Читать книгу Птицелов. Стань птицей. Победи тьму - Елена Новикова - Страница 4

Большой чёрный ворон выпорхнул из темноты комнаты. Он будто сам был частью мрака, сгустком тёмной материи, посланцем неизведанного. Крылья его, казалось, занимали всё пространство спальни – от стены до стены, касаясь их кончиками перьев. Клюв, изогнутый, с чёткими царапинами, чуть приоткрыт. Птичьи глаза блестят каким-то внутренним светом. В этих глазах тысячелетняя нечеловеческая мудрость. Ворон глядит прямо перед собой на лежащего в постели человека. Взмах огромных крыльев создаёт тугие потоки воздуха, и в них чувствуется особый животный запах. И в человеке пробуждаются древние, исконные, ничем не вытравливаемые, никак не контролируемые инстинкты. Хочется спрятаться от страшной огромной птицы. Хочется стать маленьким и незаметным, чтобы она пролетела мимо. Хочется вжать голову в плечи, чтобы этот чёрный ворон не смог ухватить. Но человек скован, парализован не то страхом, не то чем-то иным, очень схожим.

Вот птица вытягивает вперёд лапы с когтями. Когти человек видит во всех подробностях, будто время специально замедлилось, давая ему возможность налюбоваться. Когти совершенны – гладкие, длинные, загнутые на концах. Кожистые лапы тянутся к человеческой груди, не покрытой ничем, хотя вряд ли, одеяло могло бы защитить от этих когтей.

Лапы касаются человека. Они холодные. Когти чуть впиваются, но боли как будто нет. Ворон, такой гигантский сначала, вдруг делается обычной крупной птицей, каких полно на городских улицах. Человек чувствует тяжесть живого существа на своём теле, и тем не менее, всё ещё не может пошевелиться.

Ворон складывает крылья, склоняет голову и одним глазом внимательно глядит в глаза человека, будто старается заглянуть тому прямо в душу и прочитать скрытые, глубоко запрятанные в ней тайны. Воронья голова так близко, что очертания её размываются, как бы человек не пытался сфокусировать взгляд.

Птица снова приоткрывает клюв и каркает, клекочет, что-то пытается рассказать. Или смеётся на своём языке над глупым, слабым, неподвижным человеком, распростёртым на кровати. Голос у птицы надтреснутый, в нём проскальзывают пронзительные ноты, режущие слух. Ворон запрокидывает голову и каркает всё громче, начитает бить крыльями. Кончики перьев, пахнущие пылью, касаются человеческого лица.

Данил Муранов проснулся от того, что попытался отмахнуться от ворона, сидевшего у него на груди. В комнате было ещё темно, тюль надувалась парусом под сквозняком из открытой форточки. Естественно, никакого ворона в комнате не было и взяться ему было неоткуда. Данил снова провёл по лицу ладонями, прогоняя остатки нелепого странного сна. Протянул руку за телефоном. Шёл пятый час утра, даже для него это слишком рано. Но сон почему-то так взволновал, что следователь понял – больше ему не уснуть, не стоит и пытаться.

Убавив яркость на телефоне до минимума, Муранов вошёл в галерею. Он, конечно, доверял экспертам и ждал распечатанные фотографии, но всегда делал снимки и видео сам. Память телефона переполнялась от дела к делу, и всё же практику эту Данил не оставлял. Ему нужен был доступ к материалам двадцать четыре на семь. Там, где у других были снимки семьи, друзей, домашних питомцев или, на крайний случай, цветы и показания счётчиков, у Данила оказывались трупы во всех деталях и места их обнаружения.

Тело женщины, что откопали вчера, Данил фотографировал на всех стадиях – от того, каким его увидел впервые, до момента перед упаковкой тела в мешок. «Вот откуда ворон», – подумал Муранов, увеличивая перья, что покрывали кости. Он всё пытался рассмотреть птичьи косточки. Могли ли перья попасть в захоронение позже? Или, может быть, какая-то несчастная птица замёрзла под этим деревом, а экскаваторщик Огурцов просто смешал слои? Может быть, никакого смысла в этих перьях нет и интуиция, которая зудела где-то в затылке, ошибается.

В любом случае можно даже не надеяться, что дело будет лёгким. Лёжа в постели, чуть подрагивая от прохладного ветерка, что гулял по комнате, Муранов осознавал, что столкнулся с чем-то очень серьёзным. Выводы делать рано, но мёртвая женщина, выкопанная рабочими, – это не бытовуха. И не попытка скрыть смерть родственницы, чтобы продолжить получать за неё пенсию. С таким Данил сталкивался чуть ли не каждый день. Человеческая жестокость не знала границ, как и человеческая глупость и жадность. Но здесь было что-то другое. И чтобы начать действовать, нужна отправная точка. В делах с неизвестными телами такая точка единственная – определить личность жертвы. Имя, порой, – ключ ко всему.

Время не двигалось. Как бы ни хотелось Муранову получить ответы на вопросы, ему нужно запастись терпением и ждать, пока Ленц не позвонит.

Поднявшись с кровати, Данил подошёл к боксёрской груше и несколько раз ударил по ней. Лёгкая отдача приятной волной разошлась по телу. Звук ударов отразился от пустых стен. Когда-то, когда Муранов только переехал в эту квартиру, соседи ещё как-то пытались приходить и ругаться, если Муранов стучал по груше поздно вечером. Потом они смирились. Этот стук иногда продолжался по несколько часов к ряду. А иногда всего пара ударов казалась Муранову излишней тратой энергии.

***

На экране телевизора всё ещё мелькали кадры и что-то говорила красивая женщина-репортёр. За её спиной высились сосны, тёмно-зелёные, разлапистые, чуть покачивающие верхушками под ветром. На их фоне начавшие желтеть берёзы выглядели по-особенному нарядно. Желтел и борт грязного экскаватора. Его ковш низко опустился в канаву. Трепетала на ветру натянутая бело-красная заградительная лента.

С первого мгновения он узнал это место. Сердце перестало биться, а потом пустилось в такой галоп, будто собираясь за одну минуту пробить столько раз, сколько хватило бы на год. От лица отхлынула кровь, сделав его бледным и восковым. На мокром от холодного липкого пота лбу проступила бьющаяся жилка.

Помертвевшими глазами мужчина следил за тем, что происходит на заднем плане. Над разверзнутой ямой столпились какие-то чужие люди. Один из них – высоченный страшный человек в чёрном коротком пальто – выпрямился в полный рост, доставая, кажется, макушкой до верхушек ближайших сосен. Он, этот мужчина, заполнил собой весь кадр, весь экран, он, как будто, мог по одному своему желанию выбраться из телевизора прямо в эту гостиную. Словно почувствовав, что по ту сторону экрана на него смотрят, мужчина повернул голову. Его чёрные глаза, сощуренные в узкие щёлки, безошибочно выискали глаза зрителя. Связь тет-а-тет длилась мгновение. Длинное неимоверно тяжёлое мгновение.

Сидящий в кресле вцепился в подлокотники. Старое, советское ещё кресло скрипнуло от этого захвата. Из гостиной куда-то мгновенно исчез воздух.

– Сыночка, тебе нехорошо? – взволнованный голос матери слышался откуда-то издалека.

Всё потемнело вокруг, сузив зрение до мерцающего экрана телевизора. Так плохо ему никогда не было, он даже представить себе не мог, что живому человеку может быть так плохо без прямого физического воздействия. Целый мир пошатнулся, само Мироздание оказалось стоящим на краю пропасти и вот-вот должно было туда рухнуть, увлекая за собой всё.

– Сыночка?! – мать волновалась.

Сухая старческая рука, покрытая коричневыми пятнами, потрясла его за плечо. Воротник практичной фланелевой рубашки впился в горло, из которого раздался клёкот. Мать встала со своего кресла, стоящего через журнальный столик от него. Подошла ближе, заслонив собой телевизор. Наконец, что-то закрыло его от того страшного мужчины, что смотрел прямо в душу.

Такое знакомое лицо матери оказалось слишком близко. От неё пахло старостью и луком. Мать протянула руку и включила торшер. Лампа накаливания залила тёплым светом гостиную, прогоняя наступавшую со всех сторон темноту. Казалось даже, что появился воздух.

– Ты чего расклеился? Что опять случилось? – голос матери дребезжал.

Женщина уже поняла, что приступ у сына прошёл, пусть не до конца, но его уже не трясёт, как припадочного.

– Мне нужно уйти, – голос сел, язык царапал по высохшему нёбу.

– Я тебе уйду. Куда на ночь глядя?

– Мне очень надо.

Мать стояла напротив, мешая подняться на ноги. Но идти нужно! Что там идти? Нужно бежать! Бежать как можно скорее. Прикоснуться к истокам, почерпнуть силы, чтобы понять, как действовать дальше. Ведь то, что сейчас происходит, не к добру.

– Куда?

Только что бледный, неподвижный, хватающий открытым ртом воздух сын рывком поднялся, почти толкнув её. Старая женщина вынужденно отступила на шаг назад, будто впервые поняв, что её мальчик уже давно превратился в мужчину, что выше неё на полторы головы.

– Пусть идёт, – пробурчал отец, лежащий на диване. – Что ты с ним носишься?

– Ты не понимаешь! Не ты его носил в себе. Не ты его рожал. У меня на него есть права. Я мать! Я должна знать, что происходит с моим ребёнком, – женщина переключилась на того, кто оказался готовым её выслушивать.

Пока родители препирались, мужчина вышел в прихожую. Руки тряслись, когда он надевал куртку и завязывал шнурки на кроссовках. Позабыв на вешалке шапку, он прошмыгнул за дверь так быстро, чтобы мать не успела его остановить. В подъезде он побежал вниз по лестнице, игнорируя лифт, натужно гудящий в своей шахте. Где-то между этажами, налетел на курящего у мусоровода соседа. Тот ударился о стену, но бегущий по лестнице мужчина не обратил внимания, будто и не столкнулся ни с кем.

– Пришибленный, – прокомментировал сосед, потирая плечо. – Долбанутый.

Дыша, как бегун после кросса, мужчина выскочил из подъезда, ненавидя кнопку дверного магнитного замка, которая как на зло заела и сработала лишь после многократного нажатия. Всё сегодняшним вечером было против него. Злые силы старались остановить, задержать.

Улица встретила прохладой и запахом костров, на которых пылали опавшие листья. Фонари разбрасывали круги света, отражаясь в лужах прошедшего недолгого дождя. Не застёгиваясь, мужчина припустил по улице в знакомом направлении. В груди его разгорался пожал – лёгкие не привыкли к таким нагрузкам.

«Сейчас бы на машине», – думал мужчина. Но ключи от машины были у отца. Просить их – означало ещё больше затянуть время, дать Тьме больше шансов на победу.

Подгоняемый дурными предчувствиями, он бежал по тротуару. Подошвы кроссовок выстукивали рваный ритм. Дыхание всё больше сбивалось. В боку закололо. Понимая, что на следующем шагу он просто упадёт на мокрый газон с пожухлой травой, мужчина остановился. Согнулся пополам, уперев руки в колени. Рот наполнился слюной со вкусом металла. Шумно дыша, он попытался привести себя в нормальное состояние. Даже в школе он не бегал такие дистанции так быстро.

На самом деле хотелось плакать и кричать во всё горло. Слёзы уже подступали к глазам. Слёзы ужаса, отчаяния и какой-то детской обиды за то, что всё вот так вот происходит.

Долгие пять минут ушли на то, чтобы организм хоть как-то успокоился и можно было просто быстро идти. Воспоминания о высоком мужчине из телевизора занозой сидели в мозгу. Какая-то часть его сознания понимала, что видеть с обратной стороны экрана никого нельзя, другая – нашёптывала, что тот мужчина не просто человек.

Гудок машины заставил встрепенуться – на светофоре горел красный, а мужчина, забывшись в своих мыслях, оказался на середине дороги. Ему повезло, что так поздно автомобилей было немного и его просто объехали, обматерив с ног до головы. Тут же снова позабыв об опасности, мужчина прибавил шага. Нужно успеть!

***

Муранов испытывал какую-то болезненную потребность лично посещать Бюро судебной медицины. Другие его коллеги предпочитали получать бумаги и просто подшивать их в дела. Опознания, без которых чаще всего нельзя, не любил никто. Но лишь для Данила это означало – ещё раз встречаться с потерпевшей стороной. Истерик он не переносил, считая их проявлением крайней слабости. Ведь нет смысла оплакивать мёртвых, они этого уже не увидят. Помнить об ушедших – одно, убиваться по ним – другое.

Как только Ленц позвонила и сообщила, что закончила исследование останков, Муранов тут же прекратил работать, едва закончив писать постановление по другому делу. Неизвестная, выкопанная вчера в лесу, занимала все его мысли.

– Через полчаса я буду у вас, Марина Григорьевна, – сказал Данил.

– Мой рабочий день, вообще-то, заканчивается через полчаса. Я провела на ногах больше восьми часов. Или вы не доверяете моему отчёту? – ждать следователя Ленц не хотела, один его голос будил в ней, казалось уже давно забытые, ощущения.

Вот только трубка молчала – Муранов сбросил звонок. Судебный медик вздохнула, бросила на себя взгляд в зеркало – под глазами залегли тени и морщины. На голове проблёскивали серебристой паутинкой давно не крашенные волосы. «Боже, Марина! Хватит!» – сказала сама себе Ленц, с ненавистью глядя на отражение.

И всё же, где-то внизу живота поселилась приятная истома-ожидание. Калмык, как назвал его майор Сергеев, будоражил воображение.

***

– Здравствуйте, Данил Александрович. Как ваше самочувствие? Всё хорошо? – дворник перестал мести и опёрся на черенок метлы.

– Здравствуйте, Дмитрий Эдуардович. Всё хорошо, – эхом отозвался Муранов.

Дворник знал всех поимённо в Следственном управлении. И готов был разговаривать хоть с кем, лишь бы шло рабочее время. Муранов поглядел на часы – самый час пик. Ехать на машине – только тратить нервы в пробках, помеченных ярко-красным на картах телефонного приложения.

– А вот на завтра обещают солнечную погоду без осадков. Знаете? Я специально каждое утро смотрю прогноз на завтра. А завтра моя смена. А на послезавтра Сашка придёт и будет дождь. Так ему и надо. А вы куда едете? – Дмитрий Эдуардович не умолкал.

Его бубнёж все воспринимали, как работу надоевшего, но привычного радио. Хотя порой он бывал слишком навязчивым.

– На метро, – себе под нос сказал Муранов, спускаясь со ступенек.

– А вы знаете, когда была построена станция метрополитена, которая рядом с нами? Там очень красиво, я там бывал. Я там иногда с женой езжу. Ну не по той же ветке, но всё равно в метро.

Муранов вздохнул и ускорил шаг. Если начать отвечать, то от дворника уже не отделаться.

***

Откровенный запах кофе наполнял кабинет Марины Григорьевны. Да, она прекрасно знала, как напиток влияет на цвет зубов и состояние кожи. Знала, что нельзя пить его по столько чашек за день. Что если уж пить, то хотя бы разбавлять молоком или сливками. Но какой тогда смысл вообще покупать дорогой кофе, если портить его добавками? К тому же кофе дарил Марине Григорьевне чувство некой влюблённости – сердце начинало легонько трепетать. Это тоже было нехорошо и неправильно, уж Ленц, как медик, прекрасно это осознавала, но, если представлялся шанс выпить чашечку, никогда себе не отказывала.

– Зато это моя единственная вредная привычка, – повторяла Марина Григорьевна.

Муранов бы тоже не отказался от кофе, только ему не предложили. Ленц глядела на него исподлобья, как строгий учитель на опоздавшего ученика. Конечно, даже на метро он не успел за полчаса приехать из Управления в Бюро.

– Приступим? – спросил Данил, на ходу снимая пальто и перекидывая его через согнутую в локте руку.

– Именно за этим ведь вы и пришли.

Марина Григорьевна прошла мимо следователя, против воли глубоко вдохнув запах его терпкого парфюма. От Данила Александровича всегда вкусно пахло, сколько бы они не пересекались ранее.

– Хочу вас сразу предупредить, смотреть там особо не на что. Только костяк остался и незначительное количество тканей. Кислотность почвы ускорила процесс разложения. Кроме того, на костях есть следы от зубов мелких грызунов.

– Причину смерти смогли установить? – это интересовало Муранова, пожалуй, больше всего.

Оставалась крохотная надежда на то, что перед ними всё-таки последствия сокрытия несчастного случая. Или же незнакомка, пусть и в довольно юном возрасте, умерла от какой-то болезни или патологии. А её родственники решили из-за бедности, например, либо из-за страха быть обвинёнными в преступлении, захоронить тело на безвестной опушке леса. Это, конечно, тоже незаконно, однако совершенно меняет сценарий расследования и последствия для обвиняемых будут совершенно иными.

– Боюсь вас разочаровать, – покачала головой Марина Григорьевна. – Останки чёткой картины не дают. Возможно, были повреждения на мягких тканях, которые разложились. Материал на токсикологию я, конечно, отправила, но результаты будут только завтра к вечеру. Может быть, повезёт с ними.

Ленц вошла в секционный зал впереди Муранова. Привычным движением, даже не посмотрев, щёлкнула выключателем. Лампы с гудением и мерцанием загорелись, освещая небольшое помещение. Здесь пахло не кофе. Но этот запах – дезинфектора, чего-то медицинского, чуть сладковатый дух мёртвой плоти – не отпугивал Муранова и не заставлял его морщится. Если бы Марина Григорьевна сейчас посмотрела на Данила, то увидела бы, как расширились его зрачки, как плотно сжались губы, как напрягся он сам, став похожим на взведённую пружину.

Но женщина не смотрела. Она подошла к накрытому простынёй столу. Под тканью не проступали привычные очертания человеческого, пусть и безжизненного тела. Если не знать, что под ней скрывается, то угадать непросто.

– Готовы? – ответа Ленц ждать не стала, просто одним движением подняла простыню, одновременно потянув её на себя.

Да, ей и санитару пришлось хорошо поработать, чтобы отделить оставшуюся, распадающуюся под пальцами ткань от костей. Но работа того требовала. Сейчас кости были сложены так, как задумано природой.

– Не хватает нескольких фрагментов, – указал Муранов, низко склонившийся и рассматривающий неизвестную.

– Да, я заметила, – хмыкнула Марина Григорьевна. – Я, знаете ли, весь день с ней провела. Отсутствуют пястные кости и некоторые фаланги пальцев. Это вполне нормально, учитывая, как было обнаружено тело и где. Вполне вероятно, что мелкие кости раздроблены ковшом экскаватора. Либо их растащили падальщики. Детишкам своим, как гостинцы.

– Что по возрасту? Времени наступления смерти? Захоронению? – Муранов испытующе посмотрел на Марину Григорьевну.

– Судя по костям черепа, ей в районе двадцати-двадцати пяти лет. Никаких физических особенностей в строении я не выявила. Была обычная среднестатистическая внешность. Имплантов нет, пара зубов запломбирована. На восстановление примерного облика уйдёт день-два, сами понимаете, Данил Александрович, здесь я ничем не могу помочь.

Муранов, всё также низко наклонясь, всматривался в пустые глазницы черепа, установленного вертикально с упором на нижнюю челюсть. Невероятно было думать о том, что когда-то это была живая женщина со своими мыслями, которые роились под сводом этой черепной коробки. Что она расчесывалась, красилась, чистила зубы. И всё зачем? Чтобы кому-то понравиться? Хотя бы отражению в зеркале? А теперь у неё нет даже имени. «Пока нет», – следователь выпрямился, чуть не задев головой склонённую над столом бестеневую лампу.

– По времени наступления смерти сказать ничего определённого не могу. Точно – более двух лет назад. И, скорее всего, время смерти плюс-минус находится рядом со временем захоронения. Но я могу ошибаться, так как ткани слишком подверглись разложению. Всё, что могу сказать определённо, как эксперт, – следов насильственной смерти не выявлено.

– Слишком мало, – нахмурился Муранов.

Никакой отправной точки не появилось. Да, его приезд в Бюро был тратой времени. Но Данил ощущал, что должен поднять это дело, чего бы ему не стоило.

– Однако, у меня есть для вас кое-что необычное, мягко говоря, – сказала Ленц. – Первый раз с таким сталкиваюсь. Я постаралась при обработке не повредить препарат.

Марина Григорьевна отступила ко второму столу, стоящему параллельно тому, где расположился скелет. Там плотно друг к другу стояли какие-то пробирки, колбы, чашки, поблёскивали чистые инструменты.

По тону судебного медика Данил понял, что Ленц нашла что-то действительно интересное. В голосе женщины послышались живые нотки, хотя изначально она держалась очень холодно, что, впрочем, Муранова никак не волновало.

***

Воздуха! Воздуха! Он дышал открытым ртом, чувствуя, как высыхает язык, а в горле начинает першить до приступа кашля. Как бы мужчина не торопился, переходя с быстрого шага на бег, Учитель всё равно оказался здесь раньше. Учитель всегда оказывался здесь раньше.

На фоне тёмного занавеса, покрывающего сплошную стену маленького помещения, Учителя было почти не разглядеть. Он, как всегда, сидел на стуле. Тёмный балахон скрывал его тело. Голову и плечи покрывали перья. Мужчина сам собирал их, сам делал для Учителя маску, так похожую на большую воронью голову. Клюв всегда сомкнутый, но через него Учитель говорит правильные, верные вещи. Учителя нужно слушать.

– Я не знаю, как они нашли! Я не знаю! Я всё делал, как ты сказал мне! – слёзы сами текли из глаз.

Мужчина упал на колени, больно ударился, но даже не вскрикнул. Он ползком добрался до стула Учителя.

– Я так виноват! Но я не хотел. Я не думал, что так получится, – голос его сделался совсем детским, хнычущим и жалким.

Он ткнулся в пустые рукава балахона, что лежали на подлокотниках. Горючие слёзы тут же впитывались в ткань. Никогда прежде он не ощущал такое бессилие и страх перед будущим.

– Перестань, – сказал Учитель.

Голос его звучал глухо и презрительно. Одно слово хлестнуло по щекам, заставляя их запылать от стыда. Мужчина согнулся, почти касаясь горячим лбом пола. Ему хотелось провалиться под этот пол, под землю, рассыпаться в прах.

– Не будь слабаком. Не сейчас. Ты разве не понимаешь, что происходит? – голос учителя всегда завораживал.

Мужчина не двигался, он слушал, хотя и сам уже понял – грядут страшные времена.

– Тьма проснулась. Глупые люди потревожили то, что нельзя было тревожить. Теперь Тьма обратила на них свой взгляд. Она проснулась. Она готова действовать.

– Мне страшно! – признался мужчина.

– Ты не должен бояться. Только не ты, – Учитель был категоричен. – Встань с колен, ты воин Света, а не червь.

– Да, Учитель, – мужчина покорно поднялся на ноги, но всё ещё не рисковал глядеть в блестящие глаза маски.

– Баланс нужно восстановить. Может быть, ещё не поздно всё исправить. Нужно сделать так, чтобы тот год был перекрыт. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Да, Учитель, – слёзы высохли, как по команде.

Конечно! Он мог бы и сам догадаться. Но на то он – всего лишь Ученик. Баланс должен быть восстановлен. И пусть до нового обряда ещё так много месяцев, нужно залатать дыру, через которую Тьма может посмотреть на Землю. Только он один во всём этом большом и беззащитном Мире способен противостоять ей. На нём одном держится хрупкое равновесие. Если он позволит себе быть слабым, скулить и ползать в пыли, то Мир исчезнет. Всё погрузится во Тьму и больше никогда ничто не будет прежним. Только холод, мрак, голод и пустота.

– Я понял, Учитель, – голос мужчины стал сильным, твёрдым.

Он решительно посмотрел на Учителя. Тот ответил ему продолжительным взглядом зеркальных глаз, сделанных из солнцезащитных очков. В этих глазах отражалась и комната, и тусклая лампа, и Ученик. Ещё там читалась какая-то гордость и уверенность.

– Действуй! – прозвучала из нераскрывшегося клюва команда.

Погасив за собой свет, мужчина вышел из домика и запер дверь на ключ. Так требовал Учитель – Ученик всегда уходит первым.

***

– Это не может быть случайностью.

Марина Григорьевна чуть подалась влево, ей ужасно захотелось хотя бы плечом коснуться Муранова. Тот стоял так близко, что женщина боялась сотворить какую-то глупость, о которой пожалеет. Ленц буквально заставила себя сосредоточиться на работе.

– Мне, как и вам, наверное, – проворковала судебный медик, закашлялась и продолжила уже более спокойным тоном: – сначала показалось, что перья принадлежат птице, что случайно оказалась погребённой вместе с телом. Однако никаких птичьих костных останков я не обнаружила. Более того, посмотрите сюда, Данил Александрович.

Муранов и сам уже увидел. Это была человеческая кожа, небольшой фрагмент. Растянутая на зажимах на квадрате стекла.

– Они вживлены туда? – от удивления Данил растерял свою всегдашнюю манеру к правильной речи.

Ему, как никому другому в детском саду и школе, приходилось следить за собой. Яркая внешность, доставшаяся по наследству, была отличным поводом для других детей посмеяться, потыкать пальцем и найти сотни унизительных прозвищ.

– Ювелирная работа, кропотливая, – Марина Григорьевна вооружилась ланцетом, как указкой. – Чтобы сделать такое, нужно очень много времени. Поверьте мне.

Кончик лезвия инструмента почти касался кожи. На ней отчётливо виднелся прокол. Такие же были выше и ниже, в шахматном порядке.

– Я извлекла перья отсюда, – рассказывала Марина Григорьевна. – Сначала, думала, что они налипли. Первый раз такое вижу, если честно.

– Думаю, такое мало кто видел. Чем сделаны проколы удалось установить?

– Нет, конечно, – пожала плечами Ленц. – Может быть, шило или заточка. Либо вязальный крючок или спица. Любой заточенный тонкий предмет. Точно металлический, чтобы так аккуратно сделать проколы ничего, кроме металла, не подойдёт, Края ран довольно ровные, без зазубрин.

– Можно это перевернуть? – попросил Муранов.

В кончиках пальцев начало покалывать. Это было предчувствие. Плохое или хорошее – непонятно.

Марина Григорьевна надела перчатки и со всей осторожностью перевернула неровный клочок кожи, который удалось хоть как-то стабилизировать.

– Проникновение стержней перьев внутрь от двух до трёх с половиной сантиметров, – предвосхищая вопрос следователя, комментировала судебный медик. – Ни одно из них при этом не было как-то специально обработано. Кончики не заострены. Есть несколько сломанных, но в какой именно момент это произошло, определить невозможно.

– Надеюсь, она была мертва, когда их вживляли, – проговорил Муранов, представляя, сколько всего могло было бы быть перьев, если на таком небольшом кусочке их оказалось более десяти.

– В стержнях тех перьев, которые я извлекла, есть биологические следы. Думаю, это кровь. Даже если жертва в момент вживления, как вы выразились, была мертва, в полость рахиса всё равно попала кровь.

– Рахиса?

– Стержень пера называется «рахис», – пояснила Ленц.

– То есть, теоретически, у вас есть материал для исследования?

– В незначительных количествах. И я не стала бы делать на них ставку. Слишком мало препарата.

– Тем не менее, я хочу расширенный анализ: присутствие наркотических веществ, лекарственных препаратов, ДНК, группа крови, возможные заболевания…

– Данил Александрович, – Марина Григорьевна прервала следователя, – наша лаборатория не располагает такими мощностями. Нужно отправлять в столичное Бюро. И запастись терпением. Мы будем даже не в десятке с нашими запросами. Минимум неделю придётся ждать результатов.

– Думаю, это не срок. Когда будет готова реконструкция лица жертвы?

Нет, эта неизвестная, случайно выкопанная рабочими на маршруте прокладки трубопровода, не умерла своей смертью. Это стоит уже записать в точные факты. Кто-то, какой-то безумец, потратил немало времени, чтобы нашпиговать женщину перьями.

– Я вам уже говорила, с лицом не ко мне, с этим работают наши техники. Всё остальное вы найдёте в моём отчёте.

***

Муранов спустился в метро, сел на нужную ветку. Поезд тронулся, оставляя освещённую станцию. За стёклами понеслась темнота туннеля. В этом стекле отражались пассажиры, уставшие, безразличные, глядящие в свои телефоны, сидящие с закрытыми глазами и заткнутыми наушниками ушами. Гул поезда мешал разговаривать, поэтому каждый погрузился в себя, переживая остатки этого дня.

Данил глядел прямо перед собой. Он стоял напротив двери, прижимаясь бедром к поручню. В тёмном стекле отражался его двойник, отвечающий взглядом на взгляд. Следователь пытался на основании полученных данных решить, как повести расследование.

Понятно, что сначала нужно дождаться реконструкцию лица жертвы, а потом прогнать её по базам объявленных в розыск и отобрать похожих кандидаток. Это первичное сито. Дальше – отработка, анализы. Очень много времени будет потрачено на определение личности. Сроки будут сдвигаться и хорошо если в итоге они установят имя неизвестной. Отправная точка, без которой нет направления движения.

Но перья, вставленные в кожу… Это признак сумасшествия. Явного нездоровья человека, сотворившего подобное с другим. Муранов боялся допустить мысль о том, с кем столкнулся. И всё же внутренний голос нашёптывал ему на все лады единственное слово.

– Боже ж мой, какой страшный! – вошедшая на станции старушка, широко перекрестилась, глядя на Данила.

Этот жест вывел Муранова из прострации. С высоты своего роста он посмотрел на старушку, пробирающуюся в другой конец вагона, подальше от него. Та продолжала что-то нашёптывать и креститься. Дверь закрылась, поезд тронулся дальше. На бегущей строке высветилось название следующе станции. Данил вздохнул – ему нужно было на предыдущей сделать пересадку. Втянув носом воздух, пропахший множеством тел, перегретым металлом и особенным духом метро, Муранов прикрыл веки.

***

– Огурцов! Ну чего ты копаешься! Ну мать твою за ногу! – Шамиев кинул в стекло кабины мелкий камешек.

Работягам всё равно, им идёт оклад независимо от того, работают они или простаивают. Никто над головой не жужжит про сроки. А вот бригадиру пришлось выслушать всё, что говорит начальство. Как будто лично он – Шамиев – сначала закопал труп, а потом его нашёл. «Сами тут тянуть решили», – психовал бригадир.

Два дня где-то там наверху, может быть, на самом верху что-то решали и согласовывали. Шамиеву было абсолютно всё равно. Но вчера вечером позвонили и приказали с утра начинать работу там, где остановились.

И вот они снова здесь.

– А это, тут бы освятить что ли. Ну так-то могилу раскопали.

– А если трупак – мусульманин, то чё?

– Угу, щас его призрак будет нам мешать, потому что мы потревожили останки.

– Хватит! – прервал Шамиев пустые разговоры. – Верёвку взяли, дерево потянули! Сроки горят. Огурцов!

Экскаваторщик пялился в яму. Ему было плохо – не хотелось пить. Не то, чтобы он перестал испытывать жажду. Чай, кофе, да даже молоко заходили на ура. А вот пиво… От одного запаха начинало мутить и перед глазами всплывала оторванная рука скелета. А без пива разве это жизнь? Тоска сплошная. Даже мужики стали поглядывать исподлобья. Оторвался от коллектива.

Тяжело вздохнув, Огурцов заработал рычагами, оживляя свою машину. Ковш подрывал корни, помогая людям валить деревья. После того, как упала, махнув широкими лапами злополучная сосна, дело пошло веселее. Начало немного отпускать. Первый раз с момента учёбы, пожалуй, Огурцов чувствовал, что ему действительно нравится, опускать и поднимать ковш, ворочая груды земли, которые не под силу поднять ни одному человеку. Мужчина кривовато улыбнулся.

У Шамиева тоже отлегло от сердца. Что было, то было. Через несколько лет этот случай вообще останется курьёзом, о котором можно будет со смехом вспоминать. «Два раза такое не случается», – подумал бригадир. Он посмотрел на безоблачное небо, поблагодарив аллаха за прекрасную погоду. А когда опустил глаза вниз, вспомнил шайтана.

– Стоять! – Шамиеву казалось, что он кричит на весь лес, но из его горла слышался лишь сип.

Закололо в левом боку, обожгло болью. Всё плечо до локтя словно онемело. Бригадир как стоял, так и упал на землю. Огурцов заглушил двигатель. Со всех сторон к упавшему побежали рабочие.

– Ядрёный корень! – Парамонов стащил с головы замызганную шапку. – Приплыли, мужики. Шабаш!

Кто-то громко выматерился, выражая общее настроение. Рухнувший бригадир не двигался и не издавал ни звука.

– Чё вылупились? – Парамонов единственный сохранял спокойствие. – Ты в «скорую» звони. Ты ментам.

Его послушались, будто так и было заведено. Огурцов спрыгнул с экскаватора и заглянул в траншею. То, что он увидел на глубине, заставило отступить на пару шагов, потом ещё на несколько. Спиной мужчина упёрся в экскаватор, на ощупь двинулся вдоль него. А потом развернулся и опрометью бросился в лес. Один из рабочих схватил пробегающего мимо Огурцова за рукав спецовки, но тот вырвался и умчался. Его спина мелькала между соснами, а потом следить перестали.

***

– Виктор Иванович, а почему именно конь? – допытывался Паша Курёхин.

Всю дорогу до места Сергеев на все лады повторял любимую присказку про коня, которого нужно любить в лицо. Майор, когда ему дежурный передал вызов, решил, что это глупая шутка капитана Свищука из соседнего отдела. Тот, бывало, забавлялся от нечего делать такими глупостями. Но после позвонил Калмык и сказал, что вынужден задержаться, и прибудет вместе с экспертами. А следак, сколько его знал Сергеев, даже не улыбался ни разу. Какие уж тут шутки?

– Чё? – отвлекаясь от дороги, спросил Виктор.

– Ну вы говорите: «Любить того коня в лицо»? Почему конь? – Паша сидел на пассажирском сидении, пристегнувшись и крепко держась за ручку дверцы.

У Сергеева была та ещё манера вождения. В городе было страшно от его манёвров между потоками машин, а когда они выбрались на незагруженную автомобилями трассу, майор утопил педаль газа до упора.

– Чем тебе конь не нравится? – всё ещё не глядя на дорогу, спросил Сергеев.

Курёхин напрягся – скоро был поворот и съезд на просёлок, а Виктор Иванович и не думал сбавлять скорость.

– Просто интересно. Почему не коза, например?

– Потому что…

– Смотрите! – Паша вжался в сидение, ожидая удара.

Из поворота вылетел микроавтобус «Скорой помощи». Сирена не работала, а проблесковые маячки распугивали собой погожий день. Сергеев моментально сбросил скорость и прижался к обочине, пропуская едущий навстречу автомобиль. Бедный Курёхин сглотнул, выворачивая голову и представляя на сколько в сантиметрах машины разошлись бортами. «Конь так конь», – подумал Паша, радуясь способностям Сергеева.

***

– Довезут. Врачиха же сказала, что вовремя, – Парамонов вертел в руках телефон Шамиева.

Пришлось обыскивать бригадира, к которому никто не хотел притрагиваться. Как будто сердечный приступ мог передаться через касание. Никаких таблеток у Шамиева не оказалось, зато Парамонов вынул телефон и доложил начальству о происшествии. «Блиииин, – думал Парамонов, разговаривая с руководством, – а ведь пока Шамиев в больничке валяется, меня могут бригадиром назначить. А чё? Я смогу! И в зарплате это в два раза больше. Вот бы назначили! Я бы тут гайки закрутил им»!

Через минуту, как отъехала «скорая», к будущему трубопроводу подкатила легковушка. Прищурившись, Парамонов увидел тех же самых ментов, которые были на другом участке несколько дней назад.

– Вы опять что ли? – не здороваясь, спросил Сергеев, вылезая из машины.

– Получается, что опять, – развёл руками Парамонов.

– Показывай. Курёхин, свидетели, фотки, отпечатки сосен.

– Есть! – отозвался Паша.

Лейтенант даже сделал несколько шагов к группе рабочих, когда до него дошёл смысл сказанного:

– Отпечатки сосен? – брови молодого полицейского сошлись на переносице.

Сергеев аккуратно присел на корточки, заглядывая в траншею. Ковш на этот раз завис над нею. Между его лезвиями находился человеческий череп. Никаких в этом сомнений не было. Длинные спутанные волосы висели на левый бок на почти отслоившейся коже. Даже привычного полицейского бросило в дрожь – настолько жутко выглядели останки. Остальной костяк виднелся в земле на дне. Оттуда, снизу, шёл явственных дух разложения. Виктора замутило:

– Любить коня в лицо пять раз без остановки! – сказал майор, поднимаясь на ноги.

Внутри всё сжалось от плохого предчувствия. Застарелый гастрит, заработанный ещё в учебке, дал о себе знать, кольнув иголками. Поморщившись, Сергеев сделал несколько снимков на мобильный телефон и пошёл к Парамонову.

– Рассказывай.

– Да тут как бы и нечего, – ответил Парамонов. – Всё нормально было. Огурцов копал, мы деревья отволакивали. Мужики вон чутка траншею ровняли лопатами, где ковш накосячил. Шамиев орал, как всегда.

– А потом?

– А потом, он, бригадир, в яму поглядел и упал. Я думал, что он умер. Как срубленный упал. Ну я к нему, а он чуть слышно сипит и губы синеют. Короче, на «скорой» его сплавили в больничку. Хорошо, что тут какая-то деревня недалеко. Оттуда машину отправили. А то два трупака вам досталось бы. Да.

– Ясно всё с вашим Шамиевым, – кивнул Виктор. – Огурцов где?

Человек второй раз к ряду раскапывает захоронения. Это слишком странно, чтобы быть простым совпадением. Как так нужно копать, чтобы находить кости? На этой территории – Сергеев проверял по архивным документам – никогда не было кладбища, что могло хотя бы как-то объяснить тела в земле. А тут такое. «Может быть, этот экскаваторщик что-то знает? Или сам закапывал», – думал майор.

Версия появилась только что и казалась Виктору очень перспективной для разработки. В моменте она была прекрасной, как яркая звезда. «Огурцов, – думал Сергеев, – когда-то был причастен или же сам убил и закопал. А теперь, совесть замучила, и решил вот так действовать. Надо с ним поговорить по душам». Виктор огляделся, выискивая взглядом экскаваторщика.

– Огурцов-то? Да кто его знает, – развёл руками Парамонов.

– То есть как? – встрепенулся Сергеев.

– Он, когда Шамиев упал, а потом ещё и трупак в траншее увидал, перекосился весь. Потом бочком-бочком и в лес рванул. Мужики его уже искать ходили, но не нашли.

– Бочком-бочком и червячком, – майор сплюнул под ноги.

Если бы не одно «но», сбежавший Огурцов идеально подходил на роль подозреваемого номер раз. «Откуда он мог знать заранее, где через несколько лет будут тянуть трубопровод? – включилась логика, отметая придуманную версию. Слишком хорошую для этого мира. – И вряд ли какой-то там экскаваторщик мог намеренно отклониться от маршрута. Деревья на пути помечены краской».

***

– Аааагурцов! – лес оглашал зычный бас.

Лес в ответ отвечал лишь шумом деревьев да птичьими голосами. Уже смеркалось, а сбежавшего экскаваторщика всё никак не могли найти.

– И ведь лес-то: плюнул – обошёл. Ну где тут можно потеряться? – недоумевали вызванные из города для поиска свободные наряды.

– Да он давно на трассу выбрался, поймал попутку и свалил подальше.

– Ага, а мы тут, как дебилы ходим.

– О-гур-цов! – фамилия набила оскомину.

Деверья тянули к темневшему небу ветки с жёлтыми и красными листьями. Сквозь разрывы облаков начинали проглядывать пока ещё тусклые звёзды.

Лишь одно место в лесу было освещено фарами машины.

– Декорации те же, персонажи другие, – вздохнул Сергеев.

– Чего? – не понял Курёхин.

– Того. Начальство прибыть изволило, сделай, пожалуйста, умное лицо, – Виктор, скривившись, посмотрел на лейтенанта. – Хотя, знаешь, Павлик, не поможет тебе. Иди к мужикам, не отсвечивай.

– Ну и ладно, не очень-то и хотелось, – обиделся Курёхин, но приказ выполнил.

– Где этого Калмыка носит? Задерживается он. Уже народа прибыло, пока он где-то отсиживается. Бесит, не могу. Тебя тоже? – Сергеев посмотрел на скалящий зубы череп в траншее.

***

– Остановите машину, – попросил Муранов, сидящий рядом с водителем.

Не мог Данил бросить всё и немедленно выехать на вызов. Свидетель вызван, экспертизы готовы – это не стало бы ждать. Хотя всем своим существом следователь был уже там, на месте, где злополучная бригада раз за разом обнаруживала тела. «Серия. Это серия» – сердце Данила начало биться сильнее от этой мысли. В нём поднималась, казалось давно погашенная и пережитая муть, о которой он старался не вспоминать. Но прошлое иногда нагоняло. Стоило немалых сил, чтобы отодвинуть от реальности минувшее, убедить себя, что с ним сейчас всё хорошо и нужно двигаться дальше. Держаться за убеждение, что всё под контролем.

– Так мы не приехали? Я смогу туда подогнать, – удивился водитель.

– Что такое, Данил Александрович? – с заднего сидения подалась вперёд Ленц.

Муранов распорядился, чтобы именно Марина Григорьевна поехала на вызов вместе с ним. В тайне женщине это польстило, хотя для вида она повозмущалась.

– Это же Огурцов. Почему он здесь? – нахмурился Муранов.

По дороге, прямо по разделительной полосе шёл экскаваторщик. Вид у него был какой-то странный – повисшие плетьми руки, устремлённый вперёд бессмысленный взгляд. Он шагал, как заведённый механизм. На спецовке красовались свежие пятна грязи.

Микроавтобус с надписью «Специальная служба» съехал на обочину и остановился. Данил вышел и двинулся к Огурцову, который ничего не замечал. Мимо них промчалась, сигналя без остановки, иномарка золотого цвета.

***

– Что тут? – Борис Борисович огляделся.

– Скелетированные останки человека, – доложил Сергеев, вытягиваясь в струнку и указывая ладонью на яму.

Если уж Соболев явился, то дело уже взято на контроль. А ведь ещё только сводки по городу прошли. Виктор внутренне вздохнул – теперь с них не слезут. «Уж лучше бы Калмык начал нудеть», – с тоской подумал оперативник.

– Это я знаю. Действия какие? Следователь кто? Где? Подозреваемые отрабатываются?

– Так точно. Лейтенант Курёхин берёт показания у свидетелей. Патрульные работают по территории. Следователя Муранова ожидаем с бригадой экспертов с минуты на секунду, товарищ полковник. Вот он приедет, и у нас такое тут начнётся…

– Сергеев, хватит ёрничать, – осадил подчинённого Борис Борисович. – По делу что есть?

– Ничего нет, – вздохнул Виктор, опуская плечи. – По факту мы на нуле.

– Плохо, – поджал губы Соболев. – Очень плохо.

– Виноват, исправлюсь, – снова вытягиваясь во фрунт рявкнул Сергеев, испугав окриком рабочих.

– Балаган прекращай. Думаешь, я забыл, как опером по земле бегал? Ты мне что можешь сказать? Какая работа ведётся? Когда там первый труп нашли?

– Три дня назад, Борис Борисович. Тут недалеко, по прямой метров двести, наверное, – прикинул Сергеев, скользнув взглядом по траншее.

– Плохо, – повторил Соболев. – Очень плохо. Мне глава района звонил, наверху уже знают про остановку работ на участке. Для области это означает многомиллионные потери из-за простоя.

Из кабинета Соболев бы не дёрнулся, вызвал бы этого Сергеева на доклад. Выслушал бы, может быть, дал совет. Хвост бы точно накрутил так, чтобы рабочий пыл не угасал ни на секунду. Но этот звонок из администрации с настоятельной просьбой проконтролировать ситуацию и взять под особый контроль в виду важности объекта для города, области и страны в целом. И прочие фразы, которые косвенно говорили, что им, ментам, надо бы быстрее шевелиться и дать рыть проклятую канаву дальше.

– Так что делается?

– Пока ничего, – не стал врать Сергеев. – Ждём экспертов. Но то, что я вижу, похоже на первый труп. Это маньяк у нас, Борис Борисович, чем хотите поклянусь. Хоть конём.

Соболев наверняка выдал бы подчинённому по первое число за дерзость, но подъехал микроавтобус экспертов.

– Твою мамашу завалить цветами! Огурцов нашёлся, – всплеснул руками Виктор. – Калмык, а ты его где взял? У меня парни уже часа два по лесу шатаются, ищут этого молодца.

Муранов, вышедший из машины, прищурившись посмотрел на оперативника. Издёвки в голосе Сергеева не было, но его панибратская манера общения раздражала, как и придуманная кличка.

Огурцов, которого Марина Григорьевна кое-как привела в чувство, не мог сказать, как оказался на дороге, ведущей в город. Но, едва вернувшись к месту работы, весь сжался, втянул голову в плечи, старательно отводя взгляд от траншеи. Сергеев смог разглядеть экскаваторщика, прячущегося в салоне, только когда из него вышли эксперты.

– Отзывайте своих парней, – сквозь зубы сказал Муранов.

– Курёхин, выдыхай, главный приехал! – крикнул Виктор, чувствуя, что напряжение, которое было в нём с момента, когда он увидел новый старый труп, начало действительно отпускать. – Командуй в рацию, чтобы патрульные возвращались все. Отбой по поиску. Следак – молодец, нашёл беглого.

Выдохнув через нос, Данил прошёл мимо оперативника. Его влекла к себе траншея. И то, что находилось в ней.

***

Длинные волосы, спутанные, с налипшими комками земли закрывали часть черепа. Он застрял между зубьями ковша, будто кто-то специально насадил муляж, чтобы попугать прохожих. Нижняя челюсть отсутствовала, что придавало черепу какой-то ненастоящий вид.

Но Муранов, едва оглядев труп, видимый под тонким слоем земли, уставился на перья. Они снова в изобилии были здесь. Чёрные вороньи перья. Что-то неприятно щипало душу. Обычная вещь – ведь перья – это вещи? или нет? Муранов засомневался – приобрела зловещее значение.

Присев на корточки, Данил чуть наклонился вперёд, и, казалось, вот-вот должен упасть в яму. Сквозь полуопущенные веки следователь смотрел на захоронение. Он впитывал впечатления, как губка. Нужны были детали. Но их оказалось критически мало. Практически ничего.

– Что скажите? – раздался над головой голос Бориса Борисовича.

Начальник городской полиции, лично прибывший на место обнаружения, жаждал ответов, пожалуй, даже больше, чем сам Муранов.

– У нас серия, – безапелляционно заявил Муранов.

– Ну так уж и серия, – покривился Соболев.

Борис Борисович с ужасом представил себе, что начнётся вокруг, когда – и если! – все узнают о скороспелых выводах этого следака. «Тоже мне выискался охотник на маньяков, – подумал Соболев. – Славы и звёздочек захотелось? А Главк будет меня долбить? Вот уж спасибо, не надо».

– А что это по-вашему? – Данил поднялся на ноги, держа хрупкое равновесие на самом краю траншеи.

Его туфли, вычищенные с вечера, уже покрылись коричневым налётом лесной земли. И на краях брючин оказалась такая же. Безупречный вид Муранова перестал быть безупречным, но всё равно внушал трепет даже вышестоящему руководству. Соболев, в котором роста было от силы метр семьдесят, отступил на пару шагов, чтобы не слишком задирать голову при разговоре. «Вот же каланча», – зло подумал Борис Борисович.

– По-моему, вы преувеличиваете. Всего лишь два тела, захороненные не так далеко друг от друга. Это может быть и не серия вовсе, а просто двойное убийство.

Муранов задумался, в словах Соболева был резон. И, на самом деле, это было бы хорошо, если так можно говорить в деле, где уже два трупа. Однако, что-то внутри говорило: «Нет. Ты же понимаешь, что это не так. Ты видишь, что это совсем не так. Это больше, чем ты можешь себе вообразить. Просто погляди вниз. Видишь? Видишь, там внизу Ад. И он ждёт тебя». Данил сжал зубы, приказывая внутреннему голосу заткнуться. Слишком долго тот не давал о себе знать. Это дело как-то заставило его очнуться ото сна. Пока ещё голос был не очень настойчивым, Данил надеялся, что уже перерос всё это и теперь будет гораздо проще справиться.

– Боюсь вас разочаровать, но тела захоронены в разные периоды. Между ними разница как минимум в год, – Марина Григорьевна осторожно спустилась в траншею и подошла к ковшу экскаватора.

В этот раз ей было удобнее работать – яма была шире и длиннее, ковш поднят выше, так что места полно, учитывая её комплекцию.

– Мягкие ткани сохранились гораздо лучше, чем у первой жертвы. Здесь даже есть полностью сохранные мышцы. Конечно, нужны дополнительные исследования, но не думаю, что почва сильно отличается по составу от первого места, – Ленц наклонилась и пальцами, затянутыми в плотные резиновые перчатки, прикоснулась к останкам. Определённо, это тело провело в земле гораздо меньше времени.

Борис Борисович шумно выдохнул и, не прощаясь, направился к своей машине. Шофёр его тут же отложил телефон, в который пялился, едва заглушил двигатель. «Придётся докладывать, – думал Соболев. – Лучше самому и сразу, чем потом оправдываться, что затянул и подставил всех под горячее. А ещё же эта долбанная пресса пронюхает. И понесётся душа в рай! Чтобы вас всех с вашим трубопроводом по этому лесу раскидало».

– Сергеев! – Соболев обернулся и позвал оперативника.

– Яволь! – крикнул в ответ Виктор, не шевельнувшись.

Майор стоял с другой стороны траншеи и заглядывал через плечо работающей Ленц. На лице оперативника застыло полумальчишеское любопытное выражение.

– Сергеев!

«Коня в лицо», – вздохнул майор, подходя к начальству.

– Когда здесь всё закончится, с докладом ко мне лично. Это ясно? Не к начальнику отдела, не к старшему оперу, а сразу в мою приёмную. И план оперативно-розыскных мероприятий не забудь.

– Ясно. Разрешите выполнять? – оперативник склонил голову к плечу, как послушная смышлёная собака.

– Действуйте, – кивнул Борис Борисович, усаживаясь на заднее сидение.

– Тебе-то хорошо, Данил Саныч, – почесывая подбородок произнёс Сергеев, вставая рядом с Мурановым, – твой не приехал.

Хорошо Данилу не было. Звонок от собственного начальства застал его в дороге. И следователю тоже предстояло по возвращении в город идти прямиком в высокий кабинет.

– А Огурцова где взял? Мы его тут часа два искали, – продолжал Сергеев, не обращая внимания, что Муранов мрачно молчит и не реагирует на его вопросы. – Капец, ты, конечно, следак. Уважуха!

– У вас протокол места осмотра готов? – сверху вниз посмотрел Муранов.

– Обижаешь, Калмык!

Муранов поморщился, от чего глаза превратились в две щёлки, из которых, казалось, могли вырваться молнии и сжечь нагловатого оперативника.

– Курёхин тут всё успел облазить с телефоном, – ответил Виктор, ничуть не смутившись под злым взглядом Муранова. – Но аккуратно. Хотя, чтобы тут найти хоть какие-то следы преступника, нужны какие-то сверхспособности. А Пашка всего лишь летёха. Да.

– Марина Григорьевна, предварительные данные, – голова у Данила начала болеть от вечной болтовни оперативника.

– Боюсь, что ничем не могу порадовать, – ответила женщина, подойдя к краю траншеи. – Тело принадлежит молодой женщине. Полностью обнажена, по крайней мере, остатков материи никакой не нашли пока. Кроме перьев здесь нет посторонних предметов.

– Вживлены, как в первом случае?

Ленц кивнула. Очищенное, насколько это возможно в полевых условиях, тело было готово к транспортировке. Её ребята уже приволокли из машины мешок.

Муранов отошёл от траншеи, чтобы не мешать. Снова спускался на потревоженный лес вечер. Снова перешёптывались деревья. Снова кричали на своём языке птицы. Всё повторялось, как в зацикленном сне, из которого невозможно вырваться.

«Почему именно здесь? Что такого в этом месте»? – спрашивал себя Муранов. По ту стороны дороги росли такие же берёзы и сосны. А трупы с завидной регулярностью выкапывали тут.

Прочерчивая воздух чёрной тенью, над ними пролетел большой ворон.