Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу - Елена Поддубская - Страница 7

Панас Михайлович Бражник шёл по территории института. В этом году преподавателю по биомеханике исполнилось пятьдесят лет. Тронутые проседью широкая борода лопатой, усы, косматые брови и волосы средней длины, зачёсанные назад, придавали Бражнику вид религиозного старца, но никак не представителя науки, да ещё в коммунистическом государстве. Брюшко, мощные покатые плечи и степенная, в любых обстоятельствах, походка только добавляли «церковного» колорита. Всей одежде Панас Михайлович предпочитал просторные льняные штаны с завязкой на поясе и широкую рубаху навыпуск по типу власяницы. Но так как на работе подобный наряд с педагогическим статусом не сочетался, любимые «балахоны» малорус надевал лишь по выходным.

На поводке Панас Михайлович выгуливал симпатичного кокера. Собака игриво откидывала в стороны камешки, на которые наступала, методично обнюхивала кусты и деревья и время от времени вальяжно задирала лапу. Преподаватель дымил трубкой и что-то набулькивал себе под нос. Сегодня на Бражнике была белая украинская косоворотка, расшитая крестиком из разноцветных ниток, и неизменно просторные штаны. Поверх талии рубаху опоясывал шнурок-плетёнка с кисточками на концах. Для полного соответствия этническому образу мужчине не хватало соломенной шляпы на голове и лаптей. То и дело вытряхивая из сланцев песок, Бражник прислушивался и осматривался по сторонам. Обычную для лета тишину на территории института нарушали голоса абитуриентов. Нарочно избегая дорожки, ведущей к стадиону, Бражник свернул к залу гимнастики и тут же наткнулся на заведующего кафедрой лёгкой атлетики Рудольфа Александровича Бережного. Поджарый сорокалетний мужчина тащил на плече два массивных барьера с деревянными перекладинами и литыми шайбами, насаженными на ножки.

– Привет, Рудольф! – поздоровался биомеханик первым.

– Здорово, Панас! – ответил заведующий кафедрой. − Отдыхаешь?

– Живность выгуливаю, – кивнул Бражник на пса.

– Тоже дело, – легкоатлет утёр гладко выбритое лицо. – Уф, как ты в такую жару в бороде ходишь?

– Привычка, – в разговорах Бражник был немногословен. Бережного он уважал, но приятелем с ним никогда не был. Оглядев чугунные ножки барьеров, Панас Михайлович густым голосом посочувствовал: – А у вас – началось?

– И не говори! Всё, запарка обеспечена. Сегодня утром идёт группа один-один и вся лёгкая атлетика. Сплошь спартакиадники, – Бережной аккуратно опустил барьеры на землю.

«Спартакиадниками» называли тех, кто участвовал во Всесоюзной спартакиаде школьников. Отбор на главный старт для молодёжи страны был крайне жёстким. Оттого повышенное внимание к абитуриентам, побывавшим там, оказывали повсеместно, а уж в физкультурных вузах – и говорить нечего. Коротко повторив всё это коллеге, Бережной утёрся в очередной раз. Несмотря на утро, солнце, при полном безветрии, уже припекало. Бражнику ни номер группы, ни определение «спартакиадники» особого беспокойства не добавляли. По опыту Панас Михайлович знал, что и без его молитв самых сильных и «нужных» абитуриентов из всех поступающих определят по осени именно в группу под номером один-один, по показателям которой будет потом ориентироваться весь первый курс. Но лично для него такая кодировка ничего не меняла: ко всем студентам он относился одинаково требовательно. Так что хоть спартакиадники, хоть олимпиадники, главным было, что от участия в приёмной комиссии Бражник освобождён. Потому и вид у Панаса Михайловича был такой, какой бывает у человека, к делу непричастного и совсем в нём не заинтересованного.

– А чего ты, Рудольф, сам тяжести поднимаешь? Глупо это. Молодёжь заставь, – толстяк натянул поводок; собака была явно недовольна остановкой.

– Да ла-адно – «заставь» … Видел бы ты их – ходят поступью римских воинов в доспехах, − ввернул Бережной одну из своих любимых присказок с несколькими вариантами интерпретаций. Сейчас имелись в виду зазнайство и лень. − Им и так ещё номера пришивать, – он шевельнул рукой, под мышкой которой держал пакет. – Вчера весь вечер рисовали, всю ночь сушили, так что…

– А-а-а, – Бражник особенно обрадовался тому, что его никто не отвлекает во время заслуженных каникул такой ерундой, как вступительные экзамены. – Так ты им булавки выдай. Пусть приколют, чтобы не пришивать, – на широких губах Панаса Михайловича появилось подобие улыбки.

Рудольф Александрович тут же воодушевился и стал мять пакет в руках:

– О, а это идея! Точно! Как мы сами не догадались? − Лицо Бражника выразило снисхождение. Бережной почесал щёку и посмотрел теперь испытующе: – Но только где же я столько булавок найду? У меня тут пятьдесят номеров набирается. Понимаешь, обычно на сврсплох не застать, но тут в последний момент в список добавили новые фамилии…

Разговор явно затягивался. Бражник поморщился, пыхнув трубкой несколько раз подряд, будто раскуривая. Пора было заканчивать разговор, так как собака вовсю рвалась к воде.

– Зайди к Галине Петровне. Она выручит, − опять посоветовал он.

– Думаешь?

– Ты что, Михееву не знаешь? У неё всегда всё есть. Если не дома, то на кафедре. Номеров на двадцать точно наберёт. – Бражник указал на зелёный деревянный дом в ста метрах, в котором проживали они оба, упомянутая коллега и ректор Орлов с женой.

Галина Петровна Михеева заведовала кафедрой биохимии. И отец её заведовал той же самой кафедрой, только до неё. И брат заведовал, но в Воронежском филиале МОГИФКа. Бережной подумал, что у такой, как Галина Петровна, булавки действительно могут быть: женщина любит одеваться со вкусом и сама себе шьет наряды, которым завидует весь институт – от уборщиц до студенток. Рудольф Александрович снова утёр лоб, размышляя:

− Да? Так ведь на двадцать мало. А на остальные где брать?

− А что на остальные? – Бражник начинал нервничать, потому что недовольная собака была важнее вопроса о булавках, да и вообще важнее много чего другого. Поэтому он произнёс достаточно строго: − А для остальных – пусть ждут очереди.

– Это как? – Бережной нахмурил лоб.

− Та обыкновенно, Рудольф: прикололи, пробежали, откололи, отдали другим, − слова Бражник сопровождал жестами той руки, в которой был поводок. Собака от этого дёргалась, мужчина раздражался ещё больше. Рудольф Александрович от простоты решения осел на один из барьеров.

– О! Точно. Это ты правильно сказал! Как мы сами не догадались?

Бражник хмыкнул в бороду и незаметно втянул живот. Он всегда знал, что живёт не зря – может, и учебник по биомеханике напишет, как, например, Пётр Францевич Лесгафт или даже Николай Александрович Бернштейн.

– Ладно, мне пора, – сказал он вслух, отпустил поводок, пыхнул трубкой и пошёл за убегающей к озеру собакой. На ходу Панас Михайлович покачивал головой, думая о том, как ему повезло родиться на свет умным.