Читать книгу Великие княгини и князья семьи Романовых. Судьбы, тайны, интриги, любовь и ненависть… - Елена Первушина - Страница 7

Устраивая женитьбу сына, Петр задумал жениться на своей подруге – лифляндке Марте Скавронской, которую его армия в числе остальных трофеев захватила при взятии Нарвы. По-видимому, Петра и его Катеринушку (так называл он жену) связывала настоящая и крепкая любовь. Когда они были в разлуке, то обменивались нежными письмами. Марта была неграмотна, и за нее писал секретарь, но это не мешало ей вставлять в свои письма ласковые словечки и игривые намеки, а то и грубые шутки.

Вот Петр пишет Екатерине из Торгау, незадолго перед свадьбой Алексея и Софии Шарлотты: «Катеринушка, друг мой, здравъствуй! – А мы, слава Богу, здоровы, толко с воды брюхо одула, для того так поят, как лошадей; и инова за нами дела здесь нет, толко что сс…ть. Писмо твое я чрез Сафонова получил, которое прочитая горазда задумался. Пишешь ты, якобы для лекарства, чтоб я нескоро к тебе приежал, а делам знатно сыскала ково-нибудь вытнее меня; пожалуй отпиши: из наших ли или из таруннъчан? я болше чаю: из тарунчан, что хочешь отомстить, что я пред двемя леты занял. Так-та вы евъвины дочки делаете над стариками! Кнез-папе и четверной лапушъке и протчим отдай поклон».

А через год: «Катеринушка, друг мой, здравъствуй! Я слышу, что ты скучаешь, а и мне не безкушно ж; аднако можешь разсудить, что дела на скуку менять не надобно. Я еще отсель ехать скоро себе к вам не чаю, и ежели лошади твои пришли, то поежай с теми тремя баталионы, которым велено итить в Анклам; толко для Бога бережно поежай и от баталионоф ни на ста сажен не отъ-ежжай, ибо неприятелских судоф зело многа в Гафе и непърестано выходят в леса великим числом, а вам тех лесоф миновать нельзя».

Марта Скавронская

Еще через три дня, в явном нетерпении: «Катеринушка, здравъствуй! По получении сего писма поежай софсем сюды, также кнезь-папу и протчих возми с собою, а отправит вас Даниловичь. Благодарствую на присылке пива и пъротчево».

В самом деле, у Петра и Екатерины было принято обмениваться не только письмами, но и подарками.

Вот Петр пишет Екатерине из Берлина: «Катеринушка, друг мой, здравъствуй! Объявляю вам, что я третьево дни приехал сюды и был у кораля, а въчерась он поутру был у меня, а въвечеру я был у королевы. Посылаю тебе, сколко мог сыскать, устерсоф; а болше сыскать не мог, для того что в Гамбурхе сказывают явился пест (чума. – Е. П.), и для того тотчас заказали (запретили. – Е. П.) всячину оттоль сюды возить. Я сего моменту отъежаю в Лейпъцих». И четырьмя днями позже: «Платье и протчее вам купълено, а устерсоф достать не мог».

Катеринушка же посылала ему то новую одежду, то вина, то огурцов, «клубники, померанцев и цитронов», то астраханских арбузов, которые он очень любил. В 1719 г. он отправил ей из Ревеля цветок мяты, которую прежде с Петром в Ревеле она сама посадила; а Екатерина отвечала ему: «Мне это не дорого, что сама садила; то мне приятно, что из твоих ручек». При любой возможности Петр звал Екатерину к себе, и она ехала к нему, бывало верхом по дурным российским дорогам, часто беременная.

Одну за другой она родила Петру пять дочерей, а потом долгожданного сына, названного Петром. Родители ласково звали его Шишечкой. «Доношу, – писала Екатерина в августе 1718 г., – что за помощию Божиею я с дорогою нашею Шишечкою и со всеми в добром здоровье. Оный дорогой наш Шишечка часто своего дрожайшего папа упоминает, и при помощи Божией в свое состояние происходит и непрестанно веселится мунштированием солдат и пушечною стрельбою».

А позже намекает: «…в другом своем писании изволите поздравлять именинами старика и шишечкиными, и я чаю, что ежели б сей старик был здесь, то б и другая Шишечка на будущий год поспела!». В самом деле, вслед за маленьким Петром родился еще один сын – Павел. Правда, он умер через день после рождения, но Петр был жив, и именно ему отец хотел оставить трон, разочаровавшись в своем старшем сыне. Опасаясь гнева отца, Алексей бежал за границу. Петр приказал привезти его на родину и начал судебный процесс, обвиняя сына в том, что тот плел против отца заговор вместе с царицей Евдокией. Мы уже знаем, что Алексей умер в застенках Петропавловский крепости. Но бедный Шишечка ненадолго пережил его и скончался в возрасте четырех лет, через год после смерти своего единокровного брата. Теперь в семье Петра больше не было наследников мужского пола. Екатерина родила Петру еще одну дочь – Наталью, но та умерла в 6-лет-нем возрасте, незадолго до кончины самого Петра. Теперь в царской семье не было прямых наследников мужского пола.

Петр умер в возрасте 53 лет от уремии, не составив завещания.

Правда, за три года до смерти, «в пику» царевичу Алексею, Петр составил «Указ о престолонаследии». Указ отменял древний обычай передавать монарший престол прямым потомкам по мужской линии и предусматривал назначение престолонаследника по воле монарха – «любого честного юноши», которого монарх сочтет достойным короны.

Но смерть Петра была скоропостижной, и он так и не успел выразить свою волю.

* * *

Однако Петр оставил наследие другого рода – решительных людей, считавших для себя возможными любые притязания. И первым из них был, разумеется, Александр Данилович Меншиков – бывший московский мальчик-пирожник, а теперь светлейший князь Ижорский, князь Священной Римской империи, губернатор Санкт-Петербурга, владелец самого большого каменного дома в столице и несметных богатств. Петр знал, что Меншиков корыстолюбив и нечист на руку, но прощал ему все из-за одного качества «светлейшего»: тот был готов исполнить любой приказ царя и исполнял его, не считаясь с затратами, будь то деньги или человеческие жизни. Теперь же, когда царя не стало, Меншиков был готов поработать на себя.

Сразу после смерти Петра Меншиков, опираясь на гвардию и виднейших государственных сановников, в январе 1725 г. возвел на престол жену покойного императора Екатерину I. Бедная «Катеринушка» так и не оправилась после смерти своего «старика» и пьянствовала целыми днями, стараясь вином заглушить свою скорбь.

Возможно, единственным, что еще волновало ее, была судьба дочерей. Две оставшихся в живых принцессы – Анна и Елизавета – были рождены Екатериной еще до брака, но на скромной церемонии венчания они шли за шлейфом матери и теперь считались законнорожденными и достойными супругами европейских монархов.

Анна Петровна

Судьбой старшей дочери Анны успел распорядиться еще сам Петр. Ее супругом стал еще один из «балтийских принцев» – герцог Карл Фридрих Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский. Правда, владения Карла Фридриха, и без того небольшие, существенно уменьшились в 1720 г., когда Швеция заключила с Данией договор, по которому ему пришлось отказаться от большей части своих фамильных владений в пользу датской короны. По сути дела, под властью герцога остался только Киль, который, тем не менее, был важными портом на Балтийском море. Однако Карл Фридрих являлся главным претендентом на шведский трон: после смерти Карла XII в 1718 г. он оказался старшим представителем династии мужского пола. Если бы Карл Фридрих, а с ним и Анна получили шведские короны, то Россия образовала бы мощную военную коалицию и получила полную власть на Балтийском море – сбылась бы главная мечта Петра.

До Анны дошли слухи, что герцог «искал в низших классах наемной любви», поэтому она не была горячей сторонницей этого брака, но будучи послушной дочерью, она готова подчиниться приказу отца. Герцог, в свою очередь, надеялся при помощи Петра I возвратить себе отошедший Дании Шлезвиг. Но Петр умер вскоре после того, как подписали брачный договор. Свадьбу пышно сыграли в Петербурге 21 мая (1 июня) 1725 г., и герцог, к великому неудовольствию Меншикова, остался на родине жены, вошел в Верховный тайный совет и, кажется, собирался, воспользовавшись слабостью верховной власти в России и своим родством с царским домом, «немного поуправлять» страной, гораздо более богатой и могущественной, чем его родная Голштиния. Разумеется, Меншиков никак не мог этого стерпеть и путем интриг добился того, что Карл Фридрих и его беременная супруга 25 июля (5 августа) 1727 г. вынуждены были оставить Петербург и уехать в Гольштейн. В Киле Анна родила 10 (21) февраля 1728 г. сына, Петера Ульриха, и скончалась через несколько дней после родов. Позже ее забальзамированное тело привезли в Санкт-Петербург и захоронили в Петропавловским соборе рядом с отцом.

Судьба брака Елизаветы складывалась более причудливо. Петр прочил ее в жены Людовику Орлеанскому, сыну внебрачной дочери короля Людовика XIV. В тот момент, когда велись переговоры, Людовик являлся наследником французского престола, поскольку у нынешнего короля Людовика XV пока не было детей. Но королю еще не исполнилось 20 лет, и у него оставались все шансы обзавестись сыновьями. Однако в любом случае брак с правящей семьей Франции сулил немалые выгоды. Правда, сам жених оказался не в восторге от этого предложения и намекал на сомнительное происхождение невесты. Помолвка расстроилась сама собой после смерти Петра. И тут Карл Фридрих, бывший уже женихом Анны, предложил новую кандидатуру: своего двоюродного брата, Карла Августа Гольштейн-Готторпского.

Карл Август только что стал князем-епископом Любека – крупнейшего портового города на Балтике, со времен Средневековья возглавлявшего торговый ганзейский союз. Князья-епископы были представителями власти императора Священной Римской империи и обладали полной самостоятельностью во внутренних делах. Правда, Любекское епископство – это еще не сам Любек, но зато Карл Август, как и его кузен Карл Фридрих, – претендент на шведский престол. Причем в каком-то смысле шансов у него было больше: он находился в родстве с правящей в то время младшей сестрой покойного короля Ульрикой Элеонорой, и местная знать скорее поддержала бы его. Карла Августа пригласили в Петербург, он понравился Елизавете, но заразился оспой и умер. В итоге шведский трон в 1751 г. унаследовал его младший брат, Адольф Фридрих.

Брак Елизаветы так и не был заключен, и вскоре у нее появились уже совсем другие поводы для волнения: ее мать скончалась в 1727 г., пережив своего мужа всего на два года.

Перед смертью Екатерина по указанию Меншикова составила завещание в пользу Петра Алексеевича. В таком выборе не было ничего удивительного: сын несчастной Софии Шарлотты и царевича Алексея – единственный потомок Петра мужского пола. В законности его рождения не было никаких сомнений. Единственным препятствием для вступления на престол стало его малолетство: в год смерти Екатерины Петру исполнилось всего 11 лет. Впрочем, русская история уже знала случаи, когда на царство венчались малолетние цари, а в глазах Меншикова молодость Петра была скорее преимуществом, чем недостатком: он рассчитывал сохранить верховную власть, будучи опекуном маленького царевича. Поэтому в завещании Екатерина указала, что до совершеннолетия Петра «имеют вести администрацию обе наших цесаревны, герцог и прочие члены Верховного совета, который обще из 9 персон состоять имеет», а Верховный совет, как нам уже известно, был «вотчиной» Меншикова, и тот всегда мог «продавить» нужное ему решение.

Свое детство Петр провел фактически в «опале». После смерти отца (царевичу тогда исполнилось 4 года) на него словно легла тень, придворные старались избегать его, образованием будущего монарха никто толком не занимался. Тем не менее, царевич, как когда-то его дед, вырос высоким, сильным и неглупым: Остерман, взявшийся за руководство обучением уже провозглашенного императором Петра, к удивлению своему, обнаружил, что 11-летний мальчик свободно владеет французским, немецким и латинским языками. Как дед, он интересовался военной техникой и уже в малолетстве увлеченно играл с батареей маленьких пушек. Впрочем, какой мальчишка отказался бы от такого развлечения?!

Меншиков понимал, что ему необходимо сохранить влияние на молодого царя, и полагал, что сделать это будет довольно просто: достаточно развлекать и забавлять его, не скупясь на траты. Урокам было отведено всего три часа в день, но в эти три часа Петру предстояло не только под руководством Остермана изучать древнюю и новейшую историю, географию, математику и участвовать в заседаниях Верховного совета, но и учиться танцевать, играть на бильярде и в волан, стрелять по мишеням и слушать музыкальные концерты. И конечно, его тянуло к более лихим, более мужественным развлечениям, прежде всего к любимой забаве московских царей – охоте.

Петр II Алексеевич

В этом юный Петр оказался непохож на своего деда. Петр I охоту не любил. Существовала даже легенда, что он ответил какому-то дворянину, захотевшему развлечь царя и устроившему для него медвежью травлю: «Гоняйте, сколько вам угодно, диких зверей, сие не составляет мне никакой веселости, покамест я вне государства дерзкого моего врага гнать, а внутри оного диких и упорных подданных укрощать имею».

Петр II еще не строил таких амбициозных планов, и, глядя на молодого царя, выезжавшего в поле вместе с охотой, многие думали, что вернулись благословенные времена Михаила Федоровича и Алексея Михайловича.

В охотничьих кавалькадах Петра все чаще стали замечать Елизавету. Веселая и ловкая девушка, отличная наездница, с удовольствием составляла компанию юному племяннику. Они были дружны, и, возможно, Елизавета хотя бы отчасти заменяла Петру умершую Наталью. Вскоре стали поговаривать о готовящемся браке тетки и племянника. Вполне естественно, что Елизавета, оставшись сиротой и без покровителей, стремилась всеми способами привязать к себе нового царя. Выйди она за него замуж, и ее безопасность была бы обеспечена. Но Меншиков никак не мог этого допустить: Петр был нужен ему самому. Меншиков переселил его в новый дворец на берегу Невы, по соседству с собственным домом петербургского губернатора, и вскоре обручил со своей дочерью Марией. Ему казалось, что он укрепил свое положение и теперь может никого не опасаться.

Но он ошибся. Беда пришла с совершенно неожиданной стороны. Петр сдружился с молодыми московскими дворянами Долгоруковыми – такими же, как и он, страстными охотниками. Возможно, поначалу Меншиков не обратил на это сближение никакого внимания, полагая, что это просто дружба молодых повес, не имевшая никакого политического подтекста. Но Долгоруковы состояли в дальнем родстве с Рюриковичами, и их амбиции простирались далеко. И не успел Меншиков опомниться, как Петр уже переехал в Москву, где охота была гораздо лучше, чем на петербургских болотах, затем «порушил» свою помолвку с Марией Меншиковой и обручился с Екатериной Долгоруковой.

Вот что рассказывает знаменитый русский историк Костомаров о падении Меншикова: «Молодой император был мальчик ленивый, любивший более гулять, играть и ездить на охоту, чем учиться и заниматься делом, и притом чрезвычайно своенравный. Ему исполнилось только 12 лет, а он уже почувствовал, что рожден самодержавным монархом, и при первом представившемся случае показал сознание своего царственного происхождения над самим Меншиковым. Петербургские каменщики поднесли малолетнему государю в подарок 9000 червонцев. Государь отправил эти деньги в подарок своей сестре, великой княжне Наталье, но Меншиков, встретивши идущего с деньгами служителя, взял у него деньги и сказал: „Государь слишком молод и не знает, как употреблять деньги“. Утром на другой день, узнавши от сестры, что она денег не получала, Петр спросил о них придворного, который объявил, что деньги у него взял Меншиков. Государь приказал позвать князя Меншикова и гневно закричал: „Как вы смели помешать моему придворному исполнить мой приказ?“ – „Наша казна истощена, – сказал Меншиков, – государство нуждается, и я намерен дать этим деньгам более полезное назначение; впрочем, если вашему величеству угодно, я не только возвращу эти деньги, но дам вам из своих денег целый миллион“. – „Я император, – сказал Петр, топнув ногой, – надобно мне повиноваться“. Когда после того Меншиков заболел, Остерман сговорился с Долгорукими, отцом и сыном, и внушил им честолюбивое желание устранить Меншикова от государя, разорвать предполагаемый брак с дочерью Меншикова и свести Петра с княжной Долгоруковой. Пользуясь тем, что Петр имел тогда летнее пребывание свое в Петергофе и не видался с Меншиковым, Остерман сблизил Петра с Иваном Долгоруким, заметивши, что молодой государь уже оказывал большое сердечное расположение к этому человеку. Вскоре Остерман довел свое дело до того, что Петр II не иначе ложился спать в Петергофе, как вместе с князем Иваном Долгоруким, а дни проводил с ним и со своей теткой, великой княжной Елисаветой, молодой и веселой 17-летней девицей. Вместо того чтобы, сообразно воле Меншикова, понуждать молодого государя учиться, Остерман потакал его празднолюбию, склонности ко всяким развлечениям и особенно к охоте, на которую молодой государь часто ездил в окрестностях Петергофа. И Долгорукий, и тетка государя Елисавета постоянно вооружали Петра против Меншикова, представляя ему, что Меншиков зазнаётся и не оказывает своему государю должной почтительности. Около государя в числе сверстников был сын Меншикова. Петр, в досаде против его отца, мстил сыну и бил до того, что тот кричал и молил о пощаде. По выздоровлении у Меншикова опять возникли несогласия с государем. Меншиков давал служителю Петра деньги на мелкие расходы государя и требовал от служителя отчета. Узнав, что служитель давал эти деньги в руки государя, Меншиков обругал служителя и прогнал, а государь поднял из-за этого шум и, наперекор Меншикову, принял к себе обратно в службу прогнанного служителя. Через несколько времени государь послал взять у Меншикова 500 червонцев для подарка сестре; тот дал деньги, а потом, разгорячившись, отнял их у великой княжны. Наконец, в день именин великой княжны государь стал обращаться с Меншиковым презрительно, не отвечал на его вопросы, поворачивался к нему спиной и сказал своим любимцам: „Подождите, вот я его образумлю!“. Меншиков выговорил царю, что он не ласков со своей невестой, а государь сказал: „Я в душе люблю ее, но ласки излишни; Меншиков знает, что я не имею намерений жениться ранее 25 лет“. Меншиков все это перенес. Вскоре после того он приглашал государя к себе на освящение церкви в Ораниенбаум. Петр сначала обещал приехать, а потом сказал, что у него явились дела, не позволяющие ему отлучиться из Петергофа, где двор имел тогда летнее пребывание. Меншиков, не заманивши к себе государя в Ораниенбаум, 7 сентября сам приехал в Петергоф, но Петр не хотел его видеть и уехал на охоту, а сестра его Наталья, чтоб избавиться от неприятности видеться с Меншиковым, выпрыгнула из окна. Тогда Меншиков обратился к тетке государя Елисавете и начал перед ней лукавить: он распространялся о своих прежних заслугах, жаловался на неблагодарность государя и говорил, что теперь ему при дворе нечего делать, что он хочет уехать на Украину и начальствовать там над войском. Вечером в тот же день государь послал собственноручно им подписанное предписание Верховному тайному совету перевезти из дома Меншикова все его вещи в Петергофский дворец и сделать распоряжение, чтобы казенные деньги никому не выдавались без указа, подписанного самим государем. „Я покажу, – кричал Петр, – кто из нас император – я или Меншиков!“