Читать книгу Полусвет. Страшный смешной роман - Елена Котова - Страница 4

Всем понятный язык: по осени в Тель-Авив слетаются птицы. Зоя с Мишей – это дежурное блюдо, а Корнелия с Матвеем – подарок. Конечно, они будут жить у Маруси, как иначе? Куки – больше, чем подруга, она родня, Жукова всю жизнь ей будет благодарна…

Маруся не любила свой паспорт. Не за то, что он российский, а за то, что в нем стоит год рождения. Она уже пятый год праздновала свои сорок пять, делая ставку на грацию тела и молодость души. Не любила она паспорт и за имя Мария, само по себе достойное и сильное, ей под стать, но всех же вечно приходится одергивать: «Я вам не Машка». Звать ее надо было Марусей, можно Маней – особенно теперь, когда она поселилась в Тель-Авиве. А Машка – это непристойность, в ответ на которую она могла и вспылить. Поэтому в глаза ее называли Маруся, а за глаза – просто Жукова или Жучка. Не в том смысле, что шавка, а потому что жучи́ла.

В Штатах, которые так интересовали Наташу Поленову, Жукова работала в банке, в Вашингтон переехала и семья – кроме Ванечки, еще мама и сын, тогда кроха, а теперь красавец-парень двадцати восьми лет, правда, в рассказах Маруси ему уже который год было двадцать два… Через четыре года вернулась в Москву, взлетев в руководство одного из крупнейших банков. Там за пару лет со всеми разругалась, и ее сплавили – типа в ссылку, зато в Лондон, куда эгоист Ванечка так и не переехал. После Лондона работать на дядю надоело, Жуковой захотелось творчества. Взялась скупать убитые квартиры в prime-locations, которые перекраивала, отделывала и продавала с таким наваром, что никому не рассказывала. Чтоб не обзавидовались. Рядом с этой темой – сделки резидентов разных юрисдикций, стало быть, людям нужно помочь деньги куда-то переправить, подсказать насчет контрактов, налогов и прочих деликатных материй. А где контракты и налоги, там и офшоры, и схемы… Консультант – это вообще ни о чем, лайфкоуч – другое дело. Или совсем хайпово – фиксер, если кто понимает. А кто не знает, пусть у Google спросит. Жизнь на две-три страны – то Москва, то Берлин, то Штаты – вполне устраивала, пока лафа не кончилась. Как нетрудно догадаться, после крымнаша и вместе с санкциями.

Рубль провалился, клиенты впали в коматоз, и тут судьба нанесла удар под дых: полный отлуп на получение грин кард! Немыслимо: у Маруси муж и сын давно граждане США, она и не спешила делать грин кард, считая, что всегда успеет, а Штаты – бац и перекрыли русским кислород. В России же Марусе не было никакой жизни. Совершенно объективно не было, даже если не брать в расчет, что хочется жить то у Ванечки в Вашингтоне, то у Хельмута в Берлине. В Россию пришел пушистый звездец, любой ценой куда угодно, только прочь отсюда. Маруся впала в депрессию и сидела в ней безвылазно, пока не заехала как-то на дачу к Корнелии.

Маруся познакомилась с Корнелией на тусе. Матвея Самойлова она знала и раньше – в их полусвете параллели как раз очень пересекаются, это не геометрия. К Корнелии ее подвел один тусовщик, болтливый и шумный, успевавший за вечер смутить каждого мыслью, что тот прозевал самое важное. Он нашептывал, что Фокс – это кладезь клиентов для Маруси, у каждого все вкривь и вкось, тут ей фиксить и фиксить… Корнелии он с порога заявил: «Маня – наш человек, не обдирай ее, потому что твои привычные триста тысяч в месяц уже все равно не десятка грина». Маруся приклеилась к Корнелии, рассказывая, как она видит их будущую работу, а Корнелия все сжимала руку Матвея, сидевшего рядом, и смеялась тому, что тот ей шептал ей на ухо, ей было не до Жуковой.

Идея совместной работы была в принципе нелепа, коучинг – дело интимное, что тут пиарить? Но странным образом Куки и Маруся сдружились, и крепко: обе веселые, хваткие, без тени занудства. Встречались нечасто, а с первой минуты ощущение, будто накануне расстались: тут же фонтан рассказок, пересыпанных хохмами, с вкраплением тонко-уместных матерных словечек. А уж после того, как Куки вытащила Марусю из депрессии… Не умея и не особо стремясь привести собственную жизнь даже в подобие порядка, она в одно касание вернула Жукову к жизни!

– Есть же простое решение, сделай себе израильское гражданство!

– Да какая из меня еврейка? – Маруся даже удивилась.

Действительно, еврейка из Маруси была никакая, один дед-еврей по материнской линии. Даже мама уже не еврейка, раз мама мамы – то есть Марусина бабушка – была русской дворянкой, чем ее внучка крайне гордилась. Куки напомнила внучке, что она и сама еврейка только по отцу, стало быть, тоже никакая. Да и у Матвея еврейская линия косоватая.

Они с Матвеем наперебой просвещали Марусю, как делали израильские паспорта Лиза Осинская, Саша Горилов, Регина Гаврилова, Женя Шанская, Маша Трост, а еще Даша, другая Маша, Володя, Нинель и Нина. И Толя – не тот, который в Яффо живет, а друг Мисонова, хотя тот Толя, который в Хайфе, тоже… Матвей упивался рассказом: его младший сын выносит ему мозги вопросом, зачем еще израильские паспорта, раз есть британские и американские. Подрастет – поймет.

– Хотя бы потому, что русским счета во всех банках закрывают… – заявила Маруся.

– И уж точно не открывают, скринят до седьмого колена, – подхватила Куки. – Скоро чистыми станут только деньги, от святого духа полученные.

– Получишь израильский паспорт, откроешь по нему счет в Германии, – продолжал Матвей.

– Вообще без вопросов! – перебила его Куки, жуя апельсин. – Какие могут быть у немцев вопросы к евреям?

Корнелия и Матвей отправили Жукову к мастаку-юристу, которым оказался Миша Наумов. А как вы хотели, даже если это геометрия, то неэвклидова. Наумов взял с Маруси немыслимую сумму – Куки называла совсем другие тарифы – но, видимо, Миша весьма точно оценил небедность Жуковой и возвел ее в степень Марусиного отчаяния. Однако ж, вопрос порешал быстро и стал другом.

Хотя Маруся и любила Мишу всей душой, она называла его решалой, давая понять, что она сама не решала, а коуч, разница принципиальная! Миша брал вопрос и шел его решать, за что получал деньги. А Маруся находила решения любого вопроса, до которых другому не додуматься, и за это получала деньги. Она и швец, и жнец, и на дуде тоже может научить, если кому надо… Но не скакать же самой с голым задом под луной. В свете злословили, что Жучка так вжилась в образ коуча, что то и дело начинает учить жизни всех подряд, невзирая на отсутствие клиентского запроса, но то, что Жукова – это отдельное явление, признавали все.

– Стоим перед дворцом, кругом мрамор, охрана! – прокричал Матвей в телефон. Маруся выскочила на балкон: чемоданы, Матвей и Куки стояли у калитки:

– Жмите в домофон, второй этаж.

– Крут у тебя дом, – заявил Матвей, и только тут Маруся задумалась, что дом и правда не совсем тель-авивского пошива, новенький, участок забором обнесен. «Дел невпроворот, нам надо в Хайфу, Моте кучу дел с банком нужно переделать, а я работу привезла», – кричала Корнелия. Почему в квартире надо кричать, – такой вопрос никому в голову не приходил.

– Накатить и на море, – заявил Матвей. – Я в супер.

– Обижаешь, у меня холодильник полный, и выпивки полно…

– Вечером в Goocha? – приставала Корнелия.

И накатим, и на море, и вечером в Goocha, это ж Тель-Авив! Маруся уже второй год наслаждалась на Земле обетованной, отскакивая пару раз в год в Берлин – на Рождество и летом, когда в Израиле жара. И еще несколько раз в год в Москву – о своем месте в обойме напомнить, нашуршать новых клиентов и повидать друзей. Нигде ж так не потусить, как в Москве.

– Привезла тебе твои витамины, – продолжала кричать Куки. – Миша с Зоей прилетают послезавтра. А Ванечка уехал?

– Угомонись! Ванечка вас не дождался, укатил. А что Миша с Зоей прилетают, сам Миша мне уже трижды написал, Зоя дважды, а я тебе – еще утром.

Маруся усадила Корнелию на балкон – первым делом надо встать на одну волну. Матвей принес всем вина и полез шарить в холодильнике, а барышни занялись сверкой инфы.

– Ты сама писала, смотри: «Встретила Зою на ДР, они с Мишей летят в ТА», – Маруся скролила айфон. – Вчера, кстати, снова вспоминали с Ванечкой, как познакомились с Зоей. Единоутробный до сих пор меня корит….

Маруся называла Ванечку мужем единоутробным, а Хельмута – благоприобретенным, чтоб подруги не путались, очень удобно. С самими мужьями таких шуток она себе не позволяла. С Хельмутом потому, что тот все равно бы не понял, а с Ванечкой, потому что обижать его грешно. Когда Ванечка не занимался своей писаниной, которую Маруся всем нахваливала, но сама читала редко, – tl;dr – он занимался исключительно женой. Вот и пару дней назад Маруся сидела на том же балконе…

Балкон в Тель-Авиве – это первое дело, тут проходит жизнь. Кроме, конечно, июня-июля, когда от липкой жары спасает только мазган, то есть кондей по-русски. А в августе, который с какого-то бока считается высоким сезоном, тут вообще ни одного правильного русского не встретить. В августе все правильные в Прибалтике или на озерах в Австрии или Швейцарии…

Короче, Маруся клепала на балконе для очередного клиента стратегию и бизнес-план старт-апа, который должен был продавать квесты в виртуальной реальности. Для начала надо выяснить у Google, что значит квест. Она прикрыла дверь балкона – Ванечка, с утра отзанимавшись спортом и сгоняв на рынок, варил борщ. Ванечка – чудный, и борщ у него чудный, только она не выносит кухонных запахов. Особенно когда работает.

«Жить будете у меня, ура-ура

_эмодзи_радуга».

Отправив месседж Корнелии, она вернулась к таблице, которая никак не хотела сама считать формулы. «Ключевую роль в игровых процессах квеста играет решение задач, требующих от игрока умственных усилий», – словесный мусор в Википедии, ничего для стратегии не выжать… Классно работать на Mac, можно стучать в параллель и в ватсапе, и в телеге, и в фэбэ, это же не виндос, ничего не надо переключать. Маруся крикнула: «Вань, кофе принеси!».

– Не слышу, ты ж дверь закрыла, – Иван, отодвинув стеклянную дверь, высунул голову на балкон.

– Кофе сделай и дверь закрой, капустой пахнет, – жена смотрела одновременно в таблицу, и в ватсап, куда шлепнулся месседж Куки:

«Зоя – девочка из хорошей семьи

_эмодзи_рожица_с_нимбом».

На балконе снова появился Ванечка с кофе и со словами, что у него все готово.

– Ща, надо таблицу доделать, – отмахнулась Маруся, она не любила откладывать что-то важное на потом.

«Миша-то разведется, только ей-то он

нафиг нужен?» – бросила она Корнелии.

«У Аси шансов нет. Считать, что

Мишу дети удержат – LMAO

_рожица_с_высунутым _языком».

Маруся вышла в кухню-гостиную, которую израильтяне называли на французский манер «салон». Ванечка успел и стол накрыть – приборы, салфетки, стопочки для текилы, что-то мясное ломтиками, укропчиком присыпанное…

– Пастрами, cool! Обсуждали с Куки, как нам обеим нравится Зоя.

– Зоя не может не нравиться, тонкая барышня. Не понимаю: ну разведется Миша, и что? Зоя достойна много большего. Нашему бы оболтусу ее в жены, человека бы из него сделала…

– Она на семь лет старше, нафиг она ему, – Маруся снова уткнулась в айфон. Ванечка – золото, если бы она при Хельмуте писала месседжи за едой, давно был бы скандал. – Помнишь, как мы с Зоей познакомились?

– Да уж, ты тогда такое отмочила…

Тогда, получив израильское гражданство, Жуковы приехали в Тель-Авив, не зная в Израиле ни души, кроме Миши Наумова, который и делал им паспорта. Тот прилетел из Москвы по делам и пригласил их на завтрак. Правда, ему «надо отскочить на сек, а вам – второй этаж, правая дверь, встретит замечательная девушка Зоя».

У плиты стояла девица в драных шортах и майке с одним плечом. Хрупкая, длинноногая, с огненно-рыжим водопадом локонов, рассыпанных по плечам, – то ли шаровая молния, то ли полинезийская птица залетела в темноватую квартиру с плотными жалюзи, защищавшими от буйного солнца. Короче, диссонанс в драных шортах.

– Здравствуйте, я Зоя. Оладьи из кабачков делаю, любите? Еще пюре из авокадо и гренки – мы из Москвы бородинский привезли. Миша буквально на минуту отошел. Вам кофе с сахаром-молоком?

Миша, влетев в квартиру, обрушился на гостей скороговоркой: «Чудно выглядишь, Иван. Рядом живете? Ваш супер – дрянь, туда не ходите, вот за тем углом хороший», – Миша сыпал названиями улиц, которые Жуковым ничего не говорили. «Кофе? А, уже пьете… Любите оладьи из кабачков? Это песня, как Зоя их готовит».

За завтраком Миша рассказывал московские новости, не смущаясь тем, что Маруся с Ванечкой сами только что из Москвы, давал советы, где лучше искать постоянное жилье. Мишина квартира казалась Жуковым роскошной: мебель подобрана со вкусом, вместо стола – огромная барная стойка, да еще и паркет – для Тель-Авива редкость. «Так я общаюсь с соседями», – Миша вывел их на балкон и прокричал соседу «Шалом!»

– Стоишь, всё видишь, тебя все видят, обшарпано, дворик грязноватый, зелень, в натуре Одесса или Тбилиси.

Правда, похоже: дома ветхие, квартиры на разных уровнях, все утопает в зелени, по стенам плющ… Тем временем Зоя убирала со стола, что-то щебеча из гостиной.

– А Зоя, она кто? – выпалила Маруся помимо воли. Почему ей показалось, что эта рыжеволосая в драных шортах – домработница?

– Ну-у-у, Зоя… Мы в выходные приехали, – чуть напрягшись, произнес Миша.

– Мань, ты даешь, странный вопрос, – одернул Марусю муж.

– Мало ли кто кем приходится, я ничего такого не сказала, – стала оправдываться Жукова.

– Друзья мои! Я часик поработаю, а вы берите Зою и ждите меня на пляже, – Наумов уселся в кресло и открыл MacBook.

– Давайте вечером в Goocha, – предложила Маруся, стараясь заболтать свою бестактность.

– Ага, понравилось? – Миша поднял голову от компа. – Шаронов, знаете его? Так запал на Goocha, когда я его туда привел, что неделю ел только там, пока все меню не перепробовал. А когда перепробовал, ему понравилось еще больше, он там и встречи назначал, и даже маклеру велел квартиру искать в радиусе пятисот метров.

Непонятно, почему Goocha была намоленным местом избалованных москвичей. Интерьер – безыдейная смесь техно и лаунжа, открытая кухня раздражает громыханием тарелок и клекотом официантов над ухом. Внутри, «лифним», – москвичи никогда не сидели, только «бахуц» – на тротуаре, где можно курить и глазеть на вечерний народ, фланирующий по улице Дизенгоф. Goocha была хороша лишь тем, что это привычный европейский гастропаб в самом центре, ведь правильные русские живут только тут.

– Как вспомню, так ежусь от неловкости, – Маруся все мусолила историю знакомства с Зоей, сидя на том же балконе уже не с компом и квестами, как давеча, а с Куки, вином и сплетнями. – Про домработницу никто не понял, прозвучало так, будто я интересуюсь местом Зои в Мишиной жизни, что гораздо хуже.

– Не придумывай, – отмахнулась Корнелия.

– Как вы, женщины, любите накручивать! – Матвей с бутербродом в руке вышел на балкон. – Привез я как-то в Москву жену, тоже, можно сказать, единоутробную…

Он отхлебнул израильского рислинга и, потрепав Корнелию по затылку со словами «Тоже дрянь, но все же лучше немецкого», продолжил:

– У Ленки в Москве начались паник-атаки, ей мерещилось, что сейчас полиция ее загребет, регистрация у нее не та, в супермаркете карточку обнулят, из Шереметьево не выпустят. Найдут наркотики, которые сами таможенники подбросят, и закроют. Прозак уже не помогал, повел я ее к невропатологу, тот назначил капельницы. Что-то такое, стабилизирующее психику. Как я уговаривал ее, что ей в капельницу ничего не подмешают! В общем, она под капельницей, я в коридоре жду, она выходит, вся сияет! Ё-моё, может, ей в капельницу подмешали-таки что-то? Типа экстази? Оказалось, медсестра заявила: «Докапали, девочка, вставай, папа тебя уже заждался». И у Ленки паник-атаки вмиг растворились в эйфории, что ей сорок пять, а она все девочка. Какой ты фиксер, Маруся, если так из-за муры колбасишься?

– Мотя, а к чему это психоделическое марево? – подняла на него глаза Куки.

– Как раз зачетно, – возразила Маруся. – Это же притча! И такой человек тратит свой талант на макароны!

Матвей действительно производил макароны. На заводике в Махачкале по итальянской лицензии. Помимо того, что он производил еще и плитку, на заводике в Туле по итальянской лицензии. Что общего между макаронами и плиткой, кроме того, что Матвей постоянно летал в Милан, где неизменно останавливался в отеле Principe di Savoia, как он рулил своими заводиками, когда успевал за год облететь еще полмира, а когда не летал, то бухал, трахался, долбался, поил и кормил всех правильных и полезных людей Москвы, от которых пользы было ноль? Этого понять никто не мог – Ванька Жуков на закате в Вашингтоне слушал отчет жены, которая в глубокой тель-авивской ночи рассказывала ему о еще одном бесполезно прожитом, чудном дне.

И это еще жена не рассказала своему единоутробному про Поленовых-Шустовых! Ведь та история, что началась на пляже в мае, получила ого-го какое продолжение.