Читать книгу Ветер - Елена Крюкова - Страница 15

I.

…Всей тяжестью. Всем молотом. Всем дном

Дворов и свалок. Станций. Площадей.

Всем небоскребом рухнувшим. Всем Днем —

О если б Судным! – меж чужих людей.

Всем слэнгом проклятущим. Языком,

Где запросто двунадесять сплелись.

Всем групповым насильем. И замком

Амбарным – на двери, где шавка – ввысь

Скулит так тонко!.. безнадежно так… —

Всем каменным, огнистым животом —

Обвалом, селем навалился мрак,

Сколькиконечным?.. – не сочтешь! – крестом.

Мне душно, лютый град Армагеддон.

Из твоего подвала – вон, на свет

Рождаясь, испускаем рыбий стон

В январский пляс над головой – планет.

Да, в метрике царапали: «Арма-

геддонский исполком и райсовет…»

Тех слов не знают. Им – сводить с ума

Грядущих, тех, кого в помине нет.

А я пацанка. Флажное шитье

Да галстучная кройка впопыхах.

С вокзальных башен брызнет воронье,

Когда иду со знаменем в руках.

Так сквозь асфальт – слеза зеленых трав.

Так из абортниц – мать: «Я сохраню!»

Средь серп-и-молот-краснозвездных слав —

Оставьте место Божьему огню…

Но давит Тьма. Сменили ярлыки,

А глыба катит, прижимает плоть.

Ни напряженьем молодой тоски,

Ни яростью ее не побороть.

Ни яростью, ни старостью, – а жить

Нам здесь! Да здесь и умирать!

На площади блаженный шепчет: «Пить».

И фарисей – неслышно: «…твою мать».

Нет жалости. В помине нет любви.

Нет умиранья. Воскрешенья – нет.

Ну что же, град Армагеддон, – живи!

В пустыне неба твой горящий след.

И я, в твоем роддоме крещена

Злом, пылью, паутиной, сквозняком, —

Твоим мужам бессильным я – жена,

Да выбью стекла сорванным замком.

Из гневных флагов котому сошью!

Скитальный плащ – из транспарантного холста!

Армагеддон, прости судьбу мою.

Мне здесь не жить. Нет над тобой креста.

Я ухожу, смеясь, в широкий мир.

Кайлом и стиркой руки облуплю.

Продута ветром грудь моя до дыр!

Да ветер больше жизни я люблю.

II.

В горьких трущобах со сводами тюрем,

В норах казарменной кладки,

В острых дымах наркотических курев —

Живо, наружу, ребятки!

Сладкие роды. Сопливые бабы.

Молот и серп – над локтями.

Сдерните эти нашивки хотя бы —

Рвите зубами, когтями!

Очередь улиц на детоубийство,

Бабы, занять опоздали.

Черной поденкой вы плод погубили,

Праздником – вновь нагуляли.

Праздник-душа: демонстрация, флаги,

Радио, зельц да вишневка,

Да из бумаги навертим, бедняги,

Красных гвоздик под «Каховку»!

С этих дождей-кумачей забрюхатев,

Выносив четкие сроки,

В горьких трущобах рожаю дитятю,

Жилисто вытянув ноги:

Ну же, беги, несмышленый бубенчик,

В Гарлем лабазов и складов,

В ночи разъездов, где винный путейщик

Перебирает наряды

Белых метелей, в дымы новостроек —

Брызнули ржавые крепи!

Режь головенкой солдатскою, стоек,

Сцепки, и спайки, и цепи!

Мать – обрекаю тебя я на голод,

На изучение грамот,

Где иероглифы – МОЛОТ И ХОЛОД —

Спят в заколоченных рамах.

Мать – я толкаю тебя из утробы:

В нежном вине ты там плавал!.. —

В гарь полустанков, в тугие сугробы,

В ветра белесую лаву.

Я изработалась?.. – Факел подхватишь.

Быстро обучишься делу.

…Картой Луны – потолок над кроватью.

Мучась, ломается тело.

Все я запомню. Сырую известку.

Содранную штукатурку.

И акушерку, что матерно-хлестко

Боль отдирала, как шкурку.

Вышит на шапочке – крест ли багряный?..

Серп-ли-наш-молот?.. – не вижу.

Выскользнул сын из меня, окаянной.

Ветер нутро мое лижет.

Ветер, ломяся до сердца упрямо,

Злые пустоты остудит.

Здравствуй, лисенок мой. Я твоя мама.

Пусть будет с нами, что будет.