Читать книгу Возмездие за безумие - Елена Поддубская - Страница 7

Спецполиклиника для ветеранов Великой Отечественной войны была видна с балкона Уховых – сразу за сквериком. Миша и Раиса привезли туда травмированную Настю на такси. С самого начала демократизации страны стало ясно, что медицинское обслуживание не может быть одновременно и народным, и бесплатным. Заплатив нечто, похожее на годовую абонентскую плату, Ухов приписал семью к тому медицинскому учреждению, где качество обслуживания ещё хоть как-то и кто-то мог гарантировать. Понятно, что при постановке на учёт ему пришлось согласиться с уточнением главврача, что в случае чего обслуживать их, неконтингентных пациентов, будут по специальному тарифу. Теперь вот такое «в случае чего» случилось, и Анатолий по телефону одобрил названную сумму за «дополнительные услуги». Её озвучил Раисе всё тот же главврач. Дочь свою Анатолий любил, и на здоровье близких экономить не собирался.

После необходимого обследования, выполненного за стимулирующие наличные без всяких проволочек, выяснилось, что у девушки перелом лодыжки, травма колена с разрывами крестообразной связки и мениска, ушибы и раны на руках с вывихами обоих запястий и подвывихи пятого и шестого шейных позвонков. Когда через час Настю вывезли из процедурного кабинета на кресле-каталке, гипсовые повязки опоясывали её с головы до ног. Катя и Вера, столкнувшись с соседями в сквере, от ужаса синхронно прикрыли рты ладонями. Мари при виде сестры заплакала. Анатолий, вернувшись домой поздно вечером, выразился нецензурно:

– Не, это просто п..дец! Хороший ты мне, Настя, сделала подарок ко дню рождения! – в конце мая ему исполнялось пятьдесят два.

Мужчина прошёл к шкафу в большой комнате, вытащил оттуда начатую бутылку водки и налил себе рюмку. Сжав одной рукой область левой грудины, другой Ухов опрокинул спиртное в рот, и, снова матерясь, жестом дал понять, что все должны покинуть помещение. Катя и Вера, забежавшие узнать, не нужно ли какой помощи, поторопились уйти: в семье Ивановых никто и никогда не ругался вслух, тем более при детях. Раиса, закрывая за соседками тяжёлую дверь, стыдливо улыбнулась:

– Вы извините его. Это он от стресса.

Ругаться матом с момента смены власти стало делом обыденным. Страну кинули из развитого социализма, при котором брань осуждалась и пресекалась на любом уровне, в зародышевый беспринципный капитализм, где даже люди высокого государственного положения, и даже с общественной трибуны, не считали теперь зазорным ввернуть в разговор скверное словцо. По примеру руководителей страны народ тоже спустил родной разговорный со всех тормозов. И понёсся по стране мат во всех его формах и видах. Матерились изощрённо, зло, целыми придуманными фразами, даже предложениями, в которых из литературного оставались только союзы и междометия. Порой эти выражения звучали так вычурно или нелепо, что для их понимания пришлось издавать фразеологические словари. Матерились мужчины, женщины, подростки и даже дети. Старики, прожившие всю жизнь в почитании языка, вторили молодёжи, изрыгая хулу на правителей, времена и события. Бранились все сословия и социальные прослойки. Богатые матерились особо яро, опровергая аксиому «чем хуже жизнь, тем ниже уровень интеллекта». Люди ругались, окладывая себя крестом и оправдывая мыслью, что если никому не стыдно за тот кошмар, в какой ввергли народ, то почему самому народу должно быть стыдно за слова, какими он характеризует наступившую беду. Ухов, сын преподавателей вуза, хотя и сохранил в себе привычку читать бывший «правдинский» журнал «Огонёк» с критическими статьями Валентина Коротича и рыскать по книжным рынкам в поисках «Красного колеса» Александра Солженицына, лаялся как последний дворник. Почти двадцать лет в бизнесе наложили неизгладимый отпечаток не только на речь Анатолия – от былой мускулатуры осталась лишь мощная шея. Жир покрывал тело и лицо мужчины, разменявшего шестой десяток, ровным и толстым слоем. Неохватное пузо торчало из-под майки, натянутой поверх трикотажных просторных шортов. Некогда широкоскулое лицо по форме и цвету стало похожим на дыню. Глаза смотрели напряжённо, на их белках часто выступали красные прожилки, признаки высокого артериального давления. Верхние веки провисли, нижние набухли, отчего взгляд был как бы с прищуром.

Услышав, что входная дверь за гостями закрылась, Анатолий вышел из большой комнаты, которая вот уже двенадцать лет служила ему одновременно спальней, кабинетом и приёмной. Коротко глянув на дочерей, он прошагал на кухню, недовольно выкрикивая на ходу:

– Надо было продолжать заниматься теннисом! Люди из аварий выходят с наименьшими потерями, а тут – с табуретки свалилась! Рухлядь…

От грубости отца Настя втянула голову в ортопедический «хомут». Раиса, чтобы «замолчать» тему о теннисе, напомнила про окрошку.

…С тех пор, как в 1998 году Анна Курникова показала, каким может быть заработок спортсмена, теннисом на территории развалившейся страны стали заниматься все, кто мог себе это позволить. Ухов, указывая на экран с блондинкой, «весившей» в свои шестнадцать уже не один миллион долларов, спросил у десятилетней Насти, хочет ли она заниматься теннисом. В ответ на её кивок без улыбки Анатолий сорвался с дивана и поволок ребёнка сначала в спортивный магазин, а затем в теннисную секцию при стадионе «Юг», где сам иногда бегал. Прикидывая на глаз финансовые возможности нового клиента, прикатившего на крутой «бээмвухе» и разодевшего своё чадо сплошь в фирму, тренер неохотно предложил девочке попробовать себя на корте. Но уже через год, вкусив прелести дополнительного заработка от индивидуальных занятий, обозначенных особой тарифной сеткой, тот же тренер уверял семейство Уховых в исключительных способностях Насти. Раиса, словно загипнотизированная, глядя на дочку, ростом едва выше ракетки, повторяла чужие слова с нескрываемым счастьем:

– Ах, как она держит удар!

– А реверс! Реверс ты видела? – Анатолий чесал едва появившееся тогда пузо и мурлыкал от удовольствия. После спешного бритья перед визитом на корт кожу на лице саднило, и мужчина досадливо морщился, промокая пот приложенными к лицу бумажными салфетками из сумки супруги. Людям, разбирающиеся в спорте, даже издалека могли увидеть, что Насте не удаётся полностью разогнуть колени, да и дышит она тяжело. Однако передвигаться на корте на полусогнутых и выдыхать со стоном считалось нормой и выглядело завораживающе сексуально, отчего радостный папаша пожирал свою будущую звездочку глазами, полными обожания.

– А может, и мне на это подсесть? – Анатолий широко махал рукой, имитируя подачу с замахом гольфиста.

– Можно, – кивал тренер папаше, не отпуская тему про дочь. – Нужно работать с ней ежедневно. – Он делал страдальческое лицо, объясняя, что свободного времени у него, конечно же, нет. И тут же, заметив грусть родителей, добавлял уже вовсе патетично: – Но тут… такой талант, что я просто обязан. Просто обязан!

Оценив эти «обязательства» кругленькой месячной суммой, Уховы полностью вверили тренеру своё чадо, твёрдо веря в то, что вкладываемый капитал – это аванс, по которому сулят солидные дивиденды. Мнения девочки не спрашивали. Прикладной к делу философией служила фраза «Все чем-то заняты, и ты будешь заниматься». Школа, теннис, английский и информатика являлись тем «необходимым минимумом», что был определён обществом того времени для будущего жизненного успеха. И десятилетний ребёнок, запряжённый в телегу, повез на себе непосильный груз. От образа счастливой девочки осталась лишь туго заплетённая коса.