Читать книгу Девять этажей вниз - Елена Северная - Страница 4
Восемь
ОглавлениеКто-то больно бьет в бок в плотно забитой утром маршрутке.
Это люди едут на работу.
С расплывшимися сонными лицами, стеклянными глазами и наросшими целлюлитными мозолями на задницах. Зевают, втыкают в окна своими сонными жабьими глазками, спят на неудобных пластмассовых сиденьях троллейбуса.
Трухлявый, но сильно бодрящийся дедушка с палочкой стоит, всей тяжестью своего тела опершись на поручни, свободным локтем ткнув мне в ребра.
Почему?
Потому что люди еще не проснулись, люди уже устали, это просто невозможно подорвать свои целлюлитные задницы и уступить ему место.
Он же молодой, он – выдержит…
Еще две остановки до выхода.
***
–
Сегодня надо будет лечь пораньше, – очередной раз говорю себе сквозь пустоту головы. Зная, что все равно лягу поздно.
Засыпаю на ходу.
Это как молчаливый протест организма против насилия ежедневной работы, в которой не находишь ни цели, ни смысла.
И устаю сразу же после утреннего подъема.
Уставшей заранее, проспав полдороги и весь переход от остановки к офису, прихожу утром на работу.
Вхожу из дождя навстречу знакомым незнакомцам – коллегам по работе.
Дарю искусственные улыбки.
И становлюсь в очередь за тумаками и моральным насилием.
Медленно вхожу в социум.
–
Привет! – говорю коллегам по работе.
–
Привет! – говорят коллеги по работе мне.
–
Как дела? – спрашиваю я у них,
–
Нормально! – отвечают мне они.
И вдруг я начинаю понимать, что где-то в чем-то я ошиблась, и это ошибка не обычная, будничная, а роковая. Та, что повлияет на всю мою жизнь.
Только вот не могу понять, в чем именно я ошиблась. И когда.
Не помню.
Не знаю.
И они спрашивают меня:
–
Ты будешь на корпоративе?
А, я опять забыла об этом корпоративе. Не хочу. Не пойду. Ни за что!
А вслух говорю:
–
Конечно, пойду! Повеселимся!
А потом говорю:
–
Не знаю еще. Домой надо, после работы могу не выдержать – отвечаю я и погружаюсь в кредитную документацию,
как в дым горящего дома.
Они охают, ахают, дуют в чашку с горячим утренним «праздничным» чаем, и возмущаются, и ныряют в работу вслед за мной.
***
“Праздничный чай" – утреннее утешение. Тут даже чаю прозвище, чтобы не сойти с ума. "Праздничный чай", "рождественский перекур", "выходное пособие" – иначе, зарплата.
"Печенька бы к чаю.”
Но никто не догадался сбегать перед работой в магазин хотя бы за небольшим пакетиком, чтобы хотя бы по одному на человека.
И теперь сидишь, как яйцо кукушки в чужом гнезде.
Хотя, да, лучше не печенько.
Самое вкусное – это яйцо всмятку, сырое тесто для рулета и облизывать стенки тазика с салатом оливье.
Яйцо варится 3 минуты, потому что за меньшее время – не затвердевает белок, а за большее – проваривается желток.
Ставишь его в специальную рюмку для яйца всмятку, серебряную, бабушкину, тупым концом вверх, потому что симпатизировал тупоконечникам в “Гулливере”, и просто, потому что так удобнее проходила ложка.
Легко ударяешь по тупому концу серебряной ложкой, потом еще раз ударяешь, на этот раз сильнее, чтобы разбилась скорлупа.
Она трескается, и потом бьешь еще и еще, чтобы весь верх покрылся мелкими трещинами, как паутиной.
А потом непослушными пальцами удаляешь яичную скорлупу, солишь, сосредотачиваешься, и начинаешь вкушать Пищу Богов.
Полными ложками заносишь драгоценный желток себе в рот.
Яйцо быстро заканчивается, и с великим разочарованием сошкрябываешь со стенок остатки белка, облизываешь ложку, и выкидываешь разбитый яичный сосуд в мусорку, сожалея о том, как быстро проходит счастье и настает безрадостное будущее.
Это яйцо в прошлом.
Но не все потеряно!
Впереди еще одно яйцо!
И можно еще минут 10 наслаждаться драгоценной жидкостью, насыщаясь так, что уже невозможно съесть что-нибудь еще, хотя бы еще одно яйцо.
Как давно в детстве.
Да, время идет. Уже не залезешь пальцем ни в миску с тестом, ни в тазик с салатом оливье.
Время.
***
Эх. Время в другом.
Что за идиотская мечта сделать что-то значительное в жизни, чтобы не остаться в глазах своих современников обычной канцелярской крысой.
Да что там!
Подняться в собственных глазах, почувствовать себя пусть не конченым неудачником, ну пусть кем-то еще, та просто, чтобы интереснее было жить. Придумывает себе Мечту.
Ирония рекламного слогана: Кредит приближает мечты. Чужие.
И сидишь, и раздаешь эти мечты другим людям.
Кому-то приятно, а кого-то еще и уговаривать надо: «ну возьмите мечту, а то план не выполним, премии не будет, а без премии пусть кто-то другой работает на такой работе».
А тебе их еще и возвращать потом. Особенная ирония: когда клиент, которого уговаривали взять кредит, его возвращать не хочет.
Хоронишь себя и своих коллег в бумажках, не видя свежего воздуха, родных, что уж говорить о мире: Индии, Индонезии, Южной Африке.
Написать хотя бы книгу. Сделать карьеру хотя бы фотографа. Научится рисовать.
Научится бы снимать фильмы?
А я что, Тарантино? Зачем это мне?
Вот – где нужно время. А времени на это нет.
***
И пишу в дневнике, запрятанном между листами кредитного дела:
«Я сказала Вселенной: «Нет!» – и упала на горячий песок.
Песок заскрипел на зубах, согрел мою холодную пустую душу и проник прямо к небьющемуся сердцу, заставляя его работать.»
Паспорт, код, справка о зарплате…
«Через несколько секунд, я открываю глаза.
Яркое солнце ослепило и выжгло их до самого дна.
На мгновение теряю ориентацию, опираюсь высохшей шершавой рукой на мелкий струящийся песок. Постепенно прихожу в себя.»
Паспорт, код, справка о зарплате…
Листаю дела на выдачу кредитов.
«Все еще ослепленная, поднимаюсь на ноги. Каблуки глубоко погружаются в песок. И прозреваю.
Песок. Песок. Песок.
Голубое небо.
И песок.
Тишина. Неподвижность.
Барханы. Барханы наваливаются на меня как волны, как море.
Утонуть в неподвижности и молчании.
Скрип песка от моих ног.
И больше никого. И больше ничего.
Дыхания нет.
Сердце не бьется.»
Паспорт, код, справка о зарплате…
Паспорт, код, справка о зарплате…
«Поднимаюсь на одну гору песка и вижу еще сотни таких же гор.
Слежу за Солнцем: оно еще дальше, еще выше. Еще жарче и нестерпимей.
Шаг за шагом проходят дни одиночества, ночи беспробудного сна.
Минута за минутой, песчинка за песчинкой теряю счет.
Солнце каменным молотком бьет по одному и тому же окровавленному месту.
И я уже не могу встать.
И я уже даже не могу ползти.
И я уже даже не открываю глаза.
И не молю Кассиопею о помощи.»
Паспорт, код, справка о зарплате.
Паспорт, код, справка о зарплате…
Паспорт, код, справка о зарплате…
Странные фамилии.
Редкие места рождения. Разные. Далекие и близкие. Из больших городов. Из маленьких поселков.
Но все здесь, в этом Богом забытом месте. А где-то далеко – наверное такие же, но с нашим местом рождения.
Раскидало людей, перетасовало, как в колоде карт.
Но все с нужным паспортом.
Но вдруг – место рождения ЮСА. И совсем другой паспорт. Как же.
Всех иностранцев – долой.
Пускай кредиты у себя берут. В той стране, чей паспорт.
Паспорт, код, справка о зарплате.
***
«Вспоминаю разговор в маршрутке бабушки и внука:
–
А знаешь, какие реки ты знаешь?
–
Днепр.
–
А еще какие?
Маленький внук думает.
–
Больше не знаю.
–
Бывают другие реки. Славянка, Дунай, Буг.
–
Это что за чудо такое?
–
Разные они бывают. Широкие, как Днепр, и узкие, как маленький ручеек. Их можно даже перешагнуть, но это все равно будет река.
–
А у нас под подъездом, после дождя, это тоже река?
Бабушка смеется.
–
Нет, это – океан.
***
Ксерокопии, Ксерокопии, Ксерокопии.
Паспорт, код, справка о зарплате.
В паспорте не вклеено второе фото – на доработку.
Паспорт – копия, заверенная клиентом и работником.
Код – копия, заверенная клиентом и работником.
«Копия верна», дата, подпись, фамилия, инициалы. Для работника – еще и должность. Это если делать правильно.
Нет – на доработку.
Нет прописки – отказ.
Другая область – отказ.
Лицо не внушает доверия – в отдел безопасности с просьбой уделить особое внимание.
То же – о справках про заработную плату – странная подпись, несуществующая фирма. Отказ.
«Он подобрал меня на пятый день, закутанный в черную длинную просторную одежду с черным платком на лице. Сверкая ярко голубыми глазами.
Смочил высохшие губы водой.
Накрыл поломанные сухие волосы.
И посадил впереди себя на черного арабского коня, обнял и увез из Пустыни.»
Паспорт, под , справка о зарплате.
Зарплата в размере прожиточного минимума, минус налоги, минус коммунальные платежи, минус деньги на проживание, минус ежемесячный платеж по кредиту.
Странно.
Хватает.
Класс А. Можно выдавать.
На что кредит? Лечение.
Возраст? Предпенсионный. Хорошо. Пенсионеры всегда платят, в отличие от молодых. Воспитание не то. Хотя скоро молодые станут пенсионерами и они перестанут платить.
Вот Центр удивиться, когда узнает, что оказывается можно прожить на минимальную зарплату, оплачивать коммунальные, помогать детям, кушать, одеваться, ездить по дачам, и при этом еще и кредит платить!
Нет. Отказ.
Звонит экономист с отделения, объясняет: не надо ей отказывать.
Объясняет: у нее 8 соток, капельное орошение, теплицы, выплатит в течении полугода – в сезон. Просит: можно выдать?
«Ладно, может быть.»
Говорю: высылай документы на землю. Дело – на доработку.
Паспорт, код, справка о зарплате.
Отдаю дела девочке, чтобы разнесла по службам.
И вдруг в кабинете никого не остается. Все разбежались.
И тишина.
И вспоминаю: “Тишина.
на 10 метров вокруг – тишина.
Лают собаки, и ветер обнимает тело.
Никого нет.
Никто и не придет.
И холодными пальцами набираю бессмысленный смс: «Почему же? Где же ты? Зачем ты меня так?»…
…Не отвечает…
Кашляю в кулак.
Первое свидание не состоялось. ,
Можно уходить.”
И отбираю дела на кредитный.
Паспорт. код, справка о зарплате, замечание юриста, безопасности, оценка финансового состояния, проект решения – на кредитный.
Что еще?
Пару автомобилей, пару квартир, юридическое дело.
Смотреть?
Нет. Перекур.
Встаю. Ноги, как на воздушных подушках – пересидела.
***
«Так не сказав и слова, он оставил меня перед пустынным ночным городом.
–
Кто ты? – спросила я его.
Он посмотрел на меня, на Восходящее Солнце за Пустыней, потом на черные тучи за Городом, развернулся и, так и не ответив мне, ускакал назад в Пустыню.
А где-то на противоположной стороне Города – начиналась Гроза.»
***
Гроза все не утихала.
Он, странный Пьяный человек, сидел напротив, за столом, обставленным пустыми стопками, полуопустошенными графинами водки, и курил. Пускал перистые облака в стратосферу шумной кафешки.
Смотрел на меня.
Между затяжек говорил:
–
Часто ли получается так, как ты хочешь?
Исподлобья через опущенную на лицо челку отвечаю:
–
Отпусти меня.
Прошу его.
–
Отпусти.
Сквозь дым вижу его улыбку.
–
Будешь? – не дожидаясь ответа, он берет графин с водкой и наливает мне полный стакан.
–
Нет, – отвечаю ему.
–
Будешь, – со спокойной уверенностью говорит он, наливает себе, берет обе стопки и протягивает одну мне.
Некоторое время смотрю на него сквозь пальцы. Пытаюсь преодолеть ступор в мозгах. С силой вдыхаю дымный воздух в себя, беру стопку и залпом, не чокаясь, выпиваю ее.
В расплывающейся реальности опять замечаю его улыбку.
–
Расскажи мне свою историю.
Тянусь, вытягиваю из пачки сигарету. Он бьет меня по рукам, сжимает, выворачивает пальцы, выдирает сигарету из рук.
Отвечаю:
–
Не расскажу.
И он заказывает кальян на молоке у худого, высокого и бледного бармена в черном.
А я рассказываю ему историю.
***
В тот день три старых человека: два деда и одна бабка, рано утром встали с постели.
Первый дед еще только выглаживал брюки с рубашкой, когда бабка уже заканчивала готовить для своего внука с семьей завтрак, а второй дед уже подходил к редакции местной газеты.
Когда первый дед еще только чистил обувь и приглаживал волосы в одну сторону, чтобы не топорщились, бабка уже разбудила внука с семьей на завтрак и быстро собралась на почту за пенсией.
В это же время второй дед, получил в редакции свою пачку газет для распространения и присел на остановке рядом с редакцией на пару минут отдохнуть.
Был ясный прихожий день. Беленькие облачка. голубое небо, зеленая травка. Тихо шуршала листва деревьев и сладко пели райские птички. Люди подходили на остановку и уезжали на работу или по своим срочным делам.
А бабка уже два раза (на почту и обратно) пошаркала своими старыми ногами мимо этой остановки, с отдыхающим дедом.
И только сейчас маленький, худенький, чистенький Первый дед в беленькой кепке, сереньком пиджаке в клеточку с аккуратно выглаженном воротником в стареньких начищенных ботиночках на худых, но еще крепко стоящих ногах и в брючках с выглаженными стрелками тихо, как сморщенный воздушный шарик, уже прогуливался по маленькой остановочке, на которой сидя на скамейке отдыхал второй дед ,и так же тихо просил у проходящих и ожидающих людей милостыню.
–
Я…
–
Я просто…
–
Хотел…
А потом снова.
–
Я…
–
Я просто…
–
Хотел…
И снова.
–
У меня бабулька…
–
В больнице…
И опять.
–
Подайте, сколько сможете.
Дед не был создан для этого, он прошел войну, перестройку, гиперинфляцию, майдан, много чего еще. Но он не знал, что еще можно для нее сделать…
Он был одинок: у него было всего двое сыновей и четверо внуков…
А пока Первый дед просил на остановке милостыню, бабка уже вернулась домой. Ее семья как раз встала, и кушала сваренный ею засветла обед, и всю свою пенсию до копеечки, отдала внуку, потому что у внука не было денег. Внук был моряк, и уже целый месяц сидел на берегу в ожидании следующего рейса. Его жена не работала, потому что она – жена моряка, а ее сыну было еще только четыре года, и она не может работать – нужно воспитывать ребенка.
–
Я же мать, – говорила она, – я не могу бросить сына, – говорила она.
На последние деньги ее муж купил ей на день рождения новую шубу, и теперь им нечего было есть. Но, Слава Богу, бабка уже получила пенсию, и теперь можно будет им всем прожить еще месяцок-другой.
А в то время, когда внук пересчитывал бабкину пенсию, первый дед, устав просить милостыню, присел на минуточку отдохнуть под роскошное зеленое дерево рядом со вторым дедом, у которого сумка была до упора набита разной газетно-журнальной макулатурой.
А потом первый дед решил спросить у него время, потому что свои старые часы, военный трофей, он давно продал, чтобы купить бабке лекарство, которого хватило только на пару дней. Но второй дед его не слушал.
«Умер», почему-то подумал Первый дед. И вызвал скорую.
Второго деда увезли в морг вместе с газетами. Газетчики написали о нем статью, пожевали немного эту тему и забыли.
На его похороны никто не пришел.
А я до сих пор не могу его забыть и думаю, зачем тот первый дед определил для себя, что тот второй дед умер? Может быть, мысль об этом, его и убила???
Мысли вообще способны убивать?
Хотя наверное все равно.
Город продолжал жить своей жизнью…
Всем было комфортно.
Всем было уютно.
Все были довольны.
***
–
Так все таки, часто ли получается так, как ты хочешь? – спрашивает Пьяный человек.
–
Никогда, – отвечаю я и смотрю, как бледный бармен неумело раскуривает кальян.
–
Врешь, – отрезает Пьяный человек, и наклоняется ко мне и начинает говорить:
–
Ты знаешь, в твоем мире всегда идет дождь. Пусть даже рядом с тобой его нет, потому что ты не хочешь намочится. Но стоит отойти от тебя на некоторое расстояние, хотя бы на 1 метр, попадаешь в жуткий ливень. Вода падает, как с водопада, как будто кто-то целится специально в тебя из шланга, но не может попасть. Но попадает на окружающих. И становишься вдруг мокрым с ног до головы буквально за пару минут. Вода окружает тебя, как защитная крепость. К тебе не пробиться. Ты, говоришь, люблю солнце, люблю пляж, песок и озера на окраине города. Но ты это только говоришь, а на самом деле никогда там не бываешь. Хотеть-говорить и хотеть-быть – это две разные, противоположные вещи. Поэтому вокруг тебя всегда дождь!
Закашливаюсь от первой своей затяжки в жизни.
– Классно ты это все придумал!
