Читать книгу Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Александровна Самоделова - Страница 11

Свадебное действо рассматривалось Есениным и как серьезнейшее событие в жизни человека, и как игровой момент, предмет для шутки. Например, он разыгрывал телефонистку – «бросал трубку вместе с какой-нибудь фразой, вроде: “Срочно требуется жениться, понимаете?”».[60] Лев Клейнборт привел такой розыгрыш в начале литературной карьеры Есенина: «Я не прочь, коль просватаете».[61]

В с. Константиново бытовали частушки о сватовстве (естественно, сватали девушку):

Но бывали и обратные ситуации, когда знакомые Есенина приписывали ему брачные действия, о которых поэт и не помышлял, однако некоторыми моментами своего поведения давал повод думать о свадьбе. Так, в семейной переписке К. А. Соколова с его женой П. М. Соколовой развивается целый сюжет о том, как Есенин будто бы женился на Ольге Кобцовой (miss Olli – как называл ее поэт – VII (3), 254–255). Сначала К. А. Соколов был обеспокоен безрассудной жизнью Есенина и рассуждал 11 декабря 1924 г. в письме к жене из Тифлиса, где он находился вместе с поэтом: «…его может спасти только женщина – но где она? Это очень трудно, ибо для него нужно собой буквально пожертвовать».[63] В письме 17 декабря К. А. Соколов, ратовавший о женитьбе Есенина и оставшийся в Тифлисе уже без него, недоумевал по поводу слухов о не подходящей для поэта невесте, на которой он якобы женился: «…Сергей, кажется, в Батуме женился на 17-летней “девице с кошкой”, ничего не понимаю…».[64] Свое недоумение насчет безрассудной женитьбы Есенина эпистолярный автор повторил в письме 20 декабря: «Ах, Сережка! Какой он бурный – а теперь в муках живет, да еще не подумавши, буквально с похмелья женился на девушке… которая ничего не знает и не понимает».[65] И затем 22 декабря того же года К. А. Соколов приводил новый сюжетный поворот “народных слухов” о свадебном путешествии Есенина: «От Сережи я не имею никаких сведений. Есть слухи, что он сел на итальянский пароход и поехал в Геную, хотя я сомневаюсь, всего вернее, он с молодой женою поехал в Сухуми».[66] Как видим, в обсуждение свадебных проблем, имевших хоть какое-нибудь отношение к Есенину, вовлекались его друзья и знакомые; они также вели переписку на эту животрепещущую тему.

И далее уже Есенин, до которого дошла эта невероятная история с вымышленной женитьбой, удивлялся в письме к А. А. Берзинь от декабря 1924 – начала 1925 г. и вынужден был объясняться, чтобы развеять мифическую выдумку: «С чего это распустили слухи, что я женился? Вот курьез! <…> Я сидел просто с приятелями. Когда меня спросили, что это за женщина – я ответил: “Моя жена. Нравится? ” – “Да, у тебя губа не дура”. Вот только и было, а на самом деле сидела просто надоедливая девчонка…» (VI, 197. № 195). Содержание есенинского письма показывает, что народный менталитет включал в понятие жизненного успеха человека его брачное состояние и выбор невесты, чье достоинство зримо проявлялось в красоте. На примере с приписанной поэту свадьбой Есенин мог убедиться, что порой бывает легче создать миф (особенно соответствующий этикету, проявленному в свадебной обрядности и соотносимому с законами высшего миропорядка и природной гармонии), чем развенчать его.

Есенин с детства усвоил, что в жизни каждого человека наступает свадебная пора, когда необходимо создать семью. До Первой мировой войны и службы в армии он слышал разговор матери с одной женщиной в Константинове о намерении сосватать его – как вспоминала сестра Е. А. Есенина: «“Сынка-то женить не думаешь?” – “Да нет, рано еще, не думали”. – “Ну где же рано, ровесники его давно поженились, пора и ему”. – “Не знаю, мы волю с него не снимаем, как хочет сам”. – “А вы не давайте зря волю-то, женить пора. Вот Дарье-то желательно Соню к тебе отдать, – прибавила она другим тоном, – и жени! Девушка сама знаешь какая. Что красавица, что умница. Другой такой во всей округе нет”. – “Девка хорошая, что говорить. Я поговорю с ним”, – сказала мать. <…> Сергей уже проснулся. Дверь амбара была открыта, и он, задрав ноги на кровати, пел. “Уж и жених”, – мелькнуло у меня в голове. <…> За столом мать сказала Сергею о посещении Хаички. “Я не буду жениться”, – сказал Сергей. <…> Хаичке мать ответила: “Отец не хочет женить сейчас, еще, говорит, молод. Годок подождать надо”».[67]

Также Есенин слышал народную свадебную терминологию, бытовавшую в Константинове. Его младшая сестра Александра Есенина привела пример такой свадебной лексики: «Работая <на сенокосе> у всех на виду, нужно показать себя в работе ухватистой, особенно девкам на выданье. К их работе пристально присматриваются будущие свекор или свекровь».[68]

В рязанской свадьбе известно два типа выбора будущего супруга: 1) сватовство, когда в дом к родителям невесты засылаются сваты от жениха; 2) навязывание, когда родители невесты предлагают свою дочь в невесты. Довольно редкий народно-свадебный термин «навязываться» зафиксирован в частушке села Константиново:

Известно, что в первой половине ХХ века в ряде селений Рязанщины сохранялся обычай навязывать невесту (с. Секирино и с. Корневое Скопинского р-на; с. Новая Пустынь Шиловского р-на; Шацкий р-н).[70] Сватом выступала сестра, тетка, брат невесты, изредка – мать; она входила и обещала в приданое корову, хлеба пудов двадцать, вина 10–15 четвертей, а также одеть-обуть жениха с ног до головы (пальто, костюм, сапоги, столько-то брюк, рубашек, кальсон). Иногда под окном оказывался сват от другой невесты, который слышал о приданом и сулил уже корову с телкой и т. п. (с. Корневое Скопинского р-на).[71] Женщина, расхваливавшая невесту при «навязывании» ее родителям жениха, называлась «хвастушка» (с. Новая Пустынь Шиловского р-на).[72] Сходное наименование носил мужчина: «Накануне свадьбы возят “хвастуна” – близкого родственника невесты, наряженного в рваную одежду – на салазках по улице, стараясь свалить в яму: “хвастун” – тот, кто наговаривает, лжет на невесту»[73] (д. Анатольевка Касимовского уезда).

Этнограф Р. С. Липец, согласившись с мнением местных жителей, относит периоды активизации навязывания невесты к Первой мировой и Великой Отечественной войнам, а причину бытования обычая именно в шахтерских селах усматривает в экономической независимости девушек.[74] Однако это мнение небезупречно, поскольку известны иные временные привязки. Так, П. А. Серин записал бытование «навязывания» в 1930-е гг. (с. Новая Пустынь Шиловского р-на; Шацкий р-н).[75] Намного раньше, в 1898 г., Д. Шишлов в с. Белоомут Зарайского у. зафиксировал сходный обычай, относя его к далекому прошлому и ограничивая его возрастными рамками: «В среде крестьян сохранилось предание о существовавшем когда-то крайне оригинальном способе выдавать замуж засидевшихся невест. По рассказам, родители такой девушки сажали ее в салазки и возили по улицам села, выкликая: “Эй, надолба, надолба! Кому надо надолбу?” – Домохозяин, у которого имелся взрослый сын – жених, приглашал родителей надолбы (невесты) к себе в дом, где без дальних проволочек совершалось рукобитье, богомолье и прочие формальности, и свадьба следовала иногда на другой день».[76]

Синонимом термину «навязывать невесту» выступает «набиваться» (тоже народный), зафиксированный в частушках с. Константиново:

Частушка увязывает «женский» тип выбора будущего супруга – «набиваться» – с наличием богатого приданого:

Обычай навязывать невесту зафиксирован уже в 1663 г. в «Русском законе» автора «Записки Юрия Крижанича о миссии в Москву 1641 г.», который два раза был в России и провел около 15 лет в качестве ссыльного в Тобольске:[79]

Есенин, неоднократно женившийся, каждый раз выбирал супругу традиционно: сватался к ней. Есенин официально женился трижды: на Зинаиде Райх (имели двух детей – Татьяну и Константина), Айседоре Дункан и Софье Толстой, но каждый раз неудачно и непродолжительно. Кроме того, существовали гражданский брак с А. Р. Изрядновой (с рождением сына Георгия в 1914 г.), завуалированный брак с Н. Д. Вольпин (есенинское отцовство в отношении их общего сына Александра было признано судом в 1926 г. уже после смерти поэта) и совместное ведение хозяйства с Г. А. Бениславской. О каждой официальной женитьбе сообщается в письмах, немногое имеется в автобиографиях, также сохранился список приглашенных лиц на последнюю свадьбу.