Читать книгу Учитель изящной словесности. Роман - Елена Фёдорова - Страница 4

После уроков Амалия Львовна отвела Соню к модистке, мастерская которой находилась во флигеле и напоминала лавку старьёвщика. На полу валялись обрезки ткани, кружев, тесьмы, на столе лежали горы бумажных выкроек, ножницы, катушки ниток, иголки, булавки, какие-то странные приспособления, о предназначении которых Соня ничего не знала. Возле стола стояли два черных безголовых и безруких манекена, напугавших Соню. Не успела она совладать со своими эмоциями, распахнулась дверь и в мастерскую вошла модистка – молодящаяся особа с высоченной замысловатой прической и длинной гирляндой тряпичных бус на шее. Её большие карие глаза были так сильно подведены, губы так ярко накрашены, а щёки так сильно нарумянены, словно она собиралась играть роль шута или клоуна на карнавале.

– Ах, какая прелесть! Какие чудесные воланчики у вас на платье, – модистка подбежала к Соне, принялась кружить её, напевая какой-то фривольный мотивчик. Воланы и рюши на Сонином платье заплясали, превратившись в большой радужный круг.

– Давно я так не веселилась, – сказала модистка, перестав кружить Соню. – Вам идёт этот наряд, моя милая, но… – она усадила Соню на высокий стул. – Но правилами пансиона предусмотрена иная одежда для воспитанниц. Униформа нужна для того, чтобы все гимназистки забыли про свою индивидуальность. И вам, моя милая, придётся со своими воланами расстаться, – модистка схватила в руки ножницы, щёлкнула ими несколько раз, двинулась к Соне.

– Нет, не делайте этого! – закричала Соня, заслонившись руками.

Модистка рассмеялась:

– Бедняжка моя, вы подумали, что я собираюсь искромсать на мелкие кусочки ваш наряд, поэтому так испугались и побледнели. А я собиралась отрезать кусок материи для вашего нового платья, – она выхватила из-за Сониной спины ткань, набросила её на плечи одного из манекенов, отрезала кусок нужной длины. Приказала Соне встать, сняла с неё мерки, измерила даже голову, записала цифры в тетрадь, воскликнула:

– Вы – идеальная модель, моя дорогая! Давненько я не встречала такой идеальной фигуры. У меня для вас кое-что есть. Минуту терпения.

Модистка исчезла за тканевой занавеской, появилась с другой стороны мастерской, поманила Соню:

– Идите в примерочную, моя прелесть.

– Идите, – подтолкнув Соню в спину, приказала Амалия Львовна.

Соня раздвинула пахнущие пылью занавески и попала в зеркальную комнату. Модистка приложила палец к губам, подмигнула Соне, словно приглашала её стать соучастницей тайного действа. Соня понимающе кивнула. Модистка толкнула одно зеркало, второе, третье. Они пришли в движение, повернулись вокруг своей оси, открыв доступ в мир зазеркалья. Соня прижала обе ладони к губам, чтобы не закричать от восторга. В зазеркалье жили платья разных фасонов и расцветок. К каждому из них была подобрана шляпка и гирлянда украшений. Но больше всего поразило Соню, что надеты платья были на гипсовые манекены с подведёнными глазами и ярко накрашенными, как у модистки, губами. Соне почудилось, что это заколдованные люди, которые попали сюда за непослушание. Она замерла перед одной из фигур.

– Это я, – шепнула модистка, встав рядом с манекеном. – Сходство потрясающее, верно?

Соня кивнула. Модистка сняла с манекена шляпку, надела её на свою высокую прическу, улыбнулась:

– Мой друг – скульптор. Он в меня безнадёжно влюблен, поэтому делает этих Галатей похожими на меня. А мне бы хотелось, чтобы в моей коллекции появилась Галатея, похожая на вас, Софья Максимовна. Хотите примерить вот это шикарное королевское платье?

Соня попятилась, замотала головой:

– Нет, не сейчас.

– Боитесь, – модистка снисходительно улыбнулась, водрузила шляпку на голову манекена, толкнула зеркало. – Правильно. Вам, Сонечка, незачем демонстрировать свою индивидуальность и грациозность. А главное, её здесь некому демонстрировать. Наденьте вот это платье и… – усмехнулась, – будьте как все. Будьте серой уточкой, качающейся на волнах большого озера, – подала Соне синее платье гимназистки, вышла.

Соня сбросила своё яркое платьице, надела длинное синее платье гимназистки, замерла перед зеркалом. Новый наряд преобразил её до неузнаваемости. Платье сидело так идеально, что трудно было поверить, что его шили без примерки. Соня вышла из-за ширмы. Амалия Львовна одобрительно кивнула, сказала:

– Вы – волшебница, мадам Ирма, нашу новенькую просто не узнать. Из деревенской простушки она превратилась в благородную барышню. Нам предстоит к этому наряду добавить великосветские манеры, чтобы картина превращения дурнушки в красавицу была завершена окончательно.

– Желаю удачи, – сказала мадам Ирма, распахивая перед Соней дверь.

– Доброй ночи, – проговорила Соня, отправляясь к себе.

Подойдя к двери комнаты, Соня вспомнила, что оставила своё яркое платье у модистки. Она хотела тут же побежать во флигель, но передумала, испугавшись новой встречи с манекенами, спрятанными в зазеркалье.

– Почему мадам Ирма сравнила меня с серой уточкой? – запоздало подумала Соня. – Почему ей в голову пришло такое же сравнение, как и мне? Или это мне приходят в голову необычные сравнения, потому что всё в этом пансионе какое-то подозрительное?

Соня распахнула дверь, вошла. Три толстушки в голос воскликнули:

– Ах! Кто вы?

– София Максимовна Грендаль, – ответила она. – Сегодня утром вы изволили…

– Сегодня утром мы вели себя отвратительно, – сказала самая бойкая девочка. – Простите нас. Мы готовы искупить свою вину. Мы…

– Довольно, – Соня, подняв вверх руку. Она видела в какой-то книжке, что высокопоставленные особы таким жестом привлекают внимание толпы, когда желают сказать что-то важное. – Довольно. Будем считать всё произошедшее дурным сном. Я проснулась и всё забыла.

– Мы тоже, – воскликнули девочки.

Они поочередно подошли к Соне, поклонились ей, представились: Тоня, Катя, Валя – ученицы третьего класса. Им по двенадцать лет. Ещё четыре года они будут жить здесь. Они несказанно счастливы, что учатся в этом прекрасном пансионе.

А Соня несказанно несчастна. Ей уже пятнадцать. Через год можно выходить замуж. Но папенька не желает, чтобы его единственная дочь обзаводилась семьёй, поэтому он и запрятал её сюда, в этот пансион, подальше от женихов, обивающих порог их дома. Папенька хотел спасти дочь, но… Соня рассмеялась.

– Но именно здесь я встретила свою судьбу. Его зовут Фёдор Ильич Соловьёв. Он изящен, как… – Соня прикрыла глаза. Ей не хотелось никому рассказывать о том, что она сравнила учителя изящной словесности с амфорой. Это её секрет. Зачем глупым доверчивым малышкам о нём знать?

– Ах, София Максимовна, какая же вы счастливая! – проговорила мечтательно Валя. – В вас нельзя не влюбиться. Вы само совершенство. Вы… – смутилась от Сониного строго взгляда. – Простите. Мы тут вас обсуждали, вернее ваши волосы. Они такие пышные, такие курчавые, словно вы из сказочного королевства к нам пожаловали. И платье у вас та-а-кое было, глаз не оторвать. Вы и теперь в наряде гимназистки на королеву похожи. На вас смотреть – одно удовольствие. Правда-правда.

– Ну и смотрите, – разрешила Соня. – Только смотрите – дырку не проглядите, а то как же я с дыркой-то ходить буду? Не примут меня обратно в моё королевство. Скажут: «Не нужна нам такая самозванка дырявая».

Девочки рассмеялись вслед за Соней.

– Как хорошо, что вас в нашу комнату поселили, – сказала Тоня. – Мы теперь по-другому заживём. Вы – особенная барышня. Вы, София Максимовна, станете нашей спасительницей от уныния.

– А вы моим спасением будете, – сказала Соня. – Будем друг друга веселить, чтобы не превратиться в гипсовые фигуры мадам Ирмы.

– Ах, что вы, Сонечка, такое говорите? – воскликнула Катя, в её глазах отразился неподдельный ужас. Соня насторожилась. Катя подбежала к двери, распахнула её, опасливо посмотрела по сторонам, закрыла дверь, подошла к Соне вплотную, зашептала ей на ухо:

– Никогда, никогда не произносите это имя здесь. Никогда не ходите одна во флигель. Никогда не оставляйте у модистки своих вещей.

– А я уже оставила там своё платье, которым вы так восхищались, – сказала Соня растерянно.

Девочки ахнули. Соня уселась на кровать, скрестила на груди руки, посмотрела на них, спросила:

– Интересно, почему вокруг этой женщины столько запретов и столько тайн?

– Потом, потом всё узнаете, – ответила Катя и приложила палец к губам.

Дверь распахнулась прежде, чем Соня задала новый вопрос. На пороге появилась Амалия Львовна. Она свысока посмотрела на воспитанниц, задала несколько вопросов, на которые девочки с готовностью ответили. Амалия Львовна пожелала всем доброй ночи, удалилась. Катя, Тоня и Валя улеглись в свои кровати и моментально уснули.

Соня заснуть не могла, как ни старалась. Она смотрела на тени, скользящие по потолку, и вспоминала свою вольготную жизнь в родительском доме. Вспоминался ей весельчак Алексашка, который никак не мог взять в толк, зачем Сонечке нужно заниматься с учителем французским языком. Не лучше ли всё это время проводить с удочкой на реке? Или можно, взяв ружьё, устроить стрельбу по уткам, которых в заводи видимо-невидимо.

– Не желаете уток стрелять, так мы вам, барышня, зайцев организуем, – говорил Алексашка, чтобы угодить Соне. – А коль и зайцев вам не нужно, так можно просто на лошадях по полю скакать. Это полезней, чем глаголы зубрить.

– Полезней, – соглашалась Соня. – Но и без глаголов не обойтись. Я же не простая барышня, а королевишна будущая.

– Так-то оно так, Сонечка, да лучше бы ты стала моей суженой, в сарафан наряженной, чем холодной белолицей королевой ряженой, – сокрушался Алексашка.

– Почему белолицей? – удивлялась Соня.

– Да потому, что все королевишны на кукол бездушных похожи, – отвечал он, не зная о существовании манекенов и зеркальной комнаты во флигеле, в которой нынче побывала Соня.

Эта комната из её головы не идёт. Зеркала вращаются вокруг своей оси, то скрывая, то открывая гипсовых Галатей.

– А такой, как вы, София Максимовна, у меня нет, – слышится голос модистки. Соня зажимает уши.

– Нет и не будет такой, как я, – шепчет она. – Мой прапрадед Грендаль – победитель, значит, и я не пропаду. Не зря же я такую звучную фамилию ношу. Я – София-воительница. Я за себя постоять смогу.

Это была последняя мысль перед тем, как Соня погрузилась в сон. В сон ли?

Комната качнулась и поплыла куда-то, словно корабль по волнам. На берегу остались все, кто был любим и дорог Соне. Впереди ждала неизвестность. Но она не пугала, а манила своей новизной. Соня вошла в расписной терем и попала в зеркальную комнату модистки. Увидела на стуле свое платье, хотела взять его, но в последний момент отдернула руку. Что-то её насторожило. Что? Присмотрелась. Воланов у платья нет. Куда они подевались? Неужели их отрезала мадам Ирма?

– Отрезала, отрезала себе на бусы, – ответили на немой Сонин вопрос сразу несколько манекенов, выглянувших из зазеркалья. Но это были уже не манекены, а воспитанницы пансиона. Они звонко рассмеялись, поманили Соню:

– Идите к нам, к нам, к нам.

– Неужели вы, София Максимовна, настолько трусливы, что не осмелитесь сделать шаг?

– Я ничего не боюсь, – ответила Соня. – А не иду я к вам потому, что мне нечего делать в зазеркалье.

– А мы хотим, чтобы вы к нам шагнули, – закричали воспитанницы, пытаясь схватить Соню за руки. Она вскрикнула и проснулась.

Приподнялась, потёрла глаза. Комната пуста. Ни Тони, ни Кати, ни Вали нет. Их кровати аккуратно заправлены, окошко приоткрыто. Слышно, как капли дождя стучат по листьям. Эта мелодия Соню успокоила. Она подошла к окну, встала на цыпочки, вдохнула осеннюю прохладу, подумала о том, что жизнь в пансионе не так уж несносна, как ей показалось вначале. Жить здесь можно…

А вечером Сонино настроение изменилось. Она была вне себя и ругала несносный пансион за то, что вредные учителя требуют невозможного. Никто из них не желает понимать, что Сонина голова не в силах вместить сразу столько ненужной информации, которую они усердно впихивают туда. Соня сопротивляется, возмущается, требует пощады, в то время, как остальные гимназистки безропотно выполняют задания учителей.

– Неужели воспитанницы не люди, а манекены? – воскликнула в сердцах Соня и, чтобы проверить свою догадку, ущипнула за бок соседку по парте Татьяну. Та противно взвизгнула и возмущенно прошипела:

– Вы, Вы, Вы… Какая низость, так вести себя, София.

– Простите, я не нарочно, – Соня потупила взор. Раз Татьяна так реагирует на её шалость, значит она живая барышня, а не манекен.

– Я больше не буду, простите, Татьяна. Это случайность.

– Случайность, – фыркнула Татьяна. – Надеюсь, это в первый последний раз.

– В последний, – подтвердила Соня. – Я здесь долго не задержусь. Я скоро уеду, вот увидите.

– Все так говорят, – Татьяна улыбнулась. – Я тоже думала, что сбегу отсюда через неделю, максимум – через две, но… Я здесь уже пятый год. И у вас, Сонечка, ничего не получится.

– Посмотрим, – Соня улыбнулась.

– Да тут и смотреть нечего, – Татьяна поднялась и вышла из класса. А Соня ещё долго сидела за партой и смотрела на чёрную доску, на которой белым мелом были выведены какие-то формулы.

Соня так долго на них смотрела, что они превратились в белое снежное поле, по которому помчались расписные санки…

– И-эх, мороз-воевода, дай ходу! Не морозь, не пугай, лучше снегу поддай! – звонко кричит Алексашка, разгоняя коней.

Ветер свистит в ушах. В лицо Соне летит снег. Алексашка поёт громко. От этой песни на сердце у Сони сладкая истома.

– Больно ты прыткий, Алексашка, господскую дочь своей называешь, – пожурила его Соня, чтобы скрыть радость.

– А что такого? – спросил он смеясь.

– А то, что папенька мой ни за что не согласится меня тебе в жёны отдать, – ответила Соня.

– А это мы ещё поглядим, Сонечка, – сказал Алексашка, приобняв её. – Я ведь так просто не отступлюсь. Я за тебя, Сонечка, сражаться стану.

– С кем сражаться-то, мой друг? – улыбнулась Соня.

– Да хоть бы и с папенькой твоим, Максимом Максимовичем, – ответил Алексашка.

– С папенькой сражаться не нужно, – строго сказала Соня.

– Не нужно, значит не буду, – рассмеялся он. – Сразимся потом, когда враг какой-нибудь найдётся.

– Потом враг непременно найдётся, – поддакнула ему тогда Соня…

Теперь помощь Алексашкина была бы кстати, но верного Алексашки рядом нет. Соня вздохнула, встала, поплелась в свою комнату. Разговаривать ни с кем не стала. Хотелось денек-другой побыть обиженной, но меланхолия затянулась на несколько месяцев.

Постепенно Соня свыклась с обстановкой пансиона, со странными правилами и строгими требованиями, правда от желания сбежать она так и не отказалась. Тонкой ниточкой, удерживавшей Соню в пансионе, была любовь к учителю изящной словесности. Он один был её спасителем. Соня ждала уроков Фёдора Ильича, чтобы перенестись в сказочную реальность. Поэтому, когда изящная амфора приказала Соне пройти в кабинет директора, она сочла это предательством, ударом в спину.

– Значит вот вы какой, господин Соловьев? – подумала она, одарив Фёдора Ильича недобрым взглядом. – Я пойду, пойду к директору, но вы, мой милый, Соловей, об этом ещё пожалеете.

Прозвенел звонок. Соня встала из-за парты, поплелась за изящной амфорой в директорский кабинет. Остановилась у двери, проговорила через силу:

– Фёдор Ильич, я не знаю, что вас так огорчило в моем поведении, но я честное слово не нарочно. Я…

Он улыбнулся, распахнул дверь, галантно поклонился, пропуская Соню вперёд.

– Прошу вас, Галатея, входите, не бойтесь.

– Что? – Соня растерялась, решила, что это имя ей послышалось. Не мог же учитель так её назвать или мог?

– Проходите, проходите, София Максимовна, вы же смелая барышня. Или вы смелая и решительная не всегда? – спросил Фёдор Ильич.

Соня рассердилась.

– Всегда, не всегда, какая вам разница. Выгоняйте меня из своего пансиона, если это поможет делу. Я ни минуточки не буде сожалеть, что покину эти стены. Что…

– С чего вы взяли, что я вас выгонять собираюсь? – удивился Фёдор Ильич. Взял Соню под локоток, ввёл в кабинет, закрыл дверь. – Я вас, Сонечка, по другому поводу сюда пригласил. Мне с вами хочется без свидетелей поговорить.

– О чём? – пришел черёд удивляться Соне.

В кабинете никого. Они с Фёдором Ильичом стоят слишком близко друг к другу. Соня попятилась, увидев в глазах Фёдора Ильича озорные огоньки похожие на те, что были у Алексашки, когда он впервые её поцеловал. Тогда Соня чуть не грохнулась в обморок от нахлынувших чувств. Сейчас она дрожит от страха и стыда.

– Неужели изящная амфора собирается меня поцеловать? Нет. Это было бы слишком неправдоподобно, фантастично. Это… Нет, это глупо. С чего это вдруг он меня целовать станет? Кто он, и кто я? Между нами бездна, пропасть, в которой можно про-пасть…

– Соня, София Максимовна, я хочу сделать вам неожиданное, немного странное предложение, – голос Фёдора Ильича откуда-то издалека. – Присядьте.

Она села, потупила взор. Он встал напротив, заговорил, глядя поверх её головы:

– Я несколько месяцев за вами наблюдал, обдумывал, как лучше вам обо всём сказать. Решил, что нужно быть предельно откровенным. Соня, я прошу вас стать… – он замялся.

Она подняла голову, растерянно на него посмотрела.

– Нет, я не могу так, Соня! – воскликнул Фёдор Ильич и выбежал из кабинета, оставив её одну.

Соня долго сидела перед распахнутой дверью, боясь пошевелиться. Коридор был пуст. Ни одна гимназистка не прошла по нему, несмотря на то, что уроки закончились.

– Неужели время остановилось? – подумала Соня. – Но почему оно остановилось для всех, а не только для меня? Что всё это значит? Может быть, это сон, и мне нужно проснуться? Проснуться и ни о чём не вспоминать. Нет проку в моих фантазиях. Одни огорчения.

Соня хлопнула себя ладошками по коленям. Звук её оглушил. Она подумала, что во сне так не бывает. Встала, пошла по коридору, заглядывая в пустые классы. Обошла весь учебный корпус – никого. Пусто в столовой и спальнях. Тогда Соня отправилась во флигель модистки, решительно распахнула дверь.