Читать книгу Адвокат вампира - Елена Комарова - Страница 7

Последний вечер осени был сырым и промозглым. Дул северо-западный ветер, так и норовя забраться за шиворот и в рукава пальто, с неба непрестанно сыпался не то мгновенно тающий снег, не то мелкий дождь. В такую погоду легче всего впасть в грех уныния.

Карета петляла по уайтчепелским переулкам, узким и похожим один на другой. Мелькала бесконечная череда домов, из-за дождя и сумерек казалось, что с них стекает грязная серая краска. Дориан Грей, вглядевшись в стрелки часов и подсчитав оставшееся до назначенной встречи время, высунулся в окно и приказал вознице ехать быстрее, тот стегнул кнутом по лошадиным бокам.

Сюда, в Ист-Энд, Грей наведывался частенько, как и в былые годы. В молодости он стремился познать все, и самого себя в том числе, набраться впечатлений и разнообразить опыт. Теперь же он и сам не знал, что потерял и чего никак не может найти среди убогих домишек и грязных прохожих. Чтобы не видеть унылый пейзаж, Грей плотно зажмурился и принялся мысленно декламировать из Данте: «…облагородить душу поклонением красоте». Вскоре незаметно для себя он задремал, а когда вновь открыл глаза, за окном кареты уже проплывал пышный неоготический фасад Черинг-Кросс. Небо затянули тяжелые свинцовые тучи, дождь усилился. Менее чем через две четверти часа Дориан Грей уже был на месте.

Магазин, принадлежавший семейству Локхедов уже пятое поколение, располагался на Олд-Бонд-стрит в ряду прочих богатых антикварных лавок. Переступив порог, посетители словно попадали в пещеру Али-Бабы и сорока разбойников: старинные книги и картины на кирпичных стенах, полированные зеркала и вычурные подсвечники, статуэтки и курильницы, дамские безделушки и посуда. Все это разнообразие освещалось мягким сиянием масляных ламп и сверкало. Владельцу не составляло труда обеспечить более современное освещение, но это означало пожертвовать неповторимым уютом магазина, что, разумеется, было неприемлемо. В магазине мистера Джейкоба Локхеда посетители искали не только вещи, но и – что было куда важнее – ощущения.

– Сюда, мистер Грей, проходите, – сказал антиквар, представительный мужчина с едва тронутыми сединой висками, открывая дверь, столь искусно запрятанную в стене, что различить ее мог лишь человек с орлиным зрением.

Дориан Грей жестом велел слуге ждать его на улице, а сам последовал за хозяином магазина за потайную дверь, вниз по ступенькам, ведущим в святая святых самого влиятельного лондонского антиквара.

Коллекционирование – невинная страсть джентльмена, хобби, временами дорогое, но замечательно подчеркивающее характер обладателя коллекции, будь то курительные трубки, полотна великих живописцев или сокровища империй, познавших свой золотой век и пришедших в упадок задолго до рождения Христа. Ценность их была невероятна: ведь, помимо драгоценных материалов и мастерства художников, они несли на себе еще и печать времени. А каждый уважающий себя коллекционер непременно рано или поздно переступал порог магазина мистера Локхеда, наследника старинной династии антикваров и лучшего эксперта по древним реликвиям. Его ценили не только за глубокие познания, но и за особое умение ладить с кем угодно, за удивительную способность отыскивать и предлагать вещи прекрасные, уникальные и идеально соответствующие настроениям клиентов.

Знатоку искусства хватало двух-трех взглядов, чтобы понять: особой ценности предметы в первой комнате не представляли. Здесь можно было купить старый натюрморт, серебряную табакерку или нефритовую шпильку, которая украсит прическу прекрасной леди, искренне порадоваться удачной покупке и поспешить дальше. Тем же, чьи знания были глубже, а финансовые возможности – шире, кланялся смуглый тонколицый слуга, пропуская во вторую комнату.

Слуг в магазине было всего двое: похожие, как близнецы, одетые в яркие восточные наряды, скрывающие их среди окружающего богатства, как пестрое оперение делает райских птиц незаметными среди тропической зелени. Молчаливые, исполнительные, полностью преданные Джейкобу Локхеду, равно готовые услужливо подать очередной раритет из Долины Царей и убить любого, вставшего на пути их хозяина. За последние десять лет лишь один раз магазин пытались ограбить, и участь, постигшая преступников, была столь ужасна, что попытки не повторялись.

Немногие могли себе позволить регулярно посещать вторую комнату, и все же не там хранились настоящие сокровища. Единицам был открыт вход в третью, скрытую за потайной дверью под трехсотлетним гобеленом. По ступенькам спускались всегда двое: покупатель и хозяин.

Последняя комната была невелика и просто обставлена. Почти всю ее занимали два закрытых шкафа и стол, покрытый темной скатертью. В одном шкафу обычно хранились вещи, отложенные для доверенных покупателей, во втором – вещи, чьи возраст, происхождение и назначение пока оставались неизвестными: они ждали своего часа, пока их оценят.

Временами Локхед демонстрировал и несколько образцов из своей личной коллекции подделок. Не всяких, но таких, что сами могли соперничать в мастерстве изготовления с подлинниками. Несколько картин великих творцов Ренессанса, китайская ваза пятнадцатого века – искусная подделка под век десятый, и жемчужина собрания – тиара царя скифов, признанная подлинной десятком специалистов. С мастером, изготовившим ее, мистер Локхед состоял в постоянной переписке.

Сейчас на столе стоял только один предмет: круглая бронзовая чаша. По ее стенкам летели навстречу друг другу драконы. Каждая чешуйка на гибком драконьем теле имела собственную форму, развевались длинные усы, сверкали когти, кривились жуткие морды показной угрозой, ведь раскосые глаза были полны веселья. Чудо-звери не собирались сражаться, они играли друг с другом среди стихий, переплетений побегов и цветов, сорванных не то ветром, не то бурным течением. Блеск очередного шедевра Фаберже не мог сравниться с двумя тысячами лет истории, воплощенными в танце драконов.

Перевернув чашу, на донышке можно было разобрать несколько иероглифов – клеймо мастера. Непонятные значки или набор странно звучащих для английского уха звуков, и больше ничего.

– Она прекрасна, – сказал Дориан Грей, нежно касаясь орнамента кончиками пальцев. – Почему вы раньше не показывали мне ничего подобного?

Антиквар улыбнулся:

– Лишь потому, что ничего подобного еще не бывало в моей коллекции. И конечно, подобного нет во всей Англии.

– Это мне походит, – кивнул Грей. – Бронза. Не серебро, не золото… Но удивительное мастерство обработки для такой древности. Чем-нибудь еще она знаменита?

– Возможно, – сказал хозяин магазина, приближаясь. Обычно он предпочитал стоять позади и немного в стороне от клиента, занятого очередной диковинкой. Не вмешивался и не пытался расхвалить свой товар, как делают мелкие лавочники, отвечал лишь на вопросы, всегда безошибочно улавливая тот миг, когда покупатель поддастся желанию обладать той или иной вещью.

Принадлежащая Грею коллекция могла сделать честь даже королевскому музею, а ее стоимость затруднился бы определить и сам Джейкоб Локхед. Для него вкусы одного из лучших клиентов стали своего рода профессиональным вызовом. Дориан Грей собирал вещи, на первый взгляд, бессистемно: металл, камень, Восток, Запад, Юг, экспонаты возрастом в несколько тысяч лет – и почти новоделы. Но все они были удивительно красивы. Казалось, Грей был одержим погоней за этой неподвластной времени красотой.

– Ее привезли из богом забытого места в Китае, затерянного храма, где остался служить единственный монах, – антиквар взял предмет и поставил на ладонь левой руки, становясь похожим сам на старинную скульптуру. Его бархатный голос звучал негромко, ровно настолько, сколько было необходимо, чтобы завладеть вниманием слушателя. – Храм был беден, почти ничего, достойного внимания, кроме этой чаши. Неизвестно, как могла там очутиться столь прекрасная и ценная вещь, но монах пытался защитить ее даже ценой собственной жизни, хотя его отчаянные усилия оказались тщетны. Этот экземпляр не разочарует коллекционера.

– Не стоит избегать разочарования. Оно бывает полезно, – тихо ответил Грей. – Разочарование позволяет сберечь время и душевные силы, не растрачивая на то, что их не достойно.

– Если взять чашу в руки, можно ощутить одновременно и холод, и тепло, – сказал Локхед. – А если налить в нее чистой воды – через минуту вода закипит, но при этом металл не нагреется.

– Это правда?

– Желаете небольшой эксперимент?

Грей покачал головой, давая понять, что воздержится от этого опыта.

– Зрелище на самом деле презанятнейшее, – произнес хозяин. – Представьте себе, как затихает прозрачная вода, и ее ровная поверхность становится идеально чистым зеркалом. А потом со дна срывается серебристый пузырек, стремительно всплывает и лопается, за ним следует второй, третий, их становится все больше… Проходит несколько мгновений, и вода бурно кипит. Поневоле представляется, как раскаленный орнамент причиняет мучительную боль плоти, но ладонь не ощутит ничего, кроме разве что легкого покалывания. И стоит поставить чашу на стол, это явление мгновенно прекращается и более не повторится, даже если снова взять ее в руки.

Губы Грея чуть дрогнули.

– Занятный фокус, но в чем его смысл?

– Боюсь, что и это неизвестно, – ответил антиквар. – Некоторые считают, что это часть ритуала общения с духами, не в новомодном стиле столоверчения, но в древнем, тайном и запретном. Прежние владельцы не успели рассказать о предназначении этой вещи, – закончил он со смешком.

Немногие понимали смысл шутки, а узнававшие случайно предпочитали о нем забыть. Сокровища покоренных империй, попадавшие в руки Джейкоба Локхеда, человека со связями среди богатейших людей, равно как и со знакомствами среди обитателей преступного мира, оставляли за собой длинный кровавый след.

– Я беру ее, – сказал Грей, еще раз касаясь чаши. – Распорядитесь о доставке.

Цена могла бы повергнуть в уныние даже принца Уэльского. Дориан Грей лишь коротко кивнул, соглашаясь.

Таков был круг клиентов Локхеда: все они знали о цене, и все были готовы платить. Никто не унижался до торга.

…Похолодало, и мелкие моросящие дождевые капли сменились редкими снежинками. Одна коснулась мраморной кожи Дориана Грея, замерев на миг, прежде чем растаять.

Слуга, невысокий коренастый мужчина, чьи возраст и внешность было сложно различить из-за густо покрывающей щеки растительности, распахнул дверцу экипажа. Грей сделал шаг, чтобы подняться, но остановился на полпути – рука со скрюченными пальцами вцепилась в рукав его пальто. За такую переходящую все границы наглость слуга был достоин немедленного увольнения с занесением во все возможные черные списки, но Грей лишь одарил его вопросительным взглядом.

– Опасность рядом, – сказал тот. – Стригой.

– Я не знаю этого слова, – равнодушно пожал плечами его хозяин. – Ты справишься?

Слуга тихо зарычал. Грей кивнул.

– Ты понадобишься мне через час. – Усевшись в свой экипаж, он велел: – Домой.

Слуга подождал, пока карета скроется с глаз за поворотом, а потом неторопливо направился в противоположную сторону. Как и на многих улицах Лондона, свернув с Олд-Бонд-Стрит, можно было всего за несколько шагов оказаться совершенно в другом мире, скрывшись от любых наблюдателей.

Он побежал, сначала неторопливо, разогревая мускулы после долгой неподвижности, потом все быстрее. Сильно оттолкнувшись от земли ногами, он приземлился на ладони, перекувыркнулся через голову – и дальше по темному пустынному переулку понесся огромный лохматый зверь, напоминающий пса.

* * *

Поздний вечер в Лондоне – все равно что ночь. Окна плотно закрыты ставнями, снаружи ни души, даже завсегдатаи пабов успели вернуться домой. Падает снег, несильный, вряд ли покроет мостовую хотя бы на пару дюймов, вокруг пустынно, словно на окраине, а не на Питер-стрит. Тишину нарушают только шаги одинокого прохожего.

Сорвавшийся порыв ветра на миг проник под пальто, заставив Ника Ловкача поежиться и пожалеть о решении пройти отделявшие от дома полторы мили пешком.

День выдался прекрасным даже по меркам удачливого и опытного, несмотря на юный возраст, вора, приятно утяжелив карманы. Как бы самому не стать жертвой не столь успешных коллег, усмехнулся про себя Ник, и тут же отбросил эту глупую мысль: в этих охотничьих угодьях не было равного ему хищника. Нику нравилось ощущать себя царем здешних джунглей, пробегая по известным с детства переулкам и ступая по широким дорогам. Особенно в такой прекрасный и тихий вечер. Откуда только взялся этот ветер?

Ловкач натянул шляпу на уши и поднял воротник пальто, сделал еще несколько шагов и остановился: ветер стих так же внезапно, как возник, воздух замер, превращаясь в вязкий кокон. В ушах зашумело, и Ник тряхнул головой, отгоняя неприятное ощущение: он гордился своим отменным здоровьем, благодаря которому пережил не одну голодную и холодную зиму, когда промышлял мелкими карманными кражами в компании таких же, как он, сирот. До шестнадцати дожили всего трое…

– Иди сюда…

Действительно ли он услышал донесшийся издалека голос, или ему почудилось? По всему выходило второе.

Постояв еще с минуту и прислушиваясь, он решил продолжить путь, а туманные мысли и голоса отбросить прочь: Ловкач был сугубым материалистом, благодаря чему не только выжил, но даже сумел обеспечить себе сносное существование. Поправив шляпу, он решительно направился к перекрестку с Бервик. Должно быть, именно оттуда вышел еще один поздний прохожий. Шел он не торопясь, то и дело крутя головой направо и налево – точно деревенщина, впервые оказавшаяся в большом городе. Или иностранец, который каждый камень рассматривает, все ему в новинку, разве только рот не разевает. А может, и разевает, не разобрать пока.

Иностранцев Ловкач любил, особенно тех, кто в Лондон приезжал впервые. Их было очень легко избавлять от ненужных вещей (вещь, недостаточно надежно спрятанная, явно не очень нужна), прежде чем те научатся бдительности.

Незнакомец тем временем достаточно приблизился. Ловкач только присвистнул: молодой, блондинистый, расфуфыренный, на вид не старше его самого, и, несмотря на морозную погоду, разгуливает без шляпы. Волосы длинные, как у девицы, но вряд ли помогут защититься от снега – зачесаны назад и стянуты у затылка, видать, чтобы уши обмораживать было удобнее. А вместо приличного пальто – длинный черный плащ, будто прямо из Оперы.

Театральную публику Ловкач тоже любил, в особенности за привычку наряжаться и нацеплять украшения, а потом таращиться на сцену, забывая обо всем. Может, и впрямь ехал из театра домой да решил выйти-прогуляться?

Если иностранец, точно ищет какой-нибудь исторический камень – судя по рассказам одного ученого типа, за которым Ловкач как-то шел целую милю, прежде чем выдался удобный момент, в Лондоне плюнуть некуда, чтобы не угодить в реликвию. Жаль только, что с точки зрения ценности в монетах – совершенно бесполезную.