Читать книгу Жемчужина прощения - Елена Черткова - Страница 3

Глава 2
Ганна

Оглавление

Процесс заканчивался постепенно. Максим проспал еще сутки, прежде чем заставил себя стечь с печи. Именно стечь, не спуститься: его движения были слишком вялыми и заторможенными. Связь все еще держалась. Остатки информации продолжали прилетать в его разум, но уже в фоновом режиме, не занимая внимание целиком. Еда и баня слегка «заземлили», но и через три дня, ковыляя по глубокому снегу к железнодорожной станции, колдун чувствовал себя ужасно усталым и мало что воспринимал. Крупные хлопья летели на землю практически вертикально. Лицо было мокрым от оседающих снежинок, и Максим с интересом вдыхал их запах. В Москве снег пах гарью и еще черт знает чем, здесь же, в затихшем, неподвижном лесу, ему мерещились свежесть грозы и пряный аромат смолы.

В деревне он отыскал магазин и купил колбасы, с виду несъедобной, однако Пятница проглотил ее с немыслимой скоростью, да еще и облизнулся так, что язык почти достал до глаз. К слову, найти своего помощника было куда проще, чем магазин в этом забытом богом поселке.

По дороге до Нижнего Новгорода в душном вагоне, где каждый второй дышал таким перегаром, что его хотелось закусить, Максим даже порадовался своей практически полной глухоте в тонком плане. Значит, приехав в Москву, он сможет отложить на несколько дней все основные дела и наконец заняться настойками и порошками, до которых так редко доходят руки.

Навязчивое желание поскорее прилечь заставило выбрать самый долгий поезд, который не пропустит ни одного населенного пункта между Нижним и столицей. В купе уже сидели двое интеллигентного вида немолодых мужчин. Максим залез на верхнее место и буквально упал лицом в подушку.

– Какая охренительная полка! – невольно пробормотал он.

– Какая? – со смешком спросил попутчик снизу, отложив газету.

– Горизонтальная!!!

В последний момент, когда поезд уже тронулся, в купе влетела светловолосая девушка, торопливо залезла на вторую верхнюю полку и затихла.

Новоиспеченный наследник почти сразу заснул и очнулся лишь через пару часов, когда в купе уже выключили свет. Вагон монотонно покачивался и постукивал. Девушка напротив не спала. Заметив, что сосед проснулся, она поспешно отвернулась и громко шмыгнула носом.

«Плачет. Ну, мало ли что стряслось», – подумал он и попытался обратно погрузиться в сон. Однако девушка, видимо, успокаиваться не планировала. Нет, она не устраивала показных драм, наоборот – буквально уткнулась носом в стену и старалась как можно беззвучнее выдыхать воздух. Только сильные чужие эмоции атакуют колдунов куда мощнее, чем обычных людей, из-за повышенной чувствительности. Еще через полчаса безуспешных попыток абстрагироваться Максим плюнул, достал из рюкзака блокнот и написал: «Не могу спать, когда девушки плачут. Давайте выпьем чаю, раз обоим не спится, обещаю ни о чем не спрашивать». Соскребая последние капли сил, разметил лист знаками любопытства и теплого отношения, а потом свернул самолетиком и отправил на противоположную полку. Послание спикировало практически к самому лицу соседки. Она прочла, хмыкнула и повернулась. Длинные волосы совсем растрепались и кое-где прилипли к щекам. Девушка вопросительно и смущенно посмотрела на попутчика и тот, улыбнувшись, показал жестом, что пропускает даму вперед.

Спустившись с верхней полки, она вышла в коридор вагона и Максим поспешил следом – но тут поезд вошел в резкий поворот, и парень буквально выпал из двери на «принцессу Несмеяну».

– Ну если я все равно уже вас обнимаю, давайте считать это жестом утешения… – пошутил он, но вдруг девушка обняла его в ответ и прижалась лбом к груди.

Пару минут парень тихо гладил незнакомку по спине, размышляя, это он со знаками переборщил или ей действительно настолько нужна поддержка, что и случайный очкарик в грязных по колено джинсах сошел за близкого человека. Наконец девушка высвободилась и подняла на него большие голубые глаза, которые из-за красноты век показались необычайно яркими.

– Простите, пожалуйста! И спасибо вам большое! – сказала она смущенно, поправляя широкий ворот свободного свитера. – Мне стоило дать вам поспать спокойно, могла же посидеть в вагоне-ресторане. Совсем забыла о такой возможности.

– Нет уж, теперь я просто обязан вас проводить! А то мне будет казаться, что я выгнал расстроенную леди из купе по своей прихоти! – улыбнулся Максим.

Незнакомка чуть наклонила набок голову и одарила его таким пронзительным взглядом, что колдун почувствовал себя пациентом в рентген-кабинете.

– Хорошо, – согласилась она и направилась к выходу из вагона.

Эта хрупкая, но вместе с тем явно непростая девушка оказалась неожиданно милой. К тому же у Максима возникли подозрения, что она тоже колдушка. Тогда его метки на послании выглядели как минимум неоднозначно, а как максимум глупо. Как бы то ни было, спать расхотелось.

Они уселись за столик друг напротив друга и попросили чая.

– Максим, – представился он, наблюдая, как попутчица пытается не глядя собрать свои пшеничные пряди под непослушную резинку.

– Ганна.

– Интересное имя.

– С историей, – призналась она.

– Расскажете?

– Вы из вежливости обращаетесь на вы или не выносите панибратства?

– Хм… – улыбнулся Максим. – В данной ситуации исключительно из вежливости.

– Тогда давайте перейдем на ты? Не сочтите это неуважением. Просто странно рассказывать долгую… и нелегкую историю о своих родственниках человеку, которому только что намочила майку своими слезами, при этом обращаться на вы и оттопыривать мизинчик, приподнимая чашку.

– Давай. Заинтриговала, – согласился тот, а сам подумал: «Она мне определенно все больше нравится!».

Ганна рассказала, что необычная вариация имени Анна досталась ей от бабушкиной старшей сестры. Та была шинкаркой, то есть держала не особо «богоугодное» заведение, но многие ходили к ней как к знахарке. Она сушила травы, ставила настойки, плела амулеты из ниток, причем денег за помощь не брала. Только вопреки такой доброте судьба ее получилась незавидной. Муж заболел и рано умер. Оба сына крепко пили. Одного в драке убили, второй сам помер, даже не успев жениться.

«Бабка твоя – колдунья, сомнений нет! – рассуждал про себя Максим. – Жаль, что, скорее всего, темная. Если она управляла и хозяйством, и делом семейным, то мужиков, скорее всего, на исполнение желаний разменяла – как своих подопечных. Сейчас бы глянуть, да боюсь упасть лицом на несвежую скатерть.» Сил по-прежнему было маловато.

– Все говорила, что грешница она и грехи свои отмывает тем, что помогает каждому, кто попросит, если помощь та на пользу, – словно читая его мысли, продолжала Ганна.

«То, что она денег не брала, еще не значит, что не брала ничего другого, но вот грешниками темные себя называть, конечно, не любят.»

Как бы то ни было, история становилась все интереснее. Максим слушал с удовольствием.

Шинкарка доживала жизнь в доме своей сестры Ксении Львовны. И стоило той выйти замуж, начала просить сестру родить девочку. Но кто же выбирает? У Ксении тоже – два сына. Ганна уговорила ее взять приютскую девочку. Дело после войны как раз было, сироток осталось море. Супруги выбрали маленькую цыганочку – милую, смышленую. Но муж Ксении был военным, в чинах, и на него надавили, мол, для людей с «секретностью» подобное решение недопустимо. Девочку пришлось отдать.

– Старший сын Ксении Львовны, мой папа, женился, но более десяти лет у них с мамой не было детей, – рассказывала девушка, уже с ощутимой грустью в голосе. – Сначала просто не получалось, потом мертвые рождались детки… Надо сказать, что обе мои бабушки были врачами. Ксения Львовна после войны устроилась в абортарий – и в той же больнице, только в родовом отделении, работала Людмила Викторовна, мамина мама. Они детей и познакомили. Но после очередного горя семейные застолья начали доходить до ссор от разговоров, что род не продолжается из-за того, что бог наказывает за аборты. Чего только не делали, кому только не молились – и наконец родился брат. А потом и у второго сына, моего дяди, тоже мальчик.

«Чего же такого твоя бабка умела, что передать могла только девочке? И кому она так досадила, что наследницу в род не пускали?» – мысленно рассуждал Максим, воспринимая эту историю почти как детективный сюжет, манящий своей загадкой. Он знал, что чаще всего колдовской инструментарий не зависит от пола, но существуют редкие знания, которые использовать могут, например, только женщины. И если умения совершенно особенные и намерение сохранить их очень сильное, то умершая колдунья будет еще много лет вокруг семьи виться без возможности уйти окончательно, пока силу не передаст. А вот то, что девочки не рождались, значило, что либо шинкарка сама нагрешила где-то, либо кто-то другой очень хотел эту передачу получить. Хотя предположений может быть много, а правда одна. И она Максиму пока оставалась недоступной.

– Полагаю, что чудо все-таки произошло и девочка в роду появилась? – улыбнулся он, вглядываясь в светло-голубые глаза.

– Да, – смущенно ответила Ганна. – После меня дети буквально дождем посыпались, и девочки в том числе. Жаль, что бабушка не застала уже этого. Рано ушла. Так-то у нас в семье женщины обычно долгожители.

«Кто бы сомневался.»

– Они с дедом всю войну прошли, Ксения Львовна ранена была сильно однажды, с тех пор здоровьем не отличалась. Папа до сих пор вспоминает, как бабушка сокрушалась: «Второе поколение сплошные штанишки, а хоть бы один бантик!». Ну, носить имя давно мертвой хозяйки пивнушки, конечно, заслуга сомнительная, но зато вот какую захватывающую историю можно рассказать. – Она взглянула на часы. – Сорок минут я вещала, а ты даже чай не выпил, так внимательно слушал, я даже удивлена.

Колдун посмотрел на давно остывший чай и усмехнулся.

– Да, история и впрямь интересная. Ну и не каждое знакомство с девушкой начинается с изучения генеалогического древа.

Ганна весело рассмеялась, встревожив начинающую засыпать работницу вагона ресторана, а Максим пожурил себя за откровенное кокетство, да еще и с потенциальной темной.

– Ну теперь твоя очередь рассказать что-нибудь о себе.

– Сожалею, но моя биография не столь захватывающая, – ответил он. Вот в семьях его клиентов случалось и не такое, рассказывать можно было бы до утра… – Отец был инженером, мама учителем истории.

– А кем ты работаешь?

– Я психолог, – Максим действительно имел диплом психолога в качестве второго высшего и многие клиенты полагали, что работают именно с психологом. Однако часть их проблем решалась немного иными методами.

– Теперь понятно, почему не можешь спокойно спать, когда рядом кто-то плачет. Профдеформация? – На этот раз настала его очередь смеяться. Ганна игриво подмигнула и продолжила: – Правда ли, что не очень хорошо, когда тебя называют в честь кого-то? Я слышала что-то такое.

– Правда. Иногда приходится донашивать очень неудобные чужие портки. Но если что, я после полуночи не принимаю!

– Нет, нет! Ты не подумай, что я решила выплакаться тебе, воспользовавшись случаем! – Девушка раскраснелась. – В моих бедах психолог не поможет, нужна более серьезная артиллерия.

– И что же ты понимаешь под более серьезной артиллерией? Таблетки?

– Нет… – Ганна смутилась еще сильнее и занервничала. – Я пока не знаю, как говорить об этом даже с самой собой, с кем-то другим тем более. Так что никакого сеанса, Максим.

То ли от того, что она назвала его по имени, то ли от столь уверенного обрыва разговора, но по спине его пробежал легкий холодок.

– Знаешь, что коллекционируют психологи? – перешел он на другую тему. Девушка помотала головой и приготовилась слушать. – Человеческий опыт. Сейчас, в наш информационный век, мы имеем доступ, казалось бы, ко всему возможному опыту. На самом деле в океане сведений мы его теряем. Еще каких-то сто лет назад у людей было куда больше проблем и при этом гораздо меньше способов их решения. Я коллекционирую живой опыт решения проблем, идущий изнутри, из сердца. Жаль, я не знаю, что заставило твою бабушку считать себя грешницей и начать творить добрые дела. Но вот эти моменты трансформации, истории о том, как люди проходили через них, – настоящие жемчужины для моей коллекции. Благодаря им я лучше понимаю людей и у меня появляется больше возможностей помогать им.

– Очень жаль, что я тоже ничего не знаю. Но от твоих слов у меня аж мурашки по спине бегут. Если хочешь, я расспрошу при случае отца про Ганну.

– Хочу.

– А я хочу дать тебе немного поспать. Наверное, тебе тоже завтра на работу?

– Мне как раз нет. Но твое «тоже» – вполне понятный намек.

До Москвы оставалось около четырех часов. Максим поднялся и пошел расплачиваться с сотрудницей вагона-ресторана.

Когда поезд подъезжал к вокзалу, перед их купе возникла женщина с огромным чемоданом, которая явно нуждалась в помощи. Худенькая даже в дутой куртке, Ганна с шапкой в руках легко просочилась в коридор и Максим еле успел поймать ее за капюшон.

– Не вздумай убегать, пока у меня нет твоего телефона!

Девушка хихикнула и кивнула.

Благополучно вытащив неприподъемный чемодан на перрон и освободившись от ноши, колдун нашел глазами свою новую знакомую. Морозное утро ослепляло ярким солнцем, и она наблюдала за возней с чужим багажом, жмурясь и прикрываясь ладонью, как козырьком. Когда Максим приблизился, она достала из кармана телефон и, улыбаясь, протянула ему. Парень хмыкнул, набрал свой номер, и, сделав дозвон, вернул хозяйке.

– Тебе куда?

– Мне на проспект Мира.

– А мне на Бауманскую.

Они помахали друг другу, и Максим отчетливо понял, что девушка – наверняка потенциальная колдунья, но не открытая, значит, точно не темная. Это вызвало в сердце волну радостного облегчения. А дальше каждый из них пошел в свою сторону.

* * *

Максим проснулся к вечеру. Приготовил кофе по семейному рецепту – со специями, медом и бальзамом из восьми трав – и залез на широкий подоконник кухонного окна. Можно сказать, это была его «пещера», его место силы. Здесь, закинув ноги на откос оконного проема, поглядывая с четвертого этажа на вечно спешащих по своим делам прохожих, он пребывал в покое внутри себя, путешествовал по бесконечному лабиринту мыслей, строил планы, реже – работал. Тепло чашки в руках, запах кофе с пряными нотками и приятная тишина наполняли его силами и создавали ощущение уюта. И в этот уют как-то сам собой пробрался образ Ганны. Кажется, первой была мысль о том, что он мог бы приготовить для нее кофе, способный прогнать любые печали. Хотя какая разница, какая именно мысль была первой? Главное, что в его голове голубоглазая девушка с растрепавшимися светлыми прядями снова и снова оказывалась рядом, на том самом подоконнике, где он привык сидеть один. Максим так давно не испытывал этого сладкого эмоционального коктейля, что происходящее его даже забавляло. Нужно будет спросить у Катерины, как выглядела девушка, которую она видела в нитях следствий. Если это Ганна, то история случайного знакомства обещает быть нескучной.

Допив кофе, колдун нашел ее в «Телеграме» и усмехнулся нику «Папкин самурай». Не придумав ничего лучше, он спросил, как настроение, какое-то время подождал ответа, а не дождавшись, ушел работать в лабораторию. Этим громким словом он называл бывшую кладовую, которая из-за высоты потолка, типичной для «сталинки», напоминала скорее просторную шахту лифта. Личный кабинет являлся одним из его любимых творений. На полтора метра от потолка все четыре стены занимали полочки и ящички. Прикрепленные к ним аккуратные таблички указывали на темы книг или содержимое ящиков, его актуальное количество, даты сбора трав и прочие тонкости. То, что использовалось чаще, располагалось на нижнем ярусе, до которого можно было дотянуться с пола. Остальное доставалось с небольшой деревянной этажерки-табуретки. Над письменным столом висела картина с лесным озером в небрежно «позолоченной» раме и два гибких светильника: один заливал теплым светом разложенные бумаги и письменные принадлежности в стакане, а другой, направленный вверх, создавал на потолке расплывчатый световой круг.

На этих полках чего только не хранилось: опасное, старинное, незаконное, дорогое, редкое… Его персональная сокровищница – поэтому все углы и стены были жестко размечены так, что ни один колдун в здравом уме сюда не сунулся бы. А для обычных людей и без того неприметную дверь закрывало пятно невидимости. Не то чтобы ее и правда нельзя было увидеть, но внимание на ней не фокусировалось, пропускало, как нечто незначительное. Между тем небольшой с виду замок был посерьезнее установленного на входную дверь. Ключ от своей лаборатории Максим всегда носил на цепочке на шее.

Он вспомнил, что давно хотел приготовить самое вкусное в мире печенье. Очень редко, но все же приходилось угощать им особо недоверчивых и напряженных клиентов. Можно было, конечно, кормить их экстази, но это накладно, опасно, не так эффективно и влечет кучу неприятных побочек со стороны нервной системы. Правда, порошок абора вызывал гораздо более сильную зависимость… поэтому Максим готовил его редко и сам без необходимости не использовал. Конечно, принимать его можно как угодно, но колдуну этот похожий на орехи и карамель аромат казался просто идеальной добавкой к песочному печенью. К тому же сейчас угостить клиента невинной сладостью куда проще, чем заставить, например, выпить бокал вина. Колдуньи веками подсыпали в вино абора, чтобы сводить кавалеров с ума или выведывать тайны.

Этот эйфоретик – среди прочих эффектов, направленных на увеличение чувствительности, – настолько усиливал и без того отличный вкус печенья, что обычно люди просто стонали от удовольствия, поедая его. Максим достал нужные записи, перечитал состав, высчитал пропорцию и отмерил на аптекарских весах все необходимое. Никто бы не назвал его старомодным, ни по внешнему виду, ни по обстановке квартиры. Однако ему нравилось ощущение увесистого каменного пестика в руке и звучание резных медных бортиков прабабушкиной ступки. И наверняка он достаточно колоритно смотрелся во всех своих колдовских бдениях. Как и сейчас, когда глубоко за полночь, в переднике под орущий из колонок тяжелячок десятилетней выдержки раскатывал на кухонном столе тесто, чтобы потом нарезать из него крохотных звездочек и сердечек металлическими формами.

Ближе к двум часам ночи зазвонил телефон – бесшумно, Максим умышленно отключил звук, чтобы проверить, когда начнет возвращаться чуйка. Он пронесся вниманием к звонившему и поморщился, увидев лежащего в ванне Дэнчика, но вызов принял. Услышанное «алло», приторно довольное и радостное, означало, что тот вполне сознательно решил набрать ему из ванны.

– Я тебе в следующий раз из сортира позвоню! – вместо приветствия выкрикнул Максим.

– Да хоть откуда, Максюш! Я думал, ты примёр уже! Сколько дней вообще тебя не цифрую, да и сейчас как-то неуверенно…

– Вымотался очень. В себя прихожу.

– Изъездила тебя тетя Варя? – со смешком спросил Дэн.

– Я бы выбрал другое слово, но можно и так сказать.

– Ага, помнишь, значит, где был.

– Да ну, ты прикалываешься?! Я же не твои банкиры, чтобы всякие хлопушки мне в воспоминания засовывать!

– Кстати, о моих банкирах! У тебя в среду встреча. И еще пара приятных барышень просятся.

– От кого они?

– Ох, Максюш, если ты даже этого посмотреть не можешь, то давай лучше отложим. Отдохни… Прими ванну… – Колдун почувствовал, как Дэнчик еле сдерживает смех, и снова получил картинку со своим приятелем в радужных пузырях.

– Ну все, хрена тебе, а не печеньку, чтобы на вечеринку сходить!

– Э-эй, ты чего, моих любимых печенек напек?! Погоди-и!!!

– Наберу, как буду готов работать, – ответил он, перекрикивая усиливающийся эмоциональный выхлоп Дэнчика, и повесил трубку. Теперь приторно довольное лицо было у него самого. Этот проныра Родину продаст за его печенье.

…Максим снова проспал до обеда, зато наконец-то почувствовал себя действительно бодрым, хотя, возможно, часть воодушевления вызвало сообщение Ганны.

«Теперь уже лучше», – ответила девушка. И ему очень хотелось записать это «теперь» на свой счет.

«А теперь?» – написал он и занялся приготовлением «обевтрока». Это придуманное Настенькой слово плотно вошло в его речь с тех пор, как вечно вскакивающая спозаранку девушка подписывала ему коробочки с едой перед тем, как убежать на работу. Подобная чрезмерная забота его раздражала, но само слово нравилось…

Переделав большую часть запланированных дел в лаборатории, но так и не получив ответа, Максим приуныл. Усевшись на любимый подоконник, он снял с шеи амулет с волосами Катерины и потянулся сознанием в заснеженное Сияние.

– Так быстро соскучился по мне, галчонок?! Не ожидала! – радостно, но с издевкой защебетала колдунья. – Поздравляю тебя, наследничек! Ты теперь в каком-то смысле мне братик.

Ее образ толком не оформился, но интонации считывались вполне конкретно.

– Если бы не отказалась от материнского рода, то да.

– Да даже если бы и был братиком, то все равно нам можно… Хотя ты явно не за этим пришел. Силенок у тебя пока маловато для веселья. Или ты, светленький, настолько светленький, что будешь после той ночки навещать меня как настоящий джентльмен? А я ведь тебе даже на жалость не давила!

– Извини, но, похоже, не настолько светленький.

– За нитями, что ли? Неужели ты такой любопытный? Или стряслось чего?

– Можешь показать девушку, которую ты видела?

– Галчонок, тут еще постелька твоя не остыла, а ты уж в другую влюбился?

Максим буквально физически почувствовал, как Катерина лезет к нему смотреть эмоциональный фон и, кажется, даже нити причин, но они у него, конечно, были закрыты наглухо.

– Полегче, дорогая! – возразил он, буквально отбрасывая колдунью назад.

– Значит, посмотреть, как мы будем втроем трахаться, – это нормально, а как вы познакомились – уже слишком?! Слышал чего-нибудь про двойные стандарты, светленький?

Пришлось признать, что он действительно ведет себя нечестно. Конечно, не сам факт знакомства хотелось оставить делом только двоих, а испытанные ими чувства. Но с чего он взял, что у самой Катерины вообще нет и не будет никаких чувств? И колдун нехотя отправил ей кусочек образа: Ганна сидит напротив в вагоне-ресторане и гоняет ложечкой дольку лимона в стакане с чаем, подбирая слова, чтобы продолжить рассказ.

– Да, это она… – промурлыкала колдунья, а потом на пару мгновений утопила Максима в эпизоде их будущей любви. Стаи мурашек буквально втоптали его в подоконник. Переживая реалистичную иллюзию от лица Катерины, он будто сам только что впервые поцеловал Ганну – и это было слишком горячо для первого поцелуя. Да и для второго тоже. Вряд ли он вообще умел так целоваться. И Максима даже не смутило, что он сам не попал в кадр этого кино для взрослых.

– Нихрена себе… – отозвался парень после долгой паузы. – Надо брать… Я даже, кажется, ревную, только еще не понял кого, к кому…

Катерина залилась смехом.

– Ну что, когда ждать вас в гости?

– Не будь такой сучкой, дорогуша, мы с ней еще даже не целовались! Хотя теперь я уже не уверен в этом…

– Ладно, оставлю тебя наедине с твоими мыслями, если ты понимаешь, о чем я, – веселилась колдунья.

Решение было правильным, ибо не успевшие восстановиться даже наполовину ресурсы снова начали иссякать. Звякнул телефон. Максим надел амулет обратно на шею, встал с подоконника и застыл. Погодите-погодите! Осколки показанного воспоминания продолжали калейдоскопом кружить в голове и колдун неожиданно понял, что нити следствий Настеньки, которые он смотрел при Варваре Ивановне, обрушивались на него статичными картинками, слайдами, будто снятыми спрятавшимся фотографом. Не передавали ни боли от удара темнокожего парня, ни волнения от романтических сцен. Здесь же все казалось настоящим, словно Катерина действительно уже целовала его новую знакомую, горя желанием, ощущала тепло кожи и густоту волос, запуская в них пальцы. Это значило, что либо колдунья смотрит нити на совершенно другом уровне, либо каким-то образом дурит его…

«Дела идут все более странно…» – прочитал он долгожданный ответ на экране телефона и подумал, что это очень точно описывает его актуальное умонастроение.

«Не хочешь рассказать поподробнее за чашечкой кофе? Например, завтра», – перешел он в наступление.

На этот раз девушка ответила сразу.

«Иногда случайности складываются в такую беспощадную закономерность, что сложно понять, кто именно сумасшедший. И хуже того, кто друг, а кто враг…»

Он попытался считать ее состояние – и аж съежился от донесшихся страха и смятения. Но самое неприятное, что он чувствовал каким-то образом свою причастность к происходящему.

«Прошу, расскажи, что произошло!»

«Когда люди спрашивают „Веришь ли ты в чудеса?“, они всегда имеют в виду что-то хорошее. Но чудеса бывают разные… Максим, ты веришь в чудеса? Те, другие чудеса? Неслучайные случайности, которым нет логического объяснения.»

Как жаль, что сейчас они не сидят друг напротив друга на этой кухне. Он наверняка мог бы дать ответы на тысячу терзающих ее вопросов. Но дело явно было не только в том, что неоткрытая колдунья беззащитна перед собственной спонтанно проявляющейся силой.

«Больше, чем ты можешь себе представить. Что произошло? Я чувствую, что это как-то связано со мной.»

«Я давно никому не рассказывала ту историю. Несколько лет. Даже не знаю, почему я вдруг решила выложить ее тебе. Сегодня мне позвонила незнакомая женщина и сообщила, что знает, почему сестра моей бабушки хотела именно девочку. И какова была цена моего рождения.» От прочитанного телефон чуть не выпал у него из рук. «Она тоже предлагает встретиться завтра. И это лишь очередная странная случайность из длинной череды событий, которые пока никого не сделали счастливым.»

Максиму хотелось закричать. Ему не хватало сил пройти дальше, но он чувствовал темных. Они будто окружили ее. Но что он мог ей сказать? Как объяснить, предупредить?

«Я чувствую, что ты напугана.» Он старался как можно аккуратнее подбирать слова, оставаясь предельно искренним. Надеялся, что она считает это намерение. «Но практически ничего о тебе не зная, я ощущаю себя слепым. Мне хочется просить тебя быть предельно осторожной и вместе с тем я готов выехать к тебе на встречу прямо сейчас, если ты пожелаешь.»

Ответа снова не было мучительно долго. Молодой человек начал припоминать, почему он не любитель заводить отношения.

«Не стоит, – наконец написала Ганна. – Зря я вообще все это вывалила. Давай лучше встретимся, когда речь пойдет действительно о кофе.»

Максим стиснул зубы. Конечно, кто он такой, чтобы давить на нее? Но вместе с тем, зная то, что он знает, как отпустить ее к какой-то внезапно возникшей темной? Свежий пример Катерины стоял у него перед глазами. Не повторит ли девушка ее судьбу?!

«Не имею морального права использовать капслок, хотя здесь он уместен. Мне это не нравится! Я за тебя беспокоюсь! Прошу, позволь пойти на эту встречу с тобой!»

«Нет, Максим, я думаю, это странная идея.»

«Не более странная, чем вся эта история!»

Ганна помедлила, а потом отправила ответ, который сошел бы за хорошую пощечину.

«Что именно в слове „нет“ тебе непонятно?!»

Колдун с бессильной злостью швырнул телефон на кровать, прошелся по комнате и, взревев, ударил обоими кулаками по столу. В этот момент невидимая пасть горина, управляемая гневом, вырвалась из его груди и хватанула зубами прямоугольную вазу из толстого темно-синего стекла. Осколки разлетелись во все стороны так, будто хозяин швырнул ее об стену. Даже не думая все это собирать, Максим отправился в свой кабинет и достал спрятанную там на черный день пачку сигарет. Борясь с головокружением (которое неизбежно обрушивается на тех, кто курит изредка) и наблюдая, как вытяжка жадно пожирает дым, колдун снова вспомнил слова Варвары Ивановны о холодной голове и о том, что он толком не знал боли. За последние пару дней они всплывали в голове слишком часто… и с каждым разом задевали все сильнее. Потому что ударили точно в цель. Максим действительно не отличался эмоциональностью. Точнее, он был знаком, пожалуй, со всем известным человечеству спектром эмоций, но редко надолго проваливался в переживания и почти всегда мог заставить себя не подать виду или переключиться на что-то более полезное. В непродолжительные периоды их с Настенькой попыток построить отношения девушка частенько намекала, что у ее парня эмоциональный диапазон меньше, чем у микроволновки, и рассуждала о том, какая он вообще форма жизни. Долгое время Максим искренне не видел в этом проблемы, наоборот, некоторая черствость позволяла браться за столь тяжелые истории, от которых многие отказывались. Однако, стараясь тратить силы на пресловутое «более полезное», со временем колдун начал ощущать парадоксальную бессмысленность своего существования. Пожалуй, с того самого момента, когда впервые использовал слово «существование» относительно полностью соответствующей его желаниям жизни. Просто эти желания были столь же короткими и послушными, как и эмоции. Из них произрастали удобные вещи, немногочисленные люди и небольшие дела. Только вот ни цели, ни смысла жизни так и не выросло. Иногда ему казалось, что он сам словно сужается, иссыхает. Тогда тот, что командует в голове, растерянно замолкал или сразу переключался на работу. Ведь лишь в работу Максим включался всем сердцем. Не только потому, что многие шли с проблемами, для решения которых уже испробовали все и готовы были впасть в отчаяние. И не потому, что Максим понимал, что откровенно сильнее и опытнее других колдунов, поэтому имеет больше возможностей реально помогать людям, а не прикладывать подорожник там, где нужна операция. Он просто не мог поступать иначе. Каждая чужая судьба, каждая проблема словно становилась его собственной историей. И нити следствий были нужны ему исключительно как более эффективный инструмент помощи другим, ибо разобраться с причинами часто бывало недостаточно. Конечно, далеко не всем клиентам требовалась помощь в беде. Некоторые шли воплощать желания, продиктованные жадностью, трусостью или банальной ленью. Отличал одних от других неустанно дежурящий в сердце колдуна внутренний судья, размахивающий каким-то своим личным кодексом. И именно он заставлял несколько часов подряд отговаривать одного клиента от задуманного, не требуя денег, и жестко отказывать другому, не объясняя причин. Этот судья, пожалуй, и являлся наиболее… живой частью личности Максима. И сейчас он барабанил изнутри кулаками по ребрам, требуя сделать хоть что-то. Но что?!

* * *

С утра Максим проснулся примерно в том же расположении духа, в каком пытался заснуть вчера. Чтобы хоть как-то переключиться, парень практически вылизал квартиру, сходил в бассейн и даже напросился в гости к Настеньке, чтобы начать отговаривать от поездки во Францию. Она, конечно, безоговорочно доверяла советам старого друга, но сегодня пришлось влить в нее полбутылки вина, прежде чем девушка смогла хотя бы допустить мысль, что в Москве можно жить счастливее, чем в Париже. В своих мечтах она уже жевала круассаны на завтрак, роняя крошки на лэптоп. Однако покидал он Настенькино столичное гнездышко, богато обставленное в духе романтизма, с четким ощущением, что процедуру придется повторить.

Как бы то ни было, этот атомный реактор на ножках всегда служил отличным антидепрессантом, и Максим ехал домой уже в более-менее приличном настроении. Начавшее покрывать город предновогоднее убранство подмигивало огнями в такт музыке, плывущей по салону автомобиля. Молодой человек раздумывал над тем, чего бы такого невинного написать Ганне после вчерашней дискуссии. Впрочем, любой контакт сойдет, чтобы почувствовать, изменилось ли что-то после встречи с той странной женщиной.

Время было позднее и людей на улицах осталось немного, поэтому бегущие впереди по тротуару сразу бросились в глаза – мужчина и женщина догоняли девушку. Он начал притормаживать, пытаясь понять, не нужно ли вмешаться. Фонило от них крайне неприятно. Когда Максим почти поравнялся со этой троицей, мужчина выбросил руку вперед, но не ударил. Может, кинул что-то незаметное в темноте? Удирающая со всех сил девушка как подкошенная упала на спрессованный до состояния льда сугроб обочины и съехала вниз, на дорогу. Максим ударил по тормозам и выскочил из машины. Двое догонявших помешкали секунду, бросились в ближайший двор и скрылись из виду.

Девушка лежала на боку, не двигаясь. Светлые волосы упали на лицо, разметались по асфальту, впитывая дорожную грязь. Молодой человек поспешно повернул пострадавшую на спину и отпрянул. Во-первых, перед ним лежала Ганна. А во-вторых, даже небольшого прикосновения было достаточно, чтобы почувствовать, каким мощным заклинанием ее вырубили. Парень рефлекторно глянул на арку, в которую сбежала странная парочка, но те наверняка были уже далеко. Максим поспешно открыл заднюю дверцу машины и аккуратно уложил на сидение свою неожиданную находку. Включив свет, он внимательно осмотрел голову и спину Ганны. Никаких внешних повреждений не обнаружилось. Между тем парень чувствовал, как сильнейшее колдовство въедалось в нее – тяжелое, цепкое, совершенно точно прямо сейчас разрушающее что-то важное.

– Вот тебе и бабкино наследство… – процедил он сквозь зубы, разметил машину и себя знаками пониженного внимания и погнал к дому.

Максим понимал, как неоднозначно выглядит с девушкой, висящей на его плече вниз головой, но надеялся, что если кто на него и глянет, то подумает, что трупы обычно тащат из дома, а не в дом. Спишут на спасение перебравшей подружки. Может, даже посочувствуют – каково ей будет с утра!.. А с утра ей наверняка будет не очень, только вот пока неясно, из-за чего именно.

Ему раньше никогда не приходилось иметь дело с барышнями в отключке. Выяснилось, что это сложнее, чем кажется. Совершенно безвольное тело Ганны было непослушным, а гравитация словно действовала на него в два раза сильнее. Устроив на кровати пострадавшую, он кое-как снял пальто и сапоги, а потом попробовал аккуратно рассмотреть воздействующее на нее колдовство. Было похоже на мощную «хлопушку» – прикрепляемое к человеку отложенное воздействие, вступающее в силу при соблюдении определенных условий. Любили, например, колдушки мужьям в штаны засовывать и привязывать ниточку к супружеской измене. Очень эффективно. Но на что она сработала здесь, разобраться, пока девушка без сознания, было слишком сложно, а что прямо сейчас уничтожалось в ней – тем более.

Максим попытался купировать действие заклинания, но вынужден был признать, что создал его профессионал высокого уровня. С какой стороны ни подбирайся, стояли защиты или наслаивались еще какие-то конструкции, с которыми ему не доводилось сталкиваться раньше. Единственное, что удалось, – ускорить процесс распада колдовства, что должно было повлиять на скорость пробуждения. Только все равно оставалось неясно, час она еще так проваляется или, например, трое суток. Продолжая перебирать в голове варианты того, чем помочь, парень аккуратно стер грязь с лица и волос Ганны мокрым кухонным полотенцем. Отнес в коридор верхнюю одежду и обувь. Взял с подоконника любимый плед и накрыл девушку, хоть и понимал, что, скорее всего, та сейчас ничего не чувствует. А потом лег рядом и еще долго просто смотрел в красивое лицо, думая о том, каким странным способом исполнилось желание оказаться сегодня с ней рядом. Максим несколько раз ненадолго засыпал, но быстро просыпался и снова проверял состояние своей гостьи – до тех пор, пока не обнаружил, что та уже спит по-настоящему. Лицо Ганны стало совсем другим, его украсили умиротворенное забытье и еле заметный румянец.

Около одиннадцати утра он шепотом позвал ее по имени и девушка тут же открыла глаза. Она секунду смотрела в потолок, потом нахмурилась. А еще через мгновение буквально впилась голубыми глазами в Максима.

– Что происходит? – спросила та, явно сдерживая множество разных эмоций.

– С добрым утром! – стараясь сохранить спокойствие, улыбнулся парень, до сих пор не решивший, как объяснять произошедшее. – Я как раз хотел задать тебе тот же вопрос, но пришлось подождать, пока ты оклемаешься.

– В смысле?

– В прямом! Ты в отключке со вчерашнего вечера.

– А что было вчера вечером? – ее взгляд становился все более встревоженным.

– Когда я возвращался домой, то увидел, что по улице бегут трое. Мужчина и женщина догоняли кого-то. И этот кто-то неожиданно свалился без чувств практически мне под колеса. Представляешь, как я удивился, обнаружив, что это ты? Вместо «удивился» должно быть гораздо менее цензурное слово, но в помещении дамы.

– Мужчина и женщина? Гнались за мной? Зачем? – Девушка села на кровати и растерянно осмотрела себя. – Ничего не помню… Я что, головой ударилась?

– Вроде нет. Я очень внимательно осмотрел тебя.

– Даже не знаю, что сказать… – пожала она плечами. – А я вообще где?

– У меня дома. Добро пожаловать, – усмехнулся он.

– С ума сойти… Вот бы не подумала, вчера прощаясь на вокзале, что сегодня проснусь в твоей постели. Хорошо хоть одетой. – И она снова осмотрела себя с явным сомнением.

Теперь нахмурился Максим.

– Что значит «вчера»?

– И одета я была по-другому, – пробормотала гостья, глядя на свои руки. – У меня вообще не было с собой этой рубашки.

– Ганна! – перебил ее парень. – Какой, ты думаешь, сегодня день недели?

– Понедельник, ой, то есть уже вторник…

– Проблема в том, что сегодня четверг. У тебя не один день выпал из памяти, а три… Очень важных три дня…

Эта фраза для нее и для него значила разное. Максиму стало понятно, что именно разрушалось заклинанием – он готов был спорить, что «хлопушка» замела следы встречи с той загадочной женщиной. Ганну же эта информация просто раздавила. Она буквально вжала голову в плечи, в глазах запульсировали страх и непонимание. Максим, видя, как девушка съеживается, обхватывая себя руками, поспешил сгрести ее в охапку, усадил к себе на колени и попытался войти в эмоциональное поле, чтобы немного выровнять амплитуду переживаний.

– Тихо, тихо… Не волнуйся! Мы во всем разберемся! – шептал он, гладя невольную гостью по плечам и светлым волосам. Да только, ощущая грохот ее сердца, замечая, как дрожат тонкие пальцы, сам был далек от спокойствия. Конечно, Максим не мог остаться равнодушным к переживаниям девушки, но для него, имевшего много козырей в рукаве, к волнению за Ганну примешивалось еще пьянящее ощущение близости и какой-то особенной силы, обретающей смысл на фоне беззащитности и хрупкости девушки.

Гостья наконец чуть высвободилась, чтобы заглянуть колдуну в лицо. Ее яркий взгляд снова казался проникающим в самое сердце.

– Скажи, ты вообще кто? – прошептала она.

– В этой истории – еще не знаю. Потому что до сих пор не знаю саму историю. Очевидно, хотим мы этого или нет, мне отведена в ней некая роль. Но чтобы не забивать себе голову вопросами, ответы на которые мы, скорее всего, получим не скоро, давай сойдемся на том, что я кто-то вроде рыцаря со своим кодексом чести и личными интересами в нагрузку. Я бы в любом случае не смог пройти мимо лежащей без сознания женщины, но быть спасителем гораздо приятнее, когда спасаемая так мила.

Ганна тут же в смущении отвела глаза. О, эти непостижимые женщины! Мир будет рушиться, но комплимент действует безотказно! От единственного сказанного слова эндорфины мгновенно начинают разъедать страх и недоверие. Да, осознанная манипуляция, но без доверия и некоторой расслабленности девушки вообще не удастся ничего выяснить.

– Вчера я предлагал попить вместе кофе. Но ты довольно жестко меня отшила. Может быть, сегодня повезет?

– Да не может такого быть! – ответила она уже куда более спокойно и слезла с его коленей. – Я была бы рада…

– Тем не менее у меня есть доказательства в телефоне. Точно! В телефоне! – Он вскочил с кровати и бросился в коридор за ее сумкой. – Ты не пошла со мной пить кофе, потому что собиралась встретиться с какой-то странной женщиной, обещавшей объяснить, почему сестра твоей бабушки так ждала рождения девочки и почему она никак не рождалась, – в спешке начал объяснять он. – Память ты потеряла, а телефон, надеюсь, нет, может, еще кому-то писала и рассказывала подробнее.

Девушка выловила из сумки телефон, но тот, похоже, давно сел. Максим выдал ей зарядник, поставил вместительную турку на плиту и, взяв с Ганны клятвенное обещание следить за кофе и никаким женщинам без него не звонить, убежал в душ. Вернувшись через пять минут в свежей майке, с блестящими от пришедших в голову идей глазами, он обнаружил гостью на своем подоконнике.

– Твое любимое местечко? – с игривой ноткой спросила она, поймав его взгляд. – Вообще бы отсюда не слезала!

«Еще бы, – подумал он. – Можно смело считать этот подоконник энергетическим санаторием.» А вслух ответил:

– И не слезай!

Максим сходил в свою потайную комнату, выбрал тонизирующую настойку, вытащил из ящика моток толстой алой нити и прихватил пару небольших печенек – в форме звезды и полумесяца. На кухне он разлил кофе по кружкам, добавил по чайной ложке ароматного темно-коричневого бальзама в каждую и уселся рядом с Ганной на край подоконника так, чтобы слегка касаться плечами.

Она приняла чашку, попробовала и какое-то время вдыхала аромат, неподвижно, закрыв глаза. Неожиданное в контексте происходящего умиротворение, уже почти дотягивающее до счастья, заполнило девушку целиком и начало разливаться по кухне, впитываясь в Максима.

– Ты волшебник? – тихо спросила она, повернувшись к нему.

– Да, – с улыбкой ответил Максим. И на секунду задумался, что сам не знает, почему давно не пытается никому ничего объяснять. Даже Настенька не знала всей правды, хотя, конечно, с неординарными способностями и увлечениями своего старого друга сталкивалась не раз.

– Добрый?

– А ты как думаешь?

– Хочу думать, что добрый.

– Значит, добрый.

– А ключик на шее от чего? – Она протянула руку и провела пальчиком по поверхности ключа, который он в спешке забыл спрятать под майку. – От сердца?

– От комнаты с волшебством, – подыграл он. – Но можешь быть уверена: женщина, которая в нее войдет, должна очень прочно обосноваться в моем сердце. – И колдун спрятал цепочку под одежду. – Что там в телефоне?

– Последний звонок от некой Ларисы, которую я, конечно же, не помню. Никому, кроме тебя, я о ней не писала. Может, просто позвонить сейчас этой Ларисе?

– Не похоже, что эти люди бежали за тобой отдать оброненную перчатку. И что если Лариса – одна из них? Что она может сказать тебе? В лучшем случае предложит снова встретиться, а в худшем солжет, чтобы запутать, обнаружив, что ты ничего не помнишь.

– Что же тогда делать? Нужно же как-то разобраться в этой истории.

– Разберемся. Дашь мне ее номер, я попробую узнать, кто она такая, через своих знакомых.

Покончив с кофе, Ганна слезла с подоконника, чтобы позвонить на работу и сообщить, что приболела.

– Похоже, встреча была довольно поздно, – сказала она, повесив трубку. – Коллега утверждает, что я уходила последней. Мистика, – всплеснула руками девушка. – Хоть к гадалке иди…

– Обойдемся без гадалки. Я тоже кое-чего умею. Смотри! – Он засунул руку в карман, зажал между пальцами уголок печенья, потом показал Ганне пустую ладонь, а затем, махнув рукой, подбросил крошечную звездочку вверх и ловко поймал ее. Фокус удался, зрительница улыбалась. – Это самое вкусное в мире печенье. Я не шучу. И не умоляй меня потом отдать тебе свое, слышишь?

Девушка смеялась, но лишь до тех пор, пока маленькая сладкая звездочка не оказалась у нее во рту – тут Ганна застонала от удовольствия.

– Это что за наркота?! – пробормотала она, жуя печенье.

Максим, довольно ухмыляясь, устроился поудобнее на подоконнике, свесив ноги вниз, и откусил от своего полумесяца. На несколько мгновений вся вселенная утонула в ласкающем вкусовые рецепторы дурмане абора.

– Иди сюда, – сказал он, поймав гостью за руки и притягивая поближе. – Послушай, я могу погрузить тебя во что-то вроде гипноза, и мы сможем вместе отправиться в твои воспоминания.

– Чувствую, где-то должно быть «но». – Девушка поцокала язычком, однако не отстранялась и не высвобождала рук.

– Все верно. Есть «но». Полностью осознавая то, что происходит с тобой здесь, слыша мой голос, даже открывая глаза, ты все же не сможешь это остановить. Иными словами, тебе придется полностью мне довериться.

– Я всю ночь была в полном твоем распоряжении, Максим. Не осознавая вообще ни черта. Так что… Есть еще что-то?

Ее глаза блестели какой-то непонятной в этой ситуации хитростью. Будто и у нее водились особые секреты.

– Переживания будут довольно интересными. Назовем это близостью, причем сразу на нескольких уровнях. Тебе придется пустить меня туда, куда обычно нет доступа посторонним. Не ошибусь, если скажу, что процесс выйдет весьма интимным.

Он понимал, что даже после такого предупреждения его подопечная все равно не сможет представить, насколько интимным. При их обоюдном влечении, подпитанном печеньем с абора, самый простой способ проникнуть в нее – это погрузить в проекцию сексуального контакта. Когда эти ворота распахнуты, то остальные открываются сами собой. Тогда он проскочит во все воспоминания, как раскаленный нож в масло. Нет, он не собирался сейчас тащить девушку в койку, но если Ганна влепит ему в финале эксперимента пощечину, то он не будет удивлен.

– Ты для этого накормил меня этим замечательным печеньем?

– Поняла, но съела? – сощурился он.

– Я еще когда сообщения твои перечитала сегодня, почувствовала, что ты любитель многоходовок.

– Значит, нет? – при этом Максим чуть сильнее потянул ее к себе.

– Это значит, что мне по-прежнему интересно, что ты задумал. И близость же предполагает некое обоюдное открытие, не так ли?

– И да, и нет. Потому что пульт управления будет полностью в моих руках.

– Мне страшно, – честно призналась она, но продолжала лукаво улыбаться.

– Я знаю. И я ничего не буду делать без твоего разрешения. Ни сейчас, ни в процессе.

– Что от меня требуется? – вздохнула Ганна.

– Держи передо мной ладони.

Максим достал из кармана алую нить, сделал пару оборотов вокруг ее левого запястья и прежде, чем затянуть узел, тихо произнес:

– Представь, что это закрывающаяся дверь, пусти меня в нее, вообрази, как я проскакиваю к тебе в этот проем.

И как только он ощутил вход, затянул узел.

Тело девушки дернулось, зрачки расширились. Это состояние каждый описывает по-своему. Но чаще всего людям кажется, будто по стенам и всем окружающим предметам идет призрачная рябь, как если бы тонкий слой воды стекал сверху вниз, обволакивая и чуть искажая все вокруг.

Максим продолжал. Он оставил довольно много нити между руками и сделал несколько оборотов вокруг второго запястья.

– А теперь представь, что я жду тебя, распахнув объятья, беги ко мне навстречу через эту дверь, пока она не закрылась.

Ее импульс был оглушающе мощным, и колдун, затянув второй узел, подумал, что если такая проклянет в сердцах, то мало не покажется. А потом с удовлетворением отметил, как крепка и комфортна образовавшаяся связь. Он расставил пальцы и начал хитрым образом наматывать алую нить себе на руку. Ганна видела, что он произносит что-то, не могла разобрать ни единого слова, однако чувство, что она, будто марионетка, повисает на этих ниточках, нарастало.

– Готова? – его голос был нежным и сладким.

Девушка кивнула – и в одно мгновение некие внутренние ее струны натянулись и зазвенели. Казалось, они пронизывали все ее тело, а Максим держал их, словно вожжи. Колдун резко дернул – и те сократились, притягивая Ганну к нему. Девушка буквально рухнула в объятья, утыкаясь носом в шею и еще чуть влажные после душа пряди волос. Она даже не вскрикнула, просто схватила открытым ртом воздух от отчетливого ощущения того, как «кукловод» вошел в нее – так, как мужчина входит в женщину, притом что в реальности ничего такого не происходило. Его возбуждение, похожее на расплавленное железо, текущее по связывающим их незримым каналам, и ее собственная приятная истома перемешивались с ее страхом и непониманием.

– Близость, значит, – прошептала она ему на ухо, запуская пальцы в волосы. – Да я придушу тебя потом…

– Не сомневаюсь… – ответил Максим, и девушка застонала: ощущения усиливались. На несколько мгновений он сам потерялся в ее горячем дыхании, скользящем по шее, в нежных пальцах, блуждающих по спине и волосам. Казалось, что у каждого сейчас по четыре руки. Двумя из них они крепко обнимали друг друга, сидя на подоконнике кухни. «Лишние» же пары рук позволяли себе куда больше.

– Открой глаза! Давай открывай! А то мы так заиграемся! – Максим начал нехотя приводить в чувство свою партнершу. – Видишь, мы одетые, я тебя и пальцем не тронул.

– Всеми десятью, лгунишка! – выдохнула она, пытаясь сфокусировать взгляд и чуть отстраниться.

Колдун поднял руку так, чтобы девушка отчетливо видела ее.

– Это сегодня, – сказал он и начал медленно вращать пальцами так, что нить, соединяющая их, наматывалась на фаланги.

Обычно, даже если человек не помнит ситуацию, она все равно в целости и сохранности лежит в его подсознании. Однако вместо воспоминания в памяти девушки обнаружился такой мутный туман, что даже Максиму, опытному колдуну, стало не по себе.

– Что это? – простонала Ганна.

– Надеюсь, что это лишь то время, когда ты была в отключке. Но у меня плохие подозрения.

Он двигался дальше, но ситуация не менялась.

– Хорошо, попробуем пойти с другой стороны. Прошу, держись вниманием за эту нить и найди на ней ночь, когда мы встретились. С учетом происходящего это не будет сложно.

И внутренние слитые воедино двое вспыхнули с новой силой.

– Мне сложно соображать, когда ты так делаешь… – взмолилась Ганна, но послушно отправила их в темный покачивающийся вагон.

Колдуна опалили переживаемые ею тогда боль, страх и безысходность. Родители, старший брат, младшая сестра, еще какие-то люди отравленными иглами пронзали ее сердце.

– Прости, – прошептала она, касаясь губами его шеи, почти целуя, и вспугивая очередную стаю мурашек. – Я чувствую все, что чувствуешь ты…

– Вот и славненько. Меньше секретов, меньше проблем.

Он спустил один из оборотов нити с правой руки, и их снова окутал мутный туман пустоты.

– Вот дерьмо! – выругался он. – Капитально зачистили! Но мы попробуем кое-что еще. Послушай, Ганна, возможно, я сейчас вытащу на свет часть истории, из-за которой ты тогда плакала. Готова пустить меня в нее?

– Вероятно, ты единственный, кого я вообще готова пустить туда, – ответила девушка, и он почувствовал колючие ледяные искорки злости в ее сердце. Ухватившись за них, он тут же вытянул из памяти своей гостьи образ мужчины, светло-серые глаза которого хитро смотрели из-под слегка вьющихся седых прядей. – Он тоже колдун, как и ты, – добавила Ганна, словно в упрек.

– Я тут, значит, аккуратничаю, твою картину мира и нервишки берегу, а ты, оказывается, в курсе! – даже немного разозлился Максим. – Если бы я знал, что с тобой можно начистоту, то не пустил бы к этой ведьме на встречу ни за что! Она же темная! Кто у тебя еще вокруг из этих чертей? Можешь не отвечать, сам найду.

– Погоди, не злись, я, похоже, не настолько в теме, – жалобно проговорила та.

Колдун обозначил где-то в облаке мутного тумана Ларису и рванул ее образ вверх, ближе к полю своего внимания. Девушка вскрикнула, ощущая неприятное, на грани боли эхо во всех нервных окончаниях.

– Пожалуйста, не злись! – повторила она. – Во-первых, ты очень страшный и жесткий, когда злишься, а во-вторых, я вообще скорее в шутку это сказала, а оказалось – правда!..

– Прости, я просто немного устал, – ответил он и погрузился вниманием в цветную сетку, похожую на грибницу, тянущуюся от Ларисы вглубь воспоминаний Ганны. – Во время встречи у тебя возник ряд ассоциаций, связанных с этой женщиной. Они не пострадали от заклинания.

– Какого еще заклинания?! – взмолилась девушка, и он почувствовал, как открывающаяся ему информация сжимается от ее напряжения, будто в спазме.

– Кто-то вторгся в твое сознание, как я сейчас, и оставил там мину замедленного действия, которая вчера рванула, уничтожив все следы, с запасом.

– Твою мать! Теперь понятно, почему ты меня в больницу не повез.

– Умничка, малышка. Только давай прекращай сопротивляться, потому что копошиться в тебе насильно немного не в моих принципах, а разобраться в том, кто и зачем портит тебе жизнь, ужас как охота. Я не на тебя злюсь, просто от подобных методов зверею. Кто этот мутный тип, косящий под пожилого Христа?

– Мамин начальник. Она в него влюблена, а он всеми вертит как хочет. Волк в овечьей шкуре.

Пока Ганна рассказывала, Максим изучал цветную паутину, расходящуюся к десяткам людей, вещей и событий. Он знал, что цвета ассоциативных нитей обозначали информационную оценку со стороны субъекта. Светлые тона или яркие краски чаще всего были приятными, положительными впечатлениями, а темные – неприятными, пугающими, болезненными. Один из основных отростков тянулся к бабушке, расходясь где-то вдалеке на два – вероятно, на саму Ксению Львовну и сестру ее Ганну. На удивление темная нить шла к матери. Несколько тонких – вообще непонятно к кому, скорее всего, ассоциации с внешностью или манерой поведения.

– Можем посмотреть? – спросила девушка.

«Способная какая, – подумал он. – Даже объяснять ничего не пришлось.»

И перед ними возник образ черно-белой фотографии Ахматовой из сборника со стихами, часть которых Ганне еще в школе пришлось выучить наизусть в театральном кружке. Видимо, Лариса показалась ей похожей. От следующего же образа парень невольно прыснул. На него смотрела мультяшная Шапокляк.

– Во-первых, я никогда не замечал сходства, а оно очевидно прослеживается. А во-вторых, это же канон! – пояснил свое внезапное веселье колдун.

– Прекрасно. У нас есть ее имя, телефон и фоторобот. Что дальше?

Он коснулся вниманием практически черного ответвления и почувствовал опасение, обиду и какое-то давящее бессилие. И снова всплыл образ седовласого колдуна. Рассматривать его ближе без необходимости не хотелось. Если мужик сильный, то почувствует на раз, что кто-то его персону изучает. Если слабый, то он тут, скорее всего, ни при чем и Максим с ним позже разберется…

– Ты думаешь над тем, правда ли он связан с той женщиной или это только мои опасения?

– Да. Но на самом деле важнее понять, что же она тебе сказала. Потому что «хлопушка» могла быть оставлена очень давно и не ею даже, а сработать от каких-то Ларисиных или твоих слов и действий. Пойдем посмотрим ассоциации с бабушкой.

Но стоило начать прорисовываться образу Ксении Львовны, в голове у Максима словно что-то взорвалось и в глазах потемнело. Оба одновременно вскрикнули от боли, и Ганна снова безвольной куклой повисла у на руках своего спасителя.

– А вот это не здорово… – процедил он сквозь зубы.

* * *

Чего только Максим ни делал, но вторично сработавшая хлопушка снова безжалостно разъедала память Ганны. И почти сутки он, то и дело подходя к девушке и нежно касаясь ее, снова и снова отчитывал себя за неосторожность. Засыпая рядом, он надеялся, что та хотя бы вспомнит его имя. Но увы.

– Ты кто такой вообще?!

Это стало первым, что колдун услышал при пробуждении. А потом почувствовал, как гостья буквально выпрыгивает из его объятий.

– Этого я и боялся… – вздохнул Максим и нащупал очки, лежащие на овальном столике около кровати.

Девушка вскочила и испуганно озиралась, пытаясь понять, где находится.

– Ганна, вынужден сообщить тебе, – начал он, садясь, – что ты потеряла память. Пару раз… Поэтому немного предыстории. Во-первых, ты в Москве. Вернулась сюда из Нижнего почти неделю назад. – Глаза девушки становились все шире. – Меня зовут Максим. Мы познакомились в поезде. Чтобы у тебя появилось хотя бы немного уверенности в том, что я говорю правду, вот, держи. – Парень встал, взял с комода телефон и вручил Ганне. – Твой?

Она растерянно кивнула. Тогда он набрал ее номер на своем телефоне и сделал дозвон. На экране появилось имя «Максим рыцарь».

«Рыцарь, значит! – мысленно возмутился он. – А когда попытался тебя спасти, ты меня отбрила безапелляционно!»

Девушка посмотрела на дату и брякнулась обратно на край кровати.

Колдун вкратце рассказал о событиях последних дней, но снова и снова упирался в то, что полуправда настолько нелепа, что он и сам никогда бы в нее не поверил. Давно пора начать называть вещи своими именами…

Парень пристроился на полу напротив своей перепуганной гостьи и взял ее за плечи.

– Послушай, я несколько дней берег тебя от этой информации, оказалось, что зря. Поэтому сейчас давай начистоту. Ганна, ты понимаешь, что бабка, имя которой ты носишь, была колдуньей?

– Я предполагала, что это возможно… – неуверенно ответила та.

– А я почти уверен, потому что тоже колдун.

Девушка аж вздрогнула всем телом.

– У тебя в сознании зашита ловушка, которая срабатывает при попытке залезть в историю бабушки.

– Но почему? Зачем? – выразительные голубые глаза растерянно заморгали.

– Видишь ли, иногда люди, скажем так, с неординарными способностями умеют что-то такое, что слишком круто даже для большинства колдунов. И еще реже эти способности имеют гендерную обусловленность. Но тебе повезло на то и на другое. Иными словами, бабка твоя умела делать что-то очень необычное и передать могла только девочке в своем роду. А вот почему они никак не рождались, тут я с уверенностью не скажу. Обычно в таких историях наследники появляются довольно быстро, колдуньи легко могут об этом позаботиться. Но теперь мне все больше кажется, что наследницу просто другие колдуны не пускали, потому что хотели сами получить то, чем обладала твоя двоюродная бабушка.

– То есть… Я что, выходит, тоже колдунья? – нахмурилась Ганна.

– Потенциальная. Запакованная, как архив, так, что очень сложно пробраться к твоему содержимому. Но, похоже, кто-то пытается.

– Вот это новость…

– Может, сделаем паузу, пока у тебя голова не задымилась? Я немного беспокоюсь, ведь ты уже сутки ничего не ела. Ну и когда немного придешь в себя, я отвечу на все вопросы. Ах да, тебе с работы звонили в девять утра. Скажи, что ты еще болеешь.

Его гостья, словно пребывая в полузабытьи, позвонила в офис, потом спросила, где находится ванна, и не выходила оттуда довольно долго, видимо, желая переварить информацию в одиночестве. Максим успел собрать неплохой завтрак и, когда девушка наконец появилась в кухне, настоял на том, чтобы Ганна его съела.

– А у тебя какой интерес в этой истории? – спросила она, принимая чашку душистого кофе. – Как я понимаю, наследницей может быть только женщина.

– Я же рыцарь, – усмехнулся молодой человек. – Мое дело – спасать прекрасных дам.

– А есть более правдоподобные версии? – огрызнулась гостья.

«На этот раз не сработало, – подумал Максим. – Конечно, весьма здоровая реакция сейчас – забраться под скорлупу и бить по пальцам всех без разбора, но со мной такая позиция неуместна».

– Нет. И настоятельно рекомендую воспользоваться этим предложением, пока я не передумал. Ты уже пыталась разобраться во всем в одиночку, и хорошо, что свалилась на голову мне. А могла бы сейчас плакать на приеме у какого-нибудь мозгоправа или, того хуже, завязнуть в паутине, построенной для тебя темными. Впрочем, у тебя, конечно, нет оснований доверять. И если ты не готова прилагать усилия в этом направлении, я могу рассказать, где в квартире спряталась дверь.

– Ты блефуешь, – заявила девушка, глядя исподлобья.

– Проверим?

Максим даже не стал утруждать себя проникновением на эмоциональный план. В конце концов, он и правда возится с ней уже третий день и еще непонятно в какую историю впутывается. Переходить сильным темным дорогу – небезопасное удовольствие. Словом, пританцовывать вокруг, пытаясь заслужить доверие барышни, уже будучи уверенным, что огребет проблем, не хотелось совершенно. Он забрался на подоконник и начал отвечать на налетевшие за последние сутки сообщения.

– Самый вкусный кофе, который я пила в своей жизни, – произнесла наконец гостья после долгой паузы.

Парень продолжал заниматься своими делами. Тогда Ганна подошла и, сцепив руки за спиной, уткнулась лбом ему в плечо.

– Прости, пожалуйста, и будь моим рыцарем… – еле слышно произнесла она. – Это мне ты кажешься незнакомцем, но если ты пытаешься заботиться обо мне днем и обнимаешь ночью, то, вероятно, у нас была какая-то история, в свете которой желание помочь вполне естественно.

– Если пытаешься таким образом понять, кто мы друг другу, то не переживай, ты немногое пропустила!

Девушка стушевалась еще сильнее, но продолжила:

– Я пытаюсь сказать, что, когда ты отошел, меня будто стало чуть меньше, а мир показался чуточку сложнее. Верный знак, что ты пытаешься отдать, а не получить.

Ее искренность и мудрость вызвали удушающую волну нежности, и Максим, повернувшись, прижался головой к ее голове.

– Забирайся ко мне и расскажи, на чем теперь обрываются твои воспоминания.

Ганна охотно уселась напротив. Колдун чувствовал, как она пытается собраться с духом и привести в порядок мысли, а те только крошатся и непослушно мечутся в голове, как сухие листья на ураганном ветру.

– Мы познакомились, потому что ты плакала. Я обещал не спрашивать, что случилось, но теперь надеюсь вернуть свое обещание и все же узнать, в чем дело, – попробовал помочь он. – Не потому, что мне не терпится, чтобы ты снова заплакала, а потому, что эта история, судя по твоим ассоциациям, которые мы пытались вытащить вчера, как-то связана с этой Ларисой. Да даже если нет. Темные наверняка грызут твою семью, как мыши полы старого дома. Даже если я буду не в силах помочь, то хотя бы объясню что-то. Иногда понимание происходящего вынимает жало у ситуации.

Жемчужина прощения

Подняться наверх