Читать книгу Стихи для чтения вслух. сборник - Елена Глушко - Страница 2

В цветах, с гитарой, с журавлём в руках,

и называть «домой» дорогу в горы.

И говорить на древних языках,

и знать где ищут корень мандрагоры.

И каждый раз оплакивать закат,

с зарёй будить свой дом в прозрачных окнах,

случайным гостем радовать свой сад

и рисовать знакомых крыльев отмах.

Откройте лица, не пейте херес —

всем птицам птица – я птица Феникс.

Гасите люстры, зажгите свечи.

Вор-сумрак шустрый пронижет вечер.

Все ваши боли, горючий факел,

в меня кидайте. Я – оракул.

В огне, колдунья, сгорю? Окрепну!

Пожар танцует великолепно.

Сжимаю лиру, как еретичка.

По искре с миру – запела птичка.

Оставлю лиру, когда остыну,

Птенцу безусому, чудо сыну.

Не лезьте в душу лапами!

Она такая тонкая,

она такая звонкая,

как лёд под каблуком.

Дорогу к сердцу топчете

ступнями косолапыми

через желудок.

Может быть,

пойти другим путём?

Ходила бы, бродила бы,

пока жива.

Тебя до слёз любила бы,

пока такой.

Меняла б лбы дубовые

на дерева.

И океан купила бы

большой-большой.

Качается у таверны фонарь.

Опять припозднился

ветер-звонарь.

Опять балагурит, будит гостей

в приюте под ветхой крышей моей.

Как звать забываю, лица – храню.

На каждое по сто взглядов на дню.

На каждое ненасытна, не нагляжусь.

Смущаются пусть, обижаются —

пусть.

Я помню их сотни, прохожих моих,

скорее неузнанных, чем неродных.

Не строю я глазки – смотрю

в упор.

Бери без опаски мой жадный и щедрый

взор.

Постой! Погляжу, потом

пойдёшь.

Ты на новую песню, на новую жизнь

похож.

Смешна, смешлива и восторженна,

я на себя тяну струну.

К рыданиям не расположена

и неудаче подмигну.

Я обману беду играючи,

спрошу насмешливо о том,

где пуп Земли (не совпадает ли

с моим хорошеньким пупком).

В кибитке, ветром замороченной,

я, окрылённая, несусь.

И запылённые обочины

в тревоге вздрагивают пусть.

Я не зубрила чёрной магии,

и я не Клеопатра новая.

Я ведьма. Маленькая, русая,

веселая и бестолковая.

По миру. По свету. В жизнь. За туманами.

В каждого встречного – взгляд.

Спутников верных с пустыми карманами

вечно смешить невпопад.

Спутников. Тех, что улыбкою званою, дареною

дорожат.

Тех, для которых отдам, не пожадничав,

все свои годы подряд.

Мир – это пляж, а мы жильцы текучего песка.

Дома мы строим на песке с мечтою – на века.

А разве плохо? Если дунет ветер перемен,

я новый модный дом слеплю на месте старых стен.

До моря, солнца и небес

есть дело лишь беспечным.

А мы, жуки, всю жизнь в песке,

разумном, добром, вечном…

Если этот мир для вас чужой,

всё равно вы в нём, большом, частица.

Чтобы (ни дай Бог) не раствориться,

позабудьте думать про покой.

Если этот мир для вас чужой,

не беда. Мы все миры немножко.

Просто вы пришли с большою ложкой,

со своей бездонною душой.

Если этот мир для вас чужой,

сотворите новый, веселее.

Пусть тогда душа нагая реет

рядом с рукотворною луной.

Восходить – трудный путь – не смогу.

Нить тонка. Лопнет нить на бегу.

Слишком стала чуднóй, слишком ввысь.

Слишком часто житейскому – «Брысь!»

Я лицом похожу на свечу.

По ночам я стихи лепечу.

Я не сплю. Я стихи. Щёки – воск.

Где мой дéвичий праздничный лоск?

Слишком искренней стала – дитём.

Слишком часто предательский ком

подступает, сгребает – борюсь:

и в себе, и вокруг взмахом гнусь

убиваю и исповедь-грусть

рассказать тороплюсь.

Рассказать, развернуть, обаять,

чтоб потом возвращали бы вспять

по-девúчьи мою прямоту.

Не намеренную, а прямо ту,

что свалилась неясно зачем.

Но смогу – сберегу, не проем

золотую волшебную нить,

что водила и будет водить

в темноте заплутавших детей.

Только я всё чудней и чудней.

Я буду без позы, без криков, без плача

Не буду мимозой, а буду иначе.

Я буду упрямо обхаживать землю,

покоя ни грамма в себе не приемлю.

Я буду убита не раз и не в шутку

за то, что танцую под личную дудку.

Ну, Бог с ними, расхохочусь и забуду

обиды – ведь в сущности доброму – люду.

Хочется слышать исповедь. Ис-по-ведь.

А лицемерие хочется выставить.

Это двуличие, вот оно. Вот оно —

вымыто, выкрашено, обработано.

Мир у нас простенький, свёрнутый. Свёрнутый

(двери захлопнуты, шторы задёрнуты).

Мир не реальный, а вышитый. Вышитый.

С детства твердят: «Не поднимешься выше ты,

так что сиди, место дорого. Дорого.

Радуйся, лопай вареники

с творогом.

Ра-дуй-ся. Слёзы все вылиты. Вылиты.

Тянешься вверх? Ну да где ж твои крылья-то?

Что тебе делать там? Звёздами, звёздами

вымощен воздух небесный непознанный».

Обезьянка ходит по канату.

Ловко балансирует шестом.

Повторяет трюк неоднократно.

Публика ревёт – сплошной восторг.

– Сделай сальто! – У неё одышка.

– Сможешь на канате рок-н-ролл?

Не сорваться. Прыгает мартышка.

Не упасть бы на бетонный пол.

– Что и это всё? Ещё разочек!

– А какая цепкая, гляди.

– А вообще, невзрачная, не очень.

Вся дрожит. – Смотри, не упади!

Затаила публика дыхание.

Даже пёстрый клоун теперь не в счёт.

Обезьянка прыгнула. Внимание…

Сорвалась. Не страшно. Есть ещё.

А что завтра? Перекошенный сталкер

поведёт нас через ржавые трубы,

будет нервно напевать нам сквозь зубы,

вспоминая пост-модерн детских лет.

По скрипучим и недолгим подмосткам

в эту комнату подкорковых сказок

мы придём все вместе – раз-два – все разом,

потому что больше выхода нет.