Читать книгу Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - Елена Булучевская - Страница 9
Глава 8. В покоях Благословенного Олафа
ОглавлениеВ покоях Олафа Синксита Всемогущего и Благословенного не было места ничему легковесному – все монументальное, сработанное на века. Затянутые темно-синими драгоценными тканями стены в зале, предназначенной для приема ближайших сограждан, словно давили на плечи приходящих, заставляя склониться все ниже и ниже перед живым божеством. Божество восседало на громоздком троне, сработанном из цельного бревна дерева гикори, что исчезло почти на всей территории Зории. Лишь искусные имперские садовники-крамсоны смогли вырастить в садах при Красных башнях эти огромные деревья с поразительно твердой древесиной. Подлокотники и изголовье трона украшены резьбой, прославляющей деяния Всемогущего, который осчастливил своих сограждан уже тем, что дышал с ними одним воздухом. Окна занавешены тяжелыми кружевными портьерами, так густо затканными нитями из драгоценных металлов, что практически не пропускали дневной свет в помещение. В зале постоянно горели многочисленные светильники – пылало драгоценное благовонное масло в небольших металлических сосудах, облагораживая воздух, колыхались в теплом воздухе огни бесчисленных ароматических свечей. Неподалеку от трона возвышался стол, сработанный из того же гикори.
На полированной крышке стола грудились свитки – но на них не было государственных документов, карт и всего подобного – там, в изобилии скопились тексты, прославляющие Олафа Всемогущего и Благословенного в страстных молитвах, сладкозвучных стихах, песнях, прославляющей прозе. Олаф вещал, что править он может сам и без всяких бумажулек, потому что он – бог. А богов нужно молить и прославлять, чтобы они не навредили своим смертным подданным. Божество не нуждалось в охране, поэтому в зале не было хирдманнов. Они прятались во многочисленных тайниках, всегда настороже, всегда готовые атаковать – пауки, затаившиеся в норах. У хирдманнов было строжайшее повеление – никогда не убивать нападавших, потому как мертвые не говорят и от них нельзя получить ничего – ни сведений, ни удовольствия. Удовольствия божество ценило превыше всего, понимая, что подданных использовать для таких целей неблагоразумно – могут быстро закончиться, да и править ими будет сложновато. А вот иностранцы и мятежники – этих да, этих можно и нужно. Дабы подтвердить репутацию и добыть информацию. Тут уж Благословенный использовал шанс на полную. Получая немыслимые удовольствия при виде заживо сдираемой кожи, хруста ломающихся костей, потоков дымящейся крови, выражения лиц умирающих от мук, от сладкого ощущения всевластия, от которого мутились мысли, и хотелось еще и еще. Палачи Всемогущего все были немы и оскоплены – чтобы их ничего не отвлекало от выполнения «божественных» прихотей.
Всемогущий не желал иметь рядом с собой постоянных спутниц или спутников. Женщин и мужчин, которым приходилось делить ложе с Олафом Благословенным, после кратковременного пребывания рядом с божеством, больше никогда не видели. И никто не знал, что с ними случалось. Красные башни надежно хранили свои секреты. Для крамсонов не было большей чести, если их чад выбирало божество, даже несмотря на дальнейшее исчезновение. Потому что однажды умиротворенный усладами бог может даровать бессмертие тем, кто сможет завоевать его особое расположение. Чтобы найти для Благословенного новую половину, проводились «парады божественных спутников и спутниц», во время которых всем, абсолютно всем женщинам и юношам Крамбара предписывалось: «быть наряженными в прекрасные одежды, подчеркивающие красоту тел, умастить кожу и волосы, двигаться свободно, изучив движения у лучших блудниц». Парад был не так давно, но Олаф уже успел устать от знойной крамсонки, которую выбрал в этот раз. Она привлекла нарядом редкостной роскоши – даже для имперских покоев – белоснежная ткань заткана тончайшими нитями всех драгоценных металлов, о которых только знали в этих местах, и переливалась в лучах светил, создавая иллюзию светящегося облака вокруг владелицы наряда. Лицо и тело – те его части, что не скрывались под одеждами – были сплошь изукрашены мастерски выполненными рисунками. С высоты балкона крамсонка показалась достаточно привлекательной, чтобы украсить собой простыни спальных покоев. Она еще и танцевала так, что мертвый встанет – с бешеной скоростью ритмично вращая бедрами и страстно выписывая руками фигуры какого-то сложного танца.
Когда избранница появилась в спальне, выяснилось, что ее зовут Гудрун, она из зажиточной семьи Лунд. Тех самых, что выкупили в незапамятные времена часть Вороньего берега. Надо сказать, что основным промыслом для семьи Лунд был сбор того, что им давало побережье – будь то косяки рыбы, подплывающей к берегу во время приливов, или обломки кораблекрушений, а то и жертвы кораблекрушений – среди которых находились ценные редкости для невольничьего рынка. Лунды не гнушались ничего – лишь бы приносило доход и славу семье – и были очень рады, когда Всемогущий выбрал одну из женщин семьи в подруги. Гудрун же твердо решила стать для Олафа больше, чем подругой. Божество никогда не собиралось увековечить рядом с собой какую-то из женщин – зачем, когда толпы последовательниц готовы на все, хоть на одну-единственную ночку, лишь бы прикоснуться к Благословенному – авось поделится бессмертием после страстных объятий. Поэтому для Олафа планы его нынешней подруги и ее потуги на постоянство были более, чем забавны, тяготить начали с первого же совместного утра. Обычно после удовлетворения своих потребностей, Олаф Синксит покидал постель подруги и отправлялся в личные покои – возникало какое-то странное чувство – пресыщения, гадливости и отвращения. Но Гудрун сегодня вымотала божество так, что он не смог встать и уснул рядом, вольно раскинувшись на подушках. Фрекен Лунд, свернувшись в ногах божества, решила, что это – очень хороший знак, и принялась размышлять о своем предполагаемом будущем, изредка поглядывая на похрапывающее божество.
Наутро Олаф Благословенный открыл глаза и с недоумением воззрился вокруг – потолок был не тот, огляделся вокруг – да, и комната была не та. В ногах тихонько посапывала его нынешняя подруга. Олаф потянулся, с отвращением разглядывая женщину. Надо же, уснул рядом со смертной, фу-фу-фу. Как её, как же её зовут? В мыслях всплыло – Гудрун, точно, из Лундов. Вот же смертные мерзки по утрам! Лежит, звуки издает какие-то неприятные, дыхание зловонное, вон даже слюни текут из угла рта. Лицо помятое, под глазами – круги темные залегли. Еще и ручкой во сне подергивает, снится видимо что-то, от чего отмахнуться хочется.
Божество встало с кровати, вызвало слуг, которые помогли облачиться в легкое утреннее платье и препроводили для омовения в личные покои. При омовении присутствовал суприм-хирдманн, который стоял молча, выкатив преданно глаза от усердия. Суприм был назначен на пост недавно, предшественник его скончался – ничто не ново под светилами, в давние времена такой же из первых вернейших псов купился на прекрасные глаза и обещания, что таились в этих глазах. Да, печальна была Олафу эта скоропостижная кончина, но, что поделаешь, коли служат ему смертные. Да и смертные эти падки на предательство – ради денег ли, ради тепленького местечка, ради женщин – последнего Всемогущий и вовсе не понимал. Женщина – что это за прелесть такая, что ради нее можно поступиться хоть чем-либо? Вот и предыдущий суприм, ретивый служака во всем остальном, воспылал преступной страстью к предыдущей божественной подруге. Хе, хе – бывало уж. Пришлось расстаться с обоими, благо в Красных башнях всегда есть свободные помещения для таких парочек. И хорошо еще – вовремя глаза ему открыли, он, Олаф, хоть и бессмертен и всемогущ, но не всевидящ. Стоит только отвернуться – и вот вам – те, кто в глаза смотрит и не моргает от усердия, те быстрее всех и скурвливаются. Преданные крамсоны – благо есть еще такие – донесли об измене и – готово! Новый суприм в награду получил должность, изменники казнены. Всевышний доволен – он получил от изменников столько удовольствия, сколько давненько уж не получал. Надоели уж ему крамсоны, но что поделать, коли пришлось возродиться здесь в Империи, в этом теле, с чистой памятью.
Олаф слышал о детях небесной семерки, что проживали в Мире, ему хотелось, чтобы они служили ему. Почему нет – божественные дети смиренно служат божеству, все логично. Они – дети семерки, должны быть не столь скучны и мерзки, в их венах все-таки кровь бессмертных. Олаф давно поджидал случая, чтобы без особых последствий для себя заполучить хотя бы одного из мирян-кровников семерки. А еще он много интересного слышал о Хроне – злобном божестве Мира, властелине времени, темнобородом хозяине хронилищ, предводителе драконьего воинства и прочая и прочая. В Крамбаре не было богов хороших или плохих, там был лишь он – Олаф Синксит Благословенный и Всемогущий, возрождающийся и бессмертный. И очень хотелось Олафу Хрона залучить в подземелья Красных башен – посмотреть, а не сможет ли темное божество доставить неведомых удовольствий. И драконов, драконов – тех в охрану, над хирдманнами поставить, чтобы потеху сотворить – битва драконов и псов имперских, а уж в подвалах драконам цены не будет – и в качестве жертв, и в качестве палачей. Замечтался Олаф о новых подданных и вздрогнул аж, когда суприм осмелился напомнить Всемогущему о послеобеденных визитах.
После обеда ожидался бухан – он всегда умел позабавить Всемогущего, новости его были интересны и свежи, шутки – не избиты, а подарки приносили удовольствие. Даже когда приходилось что-либо покупать у бухана – цена назначалась честная, а товар оказывался необходимым, и Олаф Благословенный потом лишь удивлялся – как раньше-то без этого существовал. А еще бухан Краусс был одним из самых благонадежных граждан Крамбара – с его помощью удалось раскрыть немало заговоров. Частенько божество развлекалось тем, что припугнув бухана, узнавал всякие мелкие и мерзкие страстишки горожан. Посему сегодняшний визит ожидался с нетерпением, Олаф Синксит оставил утренние раздумья о своей неприязни к смертным и отправился в трапезную. Дневные дела затянули императора в свой всегдашний водоворот: моления смертных, слушания, расследования и назначения. Скучно, скучно становилось императору от этих мелких делишек, которые необходимо решать, чтобы смертные подданные не взбунтовались и не перестали служить ему, оставив его ради других богов – их вера являлась залогом силы и бессмертия Олафа Всемогущего.
Бухан появился, как всегда вовремя – ни раньше, ни позже. Словно стоял возле входа и ожидал, когда же наступит его время. Поприветствовал императора почтительно, но без излишнего раболепства:
– Благословенному бесконечности Новолетий!
– Бухану Крауссу здравствовать. С чем пожаловал? Ты так настаивал на визите, что мы уж было заподозрили, что тебе вновь удалось спасти Империю от предателей?
– Благословенный как всегда прав, но сегодня меня привели к Вам и другие помыслы. Памятуя о Вашем желании, которое непреложным должно быть законом для всех крамсонов, том самом, касательно мирских подданных, я изыскал кое-что. Мне удалось заполучить одну редкую редкость, – Краусс замолк, внимательно вглядываясь в непроницаемый лик божества, подумав: «Кто знает – то ли в башни отправят, то ли дальше говорить позволят».
Всемогущий нетерпеливо воззрился на гостя:
– И?
– Чтобы не разочаровать Вас я принес сегодня многое в дар. За эту же редкость я осмелюсь просить вознаграждение и немалое.
– Не томи, бухан. Ты знаешь, мы нетерпеливы!
– Вся Зория знает о кланах Мира. Вся Зория знает о пропавших женщинах клана астрономов. Мне посчастливилось найти одну из выживших – и она молода и прелестна. Я прошу за нее 1 скип.
Император усмехнулся недобро:
– Ты винцом ущельским или местным крепким случайно с утра не баловался? За девку 1 скип? Да на эти деньги можно корабль со всей командой и оснасткой купить, и один из лучших!
– И все же я осмеливаюсь просить за нее именно столько. Флот Крамбара насчитывает множество разных кораблей. А девица-та – одна на всю Зорию. Я узнавал, в Мире живет еще одна ее кровница, но та – гораздо старше. Да, поговаривали еще об одной, но та загадочным образом пропала с какого-то их торжества. Так что одна из двух существующих это-таки редкость. И стоит соответственно, – бухан старался держаться с достоинством, хотя в мыслях уже попрощался и с имуществом и с жизнью, уже представил себе ту мрачную каморку в подвалах Красных башен, где закончит свои дни, доставляя крайнее удовольствие Благословенному.
Олаф усмехнулся, дернув уголком рта:
– Ты один нам перечить осмеливаешься. И знаешь, как мы любим твои редкости, что и устоять не сможем. Но слышали мы еще и такое – был у тебя поутру ноён мирской, которого ты же, помнится, уговорил не трогать, когда мы хотели его к себе в Красные башни забрать. И ноён тот приходил не один, а с молодыми людьми. Что ты про них мне сможешь рассказать?
В голове у Краусса окончательно помутилось: «Какая сволочь бегает сюда с доносами? Эх пропадать мне в Красных!»
– Ваше Всемогущество! Не прикажите казнить!
– Да не приказываем мы еще ничего. Говори нам, что утаить хотел!
– Нет, не утаить! Вы знаете мою страсть к юношам, а ноён привел с собой своего кровника, который торговал раба. За дорого торговал, я еще ответа не дал. Поэтому и не говорил об этом ничего.
Хорошо. Но мы еще узнали, что торговали тебе юношу-звездочета, как и девица, что ты нам стремишься продать.
Побледневшее лицо бухана, его срывающийся голос, трясущиеся руки – Олаф почувствовал, как улучшилось самочувствие, поднялось настроение, подумалось еще: «Надо будет навестить после подругу эту, Гудрун – даже имя вспомнилось сразу». Страх Краусса был словно живительный источник, именно этого не хватало с самого утра. Божество вспомнил, что он сегодня не был еще в подвалах, что лишь вечером попадет туда, но решил пока не отправлять туда бухана – пока он полезен. Он сегодняшний визит запомнит надолго, и будет приходить всегда с этим паническим ужасом в мыслях. Страх – это так пикантно и так питает!
– Да, Ваше Всемогущество! Да, я не посмел предложить его Вам, пока не узнал, что у него в мыслях, каковы его привычки, здоров ли он.
Император снова дернул уголком рта:
– Стало быть, о нас ты беспокоился. Что же, похвально, похвально. А потом, после всех своих проверок собирался к нам прислать?
Надо отметить, что Олаф Синксит не брезговал и спинолюбством – если юноша был молод и хорош собой – почему нет, удовольствие – прежде всего.
– Да, Всемогущий! Мало того, я хотел предложить Вам еще и такое развлечение. Астрономы, которые вскоре будут у вас, юноша и девушка, находятся в детородном возрасте. Поэтому я предлагаю новый вид торговли – мы будем разводить астрономов. Редкий товар на Зории. Ваше Всемогущество сможет менять их в Мире на детей других кланов, либо просто продавать их Приму. В Мире города восстанавливают, им астрономы крайне нужны – по моим скромным сведениям. И увеличится количество ваших подданных, и среди них-таки будут дети божественной семерки – как вы и высказывали однажды!
Император задумался: да, отправлять Краусса в подвалы было бы неразумно, он еще может принести много пользы, надо лишь попугивать его периодически – вон со страху какие мысли выдает. И ведь он прав, смертный, а полезный. Смотри-ка, как бывает!
– Хорошо, быть по-твоему. Получишь ты скип за девку. Но, смотри, после того, как с молодцем наиграешься – предоставь его мне. И не смей его калечить – он у тебя во временном пользовании.
Настала теперь очередь призадуматься бухану – за юношу сколько просить и не опасно ли об этом сейчас упоминать – и так по краю прошел. Да и не хотел ведь продавать его. Так в гости бы приводил – лишь с девкой побыть, дни можно было высчитать, когда с пользой им встречи устроить. Но вот именно сейчас следовало соглашаться и кивать, чтобы Всемогущий не взбеленился. Он и так сегодня терпением не отличается. На том и порешили – девку прислать завтра к вечеру, а юношу торговать у купцов, обуздать, научить манерам и предоставить после обучения.