Читать книгу Сказки девяностых - Елена Михайловна Басалаева - Страница 8

Первым мальчиком, которого я знала, был Вовка Шевырёв. Я встретила его в школе второго сентября. Школа была красно-жёлтая, как осень, пахла свежей краской и лаком, и этим понравилась мне. Собственно говоря, я должна была пойти совсем в другую школу – большую, трёхэтажную, с серой крышей. Мама водила меня туда на занятия для дошколят. Но в августе, когда нужно было пройти какой-то непонятный конкурс, передо мной положили несколько листов бумаги с заданиями, и я запуталась в большом нарисованном лабиринте. Я заблудилась в нём и беспомощно чертила слабые линии ручкой. Хмурый старый человек забрал у меня листы, позвал маму, что-то сказал ей – и мама резко рванула меня за руку, вывела из класса, а потом, уже на улице, стала отчитывать за то, что я не справилась с лабиринтом. Мы шли по скверу, людей вокруг не было видно, так что мама не очень стеснялась в проявлении чувств.

– Ужас! Как можно было не сделать такое простое задание?! Обыкновенный лабиринт! Мы же тренировались дома!

Она шла очень быстро, а я спешила за ней, тяжело дыша, и оправдывалась:

– Мне бы дали ещё немножко времени, мам…

– Не пойдёшь теперь в эту школу, в хороший класс! – пугала мама. – Пойдёшь в обычный.

Мне отчего-то становится страшно. Хотя ничего опасного в слове «обычный» нет, печаль и страх сжимают моё сердце. Мама говорит, что это плохо – так как же может быть иначе?! О, этот ужасный обычный класс!!

– Мама, ну, прости!

Я часто моргаю, от горячих слёз лицу становится тепло.

– Прости, мам! – повторяю я, надеясь, что мама остановится.

Мама продолжает идти, не оборачиваясь.

– Не прощу! – бросает она.

Я кричу что-то, но мама как будто не слышит: молчит. Мы доходим до дома, поднимаемся на лифте. Мама открывает ключом дверь, и я хочу войти, но она отталкивает меня плечом, заходит сама и закрывается изнутри. Губы у меня дрожат, я уже ничего не говорю, только плачу и от слёз начинаю икать. Через пару минут мама пускает меня внутрь, через час – успокаивается и кормит меня ужином. Но на сердце у меня неспокойно: что-то теперь со мной будет?..

Ночь перед первым сентября была длинная. По потолку бегали полоски света от проезжающих мимо машин. Я долго не спала, смотрела на них и думала, что не одна я собираюсь в новую жизнь: вон сколько людей, которые куда-то едут!

Утром полил дождь. Всю дорогу до школы мы с мамой шли под одним огромным зонтом, и она очень переживала, что дурацкий дождь так и не закончится и помешает празднику. Но он закончился аккурат в ту минуту, когда мы поравнялись со зданием школы. Пёстро одетых ребят согнали около крыльца фотографироваться. Дети тыкали друг в друга пёстрыми букетами, кричали, галдели… Краем глаза я увидела свою знакомую Дашу, но поздороваться с ней не успела. Вдруг какая-то женщина в шерстяном коричневом костюме громким и уверенным, но добрым голосом позвала:

– Первый «Б» – за мной!

Женщина подождала, пока мы все рассядемся за парты, сказала, что её зовут Раиса Ивановна, что она будет нас учить, и поздравляет всех с праздником – Днём знаний. У неё были коричневый костюм, чулки, туфли, коричневые кудрявые волосы, карие блестящие глаза. Вся она была коричневая и такая милая, что мне сразу же захотелось ходить к ней учиться и завтра, и послезавтра, и всегда.

Раиса Ивановна раздала всем фиолетовые жестяные коробки с конфетами. Я была уверена, что учительница купила их на свои деньги, потому что она (сразу видно!) хорошая и хотела устроить всем настоящий праздник. Дома мы открыли эту прекрасную коробку и стали пробовать конфеты с дроблёными орехами, тёмной и светлой помадкой, фруктовым мармеладом. Я окунала краешек конфеты в горячий чай, чтобы расплавить шоколад, и потихоньку обсасывала сказочное лакомство. Как же хорошо, что я всё-таки попала в эту школу, к этой доброй бабушке, которая угощает детей! И у меня в классе уже есть одна знакомая девочка, и, наверное, найдутся ещё друзья.

Второго сентября мама разбудила меня без десяти семь. Весь первый класс я начинала день с тревожных рвущихся звуков, сквозь которые слышались чьи-то приближающиеся тяжёлые шаги, после чего замогильный голос медленно объявлял: «Чаша жизни».

«Чаша жизни», как я потом узнала, было названием передачи на радио, а беспокойная мелодия – темой «Спор Монтекки и Капулетти» из балета Прокофьева.

В классе Раиса Ивановна посадила меня за первую парту первого ряда и отлучилась куда-то. Я повесила портфель на крючок и стала с осторожным любопытством глядеть на приходящих одноклассников, но подойти ни к кому не решилась. Прозвенел звонок. Раиса Ивановна вернулась и привела с собой мальчика в пиджаке с большими плечами. Она легонько подтолкнула мальчика к моей парте, громко объявила всем:

– Здравствуйте, ребята!

Через несколько секунд мы сели. Раиса Ивановна стала читать вслух какое-то стихотворение. Я слушала её так, как в жару пьют воду: жадно, с наслаждением. Но потом, к моему небольшому огорчению, велено было открывать прописи и писать какие-то закорючки. Я с четырёх лет научилась читать, с пяти – писать, и удивилась тому, что кто-то, оказывается, этого не умел. Однако учительницу надо было слушаться, и я продолжала рисовать загогулины в прописи, как вдруг меня легонько толкнули локтем.

– Ты кто?

Мальчик с золотисто-карими глазами, аккуратно подстриженной чёлкой внимательно смотрел на меня.

– Лена, – ответила я. – А ты?

– А я Вова. Смотри, какой у меня рюкзак – с Оптимусом Праймом! – он снял с крючка свою сумку и приподнял её, чтобы показать мне.

– Здорово, – шепнула я. – А кто это такой – Опиус Прайм?

Вова изумился.

– Ты что, не зна-а-аешь?

Я неловко пожала плечами.

Раиса Ивановна недовольно окликнула нас:

– Так, Вова и Лена! Работает рука, а не язык!

– Я тебе расскажу. Всё расскажу и покажу! – шепнул мне Вова.

Он и впрямь рассказал и показал мне так много, как никто другой. В тот первый школьный день после уроков Вовка спросил у Раисы Ивановны:

– А Лена тоже на продлёнке?

– Да, – ответила она. – Воспитатель через полчаса придёт, иди пока, покажи ей школу.

Я не знала, что такое продлёнка, но это было неважно. Вовка схватил меня за руку, мы вылетели из кабинета, промчались вверх по лестнице на второй этаж. Когда наш бег остановился, он, едва переведя дыхание, поведал мне с самым счастливым видом:

– Смотри! Это всё наша школа. Большая, да?! Вся наша!! Тут, в холле, лавки ставят и представления дают разные. А по стенам – кабинеты. Это кабинет музыки, это – математики, там дальше – истории… Потом английский…

Я смотрела на него так, как смотрела, наверное, Ева на Адама, когда Господь воззвал её к жизни в райском саду: как на человеческое существо, столь похожее на меня, и в то же время дивно непохожее, равное мне и в то же время уже знающее об этом мире больше, чем я.

Обойдя кабинеты второго этажа, мы остановились перед белой дверью, состоящей из двух половинок.

– Тебе понравится, – таинственно пообещал Вова.

Я увидела широкую белую дверь, состоящую из двух половинок, и, осторожно открыв одну из них, просочилась внутрь. Передо мной оказалась большая комната, по обеим стенам которой стояли шкафы с разноцветными корешками книг. Переднюю стену занимал ещё один шкаф с крупной надписью «Музей».

– Можно посмотреть? – спросила я у Вовки шёпотом.

– Конечно! – разрешил он мне так легко, будто был здесь хозяином.

За стеклом находились засушенные морские звёзды алого и шоколадного цвета, затейливые раковины, соломенные куклы в народных костюмах, расписные чашки и горшки – чёрные с золотом и белые с синью, глиняные фигурки коровок, лошадок, человечков. У меня вырвался стон восхищения.

– Красиво? – довольно спросил Вовка.

Отвечать не было надобности. Полюбовавшись ещё на диковины за стеклом, я увидела лежащую на столе огромную книгу с серебряными буквами.

– «Книга рекордов Гиннеса», – прочитала я вслух.

Вовка торжественно раскрыл книгу и стал показывать мне картинки: вот человек, который выше всех прыгает, вот женщина, переплывшая целую реку, а вот чудак – у него самые длинные ногти на руках.

Пока он рассказывал, я заметила, что из-за длинного книжного стеллажа вышла женщина в очках и стала за нами наблюдать.

– Вова, кто это? – немного испугалась я. – И где мы?

– Мы в библиотеке, а это Таисья Павловна. У неё можно книжки брать.

Я робко поздоровалась с женщиной в очках и попросила разрешения взять домой книгу рекордов.

– Гиннеса? Гиннеса нельзя. Да и зачем он тебе? Ерунда такая. Возьми вот лучше «Питера Пэна».

Я согласилась.