Читать книгу Неживая вода - Елена Ершова - Страница 9

В подвале было темно и тихо.

Занявшись обустройством бабкиной избы, Игнат так и не дошел до подпола, и, как оказалось, зря. Паутина тут висела густыми кружевными хлопьями, и рыжие Игнатовы ботинки сразу стали грязно-серыми от пыли. Он даже чихнул раз, другой. Вытер нос рукавом.

«Надо было сюда в первую очередь сунуться, – сказал себе парень. – Немудрено, что мыши расплодились».

Пахло затхлостью и прелью. В полумраке Игнат разглядел покосившиеся стеллажи, на которых раньше стояли банки с засолками и вареньем. Несколько банок и теперь стояли там, но были заплесневелые, пыльные. Внизу среди груды щепок валялись осколки – видимо, слишком шустрые мыши все-таки умудрились столкнуть несколько банок вниз.

Игнат подумал, что если бы заглянул в подвал чуть позже, то вместе с мышами ему пришлось бы травить и тараканов.

«А ведь только успел вывести», – хмыкнул он про себя.

Игнат шагнул вперед, вынул из кармана кулек с отравой. Подержал в руке. Сунул обратно.

«Прибраться бы сначала надо…»

Игнат вздохнул. Уборка никак не входила в его планы. Потому что перво-наперво ему хотелось узнать, удалось ли мужикам изловить браконьеров (или беглых каторжан?). Потом он хотел бы пройтись мимо окон Марьяны Одинец, и если бы она была дома, набраться смелости и напроситься на чашку чая.

Звать девушку к себе Игнат все еще не решался.

– А теперь-то куда вести? – вслух сказал он, обводя подвал понурым взглядом.

Работы тут было непочатый край. Но разве Игнат когда-нибудь боялся черной работы?

Он повернулся лицом к хлипкой лестнице. На щеку тотчас мягко легла невесомая лента паутины.

– Тьфу на тебя, проклятая! – сердито вскрикнул Игнат.

Он ударил рукой наотмашь, принялся с ожесточением сдирать с лица липкую дрянь. Оторвав, с омерзением вытер ладонь о штаны несколько раз.

– Погоди мне! – пригрозил Игнат пауку, сжавшемуся в черный комок на лестничных перилах. – Недолго тебе тут хозяйничать!

Он сделал шаг к лестнице, и под ногой что-то хрустнуло.

«Стекло?»

Игнат осторожно сдвинул ногу, опасаясь, как бы не поранить подошву. Но это не был осколок. Наклонившись, Игнат поднял с пола заколку – бабочку с голубыми стеклянными крылышками.

«Игнаш-шш…»

Разнесся в воздухе призрачный вздох. Из дальнего угла пахнуло сыростью и прелью земной утробы. В углу завозились, заиграли паутинными накидками тени. Пальцы Игната сжались вокруг заколки, погнутая застежка впилась в кожу, но парень даже не почувствовал этого. Он смотрел на свою находку.

Одно из крылышек теперь раскрошилось в стеклянную труху, металлический скелет погнулся. Но Игнат все равно узнал ее.

Заколка принадлежала Званке.

Тогда светлое пятно подвального люка наверху поблекло. К запаху гнили примешался другой – резкий запах гари и приторной сладости…

…открыв дверь, Званка застыла на пороге. И сначала Игнат не понял, почему – от окна не было видно, что происходило в сенях. Но он услышал, как воздух со свистом вырывается из Званкиного рта. Потом она начала отступать – пятиться назад, медленно и размеренно, как заведенная кукла. Ее плечи опустились, спина сгорбилась, будто девочка хотела уменьшиться, стать незаметнее. Широко раскрытые глаза смотрели прямо перед собой.

Игнат проследил за ее взглядом и окаменел.

Через широко распахнутую дверь в избу проникал густой красноватый свет бушующего снаружи пожара. Тени от предметов вытянулись, почернели. По мере того, как Званка отступала назад, отступала и ее тень, пока не наплыла на дубовый стол и расщепилась надвое. Теперь казалось, что фигура девочки разрублена пополам – нижняя часть находилась на досках пола, другая, верхняя, струилась по гладкой поверхности стола.

И следом за отступающей Званкиной тенью в комнату втекла еще одна – гуще и чернее прочих.

– И… гнат! – прошептала Званка.

Слово сорвалось с губ вместе с каким-то мучительным вздохом. Девочка ткнулась спиной в край стола и остановилась – дальше отступать было некуда.

Густая, будто болотная грязь, тень лизнула Званкины башмаки. Девочка вздрогнула, поджала одну ногу. Может, она думала, что начнет сейчас же растворяться в этой непроглядной, неживой тьме, и тогда спасения уже не будет. Но ничего не случилось.

Лишь вслед за тенью дверной проем заслонила фигура.

Уже потом, спустя несколько часов (а, может, и лет), Игнат корил себя, что не подбежал к подруге, не схватил ее за руку, не потащил – в бабкин погреб, на чердак, за печь, да куда угодно. Возможно, это могло если и не спасти, то хотя бы отсрочить неминуемое. Вместо этого Игнат остался сидеть неподвижно, и только побелевшими от страха глазами смотрел на вошедшего.

«Пугало с соседского огорода…» – вспомнилось ему.

Теперь Игнату казалось, что вошедший больше напоминал мертвяка.

Его ноги врастали в пол, будто корни деревьев. Будто он сам только что восстал из земной утробы – неподвижный, безликий, не имеющий ничего общего с человеком.

Мертвый.

«Да и каким еще может быть навий?» – подумал Игнат.

Силуэт вошедшего уже не казался таким грязно-серым, как возле плетня, и мальчик понял: чужак был с головы до ног покрыт не пеплом, а кровью. Зарево пожара подсвечивало его фигуру, и Игнат видел, как вспыхивают и гаснут за его спиной золотисто-оранжевые искры.

– Заме… чательно.

Слово прозвучало глухо, надломилось посередине, словно его с трудом вытолкнули из окостеневшей гортани. Казалось, существо давно разучилось говорить, и теперь еле ворочало омертвелым языком.

Игнат услышал, как испуганно захныкала Званка. Тогда фигура качнулась, начала крениться вперед, словно силилась сделать шаг. Где-то вверху, в туманной мгле, где должно было находиться лицо, жадно сверкнул болотный огонек зрачка.

– Не надо, пан…

Новый голос заставил Игната вздрогнуть и еще сильнее вжаться спиной в бревенчатую стену. Но это была всего лишь бабка Стеша, которая тоже возникла на пороге, но казалась постаревшей на добрый десяток лет.

– Не надо, – повторила она. – Это только дети. Что вам до них?

Существо молчало. Белая, как льняное полотно, Званка все также стояла у стола. Но Игнат уже видел, как напряглись ее колени, и понял: Званка готовится бежать.

– Мальчик-то мой внук, – продолжила говорить бабка, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно и ровно. – Да только прока с него не будет, пан. Дурачок он.

Фигура качнулась снова.

– Не… интересует, – снова раздался глухой голос, будто ветер дохнул в печную трубу. – Только… она…

Голова наклонилась вперед, со свистом вошел в мертвые легкие пропитанный гарью воздух – существо принюхивалось.

– Сла… адкая…

Вот тогда Званка закричала – так могла взвыть попавшая в западню лисица.

Она оттолкнулась от стола, бросилась головой вперед, как летом ныряла в стоячую теплую воду. Ее худенькое гибкое тело вильнуло в сторону – Званка хотела обогнуть вставшую на пути фигуру. Но сейчас же этот неподвижный, вросший в землю силуэт с удивительной ловкостью скользнул ей навстречу. Игнат увидел, как выхлестнула вбок сухая рука, тускло и страшно блеснули металлические когти. И Званка забилась в них, будто попавший в силок зимородок.

– Нет, пожалуйста! Нет! – истошно кричала она. – Мама! Па…

Черная лапа легла на ее лицо, и крики превратились в неразборчивые всхлипы. Со своего места Игнат видел, какими обреченными и остекленевшими вдруг стали ее глаза —будучи живой, она уже принадлежала нави, иному миру, откуда нет возврата.

Это поняла и бабка Стеша, которая вдруг ухватилась за текучую, кровяную мглу, за это неживое существо, и заговорила просяще:

– Может, пустите ее, пан? С нее все-таки прока не будет, мала еще. Нешто вы себе кого получше не выберете, пан? Пустите…

– Довольно, – в голосе существа все также не было эмоций. Багряные отблески обтекали его силуэт, и казалось, что чудовище само создано из мрака и пламени. – Забираю ее… и договор заключен.

– Пан, да как же… – плаксиво начала бабка.

– Забираю ее, – жестко выдохнула тьма. – Или каждого…

Бабка Стеша замолчала и отошла. Игнат видел, как лапы существа начали закручиваться вокруг Званкиного тела. Она вдруг стала чернеть, заваливаться назад, пока не обмякла тряпичной куклой. Чернильная вязкая тьма соскользнула с ее лица, и мальчику показалось, что под тонкой кожей некогда румяных щек налились чернотой трещинки капилляров.

– И… г… наш… ш-ш…

В последний раз тихо вздохнула она.

От этого мучительного, просящего вздоха Игната подбросило с лавки, будто силы снова вернулись к нему.

– Званка! – закричал он.

И кинулся к дверям. Он успел вытянуть руку, ухватился за соскальзывающую во тьму подругу, разлохмаченная коса скользнула по запястью. Но трещина, отделившая мир живых от мира мертвых, становилась все шире.

– Ты куда, дурень? – визгливо закричала на него бабка Стеша. – В подпол, в подпол лезь! Лезь, дурак! Ну?

Игната поразило не то, что она назвала его «дураком», а то, как прозвучал ее голос – испуганно, озлобленно, но и в то же время с такой смертельной усталостью, что Игнат послушно отпрянул.

Он не помнил, как снова вкатился в темный подвал, не помнил, куда подевалась потом бабка Стеша. Перед глазами маячил один-единственный образ – тонущая в густой кровавой реке Званка, ее широко раскрытые, помертвевшие глаза.

Только теперь мальчик заметил, что до боли сжимает что-то в кулаке. Он ослабил хватку, поднес руку к глазам – на ладони лежала Званкина заколка.

Знакомый голос эхом отозвался внутри его головы: «… Игна-аш-шш…»

Его рука качнулась, и заколка скользнула вниз, в непроглядный мрак, где отныне было суждено вечно лежать ее юной хозяйке…