Читать книгу Таверна «El Capitan» и ее обитатели - Елена Руни - Страница 7

Мой маньяк

Оглавление

Этот мужчина за мной следит. Это совершенно точно. Я вижу его чаще, чем моего мужа. Я выучила его привычки и внешность.

Нас уже начинают связывать некоторые странные

нематримониальные узы.

Как он следит? Я себе представляю это так: с утра пораньше испанский пенсионер Хулио Толку, облачившись в белые шорты и сиреневую рубашку, лопающуюся в районе груди, живота и бедер посредством расхождения пуговок и даже швов, нервно прогуливается у окна, выходящего на Фридрихштрассезачеркнуто на улицу Арчидуке Карлос. Он смотрит на таверну Эль Капитан. Он волнуется. Его жена, сеньора Хуана Роза Мария Пепита, отрывает глаза от утреннего сериала и спрашивает:

– Что-то случилось, Хулио? Ты так напряжён..

– А хули…что могло случиться? Я напряжён, потому что думаю об обеде.

– Но ещё только время завтрака, дорогой. Не опережай события. Ты будешь кофе с тостадой с оливковым маслом и солью или ты будешь кофе с тостадой и тёртым помидором?

– Я буду чай с русской икрой, блин, достала, 70 лет одно и то же, задрался уже жрать сухари на утро. В Эль Капитане блины дают, торты, пироги , пельмени, уйду нахрен от тебя, старая грымза.

– Ты сказал, с томатом, Хулио?

– Да, дорогая, все как обычно. Но я бы сбегал в магазин за рыбкой на обед? Сегодня свежую завезут, специально для моей сеньоры.

– Что бы я без тебя делала, мой кабальеро. Иди, любимый, я буду тебя ждать…

И получивший досрочную индульгенцию на все тяжкие, доступные в его преклонном возрасте, кабальеро, скрипя протезом или новыми жмущими ещё мокасинами из кожи питона, увидя меня, бодро шагающую за рыбой с веселой полосатой тележкой, скатывается по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.


И. Когда. Я. Подхожу. К рыбному отделу. И беру номерок на очередь. Я. Всегда оказываюсь за ним. За маньяком Хулио в белых шортах и сиреневенькой веселой рубашечке. С мокасинами из кожи питона на жилистых ногах.

Он, приплясывая, делает заказ. Как человек с глубокой детской травмой безосновательного оптимизма, я в очередной раз надеюсь на чудо. Я жду, что он возьмёт какого-нибудь блеклого кальмара и уйдет варить его для своей несравненной Саграрио Дульсинеи Изабеллы Марии. Или робко зацепит сетку с мидиями и, крадучись, скрывая лицо под плащом, вознесется на свой третий этаж, прячась от любопытных соседей и, сберегая честь дамы сердца, тайно прошмыгнет в любовное гнёздышко и приготовит мехийонес аль вапор, мидии на пару, для несравненной Инессы Элеоноры Сусанны Хосемы…

Или ладно, «давай, пират, займись развратом, отбей чечётку на гробЕ», да упокоится с миром душа первой жены-праведницы, набери наглых лобстеров, сочных осьминогов, девственных устриц, заверни за бутылочкой Риоха в соседний магазинчик и купи лучшего яблочного сидру, а потом рому до себя и шампанского для нее, великолепной, блистательной, грешной и соблазнительной Альбы Вероники Кончиты Виргинии…

Нет же, хрен. Эта безнравственная сиреневая сущность, как всегда, придя на одну минуту раньше меня, вначале просит скумбрию. Много. И почистить.

Я опять пою мантру Оммм ( она подходит не только для мясных отделов, но и для рыбных) беззвучно, как печальный осьминог, изгнанный супругой из уютной пещеры на добычу пропитания для восемнадцати детей-осьминожек.

Я печалюсь, как он, страдаю, как он, хочу домой, как он. Я даже выгляжу так же. Как забитый и бесправный крупный осьминог, который не может изменить обстоятельства. И жду. Потом мой маньяк покупает сардину. Некрупную. Много. И просит почистить. Я ору мысленно мои бурные возражения.. И дышу громко и так глубоко, что здорового увальня продавца то отбрасывает от рыбного прилавка, то прибивает к нему. У продавца вид выпускника академии для альтернативно разумных. Действия такие же. Замедленные и растянутые во времени и пространстве.

И, однако, он меня понимает! Он, как бы извиняясь, смотрит на меня и мысленно поет Омммм тоже.

Потому что знает. Знает, что после сардин Хулио обязательно обсудит достоинства анчоусов. АНЧОУСОВ. МАТЬ. Мать. Мать. Матьььььь. И закажет килограмм. И почистить тоже. Анчоусы.

И продавец, создавший километровую уже очередь и чувствуя себя проклинаемым всеми покупателями, медленно и печально чистит анчоусы.

Когда нас построят, например, в очередь на гильотину, конечно, вначале я попытаюсь сбежать. Потому что ненавижу очередь. Любую. Я из СССР, и эта ненависть у меня в крови, так как самое страшное, что я вспоминаю из прошлого, то, что испытала лично я, а не мифические или настоящие родичи-сидельцы или погорельцы или изгнанники – это были очереди.

Но если все же мое избитое осьминожье печальное тельце таки зашвырнут в очередь на ту самую гильотину, я попрошусь сюда. Стать перед Маньяком. И чтоб палачом был этот продавец.

И я еще проживу долгую и не всегда беспросветную жизнь.

Иногда я все же мысленно подбегаю к Хулио, трясу его за лопающиеся пуговки и кричу:

– Твоя жена бестолковая курица! Она не может дома почистить эту унылую хамсу? Ты держишь очередь больше часа. Ты открываешь занятых людей от работы. Ты крадешь лично моё драгоценное время своей тупой мелкой рыбой. Куда ты ее деваешь в таком количестве? Объясни жене, что есть ещё и другие сорта. Тут есть сёмга, тут прекрасная форель, смотри, блин, какая треска, толстая и красивая, тут даже креветки толще анчоусов. Не жмись, угости свою ленивую жену чем-то другим…

Но я молчу. Вдруг никакой Изабеллы Хуаны Мерседес не существует, и этот мачо три раза в неделю следит за мной, крадётся по следу моей полосатой сумки и выводит меня из себя чисткой крошечных рыбок только для того, чтобы я его заметила и спросила:

– Какого хрена, сеньор?

А он мне:

– Сильвупле, мадам. Порфавор, сеньора! Разрешите представиться. Вдовец Хулио Толку. Счастлив познакомиться…


И все. И тогда не отвяжешься. Потому что мужчина, который заставляет продавцов чистить кильку килограммами, – это страшно.

Он зануднее и упертее меня. Невыносимо. Не отобьюсь ведь …

И я делаю вид, что не узнаю его. И опять пою мантры.. Три раза в неделю… Четвертый месяц. Я уволюсь из этого района..

Таверна «El Capitan» и ее обитатели

Подняться наверх