Читать книгу Площадь - Елена Крюкова - Страница 3

Голоса зимы. Слышна русская песня, рок-вопль,

сирены машин, смех; все съедает вой метели.

Из тьмы и звезд выходит Ангел.

…Пускай вы не верите в россыпь чудес.

Я – Ангел вот этих тяжелых небес.

Я – Ангел вот этих холодных земель.

В Галактике стылой застлали постель.

В Галактике стылой, у звезд на цепи…

Да в лагерной карагандинской степи!

Да в черном подвале, где сохнет белье

Близ ампул – горячее ложе мое.

Я жил – там, где звезды по-рысьи остры…

Сон вечный закончен. Все сны – до поры.

Отверженных вопли ко мне донеслись

С ночных площадей сумасшедших столиц.

Стряхнул облака… мои ноги вошли

В кипящую, мрачную лаву Земли!

И я увидал – смертный ужас един! —

Что ныне распятый – не Божий Сын,

А баба!

…волос рыжекудрая прядь…

…а долго ль кресту на морозе стоять?

И чтобы спасти эту бабу – одну! —

На миг превращаюсь в седую Луну

Над грешной, патлатой ее головой,

Над раной горящей ее ножевой!

А Площадь – плевать, видно, хочет на нас.

Свет розанов-лиц. Полыхание глаз!

Корзины и сумки, в которых – еда!

…И там, над метелью, во мраке – звезда.

Я объявляю Времени бесполезную эту войну.

Грудью иду на Время; руки – пламенем – ввысь.

Двумя языками огня. У вечной ночи в плену.

Я не хочу глядеть назад. Но шепчу себе: оглянись.

Растерянно озираюсь. Ну сказали ж тебе,

никогда, никогда, никогда

Не гляди назад! Там петля и яд. Видать за версту.

Там ненависть поднесут

В столовой ложке, лечебный твой мельхиор,

к галчино раскрытому рту… и зубов слюда

Блеснет беззащитно, забьешься в истерике,

глотнешь горчайший, огненный Суд.

Я вижу, что было.

Бабка-призрак продает у метро

незримые пирожки.

Из лимузина незримого – на мостовую прыг —

призрачная звезда.

У нее на плечах – песцы!

У старухи – в бельмах зрачки.

…обе они – в черной земле. Избиты снегами венки

На пышном надгробье, чугунном кресте:

сизые иглы инея в холода.

Я вижу, что есть.

Я все еще здесь. Ни прилечь, ни присесть.

Упасть и уснуть, а наутро – в путь,

труд лечит, когда знобит…

В шубу старую запахнусь. Повторю Гавриила.

Вот вам благая весть —

Обнимитесь, люди,

без боязни, боли, обмана, обид.

Я вижу, что будет!

Люди, я никакой не пророк.

Я просто девчонка старая,

дышу свечными нагарами

Страстей Господних в песцовых снегах —

Я, Время, тебе объявляю войну,

даю последний зарок —

Пускай неведом будет мне

твой бедный, последний страх.

Снег зло, наотмашь сечет меня.

Канкан сумеречных огней

На Площади… новые флаги полощутся…

колесом катится голова…

Я, Время, храбро дерусь с тобой!

Да все меньше в запасе дрожащих дней.

А видишь, стою в огнях, и невидим тебе мой страх,

и мертво ты, видишь, а я жива.

Нам Апокалипсисом уши прожужжали…

По переулкам вкось, по проходным дворам —

Бегу на свет!

Еще меня не удержали,

Не ослепили злом заоблачных реклам.

Из волглой, серой тьмы больничных коридоров,

Со стадионов, где из глоток – общий крик —

Бегу на свет!

Еще слепят и манят створы!

И Площадь белая – что Спаса зимний лик!

Скорей туда! Она кругла и неподкупна!

Там видно все! Но надо сильно закричать!..

И не стираю я с румянца капель крупных:

Ведь на морозе плакать – солнце излучать!..

Ведь должен выход быть!

Ведь где-то, в узком горле

Пред тою ширью, где огромен света крест —

Последний в мире страх! Последний в мире голод!

Последний в мире рваный ордер на арест…

Туда, на Площадь!

…Что же скажешь ты народу,

С такою птенчиковой глоточкой, с такой

Таимой вечно жаждой веры и свободы,

С такою жалкою протянутой рукой?

И обсмеют тебя! И будет больно ранам!

И будешь ты гореть одна в своем огне!

…И подойдет из мрака наркоманка Анна,

Которая под кистью Сурбарана

За сто снегов отсюда

Плачет обо мне.

О, не ругайте меня за то,

Что я даю имена святых

Той, пьющей водку в пьяном пальто,

Тому, в подворотне бьющему в дых.

Еще не ругайте меня, прошу,

Что вдруг пророками назову

Ту, что курит в ночи анашу,

Того, кто сон свой жжет наяву.

Того, кто швырнул партитуру – в печь!

Кто на спиртовке – рукопись жег…

Во гроб кто посмел при жизни лечь,

Очнулся во тьме – а всяк одинок.

Вы не ругайте меня, что я

Про бедолаг, про несчастных – тут…

Все на свете – моя семья.

Ангелы в небе – о нас споют.

Чем виноваты? Тем, что грязны?

Шкалик – в глотку? В запястье – иглу?

Мы и они – одинаковы сны:

Все одиноко уйдут во мглу.

Солнце! Больное солнце мое!

Праздник! Поруганный праздник мой!

Ты не срывай с веревок белье,

Ты не рыдай, бесноватый немой.

На, держи, Исайя пророк,

Тащи сигарету, табачную нить…

Я огонь тебе – пробил срок —

В зимних ладонях тяну: прикурить.

Молчание. Тихий голос из мрака:

…я поняла – могу переселяться в души

Живых людей и умерших давно.

Волненья темный воздух губы сушит.

Метели белой выпито вино.

Стой, Анна! Здравствуй… Шапка меховая

По-царски – в блестках, по-мужски – тяжка…

Нащупать вену – и, еще живая,

В уколах крупных звезд

Ее рука.

Жи-ву, ды-шу.

Люб-ви про-шу.

Отойди подале.

Ветра меня разъяли.

Ветра меня сжигали.

По углям – ногами!

По углям, по снегу,

По ветхим подъездам,

По новому веку,

В котором – не место

Мне, знающей цену

Пинка, воя, биты…

Исколоты вены.

И сроки разрыты.

Разъяты аккорды.

Разомкнуты связи.

…и – песьею мордой

В невысохшей грязи —

Любовь,

под ногами

Скуля, причитая —

Ты, рыжее пламя,

Живая!

Святая…

– Ты любишь?..

– Смеешься?.. Такое-то чудо

Сполна заживает – как шов, как простуда!..

– Ты веришь?..

– Во что?! В эти бредни эфира

О светлом грядущем спасении мира?!

О нет! То для деток. А взрослые люди

Руками берут, что – открыто на блюде

Лежит. И до кости, до хруста съедают,

А после по косточке – детям гадают…

Одно лишь – из марева тысяч уколов:

Та церковь, что строили прежде Раскола.

Там Ангел один… Меня бабка водила…

И долго слезами во тьме исходила…

И до сих-то пор мне на жизнь эту – странно…

– Господь же с тобою,

пророчица Анна.

Хор (поет, невидимый):

…Помилуй, судьба, всех своих окаянных,

Которым на жизнь эту больно и странно!

Помилуй юнца в невозможном наряде.

Помилуй старуху в дубовом окладе

Морщин… И девчоночку-телеграфистку,

Носатую, рыжую, хитрую лиску;

Помилуй учителя с мелом в ладонях,

Помилуй простынки казенных агоний;

Помилуй на сцене слепую певицу;

Помилуй толпу, все орущие лица,

Клянущие власти, вопящие Богу —

О том, как тут холодно и одиноко;

Помилуй дедка-рыбака у водицы —

Следит поплавок… рыба кудрится-снится…

Помилуй роженицы брюхо большое,

Младенца с кровавою, красной душою…

И там, где сливаются все наши вздохи

И слез наших бедных цветные сполохи —

Помилуй, прости наркоманку с вокзала,

Что тихо про Ангела мне рассказала.