Читать книгу Здравствуй, Дедушка Мороз! Повесть - Елена Арзамасцева - Страница 9

Беда подкралась неожиданно, а именно в тот момент, когда Толик и Анна, беспечно пользуясь благами цивилизации, напрочь забыли, за что «продали бессмертную душу».

Дьявол-искуситель в образе милой женщины Огневской Ирины Павловны – массовика-затейника, подошел к Анне, когда она ожидала очередь на жемчужные ванны.

О, эти санаторные очереди! Своеобразные клубы общения, места встреч единомышленников и даже смысл пребывания в санатории. Анна сто раз говорила спасибо, что врач назначила ей дополнительные общеукрепляющие процедуры. С кем она только не познакомилась, ожидая свой черед на физио-, грязе- и иное лечение.

Лучшим ее «очередным» приобретением стало знакомство с Идой Константиновной – интересной дамой из Москвы.

А началось с того, что как-то в столовой Анна увидела высокопоставленного милицейского чиновника, приезжавшего прошлой весной с проверкой в их городское управление внутренних дел после очередной коллективной жалобы граждан. Этот добродушный с виду дядечка, запанибратски побеседовав с сотрудниками, закрылся в ленинской комнате и неделю изучал уголовные дела. Результатом проверки стало его выступление на итоговом совещании офицерского состава. Министерский работник вдрызг разнес разгильдяев и недоучек, которыми, впрочем, оказались все следователи, но особенно досталось начальнику отдела за плохую организацию работы и низкий выход дел в суд. Про жалобу он не сказал ни слова.

Анна, внимательно слушавшая доклад в течение трех часов, недоумевала, зачем же их тогда вообще держат на работе, не дают спокойно уволиться и перейти, ну скажем, в адвокаты. Там и заработки больше, и работы меньше, а самое главное, и начальство, и граждане адвокатами почти всегда довольны. На ее памяти по собственному желанию с работы не отпустили еще ни одного следователя. Стоило измотанному бесконечными делами и травлей работнику положить заявление об уходе на стол, как тут же собирали комиссию и «нарывали» такой компромат, что человек сам начинал удивляться, почему его до сих пор не посадили лет на восемь.

– Либо уйдете отсюда в тюрьму за дискредитацию органов внутренних дел, либо к станку как профессионально непригодные юристы, – любил часто повторять своим подчиненным товарищ Петухов.

Высокий чин имел колоритную, запоминающуюся внешность и носил немодные очки в тоненькой металлической оправе. Встретив его в санатории, Анна на всякий случай решила вести себя с ним вежливо и обходительно и здоровалась каждый раз при встрече, иногда по пять раз на дню, потому что другого вежливого и обходительного поведения с большим начальством она себе не представляла.

Высокопоставленный очкарик стойко не обращал на Анну внимания, зато ее заметила дама, всегда находившаяся рядом с ним. Она мило улыбалась девушке и благосклонно кивала.

Как-то они оказались рядом в очереди на процедуры и как старые знакомые разговорились. Оказалось, что Козлов Федор Ильич был вовсе не грозным, как считала Анна, а обычным затюканным семьянином, пришпиленным накрепко к супруге тоненьким каблучком изящных французских туфелек. Из тех, кто покорно следует за женой по магазинам и рынкам в качестве носильщика, подает ей по утрам кофе в постель и до старости называет вторую половину ласкательно-уменьшительным именем.

Ида Константиновна Анне очень понравилась. Девушка чувствовала, что она ей тоже, в свою очередь, симпатична, хотя между ними был возрастной разрыв примерно лет в двадцать, и вместе они представляли собой иллюстрацию тезиса марксистско-ленинской философии о единстве и борьбе противоположностей.

Ида Константиновна – чуть полноватая брюнетка, всегда со вкусом одетая, являвшаяся даже на процедуры с маникюром и укладкой, была похожа на модель с обложки дефицитного немецкого журнала «Бурда моден», который однажды попал к Анне в качестве вещественного доказательства по делу. Девушку поражала способность Иды Константиновны изъясняться правильным литературным языком и, что бы ни происходило вокруг, вести беседу всегда в одной спокойной тональности. В противоположность ей, Анна, считавшая посещение парикмахерской наказаньем Господним, в торжественных случаях собирала разбросанные по плечам волосы в конский хвост. Порывистая в движениях и резкая в оценках, она не признавала другой одежды, кроме слегка потертых джинсов и свитера, под стать которым были и непроизвольно вылетавшие у нее словечки, коробившие людей в возрасте. Ида Константиновна этих иногда вдруг проскальзывающих неологизмов как бы не замечала, разговаривала с Анной на равных, и они с удовольствием обсуждали многие темы, очень волнующие женщин и непонятные большинству мужчин. Их познания о жизни вообще, и в частности о жизни санаторской, дополняли друг друга и создавали картину полноты видения мира.

От Иды Константиновны Анна узнала, что в санатории сейчас отдыхают не только отхватившие по случаю путевки пенсионерки и нервированные от безделья пожарники, но и представители высшего милицейского общества, такие как заместитель министра внутренних дел Киргизии с женой, троюродный брат министра МВД РСФСР и главный гаишник Украины с супругой. Киргизы привезли с собой целую свиту, и даже золотую посуду. Но общаться с ними так скучно! В местной «Березке» ничего приличного нет. Рестораны во Владивостоке неплохие, особенно ресторан японской кухни, построенный недавно японцами на дне океана и ими же обслуживаемый.

Анна, в свою очередь, делилась с Идой Константиновной своими познаниями о владивостокской жизни. Сама она, по причине болезни, в город еще не выходила, но благодаря общительному характеру и соседу по столовой Олегу, недавно уехавшему, знала о том, что и где продают. В Центральном универмаге Владивостока – там, где на площади с одной стороны океан, – всегда есть китайские полотенца и шубы из нерпы и котика. В магазине «Океан», построенном, кстати, японцами, по вторникам и четвергам после обеда – завоз красной рыбы, а на вещевом рынке города Артема браконьеры недорого продают красную икру из бочек и можно купить литровую банку всего за 10 рублей, если поторговаться.

И хотя Ида Константиновна через мужа имела другие возможности приобрести владивостокский дефицит, в чем Анна впоследствии убедилась, слушала она всегда с большим интересом.

Несмотря на разницу в возрасте, образе жизни, общественном положении, манере одеваться и так далее, у женщин все-таки было много общего. Обе считали, что красное золото носить неприлично, особенно в больших количествах – это удел продавщиц из продовольственных магазинов. Или, например, что в школах неправильно изучают русскую поэзию, потому что творчество Николая Гумилева или Игоря Северянина куда лучше стихов Твардовского. Или о достопримечательностях. Почему в тридцатые годы во Владивостоке закрыли китайский театр? Это была бы такая достопримечательность, а сейчас и посмотреть не на что!

Удивительно, но мнения о людях у них тоже совпадали.

Пожалуй, единственным человеком, отношение к которому у Иды и Анны резко рознилось, был Константин Евгеньевич Дышковец.

Столичная дама его присутствия не выносила, Анне же он был абсолютно безразличен.

Все процедуры в санатории назначались на определенное время, чтобы избежать той самой очереди, как правило, являвшейся порождением доброй воли самих отдыхающих, где-то не успевших к назначенному сроку или пришедших заранее, как Ида Константиновна и Анна, чтобы пообщаться друг с другом. Если к тому же вовремя не завозили грязь или ломалась аппаратура, случалось, что в коридоре собиралось до 15—20 человек одновременно.

Зловредному старику, возмущавшемуся поведением Анны в клубе, процедуры были прописаны чуть пораньше, чем ей и Иде Константиновне, поэтому они иногда встречались с ним в коридоре. Обычно он одиноко сидел на стуле и, уставясь в пространство, вещал дребезжащим голосом, обращаясь одновременно ко всем сразу и ни к кому определенно. Монологи Константина Евгеньевича были однообразны и выглядели примерно следующим образом: «Какая наглость! Распустили всех! Ни совести, ни страха, ни ответственности! В комнатах холодно, в столовой кормят отвратительно, даже лечения нужного нет! При Сталине был порядок!»

Люди, как правило, предпочитали с ним не дискутировать и отходили в дальний конец коридора. Но иногда кто-то из пенсионеров соглашался, и тогда взахлеб вспоминалась до- и послевоенная жизнь с быстрым ростом промышленности, изобилием в продуктовых магазинах и отсутствием очередей. Хвалилась железная дисциплина и всеобщий порядок.

– Если бы не Сталин, мы бы войну не выиграли, – вздыхали старики.

Почему-то воспоминания о лучшей жизни всегда сводились к победе в войне и послевоенному периоду.

Отдыхающих возрастом помоложе Константин Евгеньевич раздражал.

– Да замолчите вы, – обрывала его какая-нибудь дамочка лет сорока, – все вам не так! Лечились бы лучше в санатории Совета Министров! Там кормят на убой, тепло, и на каждого отдыхающего по медицинской сестре!

Ида Константиновна, услышав впервые разглагольствования Дышковца, остановилась, долго на него смотрела, а потом спросила у Анны:

– Кто он такой?

– Не знаю, – пожала плечами Анна, – пенсионер какой-то. Постоянно всех критикует и строчит доносы. Массовик-затейник из клуба рассказывала, он на нее жалобу написал за то, что ансамбль на танцах играет растлевающую молодежь музыку.

– Это Дышковец, – вмешался в разговор незнакомый мужчина, – важная персона в НКВД сороковых годов – восседал в расстрельных тройках! Люди при его имени трепетали. Жестокий, но хитрый гад, всех пережил: и Ежова, и Ягоду, и Берию, и хрущевскую оттепель, и даже при Брежневе отметился. Привык к власти, а сейчас смириться не может, что времена уже не те и его не боятся. Вот и бесится!

От его слов Ида Константиновна сразу как-то сжалась и поникла, а Анна стала с интересом рассматривать старика, казавшегося ей ходячей карикатурой, кем-то из персонажей Аркадия Райкина, случайно затесавшегося в реальность. Небольшого росточка, лысенький, худенький – а поди ж ты, повелитель судеб! В конце концов, она решила, что мужчина просто все придумал, чтобы втереться к ним в доверие, потому что потом он безо всякого перехода стал приглашать поочередно ее и Иду Константиновну на свидания.

Вот тут как раз и появилась перед Анной Ирина Павловна.

– Это сценарий новогоднего вечера, – она подала девушке тетрадочку в зеленой обложке, – ваши с Дедом Морозом тексты. У других выступающих обозначены только первые фразы, чтобы вы знали, что и за кем произносить.

Тетрадку взяла Ида Константиновна и, открыв первую страницу, прочитала:

– Ведущая: «Он уже не за горами, скоро, скоро к нам придет, семимильными шагами к нам шагает Новый год!» Вы сами сочинили? – обратилась она к Ирине Павловне. – Семимильными шагами к нам шагает…

– Не нравится, не читайте! – Огневская вырвала тетрадь из рук женщины и передала ее Анне.

– А кто ведущая? – поинтересовалась Анна, скорее чтобы скрыть неловкость, вызванную поведением Иды, хотя прекрасно понимала, что, кроме массовика-затейника, ведущей быть некому.

– Я, – неохотно отозвалась Ирина Павловна, – заодно буду вас с Дедом Морозом подстраховывать, подсказывать, если что забудете.

Константин Евгеньевич, увидев клубного работника, замолчал, перестав поносить санаторские безобразия, и стал с интересом прислушиваться к разговору. Неожиданно он вставил:

– Вы приняли мою критику к сведению?

Не получив ответа, старик снова спросил у Огневской начальствующим тоном:

– У вас на танцах будут когда-нибудь исполнять что-нибудь русское и приличное?

– Хоровод что ли? – переспросила, не удержавшись, Анна: – Или барыню?

– Помолчите, наглая девица, – оборвал ее Константин Евгеньевич, – я имею в виду вальс или медленное танго, чтобы можно было вести даму под руку.

Его почтение к дамам оказалось неожиданным для всех присутствующих. Разговор мгновенно затих, и только Ирина Павловна тихонечко сказала:

– Хорошо, Константин Евгеньевич, спасибо вам за предложение, мы обязательно устроим вечер танцев для пожилых людей с музыкой вашей молодости.

– Это кто пожилой? Я? – обиделся пенсионер и тут же перешел на знакомое всем брюзжание: – Вот оно, отсутствие культуры у тех, кто должен нести культуру в массы! Как вы смеете работать в клубе, если не можете вежливо разговаривать с людьми и постоянно их оскорбляете? В тридцать восьмом году вас бы посадили за подобное отношение к работе.

– А ведь он прав, – тихо сказала Ида Константиновна, но Анна не поняла, что она имела в виду.