Читать книгу Жена хранителя маяка - Елена Асатурова - Страница 6

Рассказ Тома (продолжение)

Они встретились на следующий день, как и договаривались.

Накануне вечером, когда она вернулась домой, мужа уже не было, а на столе лежала записка: «Где ты ходишь, любимая? Ушёл на маяк, не дождавшись тебя. Когда вернёшься, дай мне знать». У них был свой, особенный способ общения: она подавала ему сигналы из окошка дома, размахивая свечой, а он мигал ей фонариком с башни маяка.

Утром, когда она кормила его завтраком, он поинтересовался её планами и удивился, что вчера она гуляла так долго.

– Знаешь, я так далеко забрела, что устала и задремала, присев отдохнуть, – солгала она. – И даже не заметила, как стемнело.

– Будь осторожна, милая. Погода стоит плохая, день сейчас короткий: в темноте можно упасть и пораниться, особенно в районе каменоломен. Лучше бы ты сидела дома в такое время.

– А я и не собираюсь к каменоломням. Вот только схожу на ферму к Эвансам: надо купить овощи, чтобы приготовить рагу, – ответила она, легко улыбаясь и целуя его в небритую щеку. – И проведу весь вечер дома, скучая по тебе.

Муж ушёл в спальню отдохнуть после ночного дежурства, а она накинула тёплый плащ, повязала косынку и, прихватив корзинку, поспешила на встречу с Томом.

Тот ждал её у дома Колина, сидя на каменной ограде и постукивая прутиком по сапогам.

– Миссис Эванс с мужем отправились на лодке в город, – сообщил Том, – навестить Колина, который теперь там учится и живет у тётки, портнихи Дейдре Кокс. Вы, должно быть, знаете её: она обшивает всех местных модниц.

– Конечно, я как-то переделывала у неё платье, – вспомнила она. – Эта Кокс, конечно, старая сплетница, каких мало, но шьёт аккуратно и быстро.

– Сделаем вид, что ждём миссис Эванс, – предложил Том. – А чтобы не бросаться в глаза, присядем за сараем, там есть скамейка.

Он спрыгнул с ограды, отодвинул щеколду на калитке, и они прошли к домику Эвансов. Обогнув его, оказались в тихом укромном уголке, где можно было говорить, не боясь быть услышанными случайными прохожими, и уселись на широкую старую скамью, всю изрезанную перочинным ножом. «Наверное, дело рук Колина», – подумала она. Том снял кепку, взъерошил волосы и, вздохнув, продолжил свой рассказ.

– Итак, я вспомнил, отчетливо вспомнил всё – наш спор с мальчишками, мой путь к каменоломням, следы копыт на тропинке; пещеру, полную ящиков и сундуков; попытки спрятаться в боковом проходе и, наконец, момент падения. Но, самое главное, я понял, кто тогда вошёл в пещеру. И с этого мгновения осознал, что моя жизнь находится в опасности, причём подстерегает эта опасность меня не где-нибудь, а в моём родном доме.

– О чём ты, Том? – взволнованно спросила она. – Чего тебе бояться в своём же доме?

– Моего отца. Ведь это он – тот человек невысокого роста, бывший в пещере.

Повторное падение, а, скорее всего, шок от возвращения памяти и понимания того, что произошло в каменоломне, не могли не отразиться на моём состоянии. Я потерял речь, и, когда отец со своим спутником перенесли меня в дом, я только всхлипывал и мычал. Мать бросилась ко мне, поила меня водой, читала молитвы, я же не мог ничего ей рассказать, а только размахивал руками.

Отец внимательно всматривался в моё лицо, пытаясь понять, что со мной происходит, но, видимо, его успокоили мои немота и беспомощность. Его высокий спутник, собравшись уходить, приободрил мою мать, которую, казалось, его слова ещё больше расстроили, и на пороге сказал отцу:

– Всё, что ни делается, – к лучшему. Дурачки живут дольше.

И, усмехнувшись, вышел…

– Том, ты узнал этого человека? Кто это был? – ей не терпелось услышать продолжение рассказа.

– Его лицо скрывал капюшон плаща, но мне показалось, что я уже слышал этот голос, – тихо сказал Том. – Но сначала я расскажу Вам, что было дальше.

Я снова оказался в постели, только был ещё более беспомощен, чем раньше, так как не мог говорить. Снова пил отвары, от которых клонило в сон и реальность сливалась со сновидениями.

Мать с отцом часто ссорились, но говорили обычно тихо, и слов мне было не разобрать. Когда отец уходил в море на рыбалку или на берегу чинил лодки и сети, мы оставались одни и мать часто плакала, гладя меня по голове. Она всё время хотела мне что-то сказать. Но сдерживала себя, ведь я не мог ей ответить.

Так прошло несколько месяцев. Я помогал матери по дому и на огороде, но дальше двора никуда не отлучался. Только по воскресеньям мы ходили все вместе в церковь, и там я услышал, что мисс Эллен обручилась и через полгода выходит замуж. Встретив её у выхода из церкви, я бросился к ней, собираясь рассказать о том, что же произошло со мной на самом деле, и о своих подозрениях. Мне казалось, что именно она должна понять, услышать мои слова, застревавшие в горле. Я размахивал руками и тянул её за рукав платья…

Но Эллен не понимала меня и только ласково приговаривала, гладя меня по голове: «Всё будет хорошо, Том, всё будет хорошо». Она была такой радостной и такой счастливой в своём красивом платье и в новой шляпке! Глаза её искрились, отчего цвет их был ярко-зелёным – совсем как у молодой травы у нас под ногами… Но тут подошёл отец, крепко взял меня за руку, извинился перед мисс Эллен за моё поведение и быстро увёл меня домой. После этого случая меня несколько месяцев не брали в церковь, и дочь викария мне больше так и не довелось увидеть. Спустя полгода, накануне своей свадьбы, она погибла…

– Какая ужасная потеря – и для отца, и для жениха бедной девушки, – она печально вздохнула. – Но ты не рассказал мне о том, как ты снова заговорил, Том.

– Это произошло в день гибели Эллен. Я опущу подробности того происшествия, так как не был его свидетелем, а сидел дома. Погода испортилась: весь день шёл сильный дождь, гремел гром. Шторм грозил перерасти в бурю. В такие дни мне всегда становилось очень тревожно и я даже начинал задыхаться. Так случилось и на этот раз, и мать, уложив меня в кровать, приготовила чай с молоком и свежими лепешками, чтобы успокоить меня.

Отца не было дома – должно быть, он оттаскивал лодки подальше от высоких волн. Мать без конца смотрела в окно, словно пыталась разглядеть что-то важное. Вдруг, с очередным раскатом грома, она вскрикнула и перекрестилась. «Маяк погас, – прошептала она, – спаси, Господи, души рабов твоих…» Я попытался спросить её, почему она так взволнована, но не смог. И тут она снова вскрикнула, на этот раз с радостью: «Он горит, Том! Маяк снова горит! Господь услышал меня». Я не мог понять, почему работа маяка так беспокоит мою мать, но мне приходилось с этим мириться. Я проклинал свою немоту, потому что не мог рассказать матери очень много важного. Маяк снова погас, потом опять зажёгся. Буря ревела за окном, и было трудно понять, что заглушает все остальные звуки – то ли ветер, то ли сирена…

Дверь распахнулась. Я подумал, что от ветра, но это вбежал отец. На нём были прорезиненный рыбацкий плащ и высокие сапоги. Чертыхаясь и бранясь, он схватил с сундука моток толстой пеньковой веревки и большой керосиновый фонарь.

– Бак, что случилось? – закричала моя мать. – Куда ты собрался? Это из-за маяка, да? Ты же обещал мне, Бак…

– Замолчи, Руби, – грубо оборвал ее отец. – Сейчас не время говорить о каких-то глупостях. Мисс Эллен пропала, и мне надо спешить, чтобы помочь с поисками. – С этими словами он захлопнул дверь и скрылся в ночи.

– Господь всемогущий, – снова взмолилась мать, – её-то за что? – И залилась слезами.

Всю ночь мы не спали, прислушиваясь к каждому звуку за окном и молясь за Эллен: мама вслух, я же молча, глотая слёзы отчаяния.

Уже когда рассвело, за дверью раздались шаги. Вошёл отец, бросил на пол мокрый плащ, стянул сапоги, тяжело опустился на стул и на немой вопрос матери ответил:

– Эллен Уилкинсон погибла – разбилась о камни, упав со скалы. Наверное, она хотела разглядеть корабль, что огибал вчера в бурю наш остров, и оступилась в темноте… Теперь вместо весёлой свадьбы нас ждут похороны…

Мать разразилась слезами и причитаниями, я же никак не мог поверить в сказанное отцом. Смерть Эллен, такой милой, такой живой и доброй, не укладывалась в голове. Я вскочил с кровати, выбежал на крыльцо, грозя кулаками кому-то невидимому там, в вышине свинцового неба. Мать бросилась за мной, обняла, прижала к себе. Слёзы хлынули ручьём из моих глаз, и сквозь рыдания прорезался голос.

– Это Дьявол убил её, мама, я знаю – это он!

На этом месте рассказа Том судорожно вздохнул, из груди его вырвалось рыдание, и он закрыл лицо руками.

– Том, хороший мой, не плачь. Ты, верно, очень был привязан к этой чудесной девушке, и её смерть стала потрясением для тебя. Но, я уверена, это был несчастный случай: был шторм, гроза, и она не заметила края тропинки.

– Нет, это было убийство, я убеждён в этом. Наверное, она тоже что-то узнала, что-то увидела… Я хотел предупредить её об опасности, но не смог. Я ведь хотел написать ей письмо, но оно не попало бы к ней в руки. Но теперь, когда здесь Вы – такая же молодая, красивая и добрая, как она, – я должен предупредить Вас. Уезжайте – к родным, друзьям, но только уезжайте с этого проклятого острова. Дьявол поселился на нём, и он не остановится, будет и дальше собирать свои жертвы. Прошу Вас, поверьте мне: Вам грозит опасность, особенно теперь, после того как Вы побывали в каменоломнях. Нельзя оставаться, бегите, бегите отсюда! Возьмите мою лодку или лодку Эвансов, только не садитесь на паром. Я могу сам отвезти Вас в город, вечером, когда нас никто не увидит. Прошу Вас, прошу…

Голос Тома срывался; юноша захлебывался слезами и дрожал, как будто от холода.

Она растерялась и даже немного испугалась, решив, что Том и правда не совсем здоров и сейчас у него очередной приступ болезни. Пытаясь успокоить его, она подошла к колодцу, зачерпнула ковшом воды и принесла парнишке.

– Успокойся, Том, милый, всё будет хорошо. Не стоит так расстраиваться и волноваться. Эллен уже не вернёшь, и это большая потеря, ведь она была твоим добрым другом. Теперь таким другом тебе буду я. Никакого дьявола на острове нет: это твои детские фантазии, не думай об этом. И какая мне может грозить здесь опасность? Я не гуляю по ночам у скал, в каменоломни больше не полезу, далеко не заплываю… Никакой опасности!

– Я не сказал Вам самого главного, – Том отставил ковш с водой, взял её за руки и посмотрел в глаза. – Я узнал этого дьявола. Тот высокий человек в пещере, который бросил меня там умирать; тот, кто пришёл с моим отцом к нам в дом и держит в страхе мою мать, – это один и тот же человек. И это…

– Вот вы где, – подобно раскату грома над головой, раздался густой бас. Рядом с ними, как скала, возвышался паромщик Болл. – А я слышу: голоса какие-то, а где, кто – не пойму. Что, миссис, Том опять плетёт свои небылицы? Ха-ха! Да разве только поймёшь, что он там бормочет?!

И здоровяк залился смехом, дёргая себя за бороду.

– Здравствуйте, мистер Болл, – она старалась выглядеть непринуждённо и учтиво, понимая, что они с Томом чуть не выдали себя. – Я просто жду миссис Эванс: она обещала мне овощи на обед, но, видимо, задержалась в городе. А Том хотел навестить Колина и пытается мне рассказать, как они раньше вместе ходили в школу к мистеру Уилкинсону…

Она говорила спокойно и уверенно, давая Тому возможность успокоиться и не привлекать к себе внимания. А тот сник под взглядом Джона Болла и молчал, не поднимая головы.

– Эвансы уже в пути. Я обогнал их, так как миссис Эванс решила занести какие-то свёртки старому Мэтью – их передали для церкви, должно быть. Да вон и они! Смотри, Том, твой дружок Колин уже машет тебе рукой…

Появление Эвансов, общие приветствия, болтовня разрядили обстановку, но ей казалось, что паромщик внимательно наблюдает за ней и за Томом, прищурив тёмные, почти чёрные глаза. Поэтому она быстро сложила в корзину картофель, морковь, капусту и, поблагодарив, поспешила уйти…

«Какая сегодня долгая и беспокойная ночь, – она прикрыла глаза в попытке заснуть. – „Воспоминания подобны чёткам: пока не переберёшь все, не постигнешь истину“», – вспомнила она слова из одной проповеди, услышанной ею когда-то давно в родных краях…

Происшествие в каменоломне и разговор с Томом не выходили у неё из головы. Вернувшись домой от Эвансов и готовя обед, чистя и моя овощи для рагу, она постоянно возвращалась в мыслях к тому, что услышала от мальчика. Что из рассказанного – плод его неустойчивой психики, а что – факты, жестокая реальность? И, главное, – кого же узнал Том в том великане из каменоломни? Она и сама не смогла бы объяснить, почему не рассказала обо всём мужу, не поделилась с ним своими сомнениями. Наверное, не захотела выглядеть смешной наивной простушкой, верящей в россказни юноши, которого все считали недоумком…

Она приняла решение ближайшим же паромом ехать в город и встретиться со своей подругой, надеясь, что Розмари поможет ей разобраться во всём происходящем.

Через пару дней ей удалось реализовать свой план, и она отыскала Розмари в уголке старого парка, где та задумчиво сидела на лавочке, будто в ожидании назначенной встречи. Присев рядом, она без предисловий начала свой рассказ – про прогулку, каменоломни, таинственные ящики за железной решеткой, про встречу с Томом и его истории…

Увлёкшись повествованием, в красках изображая то себя в тёмной пещере, то Тома, упавшего с крыши сарая, она не сразу заметила смятение на лице Розмари и слёзы, застывшие в её глазах.

– Прости, моя дорогая, я, наверное, слишком увлеклась и чем-то огорчила тебя, – прервавшись, она заглянула подруге в лицо. – Должно быть, у тебя что-то случилось, а я пристала со своими сказками!

– Нет, у меня всё в порядке, – девушка попыталась улыбнуться, но вышло это как-то криво. – Просто твой рассказ, он такой… необычный, эмоциональный… Я живо представила себе всё, о чём ты говорила, и мне стало так жалко этого бедного мальчика, Тома… Сколько ему пришлось пережить, а ведь он был ещё совсем ребёнком…

– Скажи мне, Розмари: ты считаешь, Том рассказал мне правду?

– Да, полагаю, его история не вымысел, и это подтверждает, в первую очередь, твоя находка в пещере. Все эти ящики, сундуки не могли появиться сами по себе: кто-то принёс их и спрятал, установил решётку, чтобы сохранить их содержимое в тайне. На остров редко приезжают посторонние, иногда лишь рыбаки или парочка туристов – посмотреть церковь и маяк… Вряд ли бы они могли незаметно привезти с собой груз и тащить его через весь остров, от пристани к каменоломням. Остаются только те, кто живёт там и может, не привлекая внимания, привозить или приносить ящики и прятать их… И эти люди вряд ли обрадуются, если узнают, что их тайник обнаружен. Это и произошло с Томом, когда он первый раз попал в пещеру: он был застигнут врасплох, упал, потеряв сознание, и кто-то перенёс его в другую пещеру, в которой не было никаких тайников. Мальчика пощадили, сохранив ему жизнь, – очевидно, поверив, что он потерял память. Но если эти люди узнают, что он всё помнит, что он может указать на них, – быть беде.

Розмари говорила тихо, но так убеждённо и уверенно, словно услышала эту историю не только что, а прекрасно знала и её действующих лиц, и то, что происходило на острове.

– Тебе тоже грозит опасность, если кто-то из них догадается, что ты побывала в каменоломнях и видела то, что там находится. Милая моя девочка, тебе надо быть очень осторожной и никому – слышишь меня, никому – не рассказывать то, что ты сейчас поведала мне!

От этих слов у неё по спине побежали мурашки, а ладони похолодели. Вздрогнув, она оглянулась: ей показалось, что из-за деревьев и кустарников за ними кто-то наблюдает.

– Но что же там, в этих ящиках, и почему они представляют такую опасность? – обратилась она к Розмари, даже не подумав, что её подруга вряд ли сможет ответить на такой вопрос.

– Знаешь, я думаю, что самое важное – это не то, что хранится в пещере, а то, как оно туда попало, откуда и кем было принесено и почему эти люди, – тут она запнулась, – почему они так ревностно берегут свою тайну. Я ещё раз прошу тебя быть внимательной и осторожной, не расспрашивать никого ни о чём, не лазить в каменоломни, ничего не предпринимать самой. Живи своей обычной жизнью и наслаждайся ею… И скажи Тому, чтобы он тоже молчал о том, что знает… Я не хочу, чтобы вы невинно пострадали.

– Розмари, дорогая, спасибо тебе за поддержку. Ты так близко принимаешь к сердцу мой рассказ, так серьёзно относишься к этой истории… И при этом ты никогда не была у меня на острове. Может быть, ты всё-таки приедешь ко мне в гости и я покажу тебе свой дом, все наши маленькие достопримечательности и познакомлю со всеми, в том числе с моим мужем и Томом?

– Ты ошибаешься, милая: я бывала на острове – вот только давно, ещё до твоего приезда. Но сейчас не время для воспоминаний, – она горько усмехнулась. – Мне пора идти, да и тебе стоит поспешить на паром: слышишь, уже звонит рында на пристани. А я… Я когда-нибудь вернусь на остров и обрету там своё последнее пристанище.

С этими странными словами Розмари встала, помахала своей подруге тонкой рукой в кожаной перчатке и, поспешив по тропинке в сторону, противоположную порту, вскоре скрылась за поворотом.

Ей ничего не оставалось, как торопливым шагом направиться к парому, перебирая в уме их разговор с Розмари, предупреждения и особенно последние слова подруги. Стоя на палубе, погружённая в раздумья, она не заметила пристального взгляда Джона Болла, который наблюдал за ней всё это время…