Читать книгу Большая книга ужасов – 71 (сборник) - Елена Усачева - Страница 4

Воробьи чирикают, синички тренькают, пеночки чивиркают, а вороны…

Ну, это понятно.

Второй этаж, под окнами кусты сирени – обчирикайся. Именно этим обычно и занимаются по утрам воробьи. Еще иногда прилетают синички. Негромкие. Попищат, попищат и улетят. Пеночки только весной бывают, их слушать приятно, весна все-таки. Еще заглядывают снегири. Но эти редко, в конце зимы. Сожрут все семечки на ясене, закусят рябиной и тяжело падают на кусты сирени. На сирени можно только сидеть, есть тут нечего.

Воробьев всех хочется передушить лично, сжимая тонкие шейки пальцами. Синички радуют. Пеночки – радуют особо. Снегири – тоже хорошо, пускай скрипят, это негромко. Но почему сегодня не воробьи, а вороны? Им что, больше каркать негде?

Вы когда-нибудь видели ворону в кустах сирени? Так, чтобы сидела, чтобы цеплялась лапами за тонкие ветки? Нет. Вот и Катька не могла представить, как она там сидит. Сидит и каркает. Может, у нее живот болит? Или у птиц животы не болят?

На двадцать пятый «кар» в открытую форточку Катька не выдержала и сорвалась с кровати.

Сейчас прольется чья-то кровь!

Ворона сидела не на кустах – от Катькиного явления в окне с веток сирени спорхнули ее знакомые воробьи, – она расхаживала по земле. По-деловому так. Лапами задевала опавшие листья березы. Береза росла тут же, но ветки ее начинались с четвертого этажа, там тоже, наверное, весело было жить по утрам – на эту березу кто только не садился. Говорят, туда даже сокол-тетеревятник залетал.

А тут ворона. Косится одним глазом в сторону Катьки, ходит. Может, даже шуршит – отсюда не слышно. И каркает. Распушает грудь, вытягивает шею, распахивает клюв, и такое противное из горла вырывается «гхааар».

Все вокруг как будто бы исчезло – кусты сирени с зелеными листьями, белый с пятнами ствол березы, серый заборчик, черный асфальт дорожки, пожухлая уже трава, затоптанная земля. Только ворона. Ее глянцевый чуть навыкате глаз. Большой серо-черный клюв. Очень сильный, судя по виду. Переливающиеся черные перья. Черные!

Вспомнилась рука в черной перчатке, рокот «Твоя расплата» и оглушительный звон трамвая.

Стукнули в дверь.

– Катя! Ты проснулась? – позвала мама.

Катька вздрогнула. Ладони мгновенно вспотели. Она закашлялась, обхватила себя за плечи.

Спокойно, спокойно! Все в порядке!

И в зеркало видно – все в порядке. Круглое лицо, нос с горбинкой, спутанные волосы… А это что?

Катька приблизила лицо к зеркалу, подняв челку. На лбу ссадина.

Ссадина!

Разом вспомнила, где ее получила.

Трамвай. Как он звенел! Как он несся прямо на нее! Как она прыгнула руками вперед, даже не успев сгруппироваться, чтобы не удариться. Как врезалась лбом в огораживающий столбик… Как вцепилась в него руками… Как слушала грохот уходящего трамвая…

«Ты за это заплатишь…»

– Катя!

Катька открыла глаза. С удивлением увидела, что крепко прижимает к груди правую руку, что от сильного захвата на запястье появился белый след. Ссадина на лбу набухла кровью.

– Завтракать иди! – звала мама.

Катька опустила руки и усмехнулась.

Это называется, везунчик. Любой другой бы увернуться не успел. Долговязый там. Или Шуз. А она – запросто. И от сторожа убежала. И в ворону эту сейчас что-нибудь кинет и непременно попадет.

Но вороны за окном уже не было. Катька набросила на плечи халат и выпала в коридор. Не успела она открыть дверь, как на кухне послышался грохот. Вскрикнула мама.

Все-таки вчерашний вечер не прошел бесследно – нервная Катька стала. Разом придумала страшное – Черный Рыцарь лезет через окно, гремит своими железками, опрокидывает табуретки.

– Ой! – Мама стояла с широко распахнутыми испуганными глазами. Жала к щеке полотенце. – Представляешь, ворона! Со всего размаху в окно врезалась. Летела так, главное, неспешно. Я все смотрела, ждала, когда свернет. А она прямо башкой…

Мама осторожно, крадучись, словно боялась спугнуть кого, подошла к подоконнику. Катька выглянула из-за ее плеча. Ничего там не было. Та же сирень, вид сбоку, та же береза, с тем же видом. И листва.

– Уф, я испугалась, – выпрямилась мама. – Чуть стекло не разбила. А ты что такая бледная?

Катька сдержалась, чтобы не выпалить: «Мама! Мы теперь самые счастливые люди на свете! Заживем королями!» Села за стол и мечтательно подняла глаза к потолку. Хотелось сказать пафосное: «Грядут перемены!» Или: «Ты скоро не узнаешь свою дочь». Но и в этот раз сдержалась. Королев удачи украшает скромность.

– Пожалуй, я сегодня выпью какао, – загадочно произнесла она. – С бутербродом.

Мама бросила на стол полотенце и, пробормотав проклятье в адрес глупой птицы, что так взволновала ее, поставила на плиту чайник.

– Чего у тебя в школе-то? – спросила мама, с любопытством разглядывая содержимое холодильника.

– В школе-то? – протянула Катька. – Вчера контрольная по физике была.

– Опять двойка? – Мама закрыла холодильник. Подумала, открыла вновь.

– Зачем же? Что я хорошую оценку уже получить не могу?

– Можешь, – пробормотала мама, с головой влезая в холодильник. – Но что-то раньше ты этого не делала.

– Мама! Все в этой жизни меняется!

– Да? – Мама теперь с таким же озадаченным взглядом смотрела на Катьку. – А кто сырки глазированные сожрал?

– Я не брала! – с достоинством произнесла Катька.

– Странно, – мама опять погрузилась в холодильник. Засипел чайник.

– Мама, как ты считаешь, призраки существуют? – Катька смотрела на свои обкусанные ногти, старательно делая вид, что вопрос задала просто так, из любопытства.

– Вы Гоголя, что ли, проходите? – Мама вертела в руках кусок сыра. Что-то ей в нем не нравилось. – Или до Булгакова дошли?

– Нет, мы Горького читаем, – наобум произнесла Катька, совершенно забывшая, когда последний раз открывала учебник по литературе. – Но вот так, чтобы его на улице встретить – такое возможно?

– Нет. – Мама изучила срок годности сыра и кивнула. – Не существует призраков.

– Но люди-то видят?

– Кого они видят? – Мама бухнула перед Катькой доску, нож и батон хлеба, чтобы она начала делать бутерброды. – Опять, что ли, по кладбищу бегали? Я тебя просила не ходить на кладбище! Нечего отрицательную энергию в дом тащить! Люди видят только свою фантазию. Если убедить себя, то можно, вон, и об карандаш обжечься. Йоги силой убеждения на раскаленных углях сидят.

– А как понять – убедился ты, или он на самом деле перед тобой стоит? – гнула свою линию Катька.

Чайник сипанул, поддерживая ее.

Мама смотрела на Катьку поверх очков. В руке у нее была бутылка кефира, на котором она перед этим изучала срок годности.

– В чем убедился? О чем ты? И где ты шишак такой на лоб заработала? Носитесь незнамо где, потом кошмары по ночам снятся. Видишь ты только то, что реально, что можно пощупать. А призраки – они же нематериальные, как они будут появляться и исчезать? Вы же по физике проходите – ни из чего ничего не появляется. Должно быть что-то. А призрак – это ничто.

Катька моргнула.

Без изменений.

Мама так и стояла с бутылкой кефира в руках.

На всякий случай моргнула еще раз. Понятней ее слова не стали. Забредшие некстати мысли о радуге, северном сиянии и молнии, которые тоже не очень-то и материальны, а тем не менее есть, Катька выгнала, чтобы не мешали.

Закипел чайник. Скорей бы уже в школу пойти.

Первая новость в школе – литераторша в ближайшее время не придет. Никто ничего толком не знал. Куда-то ей понадобилось срочно уехать. Прямо так срочно, что пришлось среди ночи выезжать.

– Гони трешку, – Катька подошла к Софке.

– С чего это? – скривилась Софка.

– Учительницы нет! – Катька со значением расширила глаза.

– Ой, Плошка, не тяни одеяло, – протянула Софка. – Ничего ты не делала. Простое совпадение.

– Не делала, – авторитетно заявила Аська Боброва и мотнула кудрявой башкой.

– Совпадение, – еще раз подтвердила Софка и проплыла мимо.

Катька хмыкнула. Нет, не собиралась она за ней бежать, не будет она ничего доказывать. Не королевское это дело!

– Когда тебя перекосит, это, наверное, тоже будет совпадение, – негромко произнесла Катька.

Софка уже отошла на несколько шагов. Она вполне могла не услышать слов, брошенных в спину. В любом другом случае она бы так и поступила. Но сейчас Софка остановилась, глянула через плечо.

– Точно ты? – негромко спросила она.

– Можешь сходить на кладбище, посмотреть мое заклинание.

– Нет уж… – Софка поплыла обратно. – Если это сделала ты, то – вот.

Софка как будто всю ночь ждала встречи с Катькой – картинно вынула из кармана деньги, хрустнула сложенными купюрами.

– Ну, бывай, – как-то совсем уж загадочно произнесла Софка. – Не кашляй.

Она опять поплыла по коридору. Аська слегка подзадержалась. Она хотела что-то спросить. Хотела даже ближе подойти. Уже и воздуха набрала в легкие, но в последний момент передумала, махнула рукой и побежала за Софкой.

– Это что? – прошептали у Катьки за плечом.

Ириска. Подсматривала.

– А это, Лизочка, – пропела Катька, показывая купюры, – честно заработанное! Я теперь еще больше развернусь.

– Так литераторша… того… – Ириска мотнула головой, словно роняла кого, – из-за тебя?

– Это история умалчивает. – Катьку распирало чувство собственной значимости. – Что у нас с контрольными?

– У тебя четыре, у меня трояк, – скривилась Ириска.

Конечно, Катька ожидала другой результат, и в душе у нее сразу родилось желание отомстить вредной учительнице по физике, которая специально снизила оценку на балл. Подумаешь, половина работы перечеркнута, подумаешь, криво написано. Но написано же!

– Ничего, ничего, – милостиво согласилась Катька. – Будут и у нас пятерки. Нынче я все, что угодно, сделать могу! Что захочу, то и будет.

– Совсем-совсем все? – Ириска завороженно смотрела на прыгающие в Катькиных пальцах купюры.

– ВСЕ! – заверила ее Катька.

– И тебе за это ничего не будет? – портила ей настроение своими вопросами Ириска.

– Будет! – Катька последний раз потрясла деньгами и сунула их в карман. – Теперь у меня будет много денег!

Ей не терпелось поскорее оказаться около окна, выходящего на кладбище. Но сегодня все уроки, как назло, не поднимались выше третьего этажа. Алгебра, история, физкультура…

Катька с особым чувством проходила мимо столовой, заглядывала за решетку раздевалки, толкала дверь спортивного зала. В тренерской хозяйничал физрук Опалыч, поэтому долго торчать на пороге не получилось. Удалось только мельком взглянуть на стопку матов в дальней комнате да заметить, как из-за двери выкатился зеленый теннисный мяч. Кто-то его там толкнул.

Участники вчерашнего действа на глаза не попадались. Соваться к мелким Катька не стала. Еще визг началка поднимет. Долговязый тоже был непонятен, не хотелось наобум обходить все кабинеты старшеклассников. Оставался еще Виталик на класс старше. И Шуз. Но обоих надо было целенаправленно искать.

Шуз нашелся в столовой. Он сидел на длинной лавке, вытянув ноги в новых кроссовках – небесно-голубых с темно-синим кантом, – и методично объедал булку с сосиской. Сквозь хлеб пытался докопаться до мяса.

– А, – вяло протянул он. – Ты жива?

– Почему я должна быть неживой?

Другого приветствия Катька и не ждала – Шуз никогда не был добр к девчонкам.

– Мало ли? – дернул уголком рта Шуз и принялся изучать обкусанность. – Ночь прошла.

– А что ночью?

Катька в эту ночь хорошо спала. Только утром ворона настроение испортила.

Шуз не отвечал. Щелкал зубами над ухом испуганной сосиски. Катька оглядела парня с ног до головы. Что же он такое заказал? И что ему было выдано в наказание? Может, он раньше не мог есть сосиски в тесте, теперь наверстывает упущенное?

Шуз сменил позу, перекинув ногу на ногу.

– А мелкому, – не выдержала Катька, – все так и попадаются косточки в компотной сливе?

Шуз как-то тяжело, со всхлипом, вздохнул. В руке у него была голая сосиска с кусочками теста. Смотрелась она печально.

– Ты бы лучше больше ничего не загадывала, – вдруг произнес Шуз и отправил сосиску в рот целиком. Она у него там очень хорошо поместилась и даже щеки не раздула. – Глядишь, и пронесет.

Он отряхнул руки, встал и ленивой походкой вышел из столовой.

– А почему вдруг пронесет-то? – в спину ему спросила Катька. – Сам же говорил, мне ничего не будет.

Она не ждала, что Шуз ответит. Он и не ответил. Шел такой весь гордый, с сосиской в желудке. Катька сдержалась, чтобы не пожелать ему споткнуться на пороге. Решила тоже купить себе сосиску в тесте, но с тысячи ей сдачи не дали. Еще и наорали. Зато Катька увидела, как в дальнюю дверь кухни вносят коробки. Как грузчик выходит, и кухарка за ним закрывает дверь.

– Если бы у тебя пятьсот было, – подвела итог их спора продавщица. – А с тысячи, где я тебе столько возьму? У меня одна мелочь…

Сильно расстроиться из-за неудачи с покупкой Катька не успела. И даже не успела подумать, что стоило ей пожелать, как сдача у вредной продавщицы нашлась бы. Надо было только подойти к окну и посмотреть на кладбище… Но тут ее подхватили девчонки – Наташа, Аня и Марина, активистки, спортсменки и прилипалы.

– Это правда? – начали они издалека, выталкивая друг друга вперед, словно не договорились, кто первый начнет говорить.

Катька состроила скучающую физиономию. Надо подсказать Ириске, чтобы она процент за сводничество брала.

– Конечно правда! – кивнула она девчонкам. – Зиму отменили! Теперь будет вечная осень.

– Что это ты литераторшу и вообще любое желание…

Катька, конечно, еще поломалась бы, поиздевалась бы, но после встречи с Шузом игривое настроение пропало.

– Просто совпадение, – буркнула она. – Врет Лизка.

Ей уже хотелось оказаться в мирном классе, где окна выходят просто на деревья, и перестать думать о покойниках. Почему это Шуз вдруг ее предупредил? Вчера говорил о другом.

Катька сунула руки в карманы, ссутулилась и побрела к лестнице. Она и без звания «Королева желаний» хорошо жила. А физику самой выучить можно.

Но девчонки не отставали. Они вились и вились, наступали на пятки и под конец уговорили. У Ани было жуткое – жуткое-жуткое-жуткое – желание. И желание это было – ЛЮБОВЬ. Сама-то она уже давно влюбилась. В парня из старшего класса. Игоря. А вот коварный Игорь что-то не торопился Аньку замечать. И любовь ее тоже.

– Пускай хотя бы посмотрит на меня, – жарко шептала Аня, прижав Катьку в углу лестничного пролета под батареей. – Я на дискотеке к нему подошла, а он не обернулся!

– Рядом с ним спотыкалась? – устало отбивалась Катька. Вопросы задавала для порядка, понятно, что не отвертеться.

– Я даже падала – ноль внимания! – Аня была готова зарыдать.

Катька посмотрела на ее аккуратную прическу с ровненьким пробором, на изящно подведенные глазки, на припудренные щечки, на белоснежный отворот блузки. Потом глянула на свои не самые чистые джинсы.

– Столы передвинуть в классе звала?

Аня кивнула. Глаза ее были полны слез.

Не хотелось Катьке ввязываться. Но в памяти всплыла надпись на стене склепа: «Боже, дай моему сыну счастливую личную жизнь в любви и уважении…»

А черт его знает, как это работает! Что на самом деле произошло у литераторши? Может, случайность какая – понадобилось срочно уехать. А может, нечистая сила какая подняла ее вечером, когда та с собачкой гуляла, и выбросила в другое измерение. Кто там занимается осуществлением желаний? Наверное, целый отдел сидит, просьбы разбирает…

– Пятьсот рублей, – сдалась Катька. Сразу представилось, как она покупает сосиску в тесте. Две. А то и три. И пускай только продавщица заикнется, что у нее нет сдачи.

Девчонки согласились и оставили Катьку в покое.

К концу дня она набрала еще несколько заказов. Надавили пацаны. Они две перемены сопели за спиной, косились из углов, вставали на дороге.

– Пятьсот, – буркнула Катька, когда поняла, что так просто от них не отделаться.

– Хотим на физкультуре в футбол играть, – выдал Костян и тяжело шмыгнул носом. – И чтобы без разминки.

– Может, сразу на Опалыча гантель уронить? – предложила Катька.

Парни переглянулись.

– Не, пускай живет, – милостиво разрешили они. И растворились в толчее коридора. Больше на уроках не появлялись.

– Слушай, ты можешь помолчать? – поймала наконец Ириску Катька.

– А я что? – расширила свои карие глаза Ириска. – Я ничего. О литераторше все говорят.

– Вот и пускай говорят, – прошипела Катька. – Чего они все ко мне идут?

– Ну, ты же можешь! – искренне удивилась Ириска.

Катька зависла. Чем дальше, тем меньше она понимала, что она может, а что нет.

– А фиг его знает, – наконец ответила она. – Ты давай пока помолчи, а там посмотрим.

– А как же следующая контрольная? – выдохнула Ириска.

– Какая контрольная?

За всеми этими переживаниями про учебу забылось.

– Так по алгебре.

Алгебра, как и физика, для Катьки была темным лесом. Каждую четверть она давала себе зарок начать все понимать. Вдохновенного порыва хватало на два урока, потом Катька тонула в формулах и вычислениях. Может, надо было просто больше заниматься, тогда бы все получилось. Но отчаяние оказывалось столь сильным, а формулы такими непонятными, что заставить себя сесть за учебники Катька не могла.

А тут, значит, контрольная. Да они сговорились, что ли?

– Ладно, контрольная, – согласилась Катька и тут же добавила, увидев, как расплываются в хитрой улыбке Ирискины губы: – Но больше никому! Надо сначала во всем разобраться.

Ириска так активно закивала головой, что кудрявая рыжая челка запрыгала по лбу. Захотелось по этому лбу врезать, но драка не спасла бы. Ириску если только ядерная ракета могла остановить. И не одна, а сразу десять.

Седьмой урок отшелестел, не задев горящую Катькину голову никакими воспоминаниями. Сдачу с тысячи рублей ей давать отказывались и на третьей перемене, и на четвертой. Свой кошелек она забыла дома, поэтому осталась и без завтрака, и без обеда. В желудке бурчало, на душе скреблись кошки, по мозгам прошлись железным ершиком. Катьку грызли сомнения, правильно ли она поступает.

Она пыталась попасть в кабинет физики, но он оказался закрыт. Жаль, ведь было бы так удобно просто посмотреть в окно…

Вспомнилась надпись, сделанная на розовой стене склепа. Что же, вариантов у нее немного, надо идти.

Она и не заметила, как перемена сменилась восьмым уроком. Оттопали последние шаги, старшеклассники разбрелись по занятиям.

Что-то останавливало, что-то не давало выйти из школы. Пустые коридоры вдруг стали гулкими. Чего это они гулкие? Никогда не были и вдруг стали. За окнами угрожающе прозвенел трамвай. Звякнули стекла.

Катька оторвала взгляд от улицы, почувствовав, что на нее смотрят.

Директор.

Он каким-то образом бесшумно преодолел половину коридора и теперь стоял неподалеку от Катьки. Только она была около колонн, а он – возле стенки.

– Что ты тут делаешь? – зловещим шепотом спросил директор. – Что тебе тут нужно?

– Домой иду, – еле слышно отозвалась Катька.

– Вот и иди, – сурово посоветовал директор. – Домой! Да! Домой!

Он пошел дальше вдоль стены. Руку поднял, словно хотел коснуться пальцами покрашенной поверхности, но не касался. А еще он чуть притопывал левым каблуком. И как она его раньше не услышала?

Катька осторожно пошла следом за директором, выскользнула на лестничную клетку, перегнулась через решетку.

Директор все так же двигался вдоль стены. К перилам и близко не подходил.

Прежде чем исчезнуть на первом этаже, он поднял голову. Катька задохнулась от страха. Точно таким взглядом на нее смотрел вчера Черный Рыцарь.

«Во, добегалась… – бормотала себе Катька, на ходу натягивая куртку. – Надо со всем этим завязывать. Подзаработали и хватит».

Пересекла двор, вышла на улицу. Теперь надо было пройти вдоль забора, завернуть за угол.

Улица была пустынна и тиха. Трамваи нападать не спешили.

Пешеходный переход. За спиной розовая арка. Розовые башенки над входом. Они были такие красивые, словно звали войти в сказочный дворец.

Несколько ступенек, площадка с лавочками, во все стороны расходятся аллеи.

Может, подождать чуть-чуть? Может, попозже? В конце концов она никому не обещала мгновенного выполнения желаний. Ближе к вечеру сходит. Пока уроки сделает. И вот когда пойдет гулять, тогда все и загадает. Для храбрости Ириску с собой возьмет. Раз уж она записалась в секретари.

Катька решительно отвернулась от кладбища, шагнула.

Трамвай оглушил. На мгновение показалось, что вернулось вчера, что она вновь падает с забора под железную махину.

– Да куда ж ты лезешь!

Ее дернули назад за капюшон. Резко. Перехватило дыхание.

Высокий худой старик выпустил Катькину куртку, отряхнул руки.

– По сторонам надо смотреть, – проворчал он. – А то думаете непонятно о чем.

– Спасибо, – прошептала Катька.

Трамвай пролетел. Навстречу второй. На горке показался третий. Старик шел к остановке. Катька постаралась вспомнить его лицо – не смогла, не приметила. Снизу, грохоча и скрипя, пополз еще один железный монстр. Все они звенели, все они грозили убить.

Катька поправила перекосившуюся куртку. С другой стороны, почему бы и не сейчас это сделать? Погода хорошая, светло, птички поют. Вчера вечером их кто-то напугал, а сейчас, при солнечном свете, никто плохой и не появится.

Краем сознания отметила, что чувствует странную неуверенность, и поднялась по ступенькам.

На лавочке плакала девушка. В длинном белом плаще. Уронила лицо в ладони. Плечи трясутся.

– Не ходи! Не ходи туда! – всхлипнула она, чуть приподняв лицо над руками. – Я же тебе говорю! Почему ты не слушаешь?

Катька покосилась по сторонам. Рядом с девушкой никого не было. Либо она так давно жаловалась, что спутники ушли, либо она говорила сама с собой. Жаловалась в ладони, повторяя и повторяя одно и то же:

– Не ходи! Слышишь? Не ходи!

Катька хмыкнула для приличия. Девушка могла быть просто сумасшедшей, сидеть тут и вспоминать старую беду.

– Да я так, прогуляться, – привычно соврала Катька и потопала дальше в глубь кладбища по широкой центральной аллее.

Правый склон покато уходил вниз. Видимо, там и текла речка Синичка, спрятанная в трубы. Речка со странной синей водой, с неприятным запахом… Была и еще одна версия, что вода застоялась и превратилась в мертвую. Но как, она же по-прежнему течет? И как попадает на покойников? Сквозь трубу просачивается?

За спиной звякнул проходящий трамвай, Катька обернулась – лавочка оказалась пуста. Девушка нажаловалась, нарыдалась и ушла. Бежит, наверное, на остановку, торопится. Слезы на щеках высыхают.

Ну ладно! Чего Катька и в самом деле все приглядывается, прислушивается? Жизнь продолжается! Сейчас она свои дела быстренько сделает и домой пойдет. Есть очень хочется.

Катька поправила сумку и зашагала вперед. По сторонам старалась не смотреть, в глаза покойникам на фотографиях не заглядывать. Белый узкий склеп Бингера не заметить было невозможно. Перед ним Катька свернула.

Проход к заброшенному розовому склепу был зажат между оградками. Колыхалась от ветра трава на крыше.

Двумя ступеньками Катька спустилась на небольшую площадку перед почти разрушенным строением, заглянула в щель решетки. Внутри склепа было темно и грязно. Видны были лавки вдоль стен. Напротив входа ниша. Что-то там, наверное, когда-то стояло. Сейчас пусто. Стены тонули в темноте и что там на них было – если вообще было, – разглядеть оказалось невозможно.

Катька пошла вокруг склепа направо, завернула за угол, стала вчитываться в надписи.

«Господи, прошу! Юлю я всегда любил, но сейчас… Отпусти мою боль или верни ее!»

Это был настоящий крик о помощи. Катька вздрогнула.

«Господи! Прошу улучшить отношения в семье моей дочери Марии. Пусть у них воцарятся любовь и уважение друг к другу. Аминь».

«Боренька! Я тебя очень люблю! Прости меня! И вернись!»

Катька почесала затылок. Печальная надпись. Так и виделось, как пишущая это девушка плачет. Совсем как незнакомка на лавочке.

«Господи! Помоги мне, пожалуйста! Хочу, чтобы дочка в августе въехала в новую квартиру. Чтобы внучка училась на «5». Чтобы зятю прибавили зарплату».

Затылок у Катьки опять зачесался. Надписей было много. Но ее карандаша не было. Где она стояла вчера вечером? Помнится, от угла сделала шаг. Ну, другой. Не наклонялась, писала как стояла. Должен быть длинный столбик имен, все эти Виталики, Димы… и просьба.

Но ее просьбу как будто кто-то стер. Причем так, что не задел остальные записи.

– Интересно, – пробормотала Катька, копаясь в сумке. Взять фломастер она не догадалась, ручка по такой стене писать не будет, а вот карандаш… Кажется, карандаша у нее не было.

– А я все пишу, пишу… Ничего не помогает.

От неожиданности Катька выронила сумку – в руке остался учебник алгебры, это было единственное, что она успела схватить.

За наклонным входом в склеп стояла женщина в темном. В облетевших кустах она была почти незаметна.

– Год хожу, – пожаловалась женщина и полезла из кустов на дорожку. – А не помогает. Другим, знаю, помогает. Вот подружке моей. Все, как хотела, случилось. И муж в семью вернулся. Только помер вскоре. И вот на работе там одной… Хотела она квартиру. Правда, их соседи залили. Мне же все мимо. А у тебя как?

– Еще не поняла, – пробормотала Катька, нагибаясь за сумкой. В щели между стеной и каменными плитами лежал синий фломастер. Как будто специально для нее подкинули.

Женщина понимающе кивнула.

– Ну, может, тебе повезет.

Сказала и пошла прочь.

Ошарашенная Катька посмотрела ей вслед.

Сплошные психи на этом кладбище!

Что-то лишнее было в руках. Учебник. Сунула в сумку. Выдохнула.

Так, что она хотела-то?

Ага! Анька с любовью, Костя с футболом, еще Серафима с зубами – боится идти к зубному, хотела, чтобы так все прошло. У нее еще ссорились родители, просила их помирить.

Записи Катька расположила друг под другом, безжалостно перекрывая предыдущие просьбы. Подумала было сделать доброе дело и упомянуть эту странную женщину. Но не стала. Вдруг у желаний есть лимит?

Сделала шаг назад, чтобы полюбоваться работой.

И краем глаза заметила высокую фигуру в черном.

Дурацкое повторение какое-то! Так уже было!

Катька вжалась в стену.

Спокойно! Может быть, именно так и действует ее талант? Она пишет, а Черный Рыцарь выполняет. Бояться пока нечего. А вчера… Ну, подумаешь, вчера. Ее все старательно пугали, вот она и испугалась. Могла вчера и не психовать.