Читать книгу Красный китайский сундучок. Детективный роман - Елена Борисовна Сперанская - Страница 4

Три школьные подруги, о которых говорил отец, готовились к предстоящим Новогодним праздникам. Настя разрывалась на части. Осенью она записалась еще в театральный кружок, когда прошла три отборочных тура: пантомима, басня и стихотворение. Соседи одобрили выбор девушки, сообщив всем о ее легкомысленном решении, включая второй этаж. Мясник Романенко захотел лично прийти на спектакль и внести свои дополнения в репертуар детского театра, пугая своим свирепым выражением лица.

– Подожди, приду с работы и разберусь со всеми вами, кто, чем занимается. Кто прошел, куда по конкурсу и сколько стоит дать взятку в театральный кружок, чтобы посещать вместе с детьми из интерната, – объяснил он Насте, когда она пришла с первого тура.

У девушки не было слов на такое едкое заявление, поэтому она не понимала о какой взятке шла речь, а лишь молча, со страхом снесла обиду в свой адрес. Но к величайшему удивлению всего «красного китайского сундучка», как этот дом окрестил следователь Кирьянов, мясник Романенко был убит на следующий день у себя на работе, прямо за прилавком. Его обнаружили мертвым, когда закончилась смена. Все продавцы, сидящие рядом, подумали, что он спал, наклонившись головой на колени, в естественной позе уставшего человека. Такого поворота событий никто из его коллег не ожидал. Но завели уголовное дело, которое снова было поручено сыщику Кирьянову, а эксперт Семенюк лишь обследовал труп, пригвожденный ножом к стулу. Тело мясника привезли в морг, оставив на контроле у всего райотдела милиции. А на его место за прилавок в рынок устроился красивый сын Валера, вернувшийся из армии после двух лет службы.

На самом деле жюри состояло из руководителя студии Дворца пионеров, выпускницы театрального факультета – Натальи Иосифовны и пожилого автора постановок для детей – Василия Петровича. Оба преподавателя строго оценивали способности конкурсантов. Настя была ужасно рада, что не надо было петь на прослушивании, так как боялась сфальшивить. Играть ни на пианино, ни на скрипке она к своему огромному стыду не умела, а только любила слушать в отличие от тщеславного старшего брата, освоившего и то, и другое одновременно.

«Песня о буревестнике» Горького и басня «Ворона и лисица» Крылова были у нее в памяти из школьной программы. Она выразительно рассказала оба произведения классиков. Для пантомимы подобрала короткий эпизод кокетливой девушки, красящей губы, лукаво подсматривающей в зеркало за прохожими. Опытному педагогу понравилась такая мизансцена, как встреча и знакомство с главным героем в новой постановке, вынесенной на рассмотрение.

Этот небольшой сюжет потом пришлось обыграть на авансцене в спектакле «Судьба барабанщика» А. Гайдара о трудной жизни подростка в семье, где отец вернулся из тюрьмы через несколько лет, отсидев за воровство, а все его родственники отстранились, включая бабушку и мать мальчика. После долгих и кропотливых репетиций спектакль, наконец, был поставлен на главной сцене Дворца пионеров. Пьеса имела трагическое содержание, вызывая слезы даже у взрослой аудитории. Участники были в костюмах и платьях послевоенного периода. Одаренные и дальновидные кружковцы играли с огромной самоотдачей, получая только положительные отзывы общественности города.

В детской труппе существовало два состава: первый, руководимый Натальей Иосифовной и второй, где занятия проводили старшие студийцы. Каждому после окончания детской школы-студии Дворца пионеров предоставлялась возможность поступить на Театральный факультет без экзаменов после трех лет обучения, только требовалась положительная характеристика руководителя за подписью директора. Об этом узнала Настя, когда весной стали раздавать слонов. Все без исключения кружковцы из старшей группы, кто стремился стать артистом театра, прошли без трудностей в московскую «Щуку», то есть поступили в Театральное училище имени Щукина, которое очень высоко котировалось, поставляя кадры на радость всем любителям драматического и кукольного искусства. Некоторые из студийцев поступили в провинциальное Театральное училище вместе со столичными абитуриентами. Конкурс был настолько серьезным, что требовался ни один год занятий с репетитором за большие деньги. Настя увидела превосходство этого кружка, с сожалением осознавая, что у Натальи Иосифовны были свои «любимчики» – подростки из интерната, кому она доверяла ведущих персонажей. Не смотря на это, девушка посещала Дворец пионеров регулярно. Два раза в неделю устраивались отдельные занятия, где они с воодушевлением сначала упражнялись в пантомиме, повторяя свои пародии, а затем им всем распределили роли. Репетиции нравились каждому кружковцу.

На стенах были развешаны два стенда с фотографиями прежних лет – выпускников Театрального училища, известных актеров сценических подмостков, кино и арены цирка в различных творческих жанрах, кроме дрессуры. Они посещали ранее кружок, были лично знакомы с Натальей Иосифовной.

В первый день вновь принятые кружковцы расселись на бордовые бархатные низкие банкетки, расставленные по периметру комнаты. Прошла перекличка. Предварительно все дети перезнакомились друг с другом. Между ними завязалась крепкая дружба. Комната, где занимались подростки, была просторной и светлой, с большими окнами, на которых висели легкие занавески. Эти портьеры в первый день занятий юноши сняли с окон и раздали девушкам для стирки. Насте, к счастью, тоже достался такой трофей.

– Принесете шторы чистыми, когда сможете … – сказала педагог, – можете не торопиться. Спешки никакой нет.

– Сделаем на этой неделе, – загалдели подростки. – Не беспокойтесь, Наталья Иосифовна, – таким образом, они выражали единодушное уважение, скорее, трепет перед умной и талантливой женщиной.

– Я вас учу жизни, – постоянно говорила она. – Потом мне спасибо скажете, когда будете сами взрослыми…

Но становиться взрослыми никто из ребят не хотел. Они бегали друг за другом, обнимались, иногда целовались в темном уголочке перед выходом на сцену между задниками или кулисами, становились «на уши», гримировались около большого трюмо в прилегающей комнате с хранящимися там софитами и стульями, раскиданными в художественном беспорядке.

Паркетный пол обеих комнат – гримерной с трюмо и комнаты для занятий – всегда был аккуратно натерт бордовой мастикой. Все декорации хранились где-то в подвале, а худрук всегда теряла ключи от своего кабинета. Всем вместе приходилось искать нужный предмет, чтобы найти сценарий, который, как назло, лежал на столе в ее уютном кабинете, а только затем приступали к репетиции спектакля, написанного давним другом – Василием Петровичем.

Старшая группа, те, кто уже несколько лет посещал кружок, но еще не поступил в Театральное училище для получения диплома, так как перевоплощаться молодые дарования научились сразу, на ходу отрабатывали тексты диалогов и монологов, сценическую речь, репетируя до самого позднего вечера, сразу после занятий вновь принятых. А новенькие ждали счастливого момента, когда им тоже дадут мало-мальски незначительную роль, пусть даже без слов, а лишь пантомиму.

В тот первый день, когда всем подросткам, прошедшим отбор, разрешили идти домой, Настя с сумкой в руках, в которой лежал трофей-занавеска, наткнулась в «кармане» сцены, где стояло пианино, на «рояль в кустах». За музыкальным инструментом сидел, нещадно разбивая на все лады длинными сухими пальцами, худощавый, в сером костюме, кудрявый незнакомец, похожий на всемирно известного музыканта – Вана Клиберна. Он репетировал какую-то сонату.

– Приятно было послушать. Играете очень хорошо, – испугавшись интимной обстановки, пролепетала Настя, ввергнутая композитором в шквал личных переживаний.

– Сыграть что-нибудь еще? – спросил он скромно.

– Нет, не надо, – отозвалась Настя, локтем облокотясь на инструмент.

– Хорошо, я буду репетировать дальше. Готовлюсь к выпускным экзаменам в консерватории, – сказал он, наблюдая за слушательницей и поклонницей его таланта.

– Вы могли бы учиться в Москве… Не хотите туда переехать? – спросила девушка, затронув болезненную для нее тему.

– Зачем? Мне и здесь хорошо. Скоро возможно поеду на гастроли заграницу… – ответил он безапелляционно.

Эти слова сразили Нелю наповал, но она решила выдержать дальнейший удар. Ей стало стыдно, что должна еще перестирать занавеску, принести сюда, поэтому спрятала сумку с ношей внизу около пианино, так чтобы занавеска не выпала наружу.

– Да, у вас будет отличная карьера… – ответила девушка, вспоминая при этом своего одаренного родственника-скрипача, мечтавшего затмить самого Когана.

– А что это ты прячешь внизу? – спросил пианист, отдыхая перед повторением нового музыкального экзерсиса.

– Да, ничего особенного, – ответила она, стушевавшись, чувствуя, что краснеет впервые в жизни, но эгоистично не с кем поделиться подобной проблемой. – Мне надо идти, извините, пожалуйста, за беспокойство.

– Ничего, я тоже скоро ухожу домой, – заметил он второпях, приступив к репетиции следующего произведения классика из своего репертуара. – Можешь остаться… Буду играть только для одной тебя. Здесь уже давно никого нет…

Настя, как завороженная, слушала многоголосую «Лунную сонату» Бетховена в исполнении талантливого пианиста, стоя рядом за инструментом. Ее задел фамильярный тон, но она сделала скидку на одаренную игру музыканта.

– У нас дома стоит пианино брата, он собирается поступать в консерваторию, а я играть не умею… – высказалась она в конце его выступления, терпеливо дослушав до конца, добиваясь хотя бы его снисходительной улыбки. – Большое спасибо.

– Пожалуйста, – пианист улыбнулся, встал со стула, принимая артистическую позу.

Насте надо было срочно идти домой. Приглашать к себе в коммунальную квартиру малознакомого человека у нее не было на то разрешения родителей. Поэтому она смирилась и отправилась одна, придумывая объяснение для своего такого позднего появления под родной крышей.

– Вот дали постирать, – с порога сказала она, показывая маме пыльный «подарок».

– Наливай воду в таз и стирай, – заметила мимоходом ей мама.

У Насти оставалось еще масса несделанных уроков. Она быстро справилась со стиркой, а весь дальнейший вечер читала гуманитарные предметы, так как математику всегда, по старинной привычке, делала рано утром.

Когда в следующее занятие она принесла в кружок занавески, то Наталья Иосифовна на правах доброй феи организовала укрепление штор на чистых окнах. Затем стали выяснять, кто, что может принести для реквизита из дома или купить в магазине. Оказалось, что требовалось огромное количество предметов быта: тарелок, ложек, кастрюль, скатертей, ваты, бинтов и других вещей. Начали записывать по желанию, у кого, что было лишнее или в большом количестве, так как были приняты без конкурса дети работников торговли и общепита. Настя мечтала, чтобы назвали скорей ее имя в большом списке первогодок.

– Настя, а что ты можешь принести из всего, что я вам зачитала? – спросили, наконец, ее, а у девушки опустились руки, потому, что каждый придумал свою версию выноса из квартиры какой-нибудь ценной вещи для подарка Дворцу пионеров.

Возвращать, по-видимому, никто потом ничего не собирался.

– Я подумаю, – ответила она, теряясь.

– Хорошо, потом скажешь, – посоветовала руководитель студии.

Дома мама порекомендовала купить бинт и вату для аптечки Дворца пионеров.

– … или можешь взять немного у нашей сестры-хозяйки для личных нужд, – перебирая предвоенные вышивки, сказала она.

– Могу я приехать к тебе на работу и спросить об этом? – не зная, как выдержать паузу, задала вопрос девушка.

– Да, в воскресенье дежурю. Можем поехать вместе с тобой, и ты спросишь, что надо для театрального кружка, – вспомнила она.

– Нет. Обойдусь, – демонстрируя сильную волю, сказала дочь.

До воскресенья оставалось три дня, поэтому Настя надеялась, что ее за эти дни еще не исключат из состава кружка. Купив бинт в аптеке, у Насти отлегло на душе.

«С таким бинтом смогу выглядеть не нищей», – решила она по ходу передвижения своего пешего маршрута в театральный кружок.

На самом деле бинт пригодился в первый день спектакля. Им перебинтовали главного героя-барабанщика, после того, когда в него стрелял отец-уголовник, тяжело, по содержанию пьесы, ранив. Режиссер сама била палкой по деревянному столу рядом со сценой, создавая эффект выстрела. Публика замирала от изумления. А Настя получила от главного актера, который играл самого барабанщика, приглашение прогуляться после спектакля хотя бы по направлению к его дому для более тесного знакомства. За то, чтобы свидание состоялось, отвечала старшая подруга – невысокая кокетливая шатенка с веселыми завитками и ямочками на щеках – Юля. Она посещала школу-студию несколько лет, знала все особенности каждого кружковца, традиции, кто, чем занимался, поэтому успела спросить в перерыв между действиями:

– Тебе нравится главный герой спектакля – Артем?

Сама Юля играла непосредственно одноклассницу главного героя, которая помогала ему выпутаться из сложной жизненной коллизии. Она перевязывала его после ранения.

– Нравится, – ответила Настя, от удивления чуть не присев на стул, стоящий рядом, но встречаться или заводить дружеские отношения с мало знакомым персонажем спектакля совершенно не хотела.

Однако под настойчивым взглядом Юли она спасовала.

– Я договорилась с Артемом. Проводишь его после спектакля, а когда он выйдет в фойе, поцелуешь в щеку, – услышала Настя.

– Хорошо, – разволновалась Настя от мысли о предстоящем свидании с ведущим актером, что постановила не уклоняться от его ухаживаний, как в дешевом французском водевиле, а пустить все на самотек, чтобы события развивались своим ходом.

Артем – главный любимчик всего состава молодежной труппы и худрука – оказался очень скромным юношей, прекрасно сложенным и правильно воспитанным. О его семье Настя ничего не знала, но полагала, что он живет с родителями, начитанный и регулярно занимался спортом. Все замечали у него артистические способности, к чему он относился совершенно спокойно, не рекламируя свой природный талант, а бережно относясь к любому проявлению внимания к своей персоне. Такое яркое сочетание положительных качеств производило хорошее впечатление на взрослых, тем, кому нравилось посещать детские спектакли с участием молодежного состава.

Дирекция Дворца пионеров хорошо знала обо всех участниках постановок, выделяя средства на декорацию текущего спектакля и Новогодние пригласительные билеты.

Итак, Настя ждала с нетерпением окончания спектакля. Она обдумала все досконально, пока Артем переодевался в свой каждодневный костюм. Когда барабанщик, наконец, появился, она с радостью поцеловала его в щеку, как было принято в актерской среде приветствовать друг друга после премьеры. Они миновали дежурного и двинулись в противоположную сторону от ее дома недалеко от центра. Сначала свободной походкой, а потом он галантно взял Настю за руку. Артем стал ей рассказывать об его плотном жизненном графике: посещении кроме Театральной студии, спортивной секции, музыкальной школы.

– Ты собираешься поступать в Театральное училище? – спросила Настя, когда они шли по тихой улице мимо старинных деревянных и из красного кирпича, одно-двухэтажных построек, наблюдая за происходящими изменениями весенней природы: таянием, черным от дождя асфальтом.

Было достаточно морозно. Кое-где стали появляться ледяные корочки на лужах. Комья земли на газонах были взрыты, а грязь, растекаясь на дорогу, создавала неудобства пешеходам и водителям, стремящимся объехать трудные участки дороги без окриков, объяснений, штрафов, неправильной парковки, извилистости, затянувшихся стоянок в неположенных местах.

– Нет. Пока не знаю, куда буду поступать… Хотел стать военным или летчиком. Отец у меня был летчиком… Но думаю, что в музыке у меня есть шанс продвинуться и сделать карьеру… Скоро предстоят экзамены по фортепиано и скрипке, – ответил он, понимая заинтересованность спутницы. – Надо много готовиться, поэтому редко хожу на занятия в студию… Собираюсь, возможно, уехать жить заграницу… Нравится история… – он говорил, обдумывая каждое слово.

Она удивилась этим словам, многозначительно промолчав.

– А ты? – с симпатией просил юноша у своей провожатой.

Настя никак не могла понять, зачем она по чьей-то рекомендации шла провожать до дома этого самовлюбленного Нарцисса, у которого кроме артистических данных ничего не было, поэтому ей лень было отвечать, но она все-таки сказала, набравшись терпения:

– Там видно будет… Надо сначала закончить школу.

«У Артема – долгосрочные планы, о которых пока никто не должен знать. Такая секретность, по-моему, присуща поверхностным знаниям. Но если брать во внимание его гуманитарную образованность в предметах и страстное желание внести вклад в сокровищницу музыкальной культуры, то карьера музыканта или композитора ему обеспечена в скором будущем во Франции», – привиделось Насте, пока она обходила ледяные ручейки и лужи.

– Тебе нравится Наталья Иосифовна? – парень обрадовано задал общий для них обоих вопрос, чтобы найти какую-то точку соприкосновения во взглядах.

– Конечно. Но поступать в Театральное училище мне наверно не стоит, потому что я слишком редко участвую в спектаклях. Роли почти без слов, а в Новогоднем представлении у меня вообще нет шанса принять участие, так как там будет занята вся балетная труппа, – ответила она сразу на два вопроса. – Пыталась в детстве поступать в балет, но оказалось, что пришла слишком поздно на запись.

– Будем дружить, – сказал он откровенно. – Мне понравилась твоя роль кошки… Смотрелось смешно…

Ей занятно было услышать его мнение.

– Спасибо за комплимент, – ответила Настя, понимая, что у него очень доброжелательный характер и перспектива стать великим музыкантом.

Она изумилась такой простоте в отношениях, но не возражала, так как парень был, без сомнения, хорош собой – среднего роста, очень симпатичный, с ямочками и румянцем на щеках, шатен. Одет в куртку, темные джинсы, коричневую блестящую рубашку.

Глядя на него, она вздохнула, одернула свою новую черную куртку, привезенную братом из Болгарии, порадовалась, что они шли без головных уборов, выглядели вполне романтично, современно и легкомысленно, чего она очень хотела.

– Твой брат играет на скрипке? – внезапно спросил он.

– Да, откуда ты знаешь? – переспросила она.

– Он вел у нас практику в школе. Меня хвалили за исполнение под его руководством, – заявил он, чувствуя свое превосходство.

– Приятно слышать, – сообразила она на ходу, что сказать.

«Как мило, что можно было вот так легко идти, разговаривая с приятным, замечательным во всех отношениях, собеседником», – подумала случайно она, перепрыгивая через очередную лужу, боясь обрызгать попутчика, изредка перехватывая мальчишеский взгляд Артема. Он изредка отбрасывал свою челку назад, что придавало его лицу романтическое выражение, как у «царя Давида», по словам Натальи Иосифовны – требовательного и прозорливого педагога. Настя никогда не видела скульптуру Давида, но надеялась, что это не самое плохое сравнение. Распрощавшись, они разбежались по домам.

– Когда-нибудь посетите Италию, то обратите внимание на монументальную мраморную скульптуру Давида около галереи Уффици во Флоренции. Там вам будет, что посмотреть, кроме фонтанов и памятников… Артем своим хитрым выражением лица мне очень его напоминает, – однажды сказала Наталья Иосифовна, когда младшая группа с нетерпением дожидалась появления главного героя – барабанщика.

Наконец все с облегчением услышали критику главного героя. Ехать в ближайшее время в далекую солнечную Италия Настя не собиралась, понимая несбыточность и иллюзорность надежд художественного руководителя молодежного театра-студии, поэтому с грустью перевела свой взгляд с выразительной позы и лица режиссера на дверь, что несколько ослабило ее внутреннее напряжение.

– Какой галереи? – шепотом спросила она у рядом сидящей девушки, с кем у нее сразу сложились дружеские отношения, так как та ничего не могла сама изобрести, а повторяла за ней все ее придуманные драматические сценки.

Услышать вразумительного ответа ей не пришлось. Она с ожесточением сжала губы, чуть ли не до крови. Подростки, сидя на банкетках, с негодованием молча осудили всякое проявление тирании в их молодежной среде. Им было интересно слушать об Италии, восторги худрука памятниками и фонтанами, полных невысказанных слез, горечи расставаний и обид.

Наконец Артем явился без опозданий. Он сразу приступил, к предшествовавшей всем новым постановкам, репетиции своей главной роли, выученной им наизусть. Теперь, когда Настя услышала от него, что он собирался стать летчиком, как его отец, или музыкантом, поняла, о чем говорила Наталья Иосифовна. Главная хитрость «барабанщика» – Артема – заключалась в его менталитете.

Наталью Иосифовну уважали все, включая бывших выпускников студии, за ее вольные высказывания, склочный характер и постоянную критику руководства. Высокая, сухопарая, она одевалась очень скромно в строгое платье. Зимой надевала, как все пожилые женщины, теплый пуховый платок на плечи или талию. Будучи «Заслуженным работником культуры», уделяла большое внимание внешним данным каждого кружковца. Появления художественного руководителя все ждали с нетерпением, но она не торопилась. Домашние дела и магазины отнимали у нее массу времени и терпения. Во время прогона для старшей группы она всегда бросала реплики, выполняя задачу суфлера и режиссера одновременно, а иногда от злости к детским шалостям, когда пыль поднималась от беготни по комнатам, кричала:

– Смотрите, чтобы колосники не свалились на вас или софиты не разбились… А то вижу, разбегались… Весело живете…

Подростки, раскрасневшись от бурного напряжения после бега, спокойно выслушивали замечания. Однажды, на самом деле, чуть не разбили один испорченный софит, который скоро поменяли на новый театральный светильник. В школу-стадию приходили не только изучать актерское мастерство, но уметь правильно пользоваться театральным оборудованием.

Настю назначили помощником режиссера по дисциплине. Теперь она постоянно поражалась: «Как можно так рьяно репетировать все спектакли, что пыль с балясин и стен сама валилась на пол. Никому не надо было подметать пол щеткой или стирать тряпкой. Все и так отлично!»

Петр узнал от Насти, что она днем после спектакля гуляла по городу с его учеником, предупредив шутливо:

– Не стоит увлекаться. Артем Шминке – способный парень, но когда он станет великим музыкантом или композитором пройдут годы.

– Ну и что? Ведь мы с ним друзья по студии. На большее никто не замахивается, – боясь, что ее отругают, устало сказала она.

Настя, выдержав паузу, запомнила, что предрек своему ученику брат, который впоследствии уехал за границу и прославился там.