Читать книгу Неизвестный Миль - Елена Миль - Страница 11

1941 год. Началась война. Рано утром 22 июля Михаил Леонтьевич отправил семью к родным в Самару. Пана уехала с двумя детьми – пятилетним Вадиком и десятилетней Таней. Но, увы, они там были лишними. Промучившись месяц с небольшим, они с мытарствами уехали обратно в Москву, на дачу в Ильинское, которую снимали по Казанской железной дороге. Купили по коммерческой цене прекрасной любительской колбасы, белых булок, наелись досыта и стали ждать Мишу. Приехав, он страшно удивился и обрадовался возвращению семейства.

В августе ему предстояло отправиться на фронт с автожирами, где он должен был пробыть до октября. В этот день М.Л. рано утром уехал на завод. Пана с детьми тоже приехали на станцию Ухтомская к 11 часам проводить его. Дети резвились и немного шумели, было неловко за них. Все еще были спокойны и не осознавали до конца, что идет война.

В этот день М.Л. Миль вылетел на фронт с пятью автожирами А-7 в качестве инженера-лейтенанта автожирной корректировочной эскадрильи. Еще до войны в 1936 году эти автожиры конструкции Н.И. Камова выпускались небольшой серией. В 1941 году в мае были проведены испытания в горах Тянь-Шаня. На автожире было установлено стрелковое вооружение и пушка. Михаил участвовал в проектировании, летных испытаниях и доводке автожира и активно добивался, чтобы автожиры были отправлены на фронт.

Предполагали, что с автожиров можно корректировать огонь тяжелой артиллерии. Но быстро выяснилось, что автожиры для этих целей непригодны – производят много шума и не могут летать без прикрытия истребителей. Но ночные полеты в ближайший тыл врага они проводили, и с августа по октябрь 1941 года эскадрилья провела 20 вылетов.

Автожиры взлетали с прифронтового аэродрома, который представлял собой небольшую полянку, совершили несколько удачных боевых вылетов в тыл противника, доставляя партизанам медикаменты и боеприпасы. Они летали преимущественно ночью, на небольшой высоте, и их было трудно обнаружить.

Михаила Леонтьевича никогда не останавливала опасность, если это было необходимо. Этот небольшой человек, изнеженный, бросался туда, где можно было что-то нужное подсмотреть, что-то узнать.

Под Ельней, когда фронт отступил, ему пришлось бросить автожиры. Группа прикрытия, состоящая из автоматчиков, их бросила, сказав: «Выбирайтесь сами». Но он остановил панику, нашел полуторку, отрубил с механиком мотор, и часть машины они вывезли из окружения.

В октябре 1941 года ему приказали вернуться в Москву.

От семьи приходили письма. Он всегда отвечал с фронта.

1941 год

Милый, дорогой Мишута! Прости, что пишу карандашом, получили твою посылку, привез Зайцев, дети очень рады, особенно яблокам, они так вкусно пахли. Дорогой Миша, ты чем-то, видно, удручен, и твое рабочее настроение, видимо, испарилось, не огорчайся, это тебя, видимо, временные неувязки обескураживают. Жизнь ведь кривая, никогда она ровной не бывает. Вы работаете по-настоящему, не ради денег, не ради почета, а ради самого существования нас всех.

Ты мне писал, при каких обстоятельствах потерялась семья у твоего лейтенанта и где, может, я ее и встречала, когда была на эвакопункте. Мало очень погибло жен командиров, только там, где немцы появлялись непредвиденно, на границе, и в первые дни войны, и потом все, кто как ушел, пешком, с детьми, но уходили.

Еду к Камову узнавать про тебя. Дети здоровы. Не знаю, что делать с квартирой. В Ильинском Таня ходила в школу, в Москве не будет. В Ухтомке мне без тебя делать нечего, там даже рынка нет.

Хотела поехать к Леле (жена брата М.Л. ), у нее уже мальчик большой, сидит.

О нас не беспокойся, мы будем жить так, как живут десятки миллионов. У нас одна мысль – будь здоров, не огорчайся, дети растут, учатся. Поскорей бейте немцев. Пусть твоя мысль работает еще более плодотворно, чем раньше, до войны. Я жалею, почему я такой плохой инженер, как бы мне хотелось приносить побольше пользы…

Пиши. Крепко-крепко тебя целуем. Пана.

12-IX-41. Западный фронт.

Дорогая Паночка!

Приехал Карпун накануне и привез письма от тебя. Какое это большое и настоящее счастье – получить на фронте письмо от своих близких! Я, откровенно говоря, пережил это впервые.

Спасибо, дорогие, за письма и гостинцы, особенно рад Танечкиному и Вадиному письму, жалею только, что мне столько конфет прислали, себе не оставили. Я тут с товарищами поделился, с летчиками, на ужин чай пили с печеньем и конфетами. Кстати, в этот вечер двое из наших вернулись здоровые после долгого ожидания.

Спал сегодня тепло, лежал на шинели, а укрывался вашим одеялом. Правда, голова уже привыкла к жесткому, но на подушке даже сны хорошие снятся.

Опоздал с письмом, боюсь, растерял свои хорошие чувства и переживания, – только что кончил свою почти двухсуточную работу, не мог урвать времени написать. Сейчас пообедал за сегодня и за вчера, побрился и подстригся даже – отдыхаю.

У нас тут и парикмахерская есть – живем культурно.

Выглянул из палатки – левитановская осень. Лиловые дымки облетевшей осени, нежное золото желтеющих берез. Небо осеннее, то солнышко выглянет, то дождиком примочит.

Живем здесь хорошо, об успехах же на нашем фронте ты читала в газетах.

Постараемся продержаться в том же духе.

Очень интересная боевая жизнь – на передовой бываешь – война, одна мысль, одна цель – покрепче ударить врага. А бывает и время отдыха. Вернешься к себе на место, придут наши из боя, едем иногда в деревню ужинать, и тут, хотя и слышна привычная канонада, услышишь и гитару, и гармонь, и молодой паренек, который два часа тому назад атаковал втрое превосходящего противника и уничтожил его, весело распевает.

Получаем мы аккуратно и сто грамм, осенней ночью очень полезно. Ну, довольно о себе. Знаешь, Паночка, как англичане говорят, надо, чтобы во время войны жизнь текла так же ровно и размеренно, как в мирное время. Помни о будущем, надо иметь достаточно сил не только на то, чтобы разбить врага, но и на то, чтобы построить потом новую жизнь, чтобы воспитать детей и сделать из них настоящих людей. А это большое и серьезное дело.

Кажется, немец хочет помешать писать... Все в порядке, можно продолжать. Постараюсь до 1 октября приехать. Я огорчен тем, что Николай Ильич мне ничего не написал. Ведь я нахожусь здесь не для собственного удовольствия, а для дела. Мы работаем много, и воюем много, и хотели бы, конечно, узнать оценку или указание. Ну, ладно, кто-нибудь сюда из них приедет, я его сведу или свезу невзначай куда-либо в теплое местечко, где нам приходится иногда работать, тогда они узнают, как надо работать, и поймут, что значит на самом деле «все для фронта».

235/163 полевая почта. Трофимову (для Миль). Командир первой АКЭ – старший лейтенант Трофимов.

Сохранился документ военного времени, в котором старший лейтенант Трофимов и комиссар Чеботарев от 19 сентября 1941 года сообщают директору завода № 290 Н.И. Камову, что «за время работы в боевой обстановке Миль неоднократно по поручению командования эскадрильи и по собственной инициативе выезжал на боевые позиции в район расположения наблюдательного пункта артиллерийского полка для разрешения вопросов по применению автожиров. При вынужденном отходе из-под удара со стороны прорвавшихся подвижных частей противника товарищ Миль сумел спасти материальную часть автожира и вывести ее из окружения. В районе Гжатска тов. Миль с помощью технического состава гражданской авиачасти сумел в сложной обстановке разобрать одну машину и отправить ее в Москву».

Они просят руководство завода вынести Милю и старшему штурману Кондрашкину, воентехникам Архангельскому, Ларионову, инженеру Карпуну, слесарю Ульянову благодарность.

Описание автожира А-7: А-7 представлял собой крылатый аппарат с 3-лопастным несущим винтом, фюзеляж имел две кабины – летчика и наблюдателя. Для улучшения обзора и обстрела хвостовая часть сильно заужена, низко расположенные крыло и лопасти складывались для удобства транспортировки и хранения его в ангарах. Трехколесное шасси и вспомогательная хвостовая опора обеспечивали устойчивость разбега и горизонтальное положение несущего винта, при его раскрутке и торможении сокращали разбег. Весил автожир 2230 кг. На нем установлен двигатель воздушного охлаждения М-22 мощностью в 480 л.с.

Стрелковое вооружение А-7 состояло из передней установки пулемета для синхронной стрельбы через винт с зарядным ящиком на 500 патронов и задней установки – турели с пулеметом Дегтярева. На 4 точках под автожиром подвешивали 6 бомб. Впоследствии с А-7 впервые запустили реактивные снаряды. Связь в воздухе с землей обеспечивала приемо-передающая станция.

На фронте Миль вел дневник, делал зарисовки боевых товарищей – солдата Миши Захарова, политрука Чеботарева.

31 августа, район Ельни:

«В 9.00 прибыл эшелон сопровождения командира ИАП Сухорябова. Приказал без него никуда не ездить. Вылет нам назначили в штабе артиллерии фронта на 16.00, но он был сорван. С командиром Трофимовым мы поехали в штаб фронта, чтобы договориться о работе. Машины еще не прибыли. Для поездки на огневые позиции нам выделили капитана Корнилова, он должен договориться с артиллеристами. Нашли командный пункт 573-го артиллерийского полка, договорились о целях и связи. Во время переговоров были под пулеметным и минометным огнем.

Командный пункт был атакован шестью самолетами Ю-88. Бомбы падали на удалении 350 м. Загорелся снарядный ящик. Раненых у нас нет. На обратном пути попали под обстрел снарядами. Люди вели себя хорошо. Настроение бодрое. Вернулись в 19.00».

Второго сентября Михаил Леонтьевич записывает:

«В наше отсутствие начальник ВВС армии и начальник ВВС фронта приказали двум машинам лететь в Ельню и сбрасывать листовки. Я пошел протестовать против задания, так как летчики не подготовлены, а машины не оборудованы для ночных полетов. Удалось отменить полет. Однако в 21.00 пришел приказ лететь двум машинам. Вылетели первая и пятая. На пятой Николаев и Николаенко сделали 2 посадки. На первой машине отказали гидротормоза. Шубина и Кудрявцева посадили на пятую. Сделали 2 полета. В 2 часа ночи легли спать, но снова пришел приказ вылететь трем экипажам. Выпустили Трофимова и Кондрашкина. Сделали две посадки хорошо. Нет подсвета компаса, поскольку лампа подсвета не поставлена.

В конце октября приехал Камов, был на встрече с командованием.

Отзывы о работе автожиров очень хорошие».

В начале октября 1941 года личный состав 1-й автожирной эскадрильи вернулся в Москву, никто не погиб. Михаил Леонтьевич сумел организовать доставку на завод всех пяти автожиров. За два месяца работы в районе Ельни автожиры А-7 совершили около 20 боевых вылетов. Всего произошло шесть аварий, машины удалось отремонтировать.

Уже позже, когда дело всей его жизни – вертолеты стали реальностью и пробились в жизнь, М.Л. мечтал написать «Записки конструктора вертолетов».

Эти записки из дневника были написаны М.Л. через 20 лет после окончания войны и касаются его фронтовых воспоминаний, эвакуации (1964 г.).

«Мечта написать книгу. Часто какое-либо замечание, задевающее за живое, рождает целый поток воспоминаний. Как-то вспоминание о том, следует ли присваивать самолету имя конструктора, нахлынули яркие мысли, картины, сколько пережито, чтобы вертолет родился, жил! И тогда думается, как интересно написать об этом. Получилась бы живая, интересная книга. Всегда конкретные дела занимают силы, время. Но может быть, теперь время отойти? Очень хочется написать «Записки конструктора вертолетов». Описать войну, эвакуацию, первые полеты вертолетов. Работы по устойчивости и управляемости самолетов Ил-4, работы по трению на Б-25. Создание противотанкового ружья.

Вспомнить бои под Ельней, Некрасовский полк, Говоров: «А вы что, комиссар»? Первого немца, пьяного, раненого и испуганного, которого немного жалко, и Ельню: солдат мертвый в окопе, сгоревшие немцы и обгоревшие трупы наших. Слова: «Павуки летят», – это когда солдаты впервые увидели наши автожиры. КП командира артполка, первый бой, когда казалось, что люди толкаются, чтобы согреться. А сколько личных моментов! Поездка в поезде. Эшелоны (эвакуация). Амуров, подслушанное признание в любви. Противотанковое ружье…»

Михаил Александрович Захаров вспоминал:

«В 1942 году М.Л. Миль выступает с предложением о создании ружья, стреляющего реактивными снарядами. После изготовления ружья он сам проводит его испытание. Тогда это предложение, нашедшее теперь такое широкое применение, принято не было. Сами реактивные снаряды еще не были достаточно совершенными, из-за чего процент попадания в цель был относительно низким.

У всех было горячее желание как-то быстрее помочь фронту. Здесь и возникла у него идея противотанкового реактивного ружья. Сидя ночами в КБ, он разработал чертежи. Руководство ЦАГИ пошло ему навстречу, и тут же в мастерских был изготовлен опытный экземпляр.

Первый выстрел он решил произвести сам. Ружье стреляло тяжелыми реактивными снарядами. Был февраль 1942 года. В поле на снегу установили мишень. Очистили площадку для огневой позиции. Присутствовали не только работники завода, но и военные специалисты. Всем было очень интересно посмотреть результаты стрельбы из этого необычного оружия.

Но когда Миша зарядил ружье и приготовился стрелять, все отошли на почтительное расстояние. В последнюю минуту перед выстрелом кто-то из военных накрыл Михаила Леонтьевича почти с головой своим полушубком, так, на всякий случай. Раздался выстрел.

Сноп пламени и дыма рвался назад. Снаряд со свистом полетел к цели, но одновременно все с ужасом увидели, как назад полетели клочья от полушубка. Зрители бросились к стрелку, который лежал неподвижно лицом вниз. Дотронулись до него, а он слегка повернул голову, и тут все увидели, что он весь черный от порохового дыма. К счастью, все обошлось благополучно, его только оглушило и слегка контузило.

Конструкция ружья была им быстро усовершенствована, добавлен щиток, защищающий стрелка, и следующие стрельбы проходили отлично. К сожалению, тогда на ружье не удалось обратить внимание более высоких органов и оно в серийное производство не пошло.

Война уже шла к концу, Красная Армия изгнала фашистов с русской земли. Бои шли на территории Польши. Я в то время служил в Киевском военном округе в авиаремонтных органах. Как-то приехал в Киев по делам службы, захожу с отчетом к начальнику, а мне с улыбкой протягивают письмо. Читаю и глазам своим не верю: начальник ЦАГИ просит командование отпустить меня из армии как специалиста для выполнения важных проектных работ. Конечно, такое письмо мог сочинить только наивный Миль».