Читать книгу #ракдурак. Мой внезапный старт новой жизни - Елена Татаркина - Страница 4

Когда я только узнала свой диагноз, то обошла, кажется, сотню врачей. Среди тех, кто готовится к химиотерапии, гуляет шутка: «Ты полностью здоров, ну, кроме рака, конечно». И это правда, перед началом лечения необходимо пройти обследование у всех специалистов. Его нельзя начинать при сопутствующих заболеваниях, даже кариес нежелателен, потому что после химиотерапии часто практически полностью ослабевает иммунитет, и если в организме есть какая-то «проблема», то осложнения бьют, как правило, именно по ней.

Когда я проходила первые обследования, один из врачей запросил дополнительную проверку результатов, а отложив очередное заключение, сказал мне:

– Ты, главное, верь! В лечение верь и во врачей своих верь («Вера во врача – ценнейшее лекарство» – Б.Е. Вотчал, советский терапевт), твой настрой – это половина успеха. Знаешь, когда мне говорит пациентка: «Ну, сделаете мне операцию, но это же вряд ли поможет!», мне становится обидно. Потому что лечение – это совместная работа врача и больного – 50 % того, что сделаю я, и 50 % того, как будет настроен пациент. Выздоравливают только те, кто искренне верит.

Онкологи – самые романтичные врачи в мире. Казалось бы, люди с железными нервами и волей, те, кто абсолютно беспристрастен и верит исключительно фактам, но именно от них я чаще всего слышала, какая важная составляющая лечения – мой собственный настрой. Мой лечащий врач часто повторяла: легче тем, кто оптимистично настроен, а не получается чаще у тех, кто копается в себе и ищет во всем негатив. Врач достался мне вообще невероятный, с первого же дня она находила правильные слова, чтобы успокоить меня.

Я ни разу не представляла себе другого исхода, кроме как выздоровление.

Бывают такие периоды лечения, когда держишься на морально-волевых качествах. Если в эти моменты ныть, никому лучше не станет, и в первую очередь себе – если не можешь изменить ситуацию, то слезы тут точно не помогут. Я ни разу не представляла себе другого исхода, кроме как выздоровление. Не знаю почему, но другие варианты просто не укладывались в моей голове.

Мне немыслимо повезло с врачами, и с первым – близким другом, и со вторым, которого я считаю онкологом от Бога.

Степень доверия к врачам, которые меня лечили, у меня зашкаливает. Если бы нужно было написать какую-нибудь бумажку, вроде: «Я доверяю свою жизнь такому-то и такому-то, они вправе лечить меня на свое усмотрение…», я бы, не раздумывая, ее написала. Это доверие невозможно переоценить, а ведь когда дело касается собственной жизни, шутить опасно.

Во всем есть свои плюсы. Даже в болезни, как бы абсурдно это ни звучало. Плюс в том, что ты начинаешь понимать разницу между настоящей проблемой и ситуациями, вообще не заслуживающими внимания. Между прочим, довольно-таки неплохой навык для счастливой жизни. Многие проблемы решаемы, а плохая погода, начальник-козел или отсутствие денег и вовсе не стоят нервов.

Если обстоятельства складываются не так, как вам того хочется, скорее всего, в этом виноваты только вы сами. Когда случается что-то, из-за чего я начинаю паниковать, то просто останавливаюсь на секунду и прямо вслух спрашиваю: «Разве это проблема?» И если ответ отрицательный (а так бывает почти всегда), спокойно ищу рациональные пути решения (а они чаще всего существуют). Вот, например, когда из какого-нибудь кабинета выходит моя ровесница и говорит по телефону: «У меня второй рецидив!» – это проблема, вот это страшно. Что касается всего остального, то я не боюсь опоздать на самолет, сходить лишний раз в магазин, выкинуть сломавшуюся вещь. Заодно перестала привязываться к вещам.

Во всем есть свои плюсы. Даже в болезни, как бы абсурдно это ни звучало.

Важных вещей в жизни очень мало, и, как бы банально ни звучало, что-то действительно значимое чаще всего не материально.

Диагноз мне поставили за четыре дня. Это большая удача, часто онкологический диагноз подтверждают очень долго, иногда месяцами. Врачей в этом винить не за что, скорее всего, они до последнего как раз-таки хотят исключить диагноз «рак» и приходят к нему только в конце, когда других вариантов уже не остается. Так или иначе, эта история не про меня. Я узнала все одним днем, и на молитву «пусть это будет все, что угодно, только не лимфома» у меня было буквально минут 20, а потом все надежды разбились о строгое заявление: «У тебя есть пара дней, чтобы собраться и прийти в себя. Тебе предстоит тяжелый год!»

Диагноз мне поставили буквально за четыре дня. Это большая удача, часто онкологический диагноз подтверждают очень долго, иногда месяцами.

Моя жизнь изменилась: за один день, еще вчерашняя Лена даже не подозревала о том, что ее ждет. Кроме того, она не ведала, что рак – это постоянное ожидание: результатов анализов, врачей, химии, – все ждешь, ждешь и ждешь. Приходится стараться сохранять спокойствие, других вариантов нет. Первое время в онкоцентре я не понимала, почему все так спокойны, никто не плачет; со временем поняла, что все просто держатся и ждут.

Когда мою биопсию отправили на иммуногистохимию, я спросила у своего друга-врача:

– Когда я начну лечение? – Я была готова начинать в тот же день.

– Я думаю, где-то через месяц. – Ответил он совершенно спокойно.

– Что? А что мне делать этот месяц?! – Я не знала, куда себя деть.

– Живи, я тебя как твой врач ни в чем не ограничиваю!

В моей семье никто и никогда не болел раком, ни у кого из близких знакомых тоже такого диагноза не припомню.

Через пару недель были готовы результаты обследования, которые показали, какая именно «дамочка» меня посетила. Мы пошли их забирать вместе с моим другом, а по пути встретили врача, который делал анализ. Он сказал:

– У меня пациент в ремиссии 15 лет с таким же диагнозом, – и я подумала, что это знак, и забрала свои стекла. (Анализ отдается на медицинских стеклах, которые потом повторно можно использовать несколько раз для уточнения диагноза.)

В моей семье никто и никогда не болел раком, ни у кого из близких знакомых тоже такого диагноза не припомню. Сказать, что мы испугались (особенно, конечно, полной неизвестности), – ничего не сказать. Нас спасло то, что мы правильно оценили ситуацию и поняли, что главное – принимать обдуманные решения. Первый вопрос был связан с местом лечения. Варианты, которые первыми приходят в голову, – это Германия и США, там, говорят, лучшие специалисты; но лимфому успешно лечатполучать основное лечение я уехала в Москву. и в нашей стране.

Итак,  Впервые попав в отделение химиотерапии гемобластозов, я отправилась в кабинет к своему лечащему врачу.

– Ты замужем, дети есть? – Она листала мою историю болезни.

– Нет.

– Не бойся, у нас все девочки рожают! Все будет хорошо. Лечиться долго, полгода, ты знаешь?

– Вы сказали то, о чем я боялась спросить! – Я правда боялась, что после лечения не смогу иметь детей.

– Подстригись. Волосы выпадут. – У меня предательски навернулись слезы на глазах, а она улыбнулась: – Это нормально, почти все плачут. Отрастут.

В ступор меня ввела пункция костного мозга, я и не знала, что моя болезнь чревата еще и его поражением.

Теперь все обследования начались заново, и это бы ничего, но болезнь стала как-то резко прогрессировать и мое самочувствие ухудшилось. Каждый, у кого брали биопсию, знает, что болезнь отвечает неприятными симптомами, когда ее тревожат. Я начала очень сильно кашлять, стала тяжело спать и иногда дышала и слышала, как страшно хрипит легкое. Я не могла долго ходить, а лестницы вообще стали особым испытанием, почти задыхалась, поднимаясь по ним, да еще и температура поднималась раза три в день, постоянно приходилось носить с собой парацетамол. Мама тогда стоически делала вид, что не замечает, как я иногда задыхаюсь, а я-то думала, что хорошо это скрываю. Кроме того, усилились боли в животе и все чаще они отдавали в поясницу.

В ступор меня ввела пункция костного мозга, я и не знала, что моя болезнь чревата еще и его поражением. Процедуру положено проводить под наркозом, поскольку врачи считают ее слишком болезненной. Сначала я хотела отказаться от наркоза, но потом здравый смысл победил. К счастью, мой костный мозг не был поражен, в противном случае потребовалось бы его пересадка. Я по-прежнему не читала заключения исследований, поэтому, когда находили очередные болезни, сильно расстраивалась. Я-то думала, что у меня всего-навсего пара воспаленных лимфоузлов, а, оказывается, результаты показывают более неприятную картину.

Кардиолог во время исследования, не сдержавшись, почти закричала:

– Боже, где твое сердце?

– Что?! – Я чуть не подскочила на кушетке.

– Тихо-тихо, у тебя что, лимфома? Это лимфоузлы бликуют… У тебя сердце сжато ими со всех сторон. – Это была одна из тех врачей, которая настолько искренне волновалась за меня. – Да, тебе нужно скорее начинать лечение, после первого же курса химиотерапии станет легче.

Следующим был кабинет УЗИ. Когда в твоем теле «сто пятьсот» воспалений, невольно начинаешь понимать, когда врач что-нибудь обнаруживает: если он во время исследования останавливается и что-то печатает, скорее всего, это размер той самой находки. Врач, обследовавший меня, останавливался много раз. Когда я наконец-таки вышла из кабинета и ждала результата, он попросил зайти снова:

– Мне нужно проверить твои ноги[7].

В такие моменты сердце уходит в пятки: ноги до этого мне еще не проверяли. Слава богу, в них болезни не было. Но пока я ждала свою очередь на УЗИ, из соседнего кабинета вышла молодая девушка – опустилась прямо на пол и заплакала. Я хотела подойти, но, вспомнив себя, подумала, что сама бы вряд ли в такой момент готова была принять помощь от постороннего человека.

Онкологический центр – это та же больница, только люди здесь чаще плачут, чаще улыбаются; это место, где либо испытываешь сильнейший страх и горе, либо познаешь величайшее счастье излечения. Я видела сотни людей и с абсолютно пустым взглядом, и с самыми счастливыми улыбками. Хотя радуются тут чаще всего тихо. Как-то неуютно громко сообщать о своих «успехах», когда рядом находятся люди, которым радоваться, возможно, нечему.

Я искренне радуюсь за каждого, кто получает хорошие анализы!

Еще была проведена ПЭТ[8]. Ничто в мире не отрезвляло меня так, как эта процедура. Она была нужна, чтобы определить степень распространения болезни. Обычно лимфоузлы воспаляются только в области средостения (сердца и легких), в моем же случае был еще довольно большой конгломерат в брюшной полости. В общем, первый снимок и заключение ПЭТ я не смогла заставить себя посмотреть. Недавно этот рентген все-таки попался мне на глаза – зрелище, конечно, ужасающее. Половина моего тела была поражена, как там все это помещалось и при этом оставалось незамеченным, врачи понять не могли, а я и подавно.

Передо мной одна женщина получила свое заключение после проведенной процедуры и твердила врачам:

– Вы представляете? Ничего нет! Ничего нет!

Я искренне радуюсь за каждого, кто получает хорошие анализы! Но как это режет ухо, когда знаешь, что твой анализ покажет совсем другое.

О том, что мне поставили третью стадию опухолевого процесса, мама узнала из социальной сети и проплакала всю ночь.

Врач, которая расшифровала мои снимки, возилась с ними почти до закрытия больницы. Дойдя где-то до середины, она вышла ко мне со словами:

– Это невозможно! Погуляй еще пару часов, там очень много описывать!

– У меня лимфома? Вы не нашли ничего нового? – Я очень боялась, что окажется поражено что-нибудь еще. Какие только мысли ни крутились в голове в тот момент!

– Это лимфома, у тебя вовлечено левое легкое, оно немного светится, но все должно пройти вместе с болезнью… Там очень много. Знаешь, что лечение может длиться до двух лет? Тебе бы войти в ремиссию.

– Я вылечусь. – На тот момент у меня был очень боевой настрой.

Забрав заключение, я сразу отдала его лечащему врачу – не читала сама и не показывала маме. Я вообще не отдавала никакие заключения родителям, так что они не знали ни размеров опухолей, ни их количества. О том, что мне поставили третью стадию опухолевого процесса, мама узнала из социальной сети и проплакала всю ночь.

– Что-то изменилось от того, что ты узнала? Я стала себя хуже или лучше чувствовать? Мама, пойми, это просто цифра[9]! – я пыталась рационально объяснить неважность этой информации, но мама есть мама!

Хотя, если честно, когда я получила результаты первого ПЭТ, то сама плакала в коридоре больницы. Мне позвонил тогда мой друг:

– Что там у тебя? Чего ревешь-то? Помирать, что ли, собралась? – Он вообще не особо любит, когда я плачу или расклеиваюсь.

– Мне сказали, что лечение может занять два года… Там так много всего, ты знал?

– Тебе назвали реальный срок! Тебе же не сказали, что ты неизлечима! Если ты будешь плакать, я не буду с тобой разговаривать! Мне не доставляет удовольствия общаться с нытиками. И нам еще на море ехать, лето впереди.

Действительно, у нас был уговор поехать на море еще до того, как я заболела. В общем, оказалось, что мой друг еще и неплохой мотиватор.

Из дневника

Онкологический центр представляет собой совершенно жуткое здание клиники-башни[10], когда я первый раз увидела его, у меня аж мурашки побежали по коже. До сих пор все, кто приходит в гости, говорят, что с виду это очень неприятное здание.

Я ехала сюда с одной целью – выздороветь. И довольно бодро провела тут первый день, на следующий день мне предстояло пройти ПЭТ. Потом медсестра предупредила, чтобы я не обнимала и не целовала близких в течение дня, на мое «почему?» она ответила: «Радиация», – я так и не поняла, шутит она или нет.

Здесь могут просто заговорить с тобой в лифте или коридоре, сказать что-то вроде – потерпи, все будет хорошо. Иногда именно этих слов не хватает.

Я вообще ничего не знала о раке и химиотерапии, кроме того, что сильно тошнит и выпадают волосы, а про рецидив и ремиссию – только из американского кино.

Перед первой химиотерапией я пришла к своему лечащему врачу и попросила ее со мной поговорить. Она подвинула в мою сторону стоящий рядом с ней свободный стул:

– Говори.

– Мне страшно. У меня был такой боевой настрой, я приехала выздоравливать. А сейчас так много тех, кто говорит, что я неправильно настроена, неправильно воспринимаю болезнь. ПЭТ показал так много воспалений…

Я вообще ничего не знала о раке и химиотерапии, кроме того, что сильно тошнит и выпадают волосы, а про рецидив и ремиссию – только из американского кино.

– Ты боишься, потому что ты не знаешь, что тебя ждет. У тебя есть шанс, и ты обязана им воспользоваться. Слушай только меня, если ты будешь делать то, что я говорю, – я тебе помогу.

Я желаю каждому, кто заболел или давно болеет, услышать от своего лечащего врача эти слова: «Я тебе помогу!» Тогда это было важнее всего на свете – рядом со мной был человек, который сказал, что может мне помочь.

Сколько бы ни было людей вокруг, с болезнью всегда остаешься один на один, а значит, чувство одиночества становится постоянным спутником. Ты один заходишь на обследования, получаешь результаты анализов, тебе капают твою порцию химиопрепаратов, в конце концов, это в твоем организме растет эта «штука». Даже когда тебя держит за руку самый близкий человек, как бы сильно он ее ни сжимал, к сожалению, помочь он ничем не может и сражаться с врагом, который живет внутри твоего собственного организма, нужно самому. В общем, лучшее, что я могла услышать на тот момент – это что бороться со своим недугом я буду не одна.

Я желаю каждому, кто заболел или давно болеет, услышать от своего лечащего врача эти слова: «Я тебе помогу!»

Так вот. Когда ждешь результат анализов вроде ПЭТа, понимаешь, что люди совершенно зря обижаются друг на друга, ссорятся, плетут какие-то интриги и т. п. Так и хочется сказать: «Живите и отдыхайте!» Без ПЭТа, без врачей, без этой опухоли, которая с каждым днем занимает все более серьезные позиции в организме. Зачем мы сами придумываем себе ограничения и запреты? Какие могут быть вообще комплексы? У тебя большой нос? Соберись! Ты им дышишь!

Я ни в коем случае никому не желаю познать, что такое страшная болезнь. Просто я была зависима от своего здоровья, ограничена физически, и ничего не могла поделать с этим при всем своем желании. Относительно здоровым же людям ничто не мешает быть свободными и счастливыми и не заморачиваться по поводу всякой ерунды. Возможно, многим стало скучно со мной, зато мне, после того, через что пришлось пройти, – спокойно.

Очень многое решает вера человека в себя, отношение к себе. Если вы не верите, что вылечитесь, вам никакой врач не поможет. Зато если ваша вера не уступает бронепоезду, держу пари, вопреки всему, вы будете здоровы. Когда я заболела, у меня было два пути: болеть со всей силы, быть несчастной и смертельно больной, а еще лысой, весящей 39 кг дамой без будущего и личной жизни – или выздоравливать и быть слегка стройной барышней 25 лет, с экстремальной прической и миллионом возможностей впереди.

Когда ждешь результат анализов вроде ПЭТа, понимаешь, что люди совершенно зря обижаются друг на друга, ссорятся, плетут какие-то интриги и т. п…

Неважно, здоровы вы или болеете, директор собственной фирмы или наемный рабочий, неважно, сколько вам лет и растут ли «ноги от ушей», – важно то, как вы себя ощущаете. Я видела людей со средним достатком, которые влюблены в свою работу и семью, и топ-менеджеров, которых окружающие считают полными неудачниками. А сколько раз вы видели пары, когда «они совершенно не подходят друг другу» или «что он в ней нашел»? Дело не в красоте, любая девушка становится в сотню раз красивее, если она уверена в себе. А ведь за это не нужно платить, как за дорогие шмотки и косметику. Улавливаете, о чем я?

Перед первым курсом химиотерапии ко мне зашла мой лечащий врач:

– Я видела твой ПЭТ, болезней много. Ну что, с Богом, девочка! – хлопнула папкой по моей кровати и вышла.

8 июля 2015 года я начала свой первый курс химиотерапии.

Я ждала напутствия вроде: «Давай, вперед, будем лечиться!», ну или там: «Вылечимся!» – другими словами, чего-то для поднятия боевого духа. Но сейчас понимаю, почему тогда прозвучала именно эта фраза. Тут, конечно, все настроены на победу, но все по-разному реагируют на химиопрепараты, ведь вещество, которое поступает в кровь, имеет массу всевозможных побочных эффектов. Поэтому только «с Богом».