Читать книгу Будьте прокляты, палачи - Елена Артамонова - Страница 6

– Где они? Отстали? – спросила Джейн, крепко сжав протянутую руку женщины, помогшей ей выбраться на дощатый настил пристани.

– Отстали. Сейчас тебя не станут искать. Не имеет смысла. Ты или кто-то другой, какая разница? Рано или поздно гестаповцы придут за каждым, но в свое время. Для них здесь все преступники, даже дети. Но поодиночке оккупанты не суются в наши кварталы. Они вламываются сюда вооруженной бандой, устраивая облавы в середине ночи, когда к людям приходит глубокий сон.

Только теперь Джейн получила возможность осмотреться. Парапет, откуда она прыгнула, скрылся из виду, – у этой спокойной с виду реки было сильное течение. Рядом с выбравшейся из воды беглянкой стояла женщина, лицо которой скрывал капюшон непромокаемого плаща. Чуть поодаль – упитанная некрупная собака, внимательно следившая за происходящим. Пес подрагивал ушами под каплями нескончаемого дождя. Ливень хлестал так, что на берегу было ничуть не суше, чем в реке.

– Спасибо, что помогли выбраться. Теперь только один вопрос – как пройти к вокзалу? Мне надо вернуться в отель. Это в городе.

– Я сразу поняла – ты иностранка, но ты хорошо плаваешь, словно местная.

– У нас тоже есть океан…

– Сейчас в отель лучше не возвращаться. Отдохнешь у меня, приведешь себя в порядок, тогда… Ты еще не знаешь, какие у нас порядки.

– Уже получила некоторое представление. Они всегда бьют по голове, когда задают вопросы?

– Всегда. Мы же тупые недочеловеки, иначе до нас не доходит. Удивительно, что ты сумела от них удрать, для туристки ты слишком быстро бегаешь.

– Пожалуй.

Женщина взяла пса на поводок, и все трое зашагали прочь от черной, поблескивающей золотыми искрами фонарей реки. Темный переулок, вытянувшиеся вдоль мостовой двухэтажные, приземистые дома, крутые ступени лестницы… Спутница Джейн открыла дверь, пропустила девушку вперед. Вспыхнул свет. Гостья огляделась, – она находилась в узкой, заставленной вещами прихожей, а в дверной проем была видна небольшая комната с плотно задернутыми шторами.

– Я живу одна. Так случилось. Точнее, только я и он, – женщина потрепала по носу недоверчиво смотревшую на Джейн собаку. – Он не кусается, только не пытайся его погладить. Чужих не признает. Проходи в комнату. Кстати, мы еще не знакомы. Меня зовут Мария.

– Джейн. Спасибо за то, что вы отнеслись ко мне с таким участием.

– Нельзя бросать людей в беде. Каждый может оказаться на твоем месте.

Горячий душ и сухой халат пришлись кстати, и вот уже Джейн сидела, забравшись с ногами на диван, и пила ароматный чай из местных трав. Приютившая ее женщина расположилась в кресле напротив. Выглядела она лет на пятьдесят, в молодости, возможно, слыла красавицей, но одета была скромно, а волосы, вопреки нынешней моде, не красила, и в ее темных кудрях виднелась седина.

– Кстати, а откуда ты знаешь наш язык?

– У нас в колледже преподавали мертвые языки. Я выбрала один ради интереса. Потому и приехала в эту часть Евразии по турпутевке, здесь когда-то на нем говорили.

– Как видишь, и сейчас говорят.

– Да. Но это же запрещено.

– Они не могут убить всех. Мы помним, кто мы такие, сохранили свой язык, самое дорогое, что у нас осталось. Хотя… Хотя, многие говорят только на немецком и детей своих учат. Каждый все сам для себя решает.

– Подумать только, каких-то сто лет назад на Земле существовали сотни языков! А сейчас только три – немецкий, японский и английский.

– Не верь этому. Повсюду остались люди, продолжающие говорить на родном языке, чего бы им это ни стоило.

– Сегодня был праздник. Я поняла, что он связан с поддержкой политзаключенных. Меня поразила его радостная атмосфера, ведь об этих людях нельзя без боли вспоминать.

– Боль в сердце. Мы помним наших ребят, любим, и наши души всегда будут с ними. Но мы никогда не станем проливать слезы на людях. Фашисты могут пытать, убивать нас, но они не в силах запретить веселиться и радоваться жизни. Надо жить так, словно нет никакой оккупации. Не замечать своего мучителя – эта высшая форма презрения. Правда, не всегда получается…

Они замолчали. Дождь барабанил по подоконнику, шуршал по листьям, смывая пережитое и внося умиротворение. Голова болела не так сильно, целебный чай помог, и казалось, все плохое осталось позади.

– Это ваш сын? – поднявшись с дивана, Джейн подошла к стоявшей на столе фотографии. Любительский снимок запечатлел парня лет двадцати с пышными вьющимися волосами и беззаботной улыбкой. Дремавший на ковре пес поднял голову, наблюдая за действиями девушки.

– Нет.

– Он умер?

– Да.

– Я поняла. У него очень искренняя добрая улыбка. Люди с такими лицами погибают молодыми. Они обречены. Они слишком живые, чтобы им позволили жить.

– Его зовут Игор. Звали… Хотя до сих пор не могу смириться с тем, что он мертв.

– Его убили они?

– Да. Они. Они не просто убивают – медленно лишают жизни. Высасывают ее каплю за каплей…. Охотятся за чистыми, светлыми душами и гасят этот свет. Остается только оболочка – те же черты, то же лицо, но света нет, нет жизни. Там, внутри, только мука и отчаянье. Вот, посмотри сама…

Мария резко поднялась, подошла к столу, достала из ящика еще одну фотографию, протянула Джейн. В первый момент девушка не узнала Игора – короткая стрижка изменила лицо, подчеркнув утонченную красоту черт. Но красота оказалась обманчива, стоило только вглядеться внимательнее. Взгляд полуслепых глаз с набухшими от кровоподтеков веками был полон безысходности и скорби, а на лице сохранились следы от побоев. Фото словно скрывало в себе два изображения, пугая и в то же время, притягивая взгляд.

– Видишь эти губы, они для любви, поцелуев, не для криков боли и проклятий, – негромко произнесла Мария. – Я не могу долго смотреть в его глаза, в них такой укор. Смотришь, а в душе вспыхивает стыд и чувство вины.

– Расскажите об Игоре. Пожалуйста.

– О нем трудно говорить. Можно ли описать словами свет? Свет можно увидеть, почувствовать, ощутить кожей, но не описать… Смотри в глаза Игору, если сможешь вытерпеть этот взгляд, он расскажет тебе свою историю. А я… я только добавлю кое-какие факты…