаю. Бывшая оперная певица. Пела в нашем театре, очень давно, потом где-то в Европе. Сюда вернулась через много лет, и уже такая… Странная. Впрочем, кто сегодня не странный? А почему ты спрашиваешь о ней?

– Потому, что это у нее я вчера купила камень.

– Тебе повезло.

– Да, она тоже так сказала. И еще – что я должна носить камень на левой руке и тогда стану счастливой.

– Ну, значит, так и будет.

Наташа внимательно посмотрела на нее, улыбнулась и энергично толкнула бедром деревянную, с облупившейся белой краской, высокую дверь в кухню: бронзовая ручка болталась на одном гвозде и была совершенно непригодна к использованию.

Створки огромного окна были открыты во двор, на массивном подоконнике сидело несколько человек с чашками кофе в руках. Чашки были красивые, в форме тюльпана, белые, с цветным рисунком и золотым ободком, из тонкого фарфора. Кофе варил Роберт, в каждую турку подкладывая какие-то крупные зерна. Наташа, проходя мимо, нежно взяла мужа за запястье опущенной вниз руки и шепотом, будто никто их не слышит, сказала: «Свари и Эльзе, пожалуйста». Роберт улыбнулся, взял с полки чашку, налил в нее только что доварившийся ароматный напиток и протянул Эльзе.

– Что вы кладете в кофе?

– Кардамон. Мы так любим. Вы – нет?

– Еще не знаю. Пахнет вкусно. Спасибо большое. А вы не знаете, где Ольга?

С последним вопросом Эльза обратилась к Наташе.

– Она уехала.

– Как это? Куда?

– У нее есть одно дело, она попросила вас подождать ее до завтра, и сказала, что приедет к обеду.

– Она меня не предупреждала.

– Неудивительно. Это город внезапных решений. Не переживайте, можете побыть у нас, а сегодня – пойти на море. Погода отличная.

Наташа кивнула в сторону окна. Эльза подумала, что хозяйке этого дома, наверное, не привыкать к внезапным поворотам судьбы.

– Да, я, пожалуй, пойду на море. Спасибо.

Эльза пила кофе мелкими глотками, повернувшись к окну. Кофе был очень вкусным, остальные перестали обращать на нее внимание, а на улице ослепительно светило солнце.

Утром дорога к морю показалась более длинной и шумной. Несмотря на солнце, будний день и еще не наступившее курортное время, вокруг было множество людей. Они бродили вразвалку, попивали пиво и вино на террасах со стеклянными столиками, лениво осматривали прохожих, громко разговаривали. Эльза заметила, что здесь чаще одеваются в светлое. На каждой улице она чувствовала себя так, словно прожила тут всю жизнь. Вскоре из-за ветвей показалось море. Местами оно было ярко-зеленым, местами темным, но везде – покрытым серебряными бликами, как будто на цветную прозрачную поверхность плеснули ртути. Солнечный свет, отражаясь от воды, слепил глаза. Все это выглядело очень нарядно, особенно сквозь ветви деревьев, молодые листья на которых были еще яркими и свежими. Уже через месяц они станут темнее, но пока природа еще восхитительно юна… Май все же самый прекрасный месяц года! Эльзе подумалось, что где-то она недавно уже видела это идеальное сочетание цветов – серебряного и двух оттенков зеленого. Внезапно вспомнив, подняла руку с кольцом и чуть не рассмеялась. Вот он, кусочек настоящей гармонии – у нее на пальце!

Эльза оглянулась. Вокруг бурлила жизнь, скорее радостная и беззаботная, чем таинственная, и все выглядело совершенно иначе, чем вчера. Однако она определенно стояла на том же самом месте, где накануне встретила женщину, продавшую ей камень. Какое странное совпадение… Неужели полная гармония, вот такая, которую трудно осознать, разместить в голове, доступна только сумасшедшим? Если так, то она, Эльза, должно быть, одна из них. Потому, что ей, кажется, теперь ясно, почему и как стоит жить…

Спустившись к пляжу, Эльза сняла босоножки, и, помахивая ими, пошла вдоль берега. Нагретый солнцем песок скрипел под ногами, мелко покалывали осколки ракушек, а глубоко в легкие проникал солоноватый, пропитанный запахом водорослей, морской воздух. Вдруг она почувствовала себя легко, как в детстве. Как будто пришли каникулы, свобода, а с ней – приключения и всевозможные мелкие радости. Эльзе захотелось пробежаться вдоль кромки воды. Она озорно оглянулась по сторонам: как посмотрят все эти люди на взрослую леди в дорогом изумрудном платье, если та вдруг опрометью понесется по пляжу? Но, похоже, никому не было до нее дела. И она побежала. Сначала небыстро, а потом «полетела», как в детстве, стараясь не сбить входящих в воду купальщиков. А когда устала, бросила сумку и, совершенно не заботясь о судьбе забрызганного соленой водой платья, упала спиной на песок.

– Что, хорошо пробежались?

– Отлично.

– Не хотите глоток воды?

Светловолосый парень с мягкими, приятными чертами лица протянул ей бутылку, совершенно ледяную на ощупь. Как приятно! В ее детстве на этом пляже бутылки с пивом и газировкой закапывали в прибрежный песок – так, чтобы торчало только омываемое прибоем горлышко. Но напитки все равно нагревались – лето же.

– Спасибо большое.

– Да не за что. Больше ничего не надо?

Эльза помотала головой из стороны в сторону, и они оба расхохотались. После, переодевшись в купальник и с удовольствием поплавав, она лежала рядом с Андреем и потягивала мохито, который только что сделал бармен, расхаживающий по пляжу с сумкой-холодильником на плече и шейкером в руке. Все здесь казалось смешным, милым и приятным. Дальше был обед на террасе неподалеку, потом снова пляж, и к вечеру они, не рассказав друг другу ничего особо важного, продолжали смеяться и плыть по течению этого замечательного дня. После Андрей проводил ее до дома.

– Эльза, должен признаться – я знаю, кто вы. Я пару раз видел вас на сцене и думал, что в жизни вы высокомерная сердцеедка и, вообще, очень мрачный человек. Но вы прелестны!

Эльза уже не могла смеяться.

– Знаете, я уже ничему не удивляюсь в этом городе. А кто вы? Было бы нечестно не представиться.

– Я – полицейский.

– Вот это уже по-настоящему мрачно… Не продолжайте, ради бога! Никогда не знала, что полиция ходит по театрам.

– Ну, я не такой уж театрал, но вот наш замкомиссара – точно фанат! Он влюблен в вас миллион лет и не пропускает, наверное, ни одного спектакля с вашим участием. А вы его, небось, и в лицо не знаете.

– Это точно чудесный город. Бежать по пляжу как ошалелая и остановиться не только возле земляка, но еще и театрала, и узнать о своих поклонниках в полиции. Такого со мной точно не происходило!

– Эльза, я с вами не прощаюсь, хоть и уезжаю завтра. А зама нашего зовут Стефан – это на всякий случай. Отличный парень, между прочим! И холостой!

Вместо прощания они снова рассмеялись, помахали друг другу и разошлись в разные стороны. А Эльза, поднимаясь по лестнице, вдруг подумала о том, что новая хорошая жизнь у нее, наверное, могла бы быть и дома. Если даже прошлое, ее странное прошлое способно преподносить такие милые сюрпризы.

После душа Наташа накормила ее ужином, который состоял из мяса и диковинного салата с неизвестными Эльзе травами. Осталось лишь переодеться и идти. В местной географии Эльза разбиралась плохо, и поэтому место встречи решила уточнить.

– Скажите, а как от вас добраться до побережья, где на пляже стоят большие камни, как скалы, и среди них еще сидеть можно. Мне там встречу назначили.

– Когда назначили, пятнадцать лет назад? Нет уже этого пляжа.

Как только Роберт произнес это, по спине Эльзы пробежал холодок.

– Как это нет? Совсем?

– Ну, пляж, конечно, есть, камней нет. Да и место, где они были, я, честно говоря, помню лишь приблизительно. Сейчас я тебе нарисую, как туда дойти.

Путь оказался неблизким, но никаких названий Эльза не спросила, а значит, таксисту ничего объяснить не смогла бы. Пришлось идти пешком, следуя не вполне ясному плану, нарисованному карандашом на куске плотной красной бумаги.

Эльза прошла весь пляж, а солнце – свой дневной путь. Волны начали темнеть, постепенно опускались синие теплые сумерки. Если бы не фонари на набережной, наверное, можно было бы увидеть первые звезды. Вдалеке, у дерева, растущего сразу за пляжем, Эльза увидела женский силуэт, который показался ей знакомым. И направилась туда. Женщина встала, махнула ей рукой и снова села на скамейку.

Сердце забилось сильнее. Все вопросы, эмоции и сомнения, которые она, взрослая и умная, так тщательно и почти успешно отгоняла от себя все прошедшие сутки, вдруг разом зашевелились в голове, окончательно спутались в клубок и замерли. Это была не мама. Эльза вдруг ясно и четко почувствовала – это не ее мать. Информация пришла из ниоткуда, но сомнений быть не могло. Ей вчера все показалось: атмосфера вечеринки, таинственность вокруг странной танцовщицы, похожие – да, очень похожие черты лица и возраст, в котором сейчас могла бы быть мама. И еще имя… Все, что произошло накануне, вдруг приобрело странный смысл. Не менее странно было и происходящее сейчас. Кто эта женщина? Зачем они встретились? Не опасна ли эта встреча: уже почти ночь, на пляже пусто, и неизвестно, может, здесь есть кто-нибудь еще… Эльза уже подумывала извиниться и уйти, но незнакомка – а это действительно была незнакомка – вдруг схватила ее за руку.

– Не бойся. Садись, побеседуем.

Женщина повернулась в профиль, откинув со лба рыжую прядь. Эльза, поколебавшись, присела. Собеседница казалась ей холодной и чужой.

– Простите меня, я вчера вас перепутала с… Ну, в общем, с другой женщиной.

– Знаю, с Мануэлой Марин. Ты ее дочь.

У Эльзы все поплыло перед глазами.

– Откуда вы ее знаете? Я думала… Мне показалось, что вы выглядите так, как она могла бы выглядеть сейчас… И так же танцуете. Я по ней скучаю очень…

Неожиданно Эльза обнаружила, что по щекам текут слезы, и она ничего не может с этим поделать.

– Ты с отцом здесь?

– Нет… Я здесь случайно. И на вечеринку попала неожиданно совсем.

– Да уж, и устроила всем шоу. Надеюсь, ты никому не сказала о том, что ты моя дочь?

– Нет, – Эльза запнулась. – Никому. А откуда вы знаете, как звали маму?

– Детка, ты недогадлива, что, впрочем, простительно актрисе. Вас же чужие слова повторять учат, а не думать. Я ее сестра, не заметно? И меня действительно зовут Элла.

– Сестра? Я не знала, что у мамы есть сестра…

– Наша мать сбежала сюда не одна, а с ребенком, то есть со мной. Она родила двойню, и считала, что с двумя детьми точно не выживет. Поэтому меня оставила себе, а Мануэлу – бабушке. Нам тут было не так сладко, как вам. Но я тоже выучилась танцам, даже в театре танцевала. А потом сидела в тюрьме – пырнула ножом любовничка. Когда я вышла, появилась твоя мать, и все закрутилось… Пусть лучше она сама тебе все расскажет.

– Мама жива? Боже мой… Почему же она не писала мне, не звонила? Мы думали, она утонула…

– Вот поэтому и не звонила, что вы так думали. И еще из-за любви своей… Ох, ну ее совсем.

Стало совсем темно – то ли перед глазами, то ли город окончательно накрыла ночь. Элла встала со скамейки и грациозной походкой, так не сочетающейся с ее грубоватой речью, пошла по дорожке. Эльза почувствовала, что, если она поднимется со скамейки, ноги ее не удержат.

– Ты идешь, или так и будешь сидеть?

– Иду.

Идти оказалось недалеко. Два квартала, поворот, вход в цокольный этаж старого особняка, пара темных коридоров, потом в одном – тусклая лампочка возле неведомо куда ведущей старинной винтовой лестницы. На миг у Эльзы снова появилось сомнение: а что, если эта женщина лжет? И с ней вообще опасно связываться?

Следующий поворот вывел на вполне приличную лестничную площадку, вымощенную потрескавшимся и вытертым множеством ног, белым когда-то мрамором. Элла постучала в дверь, но не так, как обычно стучат люди, а будто отстукивая мелодию. Ритм показался Эльзе знакомым. Запомнить бы на всякий случай.

Дверь открылась, но в полутемной прихожей никого не было. В следующую секунду из-за портьеры вынырнула женщина, которая была ростом чуть ниже Эллы, и, всхлипывая, кинулась Эльзе на шею.

– Лизанька, Лизанька, боже мой! Какое счастье, дорогая моя… Сокровище мое, ты такая красивая, такая невероятно красивая… В жизни еще лучше, чем на афишах!

– Эта дуреха твоими афишами всю комнату оклеила, живем как в гримерке – не наглядимся никак.

Мануэла посмотрела на сестру, потом на Эльзу:

– Деточка, не обижайся на нее, она только с виду колючая, а в остальном – прекрасная и светлая. Идем в гостиную, а она пусть кофе сварит, что ли… И покрепче, Элла!

Лицо у матери, и правда, было нежнее, чем у сестры, голос приятнее, волосы чуть длиннее. Но движения были такими же плавными и четкими, осанка – ровной, походка, несмотря на ногу – невероятно легкой.

– Мам, что с ногой у тебя?

Вот так первый вопрос матери, которую не видела семнадцать лет! Его услышала с кухни Элла и расхохоталась.

– Подстрелил ее поклонничек. У нас это семейное: если не мы, так нас. Да, Мануэла?

– Да… И нога болит иногда на погоду, поэтому Элла вместо меня танцует сейчас. Нас никто не отличает, в самом деле.

– Я сегодня, когда ее увидела, поняла, что это не ты. А вчера ваше сходство меня наповал сразило.

– Ты ее тоже шокировала, она вчера выпила полбутылки виски, когда пришла. И все говорила о том, как ты танцуешь. Покорила ты ее. Жаль, что меня там не было. Хотя я бы не выдержала, умерла на месте. Как же я люблю тебя, моя дорогая. Я знала, что мы увидимся, я знала…

– Мам, а что случилось? Почему ты не появлялась?

Это «мам» не просто доставляло ей удовольствие, это была целая гамма неведомых эмоций. Оно обрушивалось, опьяняло, увлекало, казалось чудом.

– Это так непросто. Я встречалась с одним человеком, когда приехала сюда с вами, и он хотел меня увидеть… В общем, мы не очень удачно придумали с этим заплывом. А потом он меня просто не отпустил. После Алеша, твой отец, подал в суд, и меня объявили умершей. У меня даже документов нет, я прав ни на что не имею. Меня нет как бы, понимаешь? Ни работать не могу, ни поехать никуда. Но танцевать очень хотелось, и придумались эти выступления во дворах. А тогда с этой стрельбой я еле ноги унесла – чуть не прокололись мы. В любом другом случае меня можно было предъявить как Эллу. Но в тот раз она была в отъезде, и документы были у нее с собой, а тут я с простреленной ногой в больнице. А за обман и за то, что живешь без документов, в тюрьму сажают. Мне туда не хотелось… Так что я даже по городу редко хожу. Только потанцевать и обратно, и то – чаще на такси.

– О боже, неужели нельзя документы восстановить как-то? Почему обязательно тюрьма?

– Здесь это сделать невозможно. Элла узнавала, и другие говорили… Вот и пришлось мне издалека смотреть на тебя, моя девочка.

– Я поговорю со специалистами, узнаю, как все это можно устроить.

– Ну что ты, что ты…

Мать понизила голос и махнула рукой. На тонком запястье зазвенели браслеты. Один из них, самый широкий, был украшен крупным зеленым камнем.

– У меня тоже есть малахит, – Эльза протянула матери руку с кольцом. – Вчера купила здесь. Не поверишь, у Французской проститутки.

– Красивое кольцо, – Мануэла задумалась. – Не называй ее так.

– Я не знаю, как ее зовут.

– Ее зовут Майя, она подруга твоей бабушки. Когда-то, очень давно, они вместе работали в театре… Она в некотором роде наш ангел-хранитель. Майя видела тебя с Эллой?

– Извини, она сама так представилась, и я подумала, что она… Ну, в общем, городская сумасшедшая, в хорошем смысле, это даже мило, по-моему. Но сумасшедшей она, по правде говоря, не выглядела. И я не знаю, видела ли она нас. Но, может быть, конечно. Я говорила с Эллой, потом прошлась по улице, в сторону моря. Стояла у парапета, смотрела вниз, потом встретила ее.

Мануэла вздохнула и задумчиво протянула:

– Может быть, она догадалась… Или почувствовала. А малахиты она всегда с собой носит – несколько штук, на счастье. Только вот откуда у нее кольцо – ума не приложу.

– Кольцо – это отдельная история. Я приехала сюда с подружкой…

В голосе матери послышалась тревога:

– Ты тут не сама?

– Я познакомилась с ней в поезде.

Мануэла расслабилась:

– Что ж, такие знакомства нередко бывают удачными.

– Мы живем у ее тети, которая, как я поняла, пригласила Эллу, то есть тебя, потанцевать к ним во двор.

– Ты знаешь Наташу? Вот оно что… Она тоже наш давний друг. И очень надежный. Она тебя узнала?

Эльзе стало не по себе.

– Она меня знает?

– Конечно. Идем, я что-то тебе покажу.

Мануэла отодвинула портьеру, и кивком пригласила Эльзу в другую комнату. Дернув за шнур торшера, включила свет. Со стен на Эльзу смотрело ее собственное лицо. Здесь были афиши с десятка последних спектаклей…

– Мам, а как они у тебя оказались?

– Элла написала в театр, попросила прислать, если есть, афиши нескольких спектаклей. Выслала денег и указала названия, мы на сайте театра посмотрели. И они прислали – такие милые люди! Знаешь, дорогая, в жизни ты гораздо красивее. Тобой можно любоваться бесконечно. И этот прекрасный возраст… Ты замужем?

– Да. То есть, нет. Я сюда сбежала от мужа. Неважно…

Мануэла, отвернувшись, неожиданно прыснула. И, едва сдерживая смех, сказала:

– Ты точно моя дочь.

И расхохоталась. Боже, как она смеялась! Яркие губы раскрывались в обезоруживающей улыбке, на тонком, украшенном едва заметной горбинкой носу собирались мелкие морщинки, которые делали красивую, безупречно красивую женщину смешливой девчонкой, плечи тряслись мелкой дрожью, а на них в такт подпрыгивали рыжие пряди. Зайдясь смехом, мама запрокидывала голову, и шея при этом будто обнажалась. Изящные ключицы, прогнутая спина, высокая грудь. Невозможно было поверить, что ей столько лет. Понятно, почему ее так любили мужчины, и почему ей было мало места в обычном мире. Она была слишком искренней, слишком. И этот грудной смех, такой настоящий, был прямым доказательством этому. И еще. Находясь рядом с ней в этот момент, невозможно было не расхохотаться – до того заразительно она смеялась. Мануэла, продолжая смеяться, обняла дочь, и теперь они хохотали вместе, накрытые одной волной, и это было лучше, в тысячу раз лучше, чем вместе плакать над дурацкой судьбой, которая разъединила их, таких родных и похожих, на столько лет. Столько долгих лет…

– Боже, чего вы так хохочете? Ненормальные! Я принесла вам кофе.

Мануэла, захлебываясь от смеха, прижав к себе Эльзу, проговорила:

– Ох, ты себе не представляешь, она сбежала сюда… от мужа! О боже, я умру от смеха!

Теперь смеялась и Элла, а Эльза, переведя дух, отошла от матери на шаг, и, все еще улыбаясь, взяла кофе с инкрустированного перламутром столика. Мануэла сказала:

– Вот ты не знаешь, почему мы смеемся. Сюда по этой причине приехала бабушка, захватив с собой Эллу. Потом я, сбежав от твоего отца. Теперь ты…

– Преемственность поколений – страшная штука, – Элла успокоилась быстрее, она, похоже, лучше всех умела держать себя в руках.

– Расскажите мне про бабушку, – попросила Эльза.

Сестры переглянулись, и Мануэла сказала:

– Она была оперной певицей, у нее был свой особняк и четыре супруга. Не сразу, конечно, по очереди. Я супругов имею в виду. Потом она продала дом, купила эту квартиру и …уехала навсегда.

– Уехала или умерла?

– Уехала.

Мануэла улыбнулась, и Эльза, несмотря на следы, оставленные временем на мамином лице, сразу же узнала эту улыбку. Она узнала бы ее из миллиона. Так мама улыбалась папе. Улыбка означала «я тебя люблю, но ты все равно ничего не поймешь», и еще излучала ни с чем не сравнимую способность радоваться жизни – при любых обстоятельствах. Но Эльзе этого было недостаточно, сейчас она хотела узнать правду. Правду, которую ей почему-то не хотели говорить.

– Мам, как звали бабушку? Я этого не знаю.

Сестры снова переглянулись. Ну что за тайны, черт возьми? Мануэла тихо сказала:

– Илона. Илона Розенфельд. Это если по последнему мужу. Она долго носила эту фамилию.

– У тебя вроде другая была фамилия. А если не по мужу, то как ее звали? В девичестве?

– Илона Сильвестру.

Мать опустила глаза. Эльза могла поклясться, что где-то слышала это имя, но где – не могла вспомнить.

– Мне это ничего не говорит. И все же, она …умерла?

– О, нет, – мама явно колебалась. – Она …далеко отсюда.

– Хорошо, расскажешь в следующий раз. Мне пока достаточно мамы и тети.

Поддавшись порыву, Эльза крепко обняла мать и медленно, тихо, боясь заплакать на каждом следующем слоге, сказала ей в ухо:

– Хорошо, что ты есть. Что ты жива. Я очень тебя люблю. Очень-очень.

И тут расплакалась Мануэла. Ничего не говорила, просто смотрела и роняла слезы. Потом слез стало слишком много, они полились по щекам, были похожи на капли дождя, и в каждой из них при свете лампы переливалась радуга.

– Ты такая красивая, мам. У тебя даже слезы разноцветные!

Мануэла улыбнулась, продолжая плакать. Эта улыбка сквозь слезы была похожа на слепой дождь. Никогда Эльза не видела ничего красивее. Мама держала ее за руки и плакала, и в этом было столько любви, что не приходило в голову попросить ее перестать. От смеха – к слезам, от слез – к смеху. Она осталась собой, осталась настоящей. Эльза смотрела на нее, как будто хотела навсегда запомнить, впечатать в память. Заменить образ молодой, почти забытой ею матери, на этот – новый, чувственный, взрослый, донельзя ясный и очень нежный, очень искренний… Такой матерью можно гордиться. Всегда.

Они говорили почти до утра, но, выйдя на рассвете в прозрачность пустой улицы, Эльза поняла, что не узнала о матери ничего нового. Оглянувшись, поискала глазами номер дома. Можно было не сомневаться – он был нечетный. Сорок первый. Потом дошла до конца квартала и записала в телефон название улицы. Номера квартиры у нее не было, но она найдет ее с закрытыми глазами.

Эльза обещала матери приехать навестить ее, как только уладятся все домашние дела. Мануэла кивала, держа ее за руку, казалась чуточку безумной и совершенно, абсолютно счастливой. Элла на прощание тоже обняла ее – сдержанно, но с чувством. Сказала: «Хорошо, хоть у Мануэлы есть ребенок, иначе кто продолжил бы династию беглянок?» Это была прекрасная ночь. Уже вторая в этом городе.

Уходить совершенно не хотелось, но через шесть часов приедет Ольга, да и вообще, пора ехать домой. Дома надо все решить, а затем вернуться за мамой. Скоро, очень скоро она снова будет здесь. Эльзе хотелось танцевать прямо на улице. В голове крутилась мелодия, которую она неоднократно слышала за последние сутки. Это была «La vie en rose». Только где она слышала ее? Ах да, вчера на вечеринке. И сегодня… Условный стук в дверь! Она запомнит. А мелодию, чтоб не забыть, сделает своим телефонным звонком. Да, так будет лучше.