Читать книгу Хозяйка тайги. Сказки сибирских лесов - Елена Жданова - Страница 4

В деревнях-то кто детишек нянькает? Ну да, старшие в семье дети или старики. А не то берут бездетную женщину в годах. Недалече от нас деревушка стояла, проживала там семья большая. Большая-то большая, а за детя́ми некому присмотреть! Вышло так, что в семье двое мальцов по четвёртому году и двойня по второму. Остальные все старше десяти лет, а стало быть, в работе нужные. По весне каждая пара рук на счету. Тут и присоветовали им взять няньку со стороны. Женщина в годах, но ещё не старая, на разговор бойкая и по дому всё спроворит.

Мефодий покумекал с супружницей Евдокией и пустили к себе в избу нянюшку. Имя у неё чудно́е выдалось – Зеле́ница. Может, и не имя, а прозвание такое. Мефодий о том не спрашивал. Ему что главное? Чтоб дети сыты были и под приглядом. То и ладно. Одно токмо в диковинку мужику помнилось – глаза у пришлой таки брызгали зеленью, ровно травка молодая проросла, и волос слегка отдавал зеленцой. Тут старшо́й сын возьми и брякни:

– Зелена́ зело́[23]!

Все со смеху покатились и на разные лады повторять стали. Так и пристала к ней прозвание Зела́, а после токмо так и кликали. Та улыбнулась, но ничего, не супротивничала.

– Каков твой интерес будет? – спрашивает хозяин её. – Какову выгоду ждёшь?

– Платье у меня имеется, – отвечает Зела, – в еде не обидишь, знаю, сказывали мне, что хозяин ты отменный.

Мефодию лестно, что в народе такая молва слывёт. Приосанился чуток. А нянюшка далее говорит:

– Одно у меня прошение будет. Каждое полнолуние отпускай меня на три дня родных помянуть. Сирота я, родных верно чту. Но о том никому не сказывай!

Мужик подивился, но слова поперёк не молвил. Мало ли у кого какая чудинка имеется! Сговорились на том. Зела всем пришлась по душе. Детям за то, что с утра до вечера могла сказки рассказывать. Хозяйке за то, что успевала и за детьми приглядеть, и в доме порядок навести, и вкусно накормить семью. Хозяину за то, что со всеми ладила и улыбалась так, что на сердце тепло становилось. Месяц быстро пролетел. Луна силу набрала. Тут и просит нянюшка уговор соблюсти, отпустить её на три дня. Мефодий не препятствует:

– Иди, милая. Три дня перебьёмся.

Та в минутку собралась и за ворота. А уж вечер! Мужик затылок почесал, задумался: «Куда ж она на ночь глядя? Не боязно ли? Однако Луна в силе, далеко видно, до любой деревушки мигом дойдёт!» И в избу пошёл. Жене поведал, что нянька на три дня в помин пошла. Та тоже ничего, родных помянуть – святое дело. Так и повелось – хороводится нянюшка с детками, по дому дела делает, а на три дня уходит отдыхать каждый месяц.

Лето отцвело, осень плоды раздала, зима пришла – передых дала: хоть и в каждую пору забот полон рот, а всё ж зимой полегче. Где свадебка, где гулянка, где вечёрка, а то посиделки – всё народ кучкуется, веселее так. Зимняя Луна растолстела, просится Зела, как обычно, уйти на три денька. Мефодий кивнуть кивнул, а самого интерес гложет – куда же ходит нянюшка? И ведь ни словом, ни полсловом ни разу не обмолвилась! Порешил он последить за нею. Сказано – сделано! Утайкой да приглядом пошёл за женщиной.

Тут сказать надо, что подгляд за женским полом ни к чему хорошему никогда не приводил. Потому как любая женщина в момент чует, что к ней недоверие. К тому же чутьё у них на взгляд имеется. Такая их натура!

Мефодий это знал, а всё ж соблазнился. Идёт Зела бойко, без огляду, дорога, вишь, не впервой хожена. До око́лицы[24] дошла и к лесу свернула. Прямиком по поро́ше[25], след хорошо виден. Мефодий за ней сразу не идёт, чтоб не приметила. Дождался, пока меж деревьев скрылась, и следом двинулся. А сам про себя думает: «Коли увидит, скажу, что опаску имел, волки, мол, близко! Не следил, а провожал!» Сам себя успокаивает. След в след за нянькой идёт, а он возьми и пропади. Вот был, а вот и нету! И так и этак мужик выглядывал, ничего не видать.

Повздыхал и назад побрёл. Долго шёл, а конца лесу нет. Что за дела? Никак леший водит! Глазами пошарил, вот он, след, ясно видимый. Идёт далее, а токмо лес всё гуще, дерева всё выше, и уж Луны не видать промеж веток. Устал Мефодий, себя корит за любопытство. Решил назад повернуть. Тут из-за дерева волчица вышла матёрая. Воздух втянула, зорко глянула на человека и коротко взвыла. У мужика при себе один нож. Достал, приладил в руку, к дереву прислонился, ждёт нападки. А зверина покрутилась, на след встала двойной и пошла прочь. По пути оглянется и далее труси́т[26]. Зовёт как бы. Делать нечего, пошёл за ней. И быстрёхонько к деревне вышел. Петухи запели вдалеке. Оглянулся: волчицы и след простыл. До избы добёг, а там не спят, всполошённые домочадцы. Давай его пытать, что да как? Отнекался кое-как, спать улёгся, а думки вертит.

Через три дня поутру нянька вернулась. На хозяина взглянула, но ничего не сказала, лишь под вечер шепнула ему:

– По лесу, дядя, аккуратнее ходить надо! Ненароком и заплута́ть можно!

Смутился мужик, но всё ж говорит:

– Куда ж ты по лесу ходишь на помин?

– А то, – не смолчала Зела, – не твоя печаль-забота!

Прикусил Мефодий язык да на печь полез, а всё ж задело – баба на место ставит! Позлился маненько, не без этого. Но без няньки туго, попривыкли все, что она в доме ровно метла вертится, все углы обжила. Невестки так и вовсе разленились, спят по утрам.

На ту пору свадьба в соседней деревне у родни наметилась. Сборы, шитьё, подарки. Вот настал день праздничный, хоть и дело к весне. Собрались, поехали. Перед отъездом Зеленица напоминает хозяину:

– Послезавтра Луна полная, уйду на три дня.

Кивнул Мефодий да и забыл про то. На пиру медовухи выпил и вовсе запамятовал. Три дня прошло. К вечеру четвёртого у него на душе кошки заскребли, сердце заныло. Ой, неладно что-то! Кликнул коня, оседлал и помчался домой. Зашёл в избу, а там никого. Даже кошки не слыхать. На улицу выскочил, кобеля зовёт, в ответ тишина. Заметался он по двору, обеспамятел от страха. После к лесу кинулся. Глядь, а там следы. Не успел до первых кустов добежать, как навстре́чь[27] бегут четверо волчат, а следом и нянюшка. Токмо её почти не узнать. Одёжа переливчатая на ней, белая с зеленцой, убор изукрашенный, шубейка дорогая сверху – чисто царевна! И молвит она:

– Что, Мефодий, припоздал? Запамятовал об уговоре? А долг платежом красен! Побудут у меня твои детки в гостях, срок сама назначу.

– Помилуй, – кричит мужик, – почто́[28] деток берёшь?

– Скоро год, как я у вас в услужении, – ответствует красавица, – а твои домочадцы разленились! Невестки до обеда спят, жена мною помыкать вздумала, да и ты решил, что я никуда не денусь, сиротствуя. Наведи порядок в семье, а там посмотрим.

С тем повернулась и растворилась в вихре снега. Воротился домой мужик, а там плач да стоны. Жена детей ищет, всполошилась. Невестки в ужасе – разо́р, непорядок, изба не топлена, щи не варены. Стукнул Мефодий кулаком по столу и слово сказал веское. Каждому на плохое указал и себя стороной не обошёл, повинился. Напосле́д[29] молвил:

– То не просто нянька у нас жила, а сама Матушка Лада[30].

К осени, как лист пал, воротились детки Мефодия в избу. Круглощёкие, глазастые, улыбчивые да ласковые. Где они были, у кого гостили, про то никогда не сказывали. Только одно отличие появилось у них – глазёнки зеленым посверкивали. И ещё приметил народ, что четвёрка эта не боялась лесного народа и зверей, родным домом тайга для них стала. А Ладу долго ещё поминали. Как у кого в избе разлад, а то пуще – шум да крики, тут же кто и скажет:

– Смотри, Лада придёт, мигом всё разберёт!

И тотчас мир и лад в семье. О нянюшке много ещё чего сказывали, про то другой разговор будет.