Читать книгу Село Сороконожкино, или Особенности междуогородной политики - Елена Ривер - Страница 2
Про мальчика Стасика и царя Додона
ОглавлениеЖил в прекрасном городе Санкт-Петербурге в хорошей, обеспеченной по меркам времен восьмидесятых годов двадцатогого столетия семье мальчик Стасик. И всё у Стасика было. Когда он был маленький – лучшие пеленочки и распашонки. Тогда прогресс еще только открывал революционный комфорт памперсов. Были у Стаса лучшие пустышки-соски, красивые такие, с яркими бубенчиками. Лучшая кроватка, лучшее грудное материнское молоко и лучшее детское питание. Родители сыночку ни в чем не отказывали. Папа много и результативно работал над внедрением коммерческих проектов в нефтегазовых областях нашей необъятной страны. Мама любила свое чадо и была просто красивой. Стасику с детства внушали, что генеалогическое древо семьи – самое выдающееся. Деды и прадеды, бабки и прабабки оттачивали свой генофонд только с нужными, преуспевающими особями мужского и женского пола. И Стасику, как полагается, родители должны были передать только нужные, лучшие и, конечно, выдающиеся гены. Алкоголь употреблялся только дорогой и качественный для вдохновения и настроения в процессе зачатия потомков, поэтому Стасик был настоян на лучших коньяках и шампанском. Может, и еще что употребляли для Стасенькиного производства, но история об этом умалчивает.
Стасик рос милым розовощеким малышом. Много кушал, любил яркие погремушки и много орал, как и все дети. Когда ему исполнилось семь лет, родители стали замечать, что кроме нескольких слов сыночек ничего не говорит. Мама обеспокоилась никудышным развитием интеллекта ребенка и решила обратиться к известному питерскому профессору – специалисту по детскому развитию. Конечно, за большие деньги. Маму терзали смутные сомнения… Ведь Стасик говорит нужные слова: «дай», «хочу», «ты пахой», «кака» – это же как минимум слова будущего лидера, может, даже и нации. Но подстраховаться не мешало. Итак, она пошла за заключением к профессору.
Профессор внимательно осмотрел мальчика, спросил: что он кушает, в какие игрушки играет, какие соски сосет? Хорошо ли писает и какает? Какие сказки читает мама сыну на ночь для его интеллектуального развития? Много было всяких вопросов профессорских и не очень. Мама сказала, что сынок кушает много, самое лучшее и вкусное из дорогих магазинов и с рынков Санкт-Петербурга. Какает и писает много и добротно. Игрушки у него яркие, обязательно дорогие и заграничные. Сосы у него были импортные и безопасные, так как у нас в России они вредные для сыночкиного ротика. Всё у Стасика соответствует его высокородному положению. Но в растерянность ее привел вопрос о сказках.
– А что, ему надо читать сказки, да еще и русские народные? – изумилась она.
– А как же! – воскликнул профессор-старичок. – Вся мудрость народа в сказках, вся формула счастья в них. А что же вы ему на ночь читаете, убаюкивая?
– Я ему рассказываю свои сочиненные истории, – сказала мама Стаса.
– Какие? – спросил профессор.
– Я ему рассказываю сказку про царя Додона, только не ту, которую Пушкин написал, а я сама сочинила. Там царь Додон – это мой сыночек. Все его в этой сказке любят, кормят, покупают ему красивые импортные вещи, золотые часики и крутые машинки. И он у них царь.
– У кого у них? – спросил профессор по детскому развитию.
Профессор не торопился, ему нужно было потянуть время как можно дольше, оплата была почасовая. Диагноз этого упитанного крепыша был ясен сразу: «зажравшийся, отупевший выкормыш». Профессор последнее время начал испытывать почти классовую ненависть к «новым русским», к которым относилась и его клиентка.
– Как у кого? У народа! – не унималась мамаша. – Стасик такой замечательный, красивый, голубоглазенький, разве его можно не любить?! Вот только слов бы ему побольше научиться говорить… Слов «дай», «хочу», «кака», «ты пахой» маловато. А ведь скоро в школу. А в школе может найтись мальчик, который знает больше слов, чем мой Стасик. И вдруг он тоже захочет быть царем Додоном?
– А почему именно Додоном? – спросил старичок-профессор.
У него сегодня была отличная клиентка, можно сказать, золотая корова. Ее можно доить долго. Да и профессор никуда не торопился. Что ему в своей комнатке в коммунальной квартире может быть надо? Там ждет только тахта заперданная, два тюбика вазелина от геморроя, неоплаченные квитанции за газ и свет и мечты под подушкой. Мечты о пышнотелой женщине с грудями седьмого размера (как раз у клиентки такой) и о домике у Черного моря. Подагра, знаете ли, любит тепло и грязелечение. Профессор замечтался. Сам задал умный вопрос про царя Додона, а глаза помимо его воли всё время утыкались в груди седьмого размера. Он старательно делал глубокомысленный вид и сдерживал урчание пустого желудка. Накануне местный российский царь задерживал зарплату профессорам на два месяца. Тема о царе грозила перейти в кризис климактерического возраста профессора. Когда теоретически возможно, а на практике уже никак нельзя.
– А Додон… – Маменька покраснела и зарделась аки маков цвет. Она поймала взгляд профессора на своем бюсте. – Так это просто. Если у мальчика есть бубенчики… ну вы понимаете, о чем я говорю… Когда Стасик голенький, без трусиков бегает, его бубенчики как будто дод-дон. Я так слышу. Вот отсюда и царь Додон…
Мама и профессор рассмеялись. Обоим понравилось это сказочное эротическое сравнение. Стасик меж тем, даже не смог сказать своего дежурного словесного набора на все случаи жизни: «дай», «хочу», «кака», «ты пахой»… Всё шло из детства. В пять лет ему нанесли психологическую травму. Ему на день рождения папа привез заграничную игрушку – петушка. Петушок был из меха, яркий, с большим разноцветным хвостом из переливающихся перьев. Под клювом был спрятан механизм с голосом кричащего петуха «кукареку». Если нажать петушку на горло, на эту самую кнопочку, то раздавался истошный крик. Папа стал активно демонстрировать функции подарка. Но заграничный механизм не реагировал, и петух отказывался кукарекать. Папа включил свои певческие данные и начал сам показывать петушиную трель «Кукареку-уу-уу». И тут вдруг петух, никого не спросив, заорал истошное свое «кукареку». Даже папа от неожиданности застыл, что уж говорить о Стасике. Он сразу напрудонил в новые штанишки и от внезапности и страха орал битый час, не поддаваясь ни на какие уговоры. Успокоившись к вечеру, Стасенька замолчал в буквальном смысле слова. И только на следующий день он подошел к отцу и сказал ему, размазывая слезки кулачком: «Ты пахой!» Эта, казалось бы, мелкая история с игрушкой-петухом оставила неизгладимый след в памяти мальчика и повлияла на дальнейшее его поведение. Он стал бояться неожиданностей, непредвиденной реакции и всего нового. Вот и сейчас профессор ему казался тем самым петушком, который может громко и неожиданно закукарекать. И Стасик упорно молчал. На всякий случай.
Профессор уже еле сдерживался. Хотелось секса, но урчание голодного желудка сводило на нет эротику.
«Пора закругляться с сеансом, – подумал профессор. – Всё равно рассчитывать на секс с этой пышногрудой неумно, да и шансов нет. Но следующий сеанс по развитию детского интеллекта я назначу».
– Всё нормально с вашим голубоглазеньким. Развитие идет как надо, в ногу со временем. А словарному запасу его в школе научат, – вынес вердикт недоедающий и недолюбленный профессор. – А в качестве рекомендаций скажу: читайте ребенку на ночь русские народные сказки. Пусть развивается на подсознательном уровне, а заодно и лучше спит. Жду вас через пару недель.
А тем временем, пока Стасик учился говорить, на просторных площадях и улицах пасмурного и прекрасного города Санкт-Петербурга неумолимо наступали мрачные девяностые годы.