Читать книгу Официантка - Елена Нестерина - Страница 1

Кот Барсик, как обычно, спал в подсобке на халатах. И именно он в этот день первым попался Марине на глаза.

– А ну, брысь отсюда! Ишь, развалился, барин!

Кот, лениво потягиваясь, не спешил покидать насиженное место.

– Давай, катись колбаской. – Марина пнула кота под жирный бок. – Чего притихли, жалостливые? Развели тут зверинец. Придёт санэпидстанция – и получим за него по ушам…

Не вовремя оказавшиеся в неудачном месте сотрудники вжались в стены и постарались слиться с интерьером.

Марина направилась к двери.

Голова раскалывалась. Утро было испорчено – бесило всё.

Марина бродила туда-сюда по помещениям ресторана. Голова болеть не переставала, и Марина злилась. Есть не могла, курить тоже, организм принимал только минеральную воду. Но скоро вкус этой воды стал так раздражать, что, по пути в бухгалтерию, Марина яростно швырнула стакан в стену.

– Почему выручку такую маленькую делаете? – хмуро оглядев бухгалтеров, спросила она недовольным голосом.

Услышав это, главный бухгалтер начала медленно подниматься из-за стола, а управляющий – тощий старикашка Фёдор Фёдорович – бросился к начальнице и быстро-быстро заговорил:

– Мало сейчас клиентов, Марина Геннадьевна, потому и выручка такая плохая.

– Да ладно, будете мне гнать – клиентов мало! – Марина заглянула в бухгалтерскую книгу, перевела взгляд на экран компьютера. – Клиентов должно быть нормально. А вот выручка вторую неделю вообще никуда. Вы чего?

– Только из-за клиентов, только… – не переставал бормотать Фёдор Фёдорович. – Весна…

– И что – весна? Что, клиенты с деньгами, как перелётные птицы, все на север улетели?

Фёдор Фёдорович вздохнул:

– Пост сейчас, Марина Геннадьевна. Великий пост. Вот люди и в рестораны меньше ходят.

– Что?! – Марина решила, что дед шутит, да ещё так не вовремя.

– Истинная правда! – управляющий прижал ладошки к сердцу. – В этом году у всех так по ресторанам. Почти у всех.

– Да не верю я!

– Правда-правда! – осмелевшая главная бухгалтер подскочила к Марине. – В этом году как-то особенно.

– Это что, все вдруг шибко верующими стали? – ехидно прищурилась Марина. – Так что ли, православные вы мои? А где же тогда наши друзья мусульмане и иудеи? Обычно их много, и поста у них сейчас никакого нет. Кто-то хочет меня сегодня разозлить.

– Нет, нет, никто не хочет! Это так и есть, это статистика! – продолжал оправдываться Фёдор Фёдорович.

Но Марина лишь недовольно фыркнула, и Фёдор Фёдорович умолк.

– Ну правда… Едят меньше. То ли действительно постятся, а то ли так, худеют, вроде как разгружаются, – подхватила бухгалтер, краем глаза замечая, как Фёдор Фёдорович благодарно улыбается ей из-за плеча Марины.

– Модно стало. Весна, лишнее из себя люди вычищают, – добавил Фёдорович. – Вот такая вот мода.

– Эта мода не из их организмов, а из наших карманов кое-что вычищает. – Марина злилась, а подвернувшуюся ей под руку распечатку готова была просто в клочки разорвать.

Но не разорвала-таки, добрая женщина. Швырнув распечатку на пол, она просто покинула бухгалтерию – и через «не могу» долго курила на улице. Яркое весеннее солнце заставляло её жмуриться. «Блин, где мои чёрные очки! – злясь на солнце, подумала Марина. – Теперь вот морщины под глазами вскочат. Бегай с ними по врачам… Достали вы меня все, ох, достали!»

С такой жизнерадостной мыслью она вошла в ресторанный зал. Посетителей и в самом деле было мало, как никогда. Или это традиционно их уже так мало? Ведь Марина давненько что-то в зал не выходила, некогда было. Всё, осыпается бизнес? Уволить всех на хрен, кого понабрала! Ну, точно – разорить её хотят, по миру пустить… Гады, ну какие же гады.

Возле стойки бара на полу что-то собирала официантка. Марина подошла…

На ковре валялись осколки разбитых тарелок и рассыпанные объедки. Метрдотель стоял над официанткой, ничего не говорил.

Марина посмотрела на всю эту картину и велела метрдотелю и девице идти за ней в служебное помещение.

– Она за ковёр зацепилась, – начал было метрдотель, – шла, на кого-то всё оглядывалась, поднос несла. Ну и…

Чуть позвякивая осколками на подносе, официантка послушно стояла возле своих начальников.

На осколке пирожковой тарелки была нарисована медвежья лапа с зажатым в ней мороженым.

«Моя любимая картинка! Ну, почти самая любимая… – подумала Марина. – Разбила. Вот кляча. Вёе я, добренькая… Нет, введу я им штрафы, пусть платят за разбитую посуду. Нечего сюсюкаться – работать совсем не хотят, на шею сели…»

– Как твоя фамилия? – спросила она у провинившейся официантки, которую приняли в ресторан совсем недавно.

– Кривенко, – всхлипнула девушка, решив, что настал её последний час на этой работе.

– Кривенко? Тогда всё с тобой понятно, Кривенко. – Марина усмехнулась.

Официантка была примерно такого же возраста, что и она. Разве что Кривенко – и поругать-то нельзя, что руки кривые.

– Зовут как?

– Валя…

– Вот что, Валя. Ты работать хочешь? – спросила Марина, но посмотрела на «метра».

– Хочу…

– Что такое профнепригодность знаешь?

Осколки на подносе Вали Кривенко громко звякнули и поехали набок, Марина увидела медвежье ушко, носик, расколотый почти точно посередине. Это была картинка с медвежонком-бандуристом, тоже очень красивая, Марина её помнила.

Злость бурлила, как вода в электрочайнике за секунду до его отключения. Вот уроды! Работают как попало, выручку не делают, да ещё посуду такую дорогую колотят!

– Ты понимаешь, что тарелочки все эти эксклюзивные, прямо-таки драгоценные тарелочки, – продолжала Марина нудным от злости голосом.

Валя не могла сейчас произнести ни слова, хотя, видно, девчонка была прожжённая.

– А, по-моему, ничего ты не понимаешь. – Марина нащупала языком волоконце мяса, который со вчерашнего ужина застряло у неё между зубов и только теперь наконец-то выскочил. – Короче, всё, я тебя увольняю.

Официантка зарыдала. Платила Марина очень хорошо, и чаевые в «Генерале Топтыгине» были – просто мечта официанта. Где ещё такое же хорошее место быстро найдешь?

Марина села на диван в своём кабинете и сжала голову руками. Какой позор! Неужели она в свои двадцать три года превращается в противную бабу-скандалистку? В гадкую, вздорную, капризную? Капризную – ещё ладно, но противную! Вздорную!

Никто её на аркане не тянул давать распоряжение, что за разбитую посуду с официантов не будут ничего высчитывать. Сама так решила. А теперь что, вожжа под хвост попала? Стала девочка капризной? Покобениться захотелось, власть свою показать? Это что – «дорвалась» называется? А сама откуда выползла, кем начинала?

Марина сидела в своём кабинете одна, и никто не видел, как сморщился её нос, как потекли из глаз мутные и злые слёзы. Не видел никто из работников ресторана и не знал, до какой степени их грозная предводительница может быть недовольна собой.

Она стукнула кулаком по чёрной коже дивана. Стыдно, стыдно… Тем более что всему есть мера. Марина всхлипнула. Нет, она не безнадёжная, она хорошая – потому что просто вспомнила, как когда-то сама грохнула поднос, полный посуды, – в те далекие времена, когда и она, и сестра её работали обыкновенными официантками в ресторане «Зеркало».

«Я пёрла вверх, хотела всего добиться, а что вышло? – продолжала разбираться сама с собой Марина. – Стала я самая настоящая эта, как её… фурия! Беспредельщица. Тиранка, сатрапиха! Даже я вот кто – Кабаниха! Точно. Самодурка! А что же мне делать?»

Марина удивленно посмотрела в окно. Но никакого ответа на её вопрос оттуда не вылетело.

«Тю, да мне просто нужен луч света в тёмном царстве!»

Луч света в тёмном царстве представлялся ей в образе любимого мужчины. Которого у неё не было. Никак не было. И нигде они, эти любимые мужчины, для неё не продавались, и напрокат не брались, и случайно не находились. А обычные мужики, не любимые, а просто мужики вообще – Марине надоели. Надоели хуже горькой редьки. И она, уже забывшая про официантку Кривенко (потому что решила её простить и оставить работать), опять злобно сжала губы.

– Достали. – В сердцах Марина бросила на пол пластиковую бутылку с минеральной водой.

Бутылка упала. Марина пнула её изо всех сил, бутылка завертелась, забурлила в ней вода, и Марина, изгоняя из себя злобу, принялась лупить по бутылке ногами, пинать её из угла в угол. Хотелось, чтобы пластик лопнул, бутылка взорвалась, зашипела – глядишь, Марина и успокоилась бы. Но бутылка не поддавалась. И Марина, гоняя упрямую бутылку и теряя последнее самообладание, закричала:

– Задрали!!! Как вы меня все задрали!

– Ну что ж это такое? Вы уже задрали меня оба! – Карина никак не могла найти второй синий носок мужа. Один нашла под кухонным столом, а второй как в воду канул. Сынок таскался за ней по квартире, пытался помочь что-нибудь сделать, но на вопрос: «Где твои шапка и шарф?» – вот уже полтора часа отвечать отказывался.

– Мы пойдём гулять? – поднывал сынуля, цепляясь за Каринины ноги и не давая ей нагнуться и заглянуть под диван.

– Конечно, пойдём. – Карина старательно попыталась взять себя в руки. – Только сейчас найдём папин носок, и шапку твою найдём, да, сынок? Шарфик тоже отыщем – и сразу на улицу. Вы будете хоть когда-нибудь всё на место класть? А? Вещи свои на место. Как? Будете?

Карина не могла объяснить, почему на неё, обычно ровную и спокойную, вдруг нашло такое раздражение. И не раздражение даже, а злость самая натуральная. Хоть прямо бери все тряпки, которые удалось-таки отыскать за это время по квартире, и метай в стены. Конечно, это злость на гадких обормотов – большого и маленького, которые никак не могут привыкнуть убирать свои вещи за собой, а не по всему дому раскидывать. Ходи, собирай их барахло, ищи носкам пару. А в это время здоровый будет на диване лежать, а маленький под ногами крутиться!

В данный момент «здоровый» находился на работе, деньги зарабатывал, «маленький» же, обычно такой хороший, действительно крутился под ногами и этим ужасно злил Карину.

Носок нашёлся – он оказался в горшке с цветком. Внутри носка лежал шарик для пинг-понга и кусок булки.

– Твоя работа? – Карина подняла носок над головой сына.

Малыш отвернулся и ничего не сказал.

– Знаю я вас. – Карина направилась к стиральной машине. Злость постепенно проходила. И было уже стыдно. Карина думала, что она плохо обращалась сейчас с ребёнком и орала на него без всякого повода.

«Сделаю из него истерика, – мелькнула у Карины мысль, – заполошного какого-нибудь, если буду так с ним себя вести. Подумаешь, шапку потеряли! Найдется шапка, и миллион других шапок, вместе с носками и шарфиками. А мальчик у меня один».

С этой мыслью Карина уселась на пол, взяла сына на руки и принялась петь песенку, притопывая в такт ногами. Сын засмеялся – на маминых тапочках были пришиты головы когда-то растерзанных или умерших от старости мягких игрушек – на левом головка собачки, а на правом – тигрёнка. И сейчас они словно подтанцовывали под мамино пение. Мальчик протягивал руки к подпрыгивающим игрушкам, взвизгивал и подпевал, потому что хорошо знал эту песню.

«Кто это ещё меня тут задрал? – Карина удивлялась себе, той, которая почти что фурией моталась по квартире несколько минут назад. – И чего это я разошлась? Всё хорошо, все живы-здоровы, чего бузить?»

Но ведь пока она тут сидит дома, могло что-нибудь случиться. С кем? С кем угодно.

Карина поднялась с пола и взяла в руки телефон, набрала знакомый номер.

С мужем было всё в порядке, скоро он уже собирался на обед. Может, сестра?

Карина посмотрела на себя в зеркало, попыталась пропеть ещё один куплет милой песенки, которую так любил сынулька. Но как-то не пелось. Лицо в зеркальном отражении перекашивалось от злости и чуть не плакало.

«Нет, я всё-таки найду эту дурацкую шапку. – Против своей воли упрямо думала Карина. – И шарф найду. Куда они его закинули? Только проблемы мне создают. Совсем я утопаю в этом домашнем болоте».

С этой мыслью Карина отыскала мобильный телефон и набрала Марину.

Марина расправилась, наконец, с бутылкой. Она так высоко подняла ногу и так прицельно ударила острым каблуком «шпильки», что бутылка не выдержала и лопнула. С шипением брызнула вода – и Марина с облегчением вздохнула.

Тут раздался телефонный звонок. Марина вытрясла всё из сумки, пока телефонная трубка не попала к ней в руки.

– Марин, у тебя всё хорошо? – донёсся до Марины голос сестры.

Карина и Марина были близнецами. Похожими друг на друга до невозможного.

– Карин, скажи, я монстриха? – услышала Карина в ответ.

– Какая ещё монстриха? – У Карины чуть трубка из рук не выпала.

– Мерзкая, злая монстриха. Да?

– Марина, ты где? Ты на работе? В ресторане ты, да? Говори! – Карина волновалась и понимала, что не напрасно. – Может, ко мне приедешь? Приезжай, мы тут песни поём.

– Нет, сначала скажи, я… – Марина не унималась.

– Ничего подобного! Никакая не монстриха! Ты хорошая. Приезжай, Маринка! Я жду.

Когда Марина оказалась у сестры дома, то немедленно разразилась слезами.

– Хорошо тут у вас. – Только и сказала, когда успокоилась.

Карина видела, что сестре плохо. Ей самой хотелось плакать из-за этого.

– Слушай, Каринка, – будто очнулась Марина, встряхивая попавшегося ей в руки игрушечного клоуна в высоком колпаке, – а представь, что ты – это я. И вот поймал тебя, то есть меня, колдун. Поймал и говорит: я тут желания исполняю, выбирай, чего тебе больше хочется. Но только что-нибудь одно выбирай. Или вот тебе семья в комплекте с любимым человеком, очень даже хорошим, любимым-любимым, или дела, которые идут отлично, во всём везёт, денег море. Что бы ты, то есть я, выбрала? А?

Карина посмотрела ещё раз на сестру, подобрала клоуна и ответила:

– Думаю, ты, которая сейчас, выбрала бы любимого человека. С комплектом.

– Вот хренушки! – Марина махнула в воздухе клоуном. – Ничего и не так. Я бы взяла колдуна за бороду и сказала – давай, колдун, мне сейчас и того, и другого. Только что-нибудь одно мне мало. Давай, иначе я загнусь. Помру. Ты же добрый колдун, ты не хочешь моей смерти. Дай, а?

– При чем же здесь колдун? – удивилась Карина. – Так и без колдунов всё это может быть!

– Где же оно? – Марине, похоже, надоело капризничать.

– Ох, а не кажется тебе, Марин, что кто-то у нас с жиру бесится?

– Глупости какие. Никто не бесится. – Сказала Марина серьёзно. – Есть тут одна счастливая мамаша и одна несчастная женщина. Но она очень сильная и мощная, попрошу не забывать. Она всех сделает… Ладно. У тебя мне и правда полегчало. Я – позитивна.

– Конечно! – Обрадовалась Карина: сестричка, похоже, действительно успокоилась.

– Я сегодня одну девицу чуть не уволила. В гневе. Но я же хорошая. Я быстро стала делать всё правильно. Я её простила. Знаешь, за что хотела уволить? За поднос. Раздолбасила на фиг поднос посуды с моими медведями.

– Помнишь, как мы с тобой… – начала Карина, но сестра перебила её:

– Я только хотела сказать. Помню. Ну вот я и не уволила. Молодец я? А? Мне же ведь это зачтётся как доброе дело? Что не уволила. Ну, Карин, зачтётся?

– Да…

– Это всё нервы… – Марина вздохнула. – так, ладно. Я есть хочу. Да – уже хочу и могу. А то не могла. Как будто сто кошек в рот нагадили. Теперь всё хорошо.

– Ой, Марин, – подхватилась тут же Карина, – пойдём скорее, у меня борщ…

– Борщ – это «пять»… – Марина подмигнула племяннику. – Так что часочка два у тебя посижу, а там и вернусь. Ищут, поди. Куда они без меня.

Когда Марина уезжала от сестры своей кроткой, она снова была уверена, что делает всё правильно, что она, Марина, самая лучшая женщина на свете. И что все препятствия, которые она преодолела на своём пути вверх, были специально сделаны для того, чтобы сейчас, почти уже на вершине, Марине стало наконец полегче и поудачливее. Что вот она, жизнь, только начинается.

А жизнь Марина очень любила.