Читать книгу Таверна «El Capitan» и ее обитатели - Елена Руни - Страница 9

Когда я жила в общежитии Мурманского пединститута, на нашем маленьком проигрывателе ( нашем – это Надюшки Малеевой, обладающей кукольной внешностью и оперным голосом…И кто бы мог подумать, что именно она останется работать учителем до сих пор, а я подамся вначале в психологи, потом на телевидение, а потом вообще в испанскую кулинарию) до дыр заигрывались пластинки с песнями Никитиных, Дольского, Таривердиева, Окуджавы, слова которых мы знали практически наизусть.

Антонов был уже выражен слабее, парой пластинок всего, а Машина Времени пришла позже: вместе с субтильным, но очень тогда крутым кассетничком Романтика.

Из Никитиных чаще мною пелись три песни, они же и врезались в память: «Александра», « Птицелов», « Бричмулла».

Александрой, как я уже тогда знала, я назову свою будущую дочь (но основополагающая роль в этом вопросе была сыграна, конечно, фильмом "Москва слезам не верит"), Бричмулла была для меня чем-то золотисто-недосягаемым, цветами какими-то, облаком или закатом, или деревом типа той же чинары, что такое чинара я тоже себя представляла слабо, и только веселый Дидель был вообще ни к селу, ни к городу, но очень бойкий, маршевый и оптимистичный. Когда в комнате не было моих соседок по курсу (а некоторые из них пели просто замечательно, та же Надюша, например) я позволяла себе подпевать во все горло, улучшая значительно исполнение Никитиных. Ну я так думала… Что противоречило мнению моих соседок, конечно.

˗ Золотаааааая Бричмулла.. – выводила я яростно, и очень хотела путешествовать тоже.

Прошли годы. Дочь Александра уже выросла. Она лучше, чем я могла мечтать тогда, в юности: реально сильная, умная, красивая и вообще лучшая моя подруга, помощник и защитник.

Про Бричмуллу я забыла. Как и про ослика, арбу и чинару. Но когда в Испании встретила желтые сочные кисло-сладкие ягоды нисперо-мушмулы, сразу почему-то вспомнила Никитиных,

и радостно запела "золотааааая мушмула", твердо уверненная, что нисперо мне предсказали Никитины тоже.

Только недавно выяснила, причем, совершенно случайно, что Бричмулла – поселок в Чимганских горах на границе Узбекистана. Но тогда золотые плоды абрикосо-сливового вкуса соединились у меня с Никитиными, молодостью, романтикой, ощущением свободы и путешествия…

Песня же Птицелов никак не отразилась в моей судьбе до прошлого года. Но когда мы открыла таверну, то одним из первых в нее вошел, влетел, вхромал, вмаршировал Паоло. Паоло – это песня. Даже если вы не умеете петь и поете в дУше для себя только, а ваш душ вообще в бункере, который звукоизолирован. Так вот, в ваш бункер ворвется песня, как Паоло. Или Паоло, как песня. И вы будете жалко отплевываться шампунем, прикрывая причинные места мочалкой и тюбиком с краской, булькать, краснеть, но он вас вообще не заметит. Ни разу. Он вбежит, чтобы рассказать о себе. Это безбашенный болтун Паоло…

Так идет веселый Дидель

С палкой, птицей и котомкой

Через Гарц, поросший лесом,

Вдоль по рейнским берегам.

Неугомонный энерджайзеровый Дидель-Паоло-бродяга всегда вбегает, прихрамывая и опираясь на костыль, как бес или, например, смерч, сломавшийся о водонапорную станцию, но ползущий наскоками дальше на поля и равнины и потому ни капли не побежденный.

– Ахтунг! Бон джорно! Привет! Сьюкин синь! Ола! – приветствует вас на всех известных ему языках Паоло, значительно обогативший свой лексикон после знакомства с нами.

– Как дела, красавица? – нет более риторического вопроса в мире, чем этот, обращенный ко мне. Скажу ли я хорошо, плохо, зеленый, так себе, стеариновая свечка, или торт с орехами, – неважно. Паоло обязательно разразится тирадой на тему "сукиныдетивсезашибиськакужасжизньбольвсеброшуиуеду".

Он пришел не слушать. Он пришел рассказать.

Потому, взяв бокал пива или вина, Паоло будет трещать, повествовать, сообщать, доводить до вашего сведения, говорить, петь,

истерить, чирикать, свистеть, кричать, что у него идеальные дети, и он носится с ними как квочка, потому что сукина дочь его жена совсем ни о ком не заботится, что он вынужден покупать дорогие продукты на сотни и тысячи евро, чтобы приготовить суп из омаров для детей или купить самые дорогие креветки, потому что он и его дети достойны только самого лучшего, что жена его не любит, а все хозяйство на нем, что на работе его перестали уважать, что его бывшие подчиненные и приятели и соседи ему больше не наливают и говорят с ним без должного почтения, что он будет отращивать бороду, что он приобретет белый костюм, что он уедет в Париж и купит там корабль, что он скоро полетит в Гималаи.....

Какое на нем хозяйство, кроме его самого, его красного спортивного костюма по будням и два раза в году на праздники бежевой двойки, я не знаю.

И костыль, конечно, бессменной собакой-поводырем. Иногда у меня ощущение, что костылю просто скучно дома, и Паоло его выгуливает. Как друга…

Мы знаем, что он лет 15 назад, в пьяном виде скатившись по лестнице, повредил себе ногу, получил инвалидность и сейчас работает в крошечном киоске, продавая лотерейные билеты.

Если вы расскажете ему о том, что вас не любит муж, он продаст вам лотерейки.

У вас нет мужа? Купите лотерейки!

Если ваша кошка не может разродиться, вам придется их купить все равно.

Если есть проблемы на работе, то вы должны их купить в первую очередь.

Если у вас нет денег, то лотерейные билеты вам дадут в долг, потому что вы обязательно выиграете потом.

Если у вас все хорошо, тем более вы обязаны купить лотерейки, потому что именно ему, Паоло, в данный момент хреново.

Ибо когда у него не болела нога, он делал прибыли на билионы и хулиарды денег, и все, живущие и работающие на этой улице, обнимали его и говорили: «Паоло, друг». И угощали непременно во всех дорогих ресторанах.

И однажды даже он управлял департаментом… То есть, нет, у него когда-то был свой бар, и бар этот давал прибыль по 15 тысяч евро в месяц. Нет. В день. И мог бы давать еще больше, но ему просто уже не хотелось работать, он зверски устал работать, и последний год он имел больничный, потому что специально кричал, как от боли, наступая на ногу, и врачи дали ему освобождение от работы.

У него была боль, но она была душевной. У него депрессия. Да!

Он не работал почти год и получал зарплату, а с сентября эти сьюкины дети обязали его опять выйти на работу и сидеть в будочке и продавать лотерейные билеты, а он устал по жизни, и его окружают подлые люди, которые его не ценят и не понимают…

Лотерейные билеты, которые он продает, имея зарплату и процент от проданного – это сейчас смысл его жизни, если не считать вываливание в дерьме всех, кто в данную минуту не находится рядом.

– О, как я был красив в юности! – стонет Паоло. – Ко мне прибегали девочки и воровали меня у родителей. Они лазили ко мне в окна, потому что хотели провести со мной ночь. Вот помню, была у меня француженка. Она пахла фиалками. Она прижимала меня к груди и кричала: «Паолин, мон амур, не оставляй меня! – Да! И кто сейчас рядом со мной? Я сильный и сексуальный мужик, я годы уже без секса, меня здесь не хотят, не любят, я обязательно уеду во Францию, забрав с собой детей и открыв бар на корабле… И я найду мою фиалковую француженку!

Фантазии заводили Паоло далеко-далеко, он на время забывал критиковать своих близких и друзей, но потом снова очень быстро возвращался к этому занятию.

– Я же с юга, понимаешь, кариньо, дорогая? Мы, южные мужчины, красивы, сексуальны, щедры и независимы.

–Жалкие валенсийцы, мелкие людишки, они жадные, они холодные, они не умеют любить и не угощают в ресторанах…

Валенсийцы, которое это слушали, мрачнели, отворачивались и уходили. Это не смущало Паоло, и он, прижав к стойке бара очередную жертву, щебетал:

– Ты должен меня послушать. Я тебе расскажу. Жизнь – дерьмо. Она уныла и бессмысленна. Я повешусь, наверное. И все будут плакать и говорить: «Какого человека потеряла Валенсия, какого человека потерял мир!»

– Мир, кстати, отстой. Я уже говорил? Да? У меня депрессия. Сядь со мной. Тебе надо работать? К черту работу. Давай говорить.

Говорить с Паоло – это слушать Паоло, который, подозреваю, в состоянии депрессивной стадии своего психоза был готов отравить существование всему миру.

И начинал он это делать с улицы Арчедуке Карлос, где находится наша таверна. И это каждый день. Каждый день на нас обрушивался шквал проклятий в адрес города и его обитателей, где среди арены с навозом стоял одинокий тореадор в белом костюме с золотыми позументами, Валенсийский Зорро за белым роялем, Могучий викинг Белый Лось-Большие рога, вождь краснокожих Белое Перо в белых мокасинах, Бледный Рыцарь в серебряных латах. Он, великий и печальный, светлый Паоло…

Каждый день мы боролись с его и уже нашей депрессией, которая заразна… Через полгода я научилась видеть его реже. Заметив, что муж тайком покупает у него проигрышные (других у Паоло просто нет!) лотерейные билеты, лишь бы тот отстал и пошел дальше, я попросила объяснить товарищу Диделю, что у русских есть обычай покупать лотерею только по пятницам. И если билеты ничего не выигрывают, то продавец через пару месяцев забивается насмерть. Деревянной экологической скалкой.

Паоло поверил, потому что вид у меня обычно не только большой, но и грозный. А у повара Пепе постоянно больная рука. Вопрос о скалке как бы даже сам и напрашивался… Паоло стал забегать только по пятницам.

И один раз в две недели билеты удивительным образам стали выигрывать 2 евро, то есть окупать себя. Потери были сведены к минимуму. Негатива стало меньше, мы вздохнули облегченно.

Совсем хорошо стало, когда директор банка, заходивший отдохнуть после трудового дня, в очередную пятницу нарвался на Паоло и на вежливый свой вопрос "как дела" получил такую оперную арию часа на два о бренности земного существования, подлости валенсийцев, жадности испанцев, семейных дрязгах, суках китайцах в соседнем ресторанчике, которые продали ему отвратительное пойло под видом кофе, теще с тестем, которые у него отстойные, бывших друзьях и теперешних врачах, не дающих очередной больничный, с указанием, что они козлы и "свинячье дерьмо", что обычно флегматичный испанец вдруг взорвался.

Он дрожащим от гнева голосом сказал, что Паоло надо работать на фабрике сыров, чтобы экономить полезные бактерии и сычужную сыворотку, что от него молоко свернется само собой, без добавок, что его лично уже тошнит от Паоловой депрессии, и его ненавидит весь район, что никто не хочет находиться с ним рядом, чтобы не набраться тоскливых блох, и он реально задрал всех своим нытьем.

Директор вышел, Паоло застыл. Застыла его рука, поднятая с бокалом пива. Застыло пиво в бокале. Застыла пена на пиве. Костыль, и тот застыл без опоры, прикинувшись от стыда пальмой. Паоло посмотрел вокруг и спросил:

– Это правда? Я всегда в депрессии?

Более счастливых лиц посетителей я не видела очень давно.

– Да, прикинь.

– Клянусь, друг, это правда.

– Да, Паоло, меня тошнит от твоих рассказов.

– Ух ты, здорово, я все тебе стеснялся сказать, что ты козел,

Паоло.

– Ты заколебал в натуре всех оскорблять, бро.

Паоло выполз из бара, волоча две ноги сразу. Костыль плелся за ним своим ходом …

Трудно дело птицелова:

Заучи повадки птичьи,

Помни время перелетов,

Разным посвистом свисти.

Но, шатаясь по дорогам,

Под заборами ночуя,

Дидель весел, Дидель может

Песни петь и птиц ловить.

Через неделю, в пятницу, в бар влетел, втанцевал Дидель Паоло.

–Ахтунг, бон джорно, сьюкинь синь, хенде хох, ола, как дела, буэнос диас!

˗ Как дела, Паоло?

˗ Ха, я бодр, молод, свеж, красив, я полон сил и энергии, я веду сюда моих друзей, чтобы выпить вина и поговорить о том, как прекрасна жизнь!

Пендель оказался действенным. Я рада… Хотя подозреваю, что за любой депрессивной стадией обычно следует маниакальная, радостная и восторженная, а потом они меняются местами…

Но это просто жизнь. И просто люди. Какая разница..

И мы готовы к сюрпризам. Привет Никитиным. Теперь я знаю, как выглядит Дидель – прицелов в реале.

Так идет веселый Дидель

С палкой, птицей и котомкой

Через Гарц, поросший лесом,

Вдоль по рейнским берегам.

По Тюрингии дубовой,

По Саксонии сосновой,

По Вестфалии бузинной,

По Баварии хмельной.

Марта, Марта, надо ль плакать,

Если Дидель ходит в поле,

Если Дидель свищет птицам

И смеется невзначай?