Читать книгу Нас эпоха рвала как лист - Елена Четвертушкина - Страница 2

За быстротечностью мгновений,

За кубком старого аи,

Мы так же смутно видим цели,

Как и оплошности свои.

Не торопись на подвиг, мальчик!

Мы часто принимать спешим

Чужих икон тупую алчность

За индульгенцию души.

…Вот так, не ведая обмана,

Творя отваги чудеса —

На рифы, волей урагана

Летят слепые паруса.

Лист кленовый над дорожкой

Майский дождь, смеясь, ловил.

Он зеленую ладошку

Так доверчиво раскрыл!

Жму протянутую лапку,

Изумрудный воробей…

Ты не ведаешь, как кратка

Линия судьбы твоей.

Я сама, мой друг беспечный,

Полагала вечно жить,

И казалась бесконечной

Жизни шёлковая нить.

Летом буря ломит рощи —

Возгордишься ты, малыш,

Древа кряжистого мощью,

Всем, чему принадлежишь:

Шумом кроны, чуть не грозным,

Вековою крепью лап…

Ты не знаешь, как в морозы

Дупла старые болят.

И когда октябрь украдкой

Будет стужу нагонять —

Стынет сердце, слабнет хватка, —

Никого не удержать.

И тебе, дружок, придется

Пережить ноябрьский шок

И узнать, как больно рвется

Твой упругий черешок.

А когда, теряясь, к небу

Ты свою протянешь боль —

Щедро небо кинет снегу

В покрасневшую ладонь.

Уведи меня, ангел мой, —

Я почти позабыл твоё имя, —

От всех бед, что стали моими,

И слезами меня омой.

Не гони, укоризной не мучай,

Не шуми, как прибой у пристани,

За мой взгляд, недобрый и пристальный —

По-иному глядеть я не учен.

И за всё, что зовут грехом

Скучноватые правдолюбцы,

В час, когда прощенье легко —

Дай в колени твои уткнуться.

…Кабы знала ты, как легка

Голова перед честным боем!

Кабы знала ты, как горька

Ночь глухая перед разбоем…

Моя совесть с чужой душой

Тихо шепчутся у коновязи —

Знаю, знаю, у них уж решён

День моей неминучей казни.

Ах, вернуться б к началу начал!

Ах, глаза твои, ангел мой, строги!

Вспомни, вспомни – Христос прощал

И убийцу с большой дороги.

Ты же ведаешь мысли мои,

Ты же знаешь, ангел мой строгий:

«Не оставь» – вот о чём я просил,

Каждый день, каждый час – и сегодня.

…За друзей, что довёл до греха,

За всех женщин, что мною обижены,

Я стою пред тобою униженно,

И молитва моя тиха.

За неяркий наряд, да за старый обряд

Я поверил тебе, Печальная…

Я бы в церковь пришел —

Но у церкви, у врат,

Царский стражник скучает с пищалью.

…Я красив и удал, я – ничей вассал,

У меня злата-серебра много…

Но ты всё же меня не покинь, не бросай.

Не оставь меня. Ради Бога…

…Он поднялся с колен, и шагнул во тьму,

От костра, что вился ужом —

И помедлил чуть, и пустился в путь,

Перекрестясь ножом.

Вот говорят, Земля всем матерь,

И тяжести закон – един…

А он родился на канате —

Эквилибристки юной сын.

Он рос без лонжи, без призора,

Держась буквально ни на чем,

И как-то ненормально скоро

Стал знаменитым циркачом.

– Маэстро, выход! – сальто, стойка…

Потом, на площади нагой

Земля кривлялась под нестойкой,

Привычной к пропасти ногой.

И зрители, уставя пальчик,

Шептали детям в простоте:

– Смотри – он был хороший мальчик,

И вот теперь на высоте…

…А он порой, в ночи-темнице,

Всё думал, если не спалось,

Что должен был родиться птицей.

Что всё случайно сорвалось.

И мир был в проволоку сужен:

Что мир мог дать ему – «алле!»

И чувствовал себя ненужным

Канатоходец на Земле.

Он не был злым, и гордым не был,

И может, только потому

Какое-то иное небо

Порою виделось ему.

…Но как-то раз ступней усталой

Он пустоту нащупал вдруг.

И, Боже мой, что стало с залом!

И завертелся цирка круг —

Он падал —

все быстрей, все круче —

Всё ближе плеск огней и тел…

А он был счастлив – потому что

Он, наконец, летел!

Летел…