Читать книгу Внуковедение – не наука, а опыт любви - Михаил Сиднев, Елена Росяева - Страница 4

Итак, я отвлеклась от момента рождения уже слишком далеко.

Где мы жили тогда, я не помню, но знаю по рассказам бабушки. Первые воспоминания о доме у меня остались в виде смешных ощущений какой-то игры с мужчиной. Сидела очень высоко, боялась, и мне было щемяще весело!

Когда с бабушкой я обсудила это событие, она сказала, что это играл так со мной дедушка. В нашей одной комнате в коммуналке мы делали ремонт, а мебель вынесли в коридор, нагромоздили по стене почти до потолка. Дедушка запихивал меня высоко на матрасы! Именно это ощущение восторга я вспомнила, когда бабушка рассказала мне это в первый раз. А сейчас помню уже только свой пересказ.

Ощущение ушло. Осталась память о событии.

Бабушка уверяла меня, что дед любил меня безумно! Хотя сам факт беременности мамы без официального статуса жены осуждал. Бабушке пришлось самой исправлять пошатнувшиеся отношения в семье. Какой силы бури носились тогда в атмосфере семьи, история умалчивает…

В детстве я не помню разговоров о папе и дедушке, который умер в мои три с половиной года. Видимо, от меня факт похорон скрыли тогда. Дедушка не перенес операции по удалению рака, и хоронили его из больницы, в которой он работал. Только венок стоял дома в день похорон. Говорят, я совсем маленькая, плясала возле таких необычных цветов, бормоча: «Ах, какой красивый гроб…» Видимо, слово «гроб» как-то зацепилось за ухо из разговора взрослых… А бабушка плакала, пряча от меня слезы, тяжело переживая всю абсурдность ситуации…

Много лет спустя она поведала мне об этом. В 1957 году ей было всего 56 лет… И следующие 25 лет жизни она прожила вдовой, посвятив себя внукам, мне и младшему братику, названному в честь дедушки – Андреем.

На той коммунальной квартире я смутно помню Таню-Матаню, которую боялась из-за крикливого голоса и носа крючком, как у Бабы Яги в моей книжке. Соседка Матаня жила вдвоем с незамужней дочерью, возраста моей мамы. И мое детское озорное присутствие, вероятно, их злило и раздражало. Думаю, что в те послевоенные годы непросто было создать семью, а родить ребенка без мужа осуждалось… Зависть и безысходность рождали раздражение решительностью моей мамы.

Почему я именно это помню, хоть и слабо? Наверно, меня все время просили не шуметь или что-то в этом духе, и грозили этой старой теткой. Может быть, именно поэтому во мне до сих пор есть эдакое «неудобство», оглядываться, чтобы не дай бог не причинить беспокойства своим поведением?

Вот ведь, расковыряла свое убеждение. А оно, и правда, во мне живо! Кстати, во время приезда в Новосибирск спустя пятьдесят лет я не просто узнала, а как-то почувствовала то окно нашей комнаты в доме, где мы жили с соседями.

С детскими яслями я не знакома. Мне их заменили палаты больницы, куда мы с бабушкой попадали регулярно. Руководство больницы смирилось с настырной бабушкой, не выгоняло ее из палаты. Взамен бабушка мыла и убирала детское отделение, а ночь проводила в подсобном помещении на старом проваленном диванчике, чтобы не разлучаться со мной, а то вдруг чего… Так прошли первые два года.

Угроза для жизни миновала, а вот частые носовые кровотечения из-за сухого воздуха и резко континентального климата Сибири происходили регулярно, порою до вызова скорой помощи… Да и простужалась я часто, пока организм набирал вес и рост до возрастной нормы.

Параллельная вселенная моего внука

Миша рос веселым активным малышом. Родившись весом 4 кг 900 г, он и дальше рос не по дням, а по часам, удивляя своим здоровьем.

Правда, опережать время не здорово. Он встал рано на ножки, что сказалось на неокрепших косточках. И у него ножки стали колесом… Заговорил, нет, начал болтать без умолку и был любимцем нашей семьи, в которой еще была жива и его прабабушка Сима.

Ножки с помощью массажа исправились, а ораторские способности развились дальше. Правда, если редкая простуда прилипала к нему, то температура зашкаливала до 40 градусов…

Мы с мужем в первый же год после его рождения поехали и приобрели апартаменты в Болгарии, чтобы внук рос на море. Как смешно, помню, он ложился в лужу с водорослями после шторма, пытаясь согреться. Он и теперь с удовольствием летает в Болгарию, которую называет дальней дачей.