Читать книгу Ночное солнце. Стихи - Елена Ушакова - Страница 6
Метель
Оглавление«Окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой…
Небо слилося с землею».
В этих местах за окнами, утепленными ватой,
сегодня, как полтора века до нас с тобою,
белые вихри снуют, и злая бежит позёмка,
и мы, россияне (термином стало слово
необычное, произносимое нынче с вызовом, громко),
медлительные сердцем дети града Петрова,
словно скучаем – лень, неохота; все равно не победишь погоду,
не добраться из Ненарадова в Жадрино,
его величеству морозу в угоду
сидим у телевизоров и следим в декабре нежадно
за сюжетами: вот депутат округляет око,
пускаясь в рискованное придаточное, как в путешествие.
Метель! Слабую мысль прогрессивную сносит далёко,
трудно продвигается, с барьерами, словесное шествие.
Где, где спасительное сказуемое с подлежащим?
Память о слове, только что произнесенном,
занесло: змейкой вьется бессмысленно жужжащей
одинокий союз, вырванный порывом ветра бессонным.
«Подали ужинать. Сердце ее сильно забилось». По всем расчетам,
давно пора уже быть ему дома; подгоняют тревогу
электронные часы с комода, и лифта напрасное гудение
нехорошее что-то
нашептывает, накачивает, или, как сказал Солженицын, указывая
всем дорогу,
«нагуживает». Чего только не выносит наш могучий…
Однако можно же позвонить, задерживаясь!
Какие только не бывают несчастные случаи!
Нет-нет, воображение, крепись, пожалуйста, коней придерживая!
Вьются, вьются под фонарем белые оводы,
не то пляшут, не то срываются в бегство отчаянно.
С пятого класса знаем, что причины сражений и поводы – разные.
Они разные не случайно.
Сколько скрытых мотивов поведения, тщательно таимых,
как причудливы извивы чувств и в радости, и в позоре!
Тень Федора Михайловича реет даже в Токио, даже в небе Рима,
Словно разнесли инфекцию звездчатые снежинки-инфузории.
Но мы, не правда ли, устойчивы и податливы, как наши рябины, ивы,
И такими должны быть, друг, наши сыновья и дочки.
«Бурмин побледнел и бросился к ее ногам» – как счастливо!
Гений человечности светит нам сквозь снега и строчки!
