Читать книгу Учитель изящной словесности. Роман - Елена Фёдорова - Страница 3

Она была в него влюблена. И не только она одна. В него были влюблены все гимназистки. Он был учителем изящной словесности. Он был само изящество. Она сравнивала его с дорогой амфорой, привезённой из Афин или Рима. Но никому об этом не говорила. Разве можно сравнивать человека с предметом, пусть даже редкой красоты? Неодушевлённое никогда не станет одушевлённым. А вот одушевлённое может превратиться в ничто, в прах… Значит, сравнивать учителя со старинной амфорой можно. И это её забавляет.

Она сидит на первой парте, подперев щёки кулачками, наблюдает за тем, как изящная амфора преподаёт изящную словесность, и пытается понять, откуда берётся магия, которая заставляет всех без исключения барышень находиться во власти учителя.

– Вы снова витаете в облаках, София? – голос учителя громом с небес.

Она поднимает голову, намереваясь ответить «Да», качает головой и выговаривает намеренно длинное: «Не-е-е-ет».

Изящная амфора ей не верит, смотрит в глаза и задаёт новый вопрос:

– Интересно, милая барышня, о чём вы постоянно мечтаете на моих уроках?

– О вас, – мысленно отвечает Соня, улыбается, пожимает плечами. – Зачем вам знать правду?

– Вы можете повторить правило, которое я сейчас диктовал? – спрашивает учитель, хмурясь. Он смотрит на Соню свысока. Он стоит, она сидит, приподняв вверх голову. Так ей лучше его видно. Видно, что он рассержен по-настоящему. Но даже в своей ярости он прекрасен, и поэтому ей совершенно не страшно. Не страшно, несмотря на то, что она не может повторить правило, которое все барышни, кроме неё, записали под его диктовку.

– После урока вам придется пройти в кабинет директора, – слова учителя звучат как приговор. Соня бледнеет.

– Ты с ума сошла, София, – соседка по парте больно толкает её в бок. – Тебя выгонят из гимназии, Соня. Ты…

Слова девочки Соню огорчают, потому что они возвращают её в реальность, заставляют снова стать ученицей гимназии, которая сидит на уроке словесности. Между ученицей и учителем бездонная пропасть, про-пасть, в которую можно упасть, в которой можно пропасть, потому что там слишком-слишком глубоко, заглядывать в эту бездонность страшно, но любопытство подталкивает Соню к самому краю. Ещё миг, и…

– Дорогая, я давно подумываю о том, что нам пора нашу милую Сонюшку отправить в пансион благородных девиц, – отец семейства Максим Максимович вытер рот тыльной стороной ладони, посмотрел на жену. Та побледнела, уронила ложку.

– О нет, папенька, нет, – воскликнула Соня, бросилась к ногам матери. – Маменька милая, сжальтесь надо мной. Я умру вдали от дома. Я не перенесу разлуки с вами, я…

– София, прекрати истерику, – прикрикнул на неё Максим Максимович. – Мы же не собираемся отправлять тебя за тридевять земель…

– А зря, зря, папенька, – Соня поднялась, с вызовом посмотрела на отца. – Я думаю, что путешествие за тридевять земель было бы интереснее, чем поездка в пансион благородных девиц. В тридевятом царстве, которое находится как раз за тридевять земель, я смогу стать фрейлиной королевы и встретить своего избранника…

– София, – отец постучал пальцем по краю стола. – Твоё чрезмерное увлечение сказками до добра не доведёт. Пора повзрослеть. А чтобы это произошло быстрее, я и собираюсь тебя отправить на обучение.

– Да разве я плохо образованна? – спросила Соня с обидой. – Я и по-французски могу изъясняться. Вот…

Максим Максимович скривился, замахал на дочь руками:

– Произношение у вас, барышня, ужасное. Сразу видно, что вас доморощенный учитель обучал, который-то и сам большого толка в науках не знает. Он вас, дорогая, говорить-то научил, но вы так слова произносите, что слушать противно. Разобрать невозможно, о чём идёт речь: о помидорах или о репе. Срам, да и только. Срам. Срам, – стукнул кулаком по столу. – Всё, хватит пререкаться. Завтра я тебя, Соня, везу в пансион, и точка.

– Завтра? – Соня схватилась за голову. – Нет, нет, папенька, только не завтра, умоляю. У меня важная встреча назначена на завтра, я…

– Софья Максимовна, я своих решений не меняю, – Максим Максимович поднялся. – Не возражать мне!

Соня завыла громко, протяжно и убежала к себе. Всю ночь она не спала, оплакивая свою горькую долю, а утром послушно пошла за отцом, как ягнёнок идёт на заклание. Было обидно и нестерпимо больно от того, что жизнь закончилась. Соню столкнули в бездну. Столкнул не кто-то посторонний, а собственные родители. Она им больше не нужна, а значит, жить ей больше незачем. Она не станет барахтаться, не станет выбираться из этой бездны наружу, а сложит руки и пойдет ко дну. Зачем предпринимать какие-то усилия, если самым дорогим людям она больше не нужна?

Соня без внимания выслушала наставления матери, пропустила её слова мимо ушей, уселась в коляску, вцепилась руками в сидение, чтобы ненароком не вывалиться на повороте и не упасть лицом в дорожную пыль. Умирать в пути Соня не хотела. Она решила, что будет лучше умереть в пансионе благородных девиц от тоски и горя, а значит, нужно смотреть на мир с безразличием. Ничто её больше не радует. Жизнь скоро закончится…

Доехали до пансиона быстро. Максим Максимович несказанно обрадовался, увидев ухоженную территорию и красивые здания, украшенные лепниной.

– Матушка моя, как повезло-то тебе! – воскликнул он.

Соня скривилась. Радости отца она разделять не собиралась. Всё здесь было для Сони отвратительным.

Сам директор пансиона вышел навстречу гостям, пожал руку Максиму Максимовичу, задал ему несколько вопросов, тот с подобострастной улыбкой ему ответил. Соня не слушала ни вопросов, ни ответов. Ей было не интересно. Она с отрешённым видом, смотрела на куст шиповника. Умирать расхотелось.

Соня решила, что образ печальной дамы, спящей красавицы, случайно попавшей в этот мир, подойдёт ей больше. Намного приятнее считать всё происходящее дурным сном, который не может длиться вечно, чем представлять себя лежащей в гробу. К тому же, страшный сон скоро закончится и тогда… Соня улыбнулась, но вспомнив про образ печальной дамы, снова нахмурилась, подумала:

– Интересно, дождётся моего возвращения Алексашка или нет?

Мысль о деревенском пареньке, с которым они сдружились не так давно, добавила горечи в девичье сердце.

– Если бы не папенькина прихоть, мы с Алексашкой умчались бы в дальние дали на поиски счастья и непременно отыскали там то, ради чего стоит жить. Но… – Соня вздохнула. – Из-за папеньки всё полетело в тар-тары. Без Алексашкиной помощи мне не удастся выбраться из этой тюрьмы с красивым названием «Пансион благородных девиц».

– Поздравляю вас, Софья Максимовна, дело улажено, вы приняты! – Максим Максимович обнял Соню за плечи. – Учись хорошо, не подводи нас с матушкой, – поцеловал Соню в лоб. – Да не дуйся ты, Сонька, мы же ради твоего блага стараемся, – пощекотал Соню за бока. Она ещё сильнее насупилась, сказала сквозь зубы:

– Вы предатель, папенька, предатель. Видеть вас не желаю. Уезжайте поскорей и не приезжайте никогда. А я тут с тоски умру, поплачете тогда.

– Прекрати болтать всякий вздор, – приказал Максим Максимович. – Не вздумай тут комедию ломать, ясно. Учись, София, проявляй усердие. Мы за тобой через полгода приедем. Такие правила. Полгода пролетит быстро, не успеешь глазом моргнуть. Господин директор уверил меня, что этот пансион самый лучший в округе. Все воспитанницы безмерно счастливы и довольны, что учатся в та-а-а-ком заведении. Ты, София Максимовна, гордиться должна и нос выше держать.

– А я безмерно несчастна, поэтому гордиться мне нечем и нос высоко держать незачем, – подумала Соня. – Но я не стану вам, папенька, ничего говорить. Знайте, болтушки Сони больше нет, а есть Соня молчунья, грустная барышня-переросток, которую заперли в пансионе.

Распахнулись двери, Максим Максимович попятился, увидев очень высокую, худощавую даму, одетую в тёмно-синее платье до пят. Дама смерила гостей строгим, недоброжелательным взглядом, сказала, что время пребывания посторонних на территории пансиона закончилось, поэтому папаша должен немедленно отправиться восвояси. Максим Максимович раскланялся и побежал к пролетке, забыв от неожиданности попрощаться с дочерью. Соня хмыкнула, покачала головой, подумала:

– Ах, папенька, папенька, это вам нужно манерам обучаться, а не мне, ну да ладно. Всё уже сделано, состряпано…

– Следуйте за мной, барышня, – приказала дама холодным металлическим голосом. – Меня зовут Амалия Львовна. Я покажу Вам комнату, в которой Вы теперь будете жить.

В довольно большой комнате стояло четыре кровати. Дама указала Соне её место и удалилась. Три соседки по комнате толстенькие, горластые, неуклюжие и безмерно любопытные Соне ужасно не понравились. Они набросились на неё со множеством неуместных и даже глупых вопросов, и окончательно ввели Соню в состояние глубочайшей меланхолии.

– Замолчите, глупые гусыни! Оставьте меня в покое и никогда, не при каких обстоятельствах со мной больше не заговаривайте! – зажав уши, закричала Соня.

– Что ты сказала? – воскликнула самая бойкая барышня, упершись кулачками в бока. Соня повторила свои слова ещё раз. Гусыни дружно рассмеялись, заговорили так, словно долго репетировали свою пламенную речь:

– Раз ты такая гадкая, безмозглая дылда, то знай, что мы объявляем тебе войну. Ты для нас – пустое место. Тебя здесь нет. Никто тебя замечать не будет. Ясно?

– Ясно, – Соня улыбнулась. После этих обидных слов она почувствовала такой прилив радости, что захотелось петь и танцевать.

– Ладно, поживу здесь немного, а там видно будет, – решила она и улеглась на кровать.

Барышни о чём-то шушукались. Соня не обращала на них внимания. Она лежала, закинув руки за голову, и смотрела на пятнышко на стене, похожее на чей-то глаз. Пятнышко видоизменилось, превратилось в пещеру, манящую своей темной неизвестностью. Соне представилось, как она входит туда и…

– Кто вам позволил лежать на кровати? – грянул над Сониной головой металлический голос Амалии Львовны. – Потрудитесь встать и последовать за мной, чтобы выслушать правила нашего пансиона.

Соня поднялась, побрела за дамой, понурив голову. Амалия Львовна чеканила шаги и громко перечисляла то, что барышням, живущим в пансионе, нельзя делать ни в коем случае.

– А что же в вашем пансионе можно? – спросила Соня, когда дама умолкла.

– Молчать, – ответила та, смерив Соню таким злым взглядом, что ей стало страшно. Но испуг не сумел завладеть Сониным сознанием, потому что дама распахнула дверь и сказала:

– Господин директор распорядился определить вас в этот класс и посадить за первую парту в центральном ряду. Ваше место справа. Садитесь. Скоро придут остальные гимназистки. Всего в классе четырнадцать человек. Вы будете пятнадцатой.

Соня перешагнула через порог, осмотрелась. Класс был просторным и светлым. Девять одинаковых парт стоят в три ряда. Стол учителя располагается напротив. На большой чёрной доске мелом написано число.

– Десятое сентября, – прочла Соня по слогам, вздохнула. – Уже сентябрь, а это значит…

Она не договорила, распахнулась дверь, пропуская в класс четырнадцать учениц. Все они были одеты в одинаковые тёмно-синие платья до пят с белыми кружевными воротничками и манжетами на длинных рукавах. Волосы у всех были аккуратно зачесаны и закручены в тугие жгуты на затылках. Все барышни были высокими, красивыми, опрятными.

Соня в своём цветастом платьишке с воланами выглядела рядом с ними деревенской простушкой. К тому же сегодня она нарочно заплела свои рыжие вьющиеся от природы волосы так, чтобы все кудряшки были видны, а ветер-проказник завершил причёску, создав на Сониной голове такой хаос, что смотреть без смеха на его фантазию было невозможно.

– Ах! – воскликнули разом барышни. На их лицах отразилось презрение. – У нас новенькая.

– Привет, – сказала Соня с улыбкой. – Я тоже всех вас рада видеть. Мне приказали сесть на первую парту справа, – уселась, положила перед собой руки. – Можете и вы занимать свои места.

Барышни переглянулись, поплыли каждая к своей парте. Именно поплыли. Движения их были такими неспешными, грациозными, и Соне подумалось, что перед ней не люди, а лебеди, гордые птицы, не желающие обращать внимание на глупую пастушку, присевшую на берегу озера.

– Меня зовут Татьяна, – представилась Соне соседка по парте.

– София Максимовна Грендаль, – с гордостью проговорила Соня.

– Миндаль? – переспросила Татьяна удивлённо.

– Нет, душа моя, – ответила Соня со снисходительной улыбкой. – Миндаль – это орех, который любят лебеди. А моя фамилия Грендаль! Мой прапрадед Грен-даль, человек, глядящий вдаль. И не просто человек, а гренадер, воин, от умения и сноровки которого зависел исход боевого сражения…

Если бы дверь класса не распахнулась, неизвестно, что ещё напридумывала бы Соня, София Максимовна. Поток её фантазий прервал учитель, вошедший в класс.

Увидев его, гимназистки как одна вспорхнули со своих мест, замерли, вытянув вперед шеи. Соне показалось, что каждая из них мысленно целует вошедшего в щёку. Он снисходительно улыбается, позволяя им выполнить положенный ритуал.

Минуту спустя он видит среди прекрасных барышень смешную, растрёпанную пастушку, сидящую за первой партой. Она одна не удосужилась подняться, когда он вошёл. Она смотрит на него во все глаза и что-то беззвучно шепчет.

– Добрый день, – говорит учитель, подав гимназисткам знак. Они опускаются на свои места, ждут, что будет дальше.

Учитель смотрит на Соню, спрашивает:

– Значит, это вы София Грендаль, наша новая ученица?

Она кивает, радуясь, что он верно произносит её фамилию.

– А меня зовут Фёдор Ильич Соловьёв. Я учитель изящной словесности. Сегодня мы поговорим о правописании…

– Лучше бы вы спели нам свою песню, господин Соловей, – думает Соня, взявшись за перо.

Она добросовестно записывает всё, что говорит Фёдор Ильич, старается изо всех сил. Ей нравится быть прилежной ученицей господина Соловья. Но когда Фёдор Ильич подходит к доске и берёт в руки мел, Соне приходит в голову неожиданная, бредовая мысль, от которой перехватывает дыхание:

– Никакой он не соловей. Он – изящная амфора, лежащая на дне озера. Белые лебеди прилетают к этому озеру, чтобы полюбоваться ею. Они смотрят на амфору через прозрачную воду, но не могут до неё дотянуться. Озеро слишком глубокое. До дна может достать только пастушка, сидящая на берегу. Но она не станет прыгать в холодную воду, потому что не умеет плавать. Пока не умеет. Но она обязательно научится, и тогда…

– На мой вопрос ответит София Грендаль, – изящная амфора смотрит на неё с улыбкой. – Вы можете ответить?

– Да, – Соня кивает головой.

Барышни звонко смеются. Им вторит заливистый звонок. Фёдор Ильич что-то говорит и выходит, оставив дверь широко открытой.

– Вы такая смешная барышня, Соня, – Татьяна с интересом разглядывает Сонино раскрасневшееся лицо. – Вам следует быть осмотрительней, чтобы не попадать в нелепые ситуации.

Соня слушает её, но ничего не понимает. Ей кажется, что Татьяна говорит на каком-то незнакомом языке. Внезапная догадка осеняет Соню:

– Всё верно, верно, Таня говорит на птичьем языке, поэтому мне незачем вникать в смысл её слов!

Соня вскакивает и выбегает из класса, не дослушав соседку. В коридоре тихо и прохладно. В простенках напротив дверей высокие узкие окна, за которыми – настоящая жизнь. Соня прижимается носом к стеклу, до боли в глазах всматривается вдаль. Где-то там – её дом, её добрый друг Алексашка, готовый ради неё на всё.

– Спаси меня, спаси, – мысленно посылает ему приказ Соня, хотя прекрасно знает, что он этот приказ не услышит. Никто не скажет Алексашке, куда исчезла Соня. Он будет думать, что она его предала, что передумала давать клятву верности и бежать с ним в дальние дали. Невдомёк будет Алексашке, что Соня томится в заточении и посылает ему призывы о помощи.

– Соня, вернитесь в класс. Сейчас будет урок точных наук, – приказала классная дама, положив Соне на плечо свою тяжелую руку. – После урока я отведу вас к модистке. Она подберёт вам подходящий наряд. Смотреть на эти воланы и рюши нет никаких сил.

– Не смотрите, – хотела сказать Соня, но промолчала…