Читать книгу Наследники графа. Армэль - Елена Андреевна Тюрина, Елена Тюрина - Страница 7

Луиза сквозь сон услышала какой-то шум. Открыла глаза и увидела, как в окно влезает мужчина. Спрыгнув на пол, он чуть не наступил на собачку фрейлины, которая пронзительно взвизгнула.

– Черт! Пошла прочь! – прошептал незнакомец.

Лавальер расслышала голос короля. Он уже несколько раз присылал ей цветы и подарки, но драгоценности она отсылала назад. И вот Людовик перешел к решительным действиям.

– Ваше величество! Что вы здесь делаете? – прошептала девушка, сев в постели.

– Вы меня обижаете, не принимаете мои подарки. Я пришел узнать, почему.

Луиза вздохнула.

– Сир, умоляю, простите меня…

Людовик засмеялся.

– Не стоит так серьезно все воспринимать! Я же пошутил.

Он сел на постель Луизы. Она постаралась отстраниться, и он заметил это ее движение.

– Вы однажды сказали, что любите меня… – произнес король тихим серьезным голосом. – Вы не из тех, кто врет о таких вещах. Стало быть, говорили правду. Почему же вы тогда так меня боитесь… Я не знаю, как иначе назвать ваше поведение.

– Я действительно говорила правду, ваше величество. Но ведь это большой грех! У вас есть супруга.

Людовик встал, и прошел по комнате, скрестив на груди руки. Она видела, как в темноте светится белым пятном его рубашка с пышными кружевными манжетами.

– То есть, вы желаете, чтобы я ушел? – спросил он.

Она молчала.

– Ну что ж. Извините, сударыня, что потревожил вас столь поздним визитом, – недовольно сказал Людовик.

Когда король исчез тем же путем, что и появился, Луиза упала на подушки и расплакалась, сама не понимая – от счастья или стыда.

«Эта маленькая фиалка, прятавшаяся под травой, стыдилась быть любовницей, быть матерью, быть герцогиней» – сказала позже о Луизе де Лавальер маркиза де Севиньи.

И была права. Луиза всю жизнь страдала от того, что любя короля, чувствовала себя из-за этого презренной грешницей. А в самом начале их отношений она всячески избегала Людовика, который, в свою очередь, повсюду следил з ней горящим взглядом. Его страсть еще больше распаляло то, что он видел, как она мечется и колеблется.

Король понял, что Луиза целомудренна, оттого и так страшится оставаться с ним наедине, стесняется его, вся сжимается в его обществе. Ора де Монтале рассказала ему, что у Луизы никогда не было поклонников. Ора также поведала королю, что Луиза бережно хранит все его записки, а в ее книгах между страниц лежат лепестки подаренных им цветов.

Молодой монарх еще несколько раз залезал в комнату Луизы через окно, но самое большее, чего смог добиться – долгой задушевной беседы до самого рассвета. Причем сам он сидел в кресле, а Лавальер, закутавшись до подбородка в одеяло – в постели.

День, выбранный для пикника, выдался очень теплым и солнечным. По парку гуляли под руку дамы и кавалеры, неспешно ступая по усыпанным гравием аллеям, по обеим сторонам которых росли пушистые кустарники редких видов. Лишь Мария-Терезия, недавно узнавшая, что находится в положении, и плохо себя чувствовавшая, не вышла на пикник.

Принцесса Генриетта в окружении своих дам расположилась под густыми кронами деревьев, в прохладной тени. Здесь находилась беседка в античном стиле, с мраморными колоннами. На скамейках были разложены подушки, а в центре – столик, на котором стояло блюдо с фруктами.

Утро совершенно не предвещало плохой погоды. Но днем буквально за считанные минуты небо из ясного голубого превратилось в графитово-серое. Неожиданно началась гроза. Генриетта и ее фрейлины с визгом бросились под защиту летнего павильона, потому что беседка не вмещала всех, желающих укрыться от потоков воды. Да и в павильоне уже было много людей, поэтому не успевшая за всеми Луиза де Лавальер растеряно остановилась. Она видела, что ей там места нет, а насмешливый взгляд принцессы окончательно выбил почву у нее из-под ног. В последнее время Генриетта просто изводила ее придирками, травила и насмехалась. Но вдруг рядом оказался сам король. Лавальер сначала не поняла, почему так вытянулось хорошенькое личико герцогини Орлеанской, а среди придворных, прятавшихся от дождя в павильоне, прокатился удивленный ропот. Оказалось, Людовик, не обращая внимания на ливень, снял свою широкополую шляпу и поднял ее над головой Луизы.

– Идемте, сударыня, в дальнем гроте полно места, – сказал он.

Они почти бежали под теплым дождем по парку, не обращая внимания на провожавшие их взгляды.

В гроте молодые люди остались наедине. Было зябко и сыро. Людовик тряхнул мокрыми волосами. Подойдя к Луизе, он мягко коснулся ее шеи, щеки и вдруг запустил пальцы в ее волосы, ласково гладя затылок. Она попыталась отпрянуть, выжидающе посмотрела на вход в грот.

– Перестаньте вы туда смотреть, – прошептал он. – Там все равно никого нет. Вам никто не придет на помощь.

Именно он должен сделать ее женщиной. Она не должна делать такой подарок ни одному мужчине в мире. Только он!

Король приблизил лицо к ее лицу, прижался лбом к ее лбу.

– Посмотрите лучше на меня, – он сказал это призывно и властно.

Луи ловил ртом ее приоткрытые губы – сначала верхнюю, потом нижнюю. Его дыхание обжигало ее, щеки Луизы стали розовыми, она часто дышала.

– Я – ваше развлечение? – вдруг тихо спросила Луиза.

– Вовсе нет, – серьезно ответил он.

– Я не привыкла к такому. Для меня все по-настоящему.

– Для меня тоже, – шептал Людовик, покрывая поцелуями ее шею, ключицы, выступавшие в декольте полукружия груди. – Я не хочу, чтобы мой цветок сорвал кто-то другой. Этот момент я запомню на всю жизнь! Прошу тебя, сделай мне подарок!

Поцелуи становились все горячее… он целовал ее плечи… все было как во сне… Уверенно и решительно нащупал корсаж, провел пальцем по кружевам и лентам. Ее тело трепетало под защитой китового уса. Но эта преграда была преодолена довольно быстро. Король умело и безошибочно расшнуровал корсет. Она задыхалась, видя, как он расстегивает крючок за крючком. Инстинктивно Луиза влеклась к нему, впервые в жизни познавая любовь…

А Людовик был внимателен и восхищен. Рука короля настойчиво скользила под платьем по бедру девушки вверх. Он чувствовал, что она дрожит, порывается сжать бедра. Но не делает этого, разрешая ему все. Лавальер не знала, как отвечать, поэтому полностью доверилась Людовику. И не знала она, что на самом деле красива. Да, не яркой, но нежной и мягкой красотой. У нее была молочно-белая кожа и изящное тело, которым другая бы гордилась. Она стеснялась смотреть на короля, в то время как он ее оценивающе разглядывал.

Когда он вошел в нее, и она вскрикнула от боли, задрожала крупной дрожью, Людовик замер, не двигаясь и прислушиваясь к ощущениям. Лавальер открыла глаза, посмотрела на него самым чистым и любящим взглядом, который он когда-либо видел. Ее голубые глаза были полны слез, серебристыми капельками они стекали по щекам. Людовик склонился к ее лицу, и принялся губами осушать ее слезы, двигаясь в ней медленно и осторожно.

«Теперь она точно только моя! Никуда не отпущу эту маленькую фрейлину! Никому ее не отдам!»

***

– Тебе нравится здесь? В Италии, – поинтересовалась Эжени.

Одетая в легкий кружевной пеньюар, она пробежала на цыпочках по полу и скользнула на кровать. Ее волосы, небрежно стянутые в тяжелый узел на затылке, от быстрого движения рассыпались темными прядями по спине, несколько локонов выбилось у лица. Было утро, и графиня поспешила раздать слугам поручения, чтобы те не беспокоили ее по пустякам и дали возможность еще немного понежиться в постели. С любимым…

– Да, – ответил виконт де Куси. – Раньше мне казалось, что трудности меня уничтожат. А когда очутился здесь, почувствовал, что мужество возвращается и я, оказывается, на многое способен.

– Удивительная здесь жизнь… Когда ты поедешь во Францию?

Графиня ди Грациани машинально погладила ткань своего утреннего одеяния. Такая роскошь… Она невольно бросила взгляд в большое венецианское зеркало – еще большую роскошь по тем временам. Зеркальные тайны Венеции тогда стремились выведать все монархи Европы. Эжени не верилось, что теперь она жила в довольстве и покое, пройдя через столько бед, через неуверенность в себе, через необходимость ограничивать себя во всем и экономить. И хотя сейчас ей было уже почти тридцать, ее красота только еще больше расцвела за это время, проведенное в богатстве и неге.

– Во Францию? – задумался Армэль. – Я не знаю. Возможно к Рождеству.

– Разве тебя отпустят? Ты можешь уезжать и приезжать?

– Я не гражданин Ватикана, у меня нет там таких обязанностей, которые помешали бы мне уехать.

– Тогда возьми меня с собой! Я хочу увидеть графа и графиню.

Виконт помрачнел. Это не осталось незамеченным молодой женщиной.

– Что-то не так?

– Я даже не знаю, Эжени, куда ехать. Где теперь мой дом. Графиня поселилась во Флер Нуаре. А отец…

– У него что, женщина? – осторожно спросила графиня ди Грациани.

– Две, – ответил Армэль.

– Одновременно две женщины? – воскликнула она.

– Не одновременно. По очереди, – пробурчал виконт.

Армэль, весело насвистывая, прошел в гостиную, но неожиданно резко остановился. В хрустально прозрачном стекле зеркала он увидел отражение сидящего в кресле человека.

– Василий? Как вы меня нашли?

– Это было не трудно, вы не очень заботитесь о том, чтобы сохранять инкогнито.

Белокурый священник поднял глаза и взглянул на виконта. Он впервые видел его без сутаны. В темно сером бархатном костюме и ботфортах тот был великолепен. Стройный, широкоплечий, худощавый и жилистый… Из-за серой с переливами ткани костюма создавалось впечатление, что и глаза Армэля из синих стали серебристо-серыми.

То, что Армэль арендовал в Риме квартиру, и часто проводил в ней время вместе с Эжени, знал лишь его слуга. Как узнал об этом Божезларж, было загадкой. К счастью, сегодня виконт ночевал в доме у Эжени, потому что муж графини ди Грациани уехал в Бельгию, и будет отсутствовать целых три недели. Армэля радовало то, что друг хоть и выведал его тайну про квартиру, но хотя бы не знает ничего об Эжени.

– Вы были с женщиной? – спросил Василий.

Армэль чуть замешкался с ответом.

– Какая разница, Божезларж? – спросил он. – Вы меня осуждаете? Может, еще доложите об этом на заседании синода в Ватикане?

– Нет, мой друг, если вы выбрали этот гибельный путь намеренно и осознанно, я не собираюсь вам препятствовать.

Выражение лица Василия, которое было у него в этот момент, насмешило виконта. В нем было столько трагизма, словно виконт де Куси не спал с женщиной, а готовил покушение на Папу.

– Бросьте вы, Василий. Неужели сами никогда не поддавались искусу? – усмехнулся он. – Уверяю вас, я не шатаюсь по кабакам и домам терпимости.

Божезларж порывисто поднялся, гневно сверкнув глазами.

– Да как вы могли такое предположить, чтобы я! – он задохнулся от возмущения. – Никогда в жизни я не прикасался к женщине! Даже в мыслях!

Насмешка исчезла с лица виконта. Он понял, что если скажет сейчас какую-нибудь глупость, навсегда потеряет дружбу Василия. Армэль, конечно, замечал за последним несколько странную, ревностную верность церкви, но и подумать не мог, что тот столь истово верующий, что не просто соблюдает целибат, а вообще невинен и никогда не имел близости с женщиной.

– Вами управляет похоть… – осуждающе говорил Божезларж. – Люди слабы, и потому становятся ее пленниками. Но вы… Вы же поклялись служить Богу!

Сколько, оказывается, в этом ханже снобизма и нудного нравоучительства. Уж не лицемерил ли молодой поляк, так яростно выступая против плотских отношений с женщинами?

– Нет, Василий, не похоть, – спокойно возразил Армэль и опустился в кресло. Задумчивый взгляд его затуманился при мысли об Эжени. – Это неповторимое чувство, когда тебя где-то ждут, когда ты кому-то нужен. Живому человеку, а не Богу.