Читать книгу Соза - Елена Харина - Страница 5

Той осенью у него появилась Женька.

Они встретились на какой-то тусовке. Очередная хата, приглушенный свет, музыка, пьяные голоса и хохот, мат и характерный запах марихуаны. Альберт искал одного человечка, и хозяин хаты, авторитетный грузин по имени Леван, обещал дать наводку. Альберт потягивал пиво из бутылки, наблюдал за контингентом и ждал пока хозяин вернется из магазина. Леван был известен тем, что у него водилась, пожалуй, лучшая во всем городе трава. Квартира – большая студия, поделенная на зоны. Такие студии только начали входить в моду и выглядело это невероятно круто.

В дальнем углу на низких диванчиках лежали полуголые девки в обнимку с парнями. То ли пьяные, то ли обкуренные, но скорее и то и другое сразу.

На второй половине, выделенной приподнятым полом-подиумом, была установлена большая мраморная столешница на манер барной стойки. Вокруг расставлены высокие стулья, на которых сидели гости. В основном парни. Пили пиво и коньяк. Многие узнавали Альберта и подходили поздороваться:

– Здорово, Алмаз, давай к нам.

– Занят. В другой раз как-нибудь.

Потом послышалась ругань и возмущенный женский голос:

– Отстань, придурок! Отстань от меня! Мы так не договаривались!

– Куда собралась? – мужской голос и пьяный гогот.

Входная дверь открылась и вошел Леван. Альберт кивнул ему.

– Здравствуй, Альберт, здравствуй, дорогой! – сказал Леван с улыбкой, старательно перекрикивая шум.

Он подошел и потряс руку Альберту. Потом начал выкладывать из пакетов нарезки сыра, колбасы и звенеть бутылками с алкоголем. Атмосфера возле барной стойки накалялась, но пьяные ссоры были делом нередким. Альберт подцепил кусок бекона и отправил в рот, наблюдая как белобрысый парень под смешки остальных грубо тискает девушку в коротком розовом платье. На ее оголенные плечи падал свет от плафона, спускавшегося с потолка, и Альберт разглядел татуировку фламинго.

– Ээээ, Стас, зачем так делаешь? Остынь! – хозяин недовольно покачал головой, но белобрысый оставил его слова без внимания.

Девушка заплакала и вцепилась зубами в ладонь белобрысого.

– Вот сучка, – выругался тот и, размахнувшись, ударил ее по лицу.

Вообще-то Альберт был далек от джентльменства. Но в этом малолетнем ублюдке, к коим он сразу причислил Стаса, безошибочно разглядел жажду превосходства примитивного садиста. А вот этого он уже не любил.

Поэтому Альберт подошел к белобрысому и одним ударом разбил тому нос.

– В следующий раз руку сломаю, – пообещал он.

Пару мгновений Альберт ждал будет ли ответ, но кроме истеричной брани и взгляда полного бессильной злобы ничего не последовало. Тишину опять нарушил гул голосов и смешки, как будто ничего не произошло.

Немного позже Альберт вышел из квартиры, закурил и начал спускаться. Он услышал, как наверху щелкнул замок и раздались быстрые шаги. Альберт затаился. Из-за поворота вынырнула та самая девушка в розовом платье. Увидев его, она запнулась и в нерешительности замерла на ступеньке. Какое-то время они смотрели друг на друга.

– Я с тобой хочу, – наконец, сказала она.

Альберт окинул ее взглядом. У девушки были длинные черные волосы и выразительные глаза. Она уже успела умыться и привести себя в порядок. На вид – лет двадцать с небольшим.

Он кивнул:

– Пошли.

– Меня Женя зовут, – сказала она, догоняя его.

– Альберт.

– Я знаю, как тебя зовут.

В ту ночь он купил бутылку красного, поймал машину, и повез ее в комнату на Васильевский. К утру он знал всю ее нехитрую историю. Глядя на него масляными от долгого секса глазами, Женя курила, пила вино и болтала без остановки:

– Да я про этот театральный выдумала все с самого начала. Кому я тут нужна? – с беспечностью говорила она, – актриса из Мухосранска. В нашей дыре работу все равно не найти. И папаша мой, алкоголик, задолбал. Мать все время ноет и ноет.

– Нашла? – спросил Альберт. Он курил, сидя на подоконнике, и смотрел в распахнутое настежь окно.

– Что нашла?

– Работу нашла?

– Ну так, – Женя отвечала уклончиво, – ты только не думай… я теперь только с тобой. Я курсы по маникюру окончила. Могу в салоне работать.

На зиму Женька действительно устроилась в салон мастером по маникюру. Жили они неделю у Альберта, неделю у Женьки в общежитии

– Мне надо здесь появляться, а то комнату потеряю, – деловито объясняла она, – а так я с вахтершей договорилась.

И в марте, сидя в своей общежитской кровати, в одной его футболке, она объявила, что беременна.

– Это твой, Альберт! Матерью клянусь, я больше ни с кем! – воскликнула она, увидев его долгий замерший взгляд.

– Блядь, так какого хрена? – он выдернул из ее рук сигарету с марихуаной.

Альберт натянул спортивный костюм и вышел из комнаты. На лестничной площадке закурил и прижался лбом к оконному стеклу, глядя вниз с пятого этажа. Был серый, грязный день. Небо, затянутое тучами, не предвещало ничего хорошего. Он долго стоял и смотрел на бурое месиво внизу, шныряющие туда-сюда машины и дымящие заводские трубы вдали. Вернувшись в комнату, достал из шкафа большую спортивную сумку, кинул ее Женьке и сказал:

– Собирайся, переезжаешь ко мне.

Рассказать о новости было некому. Только Егору, соседу. Вечером как-то сидели на кухне. Выпили по рюмке и Альберт сообщил:

– Женька беременна.

– Ого, – присвистнул Егор, – надо еще по одной, раз такое дело!

– Я больше не буду, – мотнул головой Альберт, накрывая стопку ладонью, – а ты выпей, – он помолчал и добавил неуверенно, – Работу надо найти, ну… нормальную я имею в виду.

Сам Егор посменно вкалывал на заводе. Точнее раньше это был завод, а теперь множество маленьких фирмочек, между которыми были поделены заводские производственные мощности. Фирма, в которой работал сосед, производила комплектующие к рыболовным принадлежностям. Дела шли неплохо: работали в две смены, обслуживая финские заказы.

– Узнаю у нас, – закивал Егор, выуживая соленый огурец из банки, – но сам понимаешь, – он поднял палец вверх, – биография имеет значение!

Альберт уставился куда-то в пространство:

– Ну узнай.

– Должны же они по-человечески отнестись, – разглагольствовал Егор, уже порядком набравшись, – это что получается… был преступный элемент, а хочет стать добропорядочным гражданином. Вот! – он опять поднял палец вверх и заключил, – тут помочь надобно!

Альберт очнулся от своих размышлений, посмотрел на Егора и рассмеялся:

– Чё ты несешь, Егор?

Дело приняло хороший оборот после того, как выяснилось, что у Альберта и директора, который сам бандитствовал в девяностых, нашлось немало общих знакомых. Но спустя неделю Женя не пришла домой с работы. Ее мобильник молчал и Альберт поехал на поиски. Женю он нашел в общежитие. Анька, ее подружка, увидев его, сразу ретировалась из комнаты. Он присел на край кровати, на которой, закутавшись в одеяло, сидела Женя. В воздухе витал знакомый запах. Спортивная сумка, еще не разобранная, валялась возле окна. Она первой не выдержала и заговорила:

– Я сделала аборт.

– Я понял.

Что еще сказать он не знал, поэтому встал и сделал несколько шагов к двери.

– Я все сделала правильно! – бросила она ему в спину.

Он продолжал идти.

– Ты все равно сядешь! – выкрикнула Женька со злостью, но тут же заплакала, – сядешь! А я кому нужна буду с ребенком?

Он остановился и обернулся. Своего лица он видеть не мог, но она завизжала. Распахнулась дверь и показались Анька с вахтершей. Вахтерша, дородная суровая баба, уперла руки в бока и ее зычный голос раскатился по всему этажу:

– Ты зачем сюда явился? Я вот сейчас милицию вызову. Пошумишь у меня тут!

За ее спиной маячило испуганное Анино лицо. Всхлипывала Женька. Вахтерша ворчала что-то про то, что «уголовники совсем страх потеряли» и «куда милиция смотрит».

– Ментов вызову! – еще раз с угрозой повторила вахтерша.

Альберт выругался и вышел из комнаты. На пороге задержался и со всей силы заехал кулаком в дверь. Дверь была двойная, но пустотелая. Альберт почувствовал, как она поддается под его напором, и кулак с болью входит в спрессованный ДСП. Дверь затрещала и накренилась, слетев с верхней петли. Теперь уже завизжала Анька, а вахтерша наконец заткнулась.

– Иди, мусоров вызывай, – бросил он и, потирая руку, зашагал прочь по коридору.

Больше с Женей они не встречались.

В девять утра раздался продолжительный звонок в дверь. Альберт открыл глаза и прислушался. Интуиция подсказывала – пришли за ним. Спустя минуту в коридоре раздалось шарканье и щелкнул замок. До него донеслись приглушенные голоса, выделялся только крикливый Надькин. Судя по шагам их было немного. Бежать не имело смысла. Альберт резко сел на кровати и дождался, пока постучат в дверь.

Так и есть. На пороге стоял черноволосый рослый парень в форме. Он был один. Ткнул в лицо ксиву псковского отдела. То, что Псковские его достанут, Альберт не ожидал. Мент тем временем оттер его плечом в сторону и по – хозяйски вошел. Альберт выглянул в коридор. Никого, только любопытная Надькина голова торчала из соседской двери. Мелькнула мысль, не ее ли это рук дело. На прошлой неделе она уже вызывала ментов. Особого повода не было, но Надька была рада любой возможности попортить ему жизнь. В тот день по старой памяти зашли четверо оперов с местного отдела. Приехали в штатском, поэтому откуда Надьке было знать, что это мусора? Альберту на днях подвезли пару ящиков водки. Так, должок один. Водка ворованная, но не палево какое-нибудь, отличная водка. Сам он до спиртного не большой охотник, а менты хорошо надрались и подняли шум. Ну Надька и рада стараться. Вызвала наряд. Те приехали, только головами покачали. Надька после этого всю неделю старалась лишний раз ему на глаза не попадаться. Но злобу затаила. Сейчас, только завидев его, соседка тут же спряталась в комнате. Альберт захлопнул дверь.

– Альберт Алмазов?

– Ну?

– Зачем я здесь, догадываешься?

– Ну догадываюсь, – усмехнулся Альберт.

– А если догадываешься, собирайся, поехали.

Альберт начал одеваться. То, что за ним прислали одного мента, не укладывалось в голове. Отряд ОМОНа его бы не так удивил. Альберт достал спортивную сумку и покидал туда вещи. Закроют, тогда просить некого будет. По ходу дела посматривал в щель между занавесками, сканируя видимую часть двора. Несмотря на раннее утро, солнце светило нещадно. И по всему обещался прекрасный летний день. Других полицейских и служебной машины он не заметил. Мозг постепенно просыпался и начинал работать на полную мощность.

– Слышь, – сказал Альберт, – я только глаза продрал. Можно хоть чаю попить?

– Ну пей, – после секундной паузы кивнул мент, – только время не тяни.

Альберт заварил чай, кинул пачку с пакетиками в сумку. Сделал пару бутербродов, завернул и отправил туда же. С утра он обычно не ел, но теперь кто знает, как день сложится. Пригодятся.

– Ну поехали что ли? – хмуро спросил мента, который все это время так и простоял возле двери, подпирая косяк.

Они прошли по коридору. Вышел Егор. Только глянул, сразу ситуацию усек:

– Ты если чего дай там знать… ну мало ли чего понадобится.

Альберт обернулся и кивнул:

– Спасибо, сосед!

Во дворе, к удивлению Альберта, их никто не ждал. Вот это поворот. Эпизодов в Пскове набралось порядочно. Тянуло на приличный срок. Почему только одного прислали? Поехали в метро на автовокзал. Там возле окошка кассы мент долго препирался с кассиршей, показывая удостоверение и тыча ей в лицо наручниками, которыми к нему был пристегнут Альберт. Потом все-таки купил два билета. Все это время Альберт старался не лезть на рожон, вел себя тише воды, ниже травы. Псковский рейс только через два часа. Сели в зале ожидания. Задавать вопросы не имело смысла и Альберт дремал. Пару раз выходили покурить. Мент то и дело смотрел на часы и было видно, что вся эта ситуация его тяготит.

– Слышь, отпусти, – попросил Альберт, кивая на дверь туалета.

На лице мента отразились сомнения. Он нехотя поднялся и поплелся к туалету. Отстегнул наручник и остался дежурить снаружи возле двери.

Потом, рассказывая эту историю, Альберт клялся, что сам не знал, как все получится. В туалете была открыта форточка. Узкая, но для его комплекции в самый раз. Тут же сложился план и заколотилось сердце. За свои поступки он всегда ответить готов, если уже поймали и деваться некуда. Но вот так, без конвоя, как теленка на веревочке. Все эти мысли пронеслись в голове за пару секунд, пока он смотрел на открытую форточку. Пару минут и он на свободе. Или шаг за дверь, а потом несколько часов тряски в старом автобусе и дальше камера. То, что его закроют – это как пить дать. А там поймут, кто он такой так еще все местные висяки попытаются спихнуть. Внутри поднималось знакомое чувство протеста. Упускать неожиданную возможность не хотелось, о последствиях думать было некогда.

Он запрыгнул на подоконник и протиснулся в узкий проем. Аккуратно пролез и приземлился с другой стороны. Через стекло он увидел, как открылась дверь и в нее просунулась голова мента. Наблюдать за его реакцией не было времени. Альберт спрыгнул на землю и помчался со всех ног. Преследовать будут только с главного входа. Мент через окно не полезет. Альберт быстро сориентировался и взял противоположное направление. Бежать и не оглядываться было трудно. Позади уже слышались крики. Это мент орал что-то на бегу. Потом раздался выстрел. Этого Альберт не ожидал. Бежать надо было через пустую автобусную стоянку, а потом через забор и вниз по насыпи. А там уже виднелись дома. В этом районе Альберт не мог заблудиться. Главное добежать, а там он уйдет. Сзади раздалось еще два выстрела. Альберт бежал со всех ног, на ходу прислушиваясь к ощущениям. Что если ему прострелят ногу? Или это последнее, что он видит в своей жизни? Но одно он знал точно, никогда прежде он так не бегал.

Добежав до домов, он петлял еще минут десять по знакомым дворам. Погони уже давно не было слышно, но страх гнал вперед. Наконец, он остановился посреди двора и там же сел на асфальт. Сердце стучало, дыхание свистело, со лба градом лил пот. Документы, сумка, все осталось на автовокзале. Как быть дальше он пока не знал. Теперь его объявят в розыск.

Альберт отсиделся на скамейке, дожидаясь пока восстановятся дыхание и пульс. Безумно хотелось есть. Спортивную куртку он снял и засунул в мусорный бак. Оглядываясь по сторонам, Альберт направился дворами в сторону центра. Надо было разжиться деньгами, новой одеждой, а главное сигаретами.

Сразу после побега Альберт подался в Старую Руссу. Там жил давнишний приятель Серега по кличке Седой. Зазнакомились они еще в юности, в Орле, куда Серега регулярно приезжал к родственникам. И хотя Седой был старше, из благополучной семьи, и к криминалу не имел никакого отношения, с Альбертом у него сложились хорошие отношения. Некоторые даже считали, что Серега и есть тот самый брат из Питера: было у них что-то общее, хотя каждый шел своей дорогой. Седой отвоевал в Афгане, из-за чего и получил свое прозвище. Вернулся и даже женился, но жизнь не задалась. Через год он развелся, сменил квартиру в Питере на небольшой домишко в Старой Руссе и начал вести замкнутую угрюмую жизнь, которая сводилась в основном к работе частным охранником и постоянному пьянству.

Альберт верно рассудил, что у Седова его вряд ли станут искать.

– Алмаз, ты что ли? – прищурив пьяный глаз и пытаясь сфокусироваться, спросил Седой, когда Альберт внезапно возник на кухне, – как вошел?

Седой раскачивался из стороны в сторону, тяжело опираясь на стол. На кухне стоял невыносимый запах спиртяги и тухлятины.

Альберт покачал головой и улыбнулся:

– Я, Седой, я. Как чувствовал, к тебе надо ехать.

На следующее утро Альберт закатал рукава и надраил весь дом сверху до низу.

– Ну и свинарник ты тут развел, – усмехнулся он, когда Седой появился на кухне с мокрым полотенцем на голове, – жрать у тебя есть?

Седой отрицательно покачал головой.

– А деньги?

– Какие деньги, Алмаз, третью неделю не работаю?

– Ну водяра-то имеется, – Альберт кивнул на полупустой ящик водки под столом.

Седому Альберт рассказал все как есть. Так у них было заведено. Тот только головой покачал.

– Живи, сколько хочешь. Если что, я не в курсах.

Неотвратимость наказания сделала Альберта еще более дерзким и злым. Он промышлял взломом местных зажиточных дач. Вскрывал как консервные банки. Седова не впутывал, но однажды тот сам завел разговор:

– Алмаз, меня с собой возьми. Что за жизнь? Все равно сдохну скоро.

Альберт покосился на него и продолжил выкладывать на стол продукты. С тех пор как Альберт появился в доме, холодильник никогда не был пустым. На плите стояла кастрюля супа, на подоконнике мариновалось мясо для шашлыков. Краденого не приносил, только деньги.

– Ты давай, Серега, не загоняйся, – сказал он, наконец, после продолжительного молчания, – тебе это не нужно. Завязывай с бухлом и иди на работу. А мне тут недолго осталось.

С местными ментами у Сереги были хорошие отношения, но в конце концов Альберт засветился и на него стали косо поглядывать. Поэтому он принял решение вернуться в Питер.

– Храни тебя Бог, – сказал Седой, на прощание пожимая руку, – надеюсь, еще увидимся.

В Питер Альберт вернулся уже осенью. Удача к тому времени совсем отвернулась от него. Под ложечкой непрерывно и невыносимо сосало неприятное чувство, которому он не мог найти название. Чутье подсказывало, что гулять осталось недолго. Питерский период Альберт запомнил плохо. В основном спускал деньги на проституток и наркотики. У девочек он пользовался особой любовью, а употребление старался контролировать, памятуя о том, что скоро закроют и придется ломаться.

И вот однажды, серым декабрьским утром, когда за окном сыпал мерзкий дождь вперемешку со снегом, Альберт набрал знакомый номер. После продолжительных гудков трубку, наконец, сняли.

– Привет, мам.

– Альберт? – спросил удивленный женский голос, – откуда ты звонишь?

– Зайти можно?

– Ты что в городе? – в трубке на заднем фоне слышался мужской голос, Ромка тоже был дома.

– Да. Так можно зайти?

– Прямо сегодня?

– Да.

– Когда?

Альберт посмотрел на часы и, немного подумав, ответил:

– Через два часа.

Мать и Ромка ждали его, отчима не было. Так, поговорили ни о чем, чай ему предложили. Про то, что он в розыске никто не упоминал. Когда уходил в прихожей заметил мобильник на тумбочке. Мамкин мобильник. Мать, судя по всему, хорошо поднялась. Так-то он был рад. Еще с детства у него отложилась в голове мысль, что мать должна быть счастлива и теперь какой-то счетчик в голове постоянно засчитывал очки то в пользу этого, то против. Дорогой мобильник – это хорошо, плюс очко. Но телефончик все-таки прихватил. Через двадцать минут его взяли возле торгового центра неподалеку. Альберт не сопротивлялся. Послушно дал себя распластать на капоте полицейской машины. Молча смотрел как выворачивают карманы и кидают рядом бумажник, ключи, сигареты и наконец мобильники. Его и мамкин. И кто его сдал было неважно: близились новогодние праздники, и зиму в этом году обещали суровую.

Иногда Альберту казалось, что это не его жизнь, ну или какая-то ненастоящая. Он спит, и сейчас бабушка растолкает его за плечо и заворчит, что полдень на дворе и она уже сделала чай. И пирожки его любимые тоже есть, вон стоят на столе. Только его, соню, дожидаются. Бабушка была суровая только с виду, а на самом деле во внуке души не чаяла. Альберта она забрала, когда Ирина, ее дочь, вышла второй раз замуж. Не то, чтобы мать им пренебрегала, но все негласно решили, что ей надо устроить личную жизнь, раз уж такой шанс подвернулся. Альберт слушал по ночам, пока еще не успевал заснуть, как бабушка обсуждала с дедом разное. То, что ему слышать и знать не полагалось. Точнее, бабушка говорила, а дед только кряхтел и сопел. Не любил он болтать, да и мнение особо не высказывал, все равно никто не слушал. С одной стороны все понимали, что не дело это, что ребенок у них, а мать в другом городе, но с другой стороны, там тоже дочь родная. Хотелось и ей счастья. И Альберт знал, что мать была бы счастлива, если бы не он. Против дяди Саши, нового маминого мужа, он ничего не имел. А если точнее – ему было все равно. Во взрослые дела он не лез, с малых лет предоставленный сам себе, пока мама устраивала то карьеру, то личную жизнь. Но в отношениях и во взрослой жизни он понимал больше, чем могли бы подумать. Просто высказываться не любил. Пусть сами разбираются, не его это дело. Про его родного отца в их семье никогда не говорили. Он ушел еще до рождения Альберта, хотя и не возражал, чтобы в свидетельстве мальчика были указаны его данные. Но это, пожалуй, все. Иногда Альберт задумывался о том, как сложилась жизнь отца, но дальше мыслей дело не шло.

Он помнил, как еще там, в Орле, бабушка пыталась найти его. Все держалось в тайне, но кто ж сможет утаить что-то от пытливого мальчишеского ума? Бабушка даже в Москву ездила, соврав, что к родственникам. Но Альберт знал, что нет у нее там никаких родственников. Вопросов не задавал, делал вид, что верит всему, но по ночам слышал, как дед и бабка ругались. Это был, пожалуй, единственный случай, когда дед так ясно заявил о своем несогласии. Он отговаривал жену от поездки, кляня несостоявшегося зятя и убеждая, что лучше с голоду подохнуть, чем ехать милостыню просить. Но бабка, конечно, его не послушалась, сделала все по-своему и поехала. Вернулась мрачная и молчаливая, видимо получила от ворот поворот. С тех пор она больше эту тему не поднимала. Жили они трудно, две пенсии, да мать присылала деньги. Поначалу хорошо присылала, а потом стала все реже и меньше. Не то, чтобы у нее денег не было. Альберт знал, что мать хорошо зарабатывает, да и отчим хорошую должность занимал. Они машину купили и встали в очередь на кооперативную квартиру. Но вот его, Альберта, отчим не слишком жаловал. Вроде как постоянное напоминание о том, что мама не только его была. Уж больно ревнивый. Конечно, рассуждал Альберт, дядя Саша нормальный, адекватный мужик, но чувства не спрячешь. Да и как иначе. Мама у него красавица, на нее многие западали, он же видел. Высокая блондинка, с зелеными глазами. Альберт в нее пошел. А потом родился Ромка. К тому времени Альберту исполнилось восемь. Мама все тянула с обещанием забрать его в Питер. Все, о чем смогли договориться, так это о том, чтобы Альберт на месяц приезжал каждое лето. И со школы дергать его не хотелось. Но это была официальная версия. Альберт понимал, что это его там не хотелось. Не то, чтобы его плохо принимали, даже наоборот, принимали по-королевски. Водили по кино и аттракционам, покупали подарки в таком количестве, словно за год хотели возместить. И мама и дядя Саша были вежливы и предупредительны. Настолько, что Альберт начинал сомневаться, что так в жизни бывает. Скорее уж в каком-нибудь кино, и то не в русском. Они давно стали чужими. Альберт старался угодить со своей стороны, но все выходило не в масть. Ему ничего не говорили, но по сдвинутым бровям, поджатым губам и молчаливым взглядам, которыми обменивались мама и отчим за его спиной, Альберт понимал, что не то все, все не то… не к месту он тут…

Однажды он слышал, как мама вполголоса говорила мужу на кухне: «потерпи, еще неделя осталась», «бабушка воспитывает как может, мы ей и так спасибо должны сказать». Альберт тогда специально уронил скамеечку в коридоре, чтобы эти на кухне услышали. И когда вошел, его встретили теплой улыбкой. А он не смог улыбнуться.

Эти обрывочные воспоминания лениво крутились в голове пока ехали в участок. Все прекратилось потом, когда за ним захлопнулась дверь камеры. Это неприятное чувство, что так долго сосало под ложечкой, наконец, замолкло. И он больше не думал о том, как оно называется.