Читать книгу Ветер - Елена Крюкова - Страница 10

Рычала метель, будто зверь из норы.

Летел дикий снег. Жженый остов завода

Мертво возлежал под огнем небосвода.

Зияли, курясь, проходные дворы.

Трамваи – цыганские бубны – во тьме

Гремели. Их дуги – венцами горели,

Сквозь веко окна ослепляя постели —

В чаду богадельни и в старой тюрьме.

Куда-то веселые тетки брели.

В молочном буране их скулы – малиной

Пылали! За ними – приблудная псина

Во пряничной вьюге горелой земли

Тянулась. Кровавые гасли витрины.

Спиралью вихрился автобусный смог.

Народ отдыхал. Он давно изнемог

Нести свое тело и душу с повинной

И класть их, живые, у каменных ног.

Тяжелые трубы, стальные гробы,

Угодья фабричные, лестниц пожарных

Скелеты – все спало, устав от борьбы —

От хлорных больниц до вагонов товарных.

Все спало. Ворочалось тяжко во сне —

В милициях пыльных, на складах мышиных,

В суконных артелях, в церковном огне,

Где ночью все помыслы – непогрешимы…

Ночь темной торпедой по белому шла,

По белому свету, песцовому дыму

Котельных, где – Господи! – мало тепла

Для всех наших милых, так жарко – любимых…

Шла смертная ночь – тем подобьем смертей,

Что мы проживем еще – каждый как может, —

Шла бредом дитяти, морозом по коже

И пьяными воплями поздних гостей…

Спи, мир, отдыхай! Ночь на это дана.

Труд выжег всю плоть. Сохрани душу живу.

В казенных рубахах святых индпошивов

Спи, свет мой, калека, слепая страна…

Но дом был на улице. Номер с него

Бураном сорвало. Обмерзлые ветки

Гремели по стрехам. А там – торжество

Творилось: на радость потомкам и предкам.

Искусаны в кровь одичалые рты.

Никто не подходит. Храпят акушеры

В каптерке. И болью предродовой веры

Бугрятся божественные животы.

И, выгнувшись луком, Мария зовет

Сиделку, пьянея, дурея от боли…

О люди вы, люди, не слышите, что ли!

Он – вот Он, приходит, рождается, вот!

Вот – темя сияет меж ног исступленных!

А свет золотой! А в крови простыня!

Так вот чем кончаются царства и троны…

– Мария, Мария, ты слышишь меня!

Идет Он на свет не в яслях лучезарных,

Где плачет овца, улыбается вол, —

В гудках пассажирских, в крушеньях товарных,

В домах, где – кутьями уставленный стол!

Идет Он на свет не под нежные губы,

Мария, твои, – а под ругань блатных,

Под грузчицкий хохот, буфетчицам любый,

Под матерный посвист и водочный дых!

Идет Его бедное тельце, сияя

Щуренком в протоке – во смрады громад

Фабричных предместий, машинного Рая,

Где волк человеку – товарищ и брат…

Да, Господи Боже, досталось родиться

Вот именно здесь, в оголтелой земле,

Где в трубах метро преисподние лица

Летят, как снега по дегтярной зиме!

Да, мальчик, сынок, пей до дна эту чашу:

Такую нигде уже не поднесут —

Последний приют заметелен и страшен,

И ученики – от Креста не спасут…

Кричи же, Мария! Пустынна палата.

Кричи же, родная! О счастье – кричать,

Пока ты – звериным усильем – распята,

Пока на устах твоих – вопля печать!

Ори! Это счастье – все выкричать в лица

Наемных врачей и воровок-сестер,

И криком родильным – и клясть, и молиться

На сытый очаг, погребальный костер,

И в небо упертые копья коленей

Внезапно – до хруста костей – развести,

И вытолкнуть – Бога иных поколений!..

…И крик оборвется.

Помилуй. Прости.

Обмоют. Затянут в больничную ветошь.

Придут с молоком и лимоном волхвы.

И станет метель Ему – Ветхим Заветом,

Твердимым устами российской молвы.

Он будет учиться любови у старцев

На овощебазах да на пристанях.

Он с первой любимой не сможет расстаться

На грозном вокзале, в дымах и огнях…

Ему ляжет Русь и мазутом и солью

Под легкие, злые мальчишьи ступни…

Бери эту землю.

Болей этой болью.

Прости.

И помилуй.

Спаси.

Сохрани.